«Ты ведешь себя так, что мне хочется уйти. Уйти не возвращаться. Ты привык, что я есть, я всегда рядом. И тебе не нужно даже со мной говорить. Я теперь твоя любимая плюшевая игрушка, с которой можно спать, обняв за талию, а в течение дня не вспоминать, просто не обращать внимания за важностью текущих дел. Любое дело для тебя – дело повышенной важности. Будь то ноутбук или бритва, друзья или бездомный котенок, яичница или взгляд сквозь стену. Это не просто равнодушие – это… не знаю… Мне нужно подумать, что делать дальше, прости...»
Полчаса кряду я теребил в руке записку, силясь понять, о чем она. Некоторые слова были мне знакомы, некоторые даже понятны, но они никак не хотели складываться в слаженный текст, имеющий хоть какой-то смысл.
Невозможно горячее кофе причиняло боль ладони, я поставил чашку на стол.
Она была, точно была - женщина, рядом с которой я просыпался и засыпал - это все что я могу понять. Ведь откуда-то брался завтрак, ужин и чистые выглаженные рубашки, кто-то ведь убирал с пола то, что я снимал с себя, придя с работы. Кто-то покупал мне пиво, кормил кошку, оставлял сладковатый аромат духов по всей моей берлоге… И сейчас ее нет. Я сел в кресло, закрыл глаза, попытался представить ее лицо. Она права: я не помню цвет ее глаз, какая стрижка была у нее последнее время, какого цвета ее помада и шелковый халат. Но в отличие от прически, последнее я могу выяснить.
Открыв глаза, я увидел странную вытянутую антропоморфную тень возле окна.
Да нет, показалось.
Зашел в спальню, открыл шкаф. Не уверен, но, по-моему, искомый предмет обыкновенно висел на плечиках, с самого края. Кажется, она не любила ходить в халате. Вообще не любила лишней одежды. Или не она?.. Черт. Черт. Черт.
Нужно сосредоточиться. Итак. Пять лет рядом с ней, да? Кажется, почти шесть, если мне не изменяет память, мы познакомились на выпускном в инязе… Ее зовут Лиза, да? Вроде бы… по-моему, первое время я называл ее Лизунчик, сладкая была, ласковая, как конфетка. Есть такой аналог корейского чупа-чупса на палочке. Уже хорошо - в наших краях говорили, что секс - не повод для знакомства.
Маркиза подкралась к моим ногам и жалобно мяукнула. Потерлась о лодыжку. Нереально по-человечески вздохнула и угрюмо улеглась на пуфик у кровати.
Ничего похожего на шелковый халат в шкафу не оказалось. Ни одной вещи, принадлежащей кому-то, кроме меня… Что же дальше?
О’кей, нужно попробовать найти хоть что-то. Помаду, духи, крем для рук, розовое полотенце (я такого с роду бы не купил)… Должно же быть хоть что-нибудь. Раз есть записка, значит, была и она. Ведь была же?..
Не могу однозначно ответить на этот вопрос. Странно. Нормальный же человек, адекватный, в психдиспансерах не наблюдался, головой не ударялся, потерями памяти не страдал вроде бы. Или все-таки?..
И если ее не было, то почему сердце болезненно сжимается и хочется бежать куда-то… А если была…
Что значит если… Записка, в отличие от моей памяти – однозначна в этом вопросе. Сам бы я вряд ли додумался писать себе записки. Но и это не аксиома. Теорема скорее, причем, с весьма сомнительными исходными данными.
Мне пришлось звонить начальству, брать выходной. Множество вопросов требовали хоть парочку ответов, желательно безапелляционных, типа – «да» или «нет». В поисках этой самой парочки, я перевернул весь дом, на это ушло часа два и еще четыре – на то, чтобы привести квартиру в более-менее сносный порядок. Но ни одного ответа. Ни одного случайного воспоминания из недр ассоциативной памяти. Ничего, что могло бы указать на наличие присутствия женщины в моей жизни. Теперь уже прошлой, если записка предназначалась мне.
К тому моменту я стал сомневаться в этом, если честно. Даже не так – я уверился в том, что письмо не имеет никакого отношения ко мне. Нельзя же быть настолько твердолобым, чтобы не помнить, что ты с кем-то живешь несколько лет кряду. Мне спокойнее было думать, что записка, найденная на столе возле открытого окна, была просто принесена ветром. А мои смутные ощущения о ее присутствии и рубашках – просто плод разыгравшегося воображения.
Да-да, воображения. Стирка, глажка и еда – это одни из тех механических действий, которые выполняешь незадумываясь, не отдавая себе отчет в том, что делаешь что-то руками, потому что голова обычно занята размышлениями о чем-то отстраненном.
Блаженные верующие, ибо всегда получают по вере.
Придя к такому выводу, я успокоился, выдохнул, принял к сведению, что за окном поздняя весна и дата на календаре в моем мобильнике очень позитивная – шестнадцатое мая. Время – самое начало вечера, и я могу отдохнуть, погулять и расслабиться, поскольку, как среднестатистический, но гораздо более опытный, чем все среднестатистические сачки, сачок, прогулял работу. Более опытный, потому как причина прогула даже для меня не слишком объективна. Если вдуматься и попробовать написать пояснительную гипотетическому начальнику небесной канцелярