Качеганский вратарь

Эрик Аспиров
                I

     Не ищите «Качеган» в словарях или на карте мира, вряд ли найдете. Качеган или Качеганово – название моей родной деревни почти в самом центре Башкортостана, где когда-то было более трехсот домов. А жителей деревни, тем более детей, лет пятьдесят назад никто не пересчитывал. Просто не успевали пересчитывать. В общем, семь-восемь детей в каждом доме – было тогда в порядке вещей.
     Что означает слово Качеган, никто точно не знает. Кто-то утверждает, что когда-то в наших краях обитала большая хищная птица под таким названием;  другие уверяют,  что нашу деревню обосновал древний воин Качеган-батыр. Как бы там ни было, мы все деревенские гордо называем себя качеганцами  и стараемся быть во всем первыми. Но игра в хоккей для наших деревенских мальчишек и парней во все времена стояла особняком и мы мало кому в округе, да и в республике в целом, можем уступить первенство без боя.

     А началось наше повальное увлечение хоккеем полвека назад, когда в деревне появились первые телевизоры «Снежок» и мы увидели на экранах наших кумиров: Михайлова, Петрова, Харламова и подсмотрели начальные азы игры.
     Мне тогда исполнилось семь лет. А за полгода до этого, в конце прошлой зимы, дядя Равис подарил мне свои старые коньки, а ему родители купили новые взрослые. Дядя был старше меня на семь лет, и  его старые  велосипед, лыжи и прочее  всегда доставались  мне по наследству.
     До самой весны я пропадал целыми днями на реке Уязы, которая огибала нашу деревню полукольцом, и тренировался на открытом от снега  льду, вдали от посторонних взглядов и усмешек. Не обошлось, конечно, без шишек и синяков; пару раз в начале весны проваливался под лед по пояс. Но зато к началу следующего сезона я прилично научился кататься на коньках. Во-вторых, я был самим маленьким по росту среди сверстников и, когда вставал на коньки, чувствовал себя выросшим сразу на пять-семь  сантиметров, и появлялось неуемное желание летать, будто вместо коньков надевал крылья.

     Следующую зиму, когда Уязы опять покроется льдом, я ждал, как  никто другой в деревне, с нетерпением. Помогал мне скоротать время мой друг и непримиримый соперник на ледовых баталиях  Разим. Мы вместе начали готовить коньки еще летом. Отец Разима – дядя Анвар – колхозный кузнец подправил железные подпятники, подварил трещины на лезвиях коньков, подарив им вторую или, может быть, десятую жизнь с момента изготовления на заводе.  Мы, в знак благодарности,  помогли перетаскать  два самосвала угля под навес кузницы.
     Сразу после этого наши пути с Разимом разошлись. Начав  заточку коньков  каким-то особым способом, сын с отцом меня выставили вон из кузницы, как бы я ни умолял остаться, чтобы чужие не подсмотрели  их секреты.
     Все оставшиеся дни я с еще большим нетерпением ждал наступления морозов. Весть о том, что Разим с отцом готовят какие-то чудо-коньки, постепенно разошлась по всей  деревне. Команда, где будет играть обладатель таких коньков и заимеет  за счет этого явное преимущество на хоккейном поле, заранее торжествовала. Соперники же, напротив, паниковали. В общем, кристально чистый воздух над деревней все больше накалялся  с приближением зимнего сезона, грозя растопить, еще не успевший застыть, лед над рекой Уязы.

