.
Однажды Комарович-Дырченко, принимая новую дра-
му, прямо посреди прогона схватил постановщика Дай-
верфельда за чуб и, наворачивая вихры, возопил:
– А что! Любишь ли ты театр ТАК, как люблю его я?
Исступлённо! Жадно! До хруста в желваках! У тебя, чёр-
та, так ли с театром, как у меня? Так ли?
Дайверфельд стал оседать на копчик, нехорошо хри-
петь и задыхаться. Его слюнявый жилистый язык зава-
лился на бок… Наконец, вывернувшись из мёртвой хват-
ки театрального светилы, он сиганул в бельведер правой
стороны, оттуда выскочил на Тверскую-Ямскую, а уж от-
туда, якобы, к цирюльнику… И был таков!
Комарович же Дырченко, недолго думая, схватил за
грудь Выхлюка, руководителя альтернативной студии, и
гаркнул ему прямо в нос, шибая прекрепким духом:
– Что, сопляк! юбка! любишь ли ты театр ТАААК!..
Выхлюк в тот день был в одной распашонке… Он тут
же лишился чести, выронил из рук бант и стал скушен…
Тогда неистовый Комарович стал крушить всё на сво-
ём пути и вдруг увидал кассира.
– Стооой! – яростно вострубил мэтр.
– Аааа! – в ужосе заорал кассир.
В театре началось худое…
Спрашивается: что ж это, чёрт бы всё драл, за лю-
бовь такая!
конец
.