На своей тропе

Геннадий Клау
- Да вы хоть имеете представление во что мне выливается день фрахта вашей посудины? - Луиджи встал из за стола. Смуглый и коренастый он напоминал мафиози.
- Поверьте, всё на столе - это отменная французская кухня...- Никогда я ещё не видел шефа таким растерянным.
- Вы о лягушках? - Луиджи усмехнулся - В детстве я был немного натуралистом, но с возрастом просто хочется хорошо поесть. В Палермо лягушек нет. Как насчёт капонаты?
- И нам капонату - Франческа, очень похожая на отца брюнетка, обнажила в ухмылке стройные зубки. И мускулистый шкаф-хахаль рядом с нею тоже обратил к нам свою квадратную, не перегруженную эмоциями, физиономию. Было ясно, что шеф понятия не имел о сицилийском закусоне.
- Господа, - вмешался я - моя бабка из Палермо, могу сварганить вполне съедобную капонату,- пришёл я на помощь терпящему кораблекрушение шефу.

Даже как-то неловко, да стоило ли встревать? Мы словно поменялись ролями: шеф послушно рубал помидоры и миндаль, а я толок в ступке ароматные специи спрыскивая те оливковым маслом и винным уксусом, пока на открытом огне дымились пузатые баклажаны. Подавал я на стол сам. Не замечая меня, гости чокнулись сладковатой Марсалой и приступили к трапезе. Разложив на столе блюда и закуски я собрался было тихо улизнуть, как вдруг меня окликнула Франческа.
- Эй, красава! - В руках у хорошенькой уроженки Палермо сверкнула бутылка Нерелло. Сейчас как влепит по мозгам! Уж я то знал какими необузданными могут быть в гневе бабкины землячки. Девушка же, вновь обнажив опаловые зубки, продолжила:
- Браво, красава!
- Прямо капоната моей покойной мамы! - подобие улыбки всколыхнуло и усищи папаши Луиджи, хотя слово "мама" в устах "мафиози" звучало слегка комично. Даже шкаф молча хлопнул пару раз в ладоши, скривив губы в подобии улыбки. Франческа всучила мне дорогое вино, а, вслед за тем, больно притянув за уши, звонко чмокнула в щеку, обдав внеземным запахом дорогой косметики.
- Карло, а давай возьмём красаву на Дзонгри? - этот вопрос был задан её шкафу-ухажёру, у которого, как оказалось, даже имелось имя, так, будто я был их домашним щенком.
- Да нафиг он тебе? Шерпы прекрасно готовят!
- Ступидо ты, Карло! Тебе бы пузо набить.

Шкаф Карло оказался заядлым любителем гор, и, по воле случая и его милой воплотительницы в жизнь Франчески, судьба забросила меня с корабля - нашей раскалённой средиземноморским солнцем океанской яхты - на бал, в роли коего как раз пребывал наш предпоходный междусобойчик в крохотном кабаке в забытой богом горной деревушке Северной Индии на высоте 1780м. Потягивая неведомое мне зелье, настоянное на подозрительных по своему воздействию на меня, травах я отдавал путанные указания куда более устойчивым к такого рода утехам шерпам какими именно продуктами следует набить их бездонные рюкзаки. Да уж, шерпам предстояла лошадиная работёнка! Тем временем Карло и Франческа беспечно сосались у камина; их глаза сияли не то друг от друга, не то от дымка испускаемого трубкой, передаваемой ими друг дружке между поцелуями.

Первый день все мы шли вместе и почти налегке - все вещи несли шерпы. Несмотря на пугающие размеры их рюкзаков, те шли резво, весело перекидываясь словечком-другим. Мы карабкались в гору с ежечасными привалами и через почти что 7 часов ходьбы были изрядно измотаны. Звонкий голосок Франчески стих уже через пару часов ходьбы и даже шкаф Карло порой тяжело переводил дыхание. Тем не менее добрались ещё засветло. Я лишь наскоро подогрел на походной газовой горелке заготовленную накануне снедь. Поужинав, все мы рухнули в свои спальники. Я проспал ночь как убитый, спасибо спальник был тёплым и палатка уютной.

Рано утром меня разбудил Дава. Несмотря на колотун, мы с шерпом прошвырнулись к горному ручью на водные процедуры. Зубы сводило от ледяной воды, но с её свежестью пришла бодрость. Я энергично стругал морковь когда из своей палатки - шатра показалась Франческа. Она была растрёпана и зла - даже это ей было к лицу. Ей вслед из палатки неслась грубая брань по-итальянски
- Вафанкуло! - огрызнулась девушка и побежала вниз по тропинке. Дава устремился за ней, а я, отвернувшись, продолжал работу над завтраком. С тех пор скандалы уже не утихали. По ночам нас будили крики и ругань - в палатке-шатре шла война.

День спустя Карло собрал нас у своей палатки.
- Она - он ткнул пальцем во Франческу - останется тут, у неё спутниковый телефон - её с трека снимут спасатели.
- Стронцо!  Франческа подняла средний палец, на её глаза навернулись слёзы.
- Все со мной! - прикрикнул Карло, заметив, что кое кто из шерпов колеблется. А тебе особое приглашение? - злобно бросил он мне.
- Ты чего, дурной?!! Она ж замёрзнет тут одна! Насмерть! - Начал я фразу робко, но к концу её уже точно знал, что с Карло я не пойду.
- Я сказал "со мной!" - Своими ручищами шкаф Карло оторвал меня от земли. Но, когда надо, и я могу быть упрямым - не зря же я внук сицилийки. Он мог бы меня убить, но мёртвая хватка его пальцев медленно ослабла, я выскользнул на землю и он молча зашагал прочь, лишь махнув шерпам, чтоб шли за ним. Только Дава наспех побросал, что успел, нам с Франческой в рюкзаки. И мы остались одни...