     И вот, однажды проснувшись ноябрьским утром, я по привычке подбежал  к окошку посмотреть погоду. Снега не было, но зато все деревья, еще месяц назад сбросившие листву, были осыпаны серебристым  инеем, а жирные домашние  гуси тоскливо тусовались возле хозяйских дворов.  Последнее  яснее всего говорило о том, что река покрылась льдом, закрыв купальный сезон для  лапчатых.
     Быстренько перекусив, я схватил свою хоккейную  амуницию, приготовленную еще с лета, и побежал к реке. Как бы я ни бежал, как бы ни торопился, основные хоккеисты – всего человек пятьдесят от семи до семнадцати лет - были уже там. Все они, образовав тесный круг, с интересом рассматривали и обсуждали чудо-коньки Разима. Я тоже протиснулся в круг и увидел их - блестящих, как кавалерийские сабли. Они и заточены были, как сабли, остро и идеально ровно. Несомненно, такими коньками можно было одним  замахом  перерубить сук толщиной с запястье.
     - Ну, что на них смотреть без толку! - заявил Черный Ильгиз, капитан верхнеуличных, коим относился и я.- Давайте, испытаем коньки на деле!
     Затем он выделил меня и Разима из толпы, и проинструктировал:
     - Кто из вас добежит до того дерева на берегу и прибежит обратно первым - попадет в команду. А кто отстанет – пойдет домой. Ясно?

     Нам два раза не надо было повторять и сразу бросились завязывать коньки. Дядя Равис помог мне крепче затянуть сыромятные кожаные ремни вокруг валенок и еще подбодрил по-братски. Разиму тоже кто-то помог.
     Потом мы с ним встали рядом и, по отмашке того же Черного Ильгиза, побежали. Я буквально полетел, как происходило со мной всегда, когда вставал на  коньки, и не видел больше никого и ничего рядом с собой. Только ветер свистел в ушах и прибрежное дерево стремительно приблизилось ко мне. Совсем  не сбавляя скорости, я быстро развернулся, подняв вокруг себя ледяную пыль, и со всех оставшихся сил устремился обратно. И только тут увидел своего соперника,-  он находился почти там же, откуда мы стартовали. Обладатель чудо-коньков  Разим всем своим видом напоминал муху, нечаянно севшую  на  варенье на обеденном столе: когда он пытался оттолкнуться, его конек вгрызался в лед, как нож в масло, и застревал там; когда же он пытался освободить его опираясь на другую ногу, вгрызался и застревал и второй конек.
     Обычно  суровые по жизни хоккеисты от смеха держались за животы, а кое-кто лежал на льду и дрыгал ногами, не в силах больше смеяться. Лишь Черный  Ильгиз наблюдал за происходящим нахмурив брови.
     - Хватит тебе портить лед!- крикнул он несостоявшемуся чемпиону по бегу на коньках. – Иди домой! Еще, скажи отцу, пусть купит тебе нормальные коньки, как у Газинура.
     Ревя в три ручья, Разим  пошел прочь, на ходу разбрасывая в разные стороны свои «чудо-коньки».

     Да, Газинур – это я. Так я стал полноправным игроком хоккейной команды и крепкие старшие  ребята с этого дня стали называть меня по имени.

                II

     Собственно, потом началась игра. Сначала мы разделились на две команды по двадцать пять человек в каждой, благо площадка позволяла: вся река была в нашем распоряжении. По случайному стечению обстоятельств, в одной команде оказались все верхнеуличные, а в другой – нижнеуличные. Как бы ни хотелось, меня - самого маленького - поставили в ворота  верхних.
     Перед самым началом игры Черный Ильгиз прочитал мне короткое, но емкое  капитанское  наставление:
     - Газинур, если без моей команды оставишь ворота, переломаю тебе все ноги!

     И началось! Все пятьдесят  человек,  кроме двух вратарей,  одновременно бросились  в атаку и, естественно, вскоре у наших ворот образовалась большая куча из человеческих тел и клюшек, которая со стороны напоминала ежа. Подобно ежу, куча из человеческих тел так же медленно двигалась, то приближаясь к нашим воротам, то отдаляясь. Только было слышно, что где-то глубоко внутри кучи, шайба со стуком переходила от клюшки игрока одной команды к клюшке игрока другой команды.
     Саму шайбу после начала игры я ни разу не видел, но все же не терял бдительность и был готов отразить ее в любую секунду, откуда бы та ни прилетела: по воздуху, по льду или немыслимо отразившись от берега реки.
     Видимо в какой-то момент  Наши начали брать верх, и куча, по-прежнему медленно, двинулась в сторону ворот противника  вниз по течению. Вскоре куча достигла места, где река делала крутой изгиб в ста метрах от моих ворот и скрылась из виду. Постепенно за тем же изгибом затихли стуки клюшек по шайбе и крики игроков, отдаляясь.

     Я остался один. Совершенно  один. Но, помня наставление своего капитана, и не думал расслабиться и продолжил стоять в воротах так же, как делал это Третьяк на экране телевизора. Так продолжалось примерно два часа. Никто за это время не пытался атаковать мои ворота и забить шайбу. По-прежнему, вокруг меня никого не было.
     Вдруг я почувствовал, что мои ноги, туго затянутые ремнями поверх валенок, затекли. О том, что можно развязать ремни и снять коньки, нельзя было и помышлять. Вдруг из-за изгиба неожиданно вылетит соперник с шайбой?! Я еще немного постоял, но потом решил, если немного посижу, то успею встать и встретить соперника во всеоружии. Так и сделал, немного выкатился из ворот вперед и уселся прямо на льду.

     По-прежнему, никого не было видно и слышно. Я оглянулся и осмотрел свои ворота внимательно, как никогда, согласно своему новому статусу. Это был мост, деревянный мост на сваях через реку. Сваи моста зимой  служили хоккейными воротами.  Другие ворота оборудовали где-то в километре от моста, вогнав в лед две деревянные палки.
     Затем я стал рассматривать лед. Он был ровный, как зеркало, и прозрачный и чистый, как хрустальная ваза. Так и тянуло его  лизнуть. Однако сидеть на голом льду было неудобно и холодно. Встаю и начинаю раскатываться перед  воротами - мостом. Вскоре мне опять становится тепло, и кататься просто так становится скучно.

     Отыскав на берегу круглый камешек, похожий на шайбу, начинаю бросать его клюшкой в ворота. В тот раз я забросил больше ста голов в собственные ворота. Забросил бы, может, еще больше, но тут услышал голос матери:
     - Газину-у-ур, ку-у-ушать!
     Ничего себе! Значит время уже два часа, пять часов, как я ушел на хоккей! Но где же моя команда? Нельзя же заставлять волноваться мою мать! И ворота нельзя оставлять… И кушать охота… А может, пока никто не видит, сбегать быстренько домой и перекусить?
     С этой мыслью  добегаю до изгиба реки, посмотреть, не покажется ли кто из хоккеистов? Никого. Не слышно и голосов. Я, пятясь, начинаю двигаться в сторону дома. Но не успеваю пройти и пятидесяти шагов по берегу, из-за изгиба вылетает  куча из тел и клюшек. Только теперь все клюшками пользуются не для того, чтобы ударить по шайбе, а по сопернику, махая ими, как саблей или копьем.

     Я изо всех сил бегу к своим воротам, чтоб защитить их, хотя шайбы нигде не видно. Одновременно боковым зрением вижу, что от толпы отделяется один из дерущихся  и бежит ко мне с клюшкой наперевес. Мне становится реально страшно, но  быстро успокаиваюсь, узнав  своего дядю.
     - Газинур, беги быстрее отсюда!- кричит он еще издалека.- Черный Ильгиз тебя отпустил. Сейчас тут такое начнется!
     Подбежав, дядя Равис берет меня за руку и буквально тащит за собой в сторону деревни. Попутно он успевает поделиться со мной свежими хоккейными новостями, напоминающими фронтовые сводки:
     - Конечно, гол мы им не смогли забить, но потрепали здорово! Беглому Габдельхаю выбили зуб, другой - Бэ-Дэ Габдельхай провалился под лед вместе с шайбой.  Сейчас он, должно быть, сушит дома около печки свои портки. Их капитану Косому Риму поставили фингал, который еще неделю будет «красоваться» под его глазом. Так, Косой Рим  будто озверел после этого и нас начали теснить. Мне кто-то заехал клюшкой по спине. Немножко больно, но, думаю, за неделю пройдет.

     Когда до ближайших домов остается  метров сто,  дядя Равис слегка подталкивает  меня сзади и добавляет  вслед:
     - Давай, беги домой. Моим родителям ничего не говори, пусть не ищут меня. Я сам приду позже. Только сначала с ребятами покажем этим выскочкам с нижних улиц, как надо играть в Хоккей!