Никуда звонить Франческа не собиралась. А идти дальше стало тяжелее. Франческа шагала безразлично, уткнув взгляд в тропу, не глядя на окружающие красоты. Кое что из вещей она взяла к себе в рюкзак, на мне же покоился вес палатки, спальников, горелки, фонариков, тёплых вещей  и изрядной порции продуктов, причём те были вовсе не обезвоженной походной пищей - в чём либо отказывать себе в этом походе изначально не планировалось. Сперва заморосить дождь, потом полило как из ведра. Под удары грома и вспышки молний задул ураганный ветер. Быстро стемнело, и мы принялись лихорадочно устраиваться на ночь, стремясь не намочить всё, что было. Задраив пологи палатки, мы наконец втиснулись в хлюпающие водой спальники. За брезентом палатки под завывание ветра дождь сменился снегопадом. Было холодно, противно и страшно. С минуту мы лежали молча. И тут Франческа вдруг хихикнула. Потом ещё, ещё... Её хихиканье было заразительным, и вот уже, холодные и промокшие, мы хохотали до надрыва животов среди воя вьюги, грозившей смести нас вместе с палаткой в пропасть, сами и не зная чего. Её смех прервался так же быстро как и начался. Я тоже смолк, и тут в темноте встретил её губы. Они были холодные и влажные. Мы поцеловались кончиками губ, потом ещё. Наша палатка, мокрые спальники, вой ветра, снегопад - всё это куда то уплыло, растворившись в свете неизвестно откуда выплывшей луны за окном палатки. Луна отражалась и в чёрных бусинках-глазах Франчески, когда её горячее гибкое тело вдруг плотно прижалось к моему...

Утро встретило ослепительным солнцем. Дух захватило от представшей предо мной красоты. Всё вокруг было в снегу - горы, скалы, деревья, кусты. Впереди распростёрлось горное озеро, с прозрачной как слеза, водой. В нём отражалась безоблачная голубизна неба. Озеро мы не заметили во вчерашней темноте и буре. Было холодно, но в безветренной тиши утра лучи солнца приятно ласкали кожу и кутаться в наслоения гортекса не хотелось. Из палатки показался острый носик Франчески. Очарованная, как и я, видом озера она высвободилась из объятий спальника и босиком рванула к берегу. На покрытом тонким слоем снега песке она скинула с себя термальное бельё.
- Чё, рехнулась?.. - я не успел закончить. Раздался всплеск, оглушительный визг и девушка с головой ушла в ледяную глубь озера. Словно в припадке сумасшествия я также скинул свои термалки и бегом последовал за ней. На мгновение моё сердце остановилось. Я перестал чувствовать тело, оно, казалось, растворилось в чистоте ледяной воды. Озеро оказалось глубоким, когда же я вынырнул Франческа была совсем рядом. Она обвила моё тело тонкими руками - её тело колотилось, и вместе с тем казалось горячим как пламя огня. Сплетясь телами мы неким единым четырёхногим организмом вновь нырнули, а после, как ошпаренные выскочили из воды обратно в палатку, где время вновь исчезло для нас, двух микроскопических кристалликов счастья среди громадных, голых, холодных, безлюдных гор...

Я уже заканчивал готовить завтрак, когда она вдруг взвизгнула за моей спиной. Вздрогнув, я обернулся. К нам шла группа людей. Даже отсюда мог ли я не узнать шкафоподобный силуэт плечистого Карло? Подобно собачонке, завидeвшей хозяина после долгой разлуки, Франческа кинулась к Карло и с разбегу повисла у того на шее. Будь у неё хвост, он бы точно заходил сейчас кругами. Их губы прижались в долгом поцелуе...

Лайнер плавно набирал высоту. Я впервые летел бизнес-классом. С трудом и поверил, когда вдруг обнаружил конверт с билетом в снятом для меня номере в пятизвездочном отеле HYATT, Катманду. Да уж, некто вовсе недурно позаботился обо мне! За стеклом иллюминатора всё тянулись горы. Когда-нибудь я вернусь к ним - мог ли я предположить, что после всего происшедшего, подобно шкафу Карло, я ими тоже заболею. Перед глазами поплыло хорошенькое лицо Франчески, каким я его запомнил на снежном перевале спустя пару дней после возвращения к ней её Карло. Тот бухнулся тогда на колено в снег у горки камней, обозначивших высочайшую точку перевала и протянул ей коробочку, а в той - колечко с бриллиантом, сиявшим ярче её чёрных бусинок-глаз. Суждено ли им разругаться насмерть, не прожив вместе и года, или счастливо дожить до старости, когда в окружении детей и внучат скрючившаяся дугой старуха Франческа, заперев гроб супруга в фамильном склепе в Палермо, прошепчет ему на прощанье "Вафанкуло, тесоро мио!"? Кто знает. Но мне никогда не забыть обжигающий огонь её тела в обжигающей холодом чистой как слеза воде горного озера. У каждого в жизни своя тропа. Тропы людей могут пересечься, но в конечном счёте все они ведут туда, где нам надлежит быть. И ничего тут не поделать.

А тем временем моя тропа вела меня, набирая высоту и скорость, домой, где, знал я, мне суждено открыть сицилийский ресторан, равного которому не будет нигде больше в мире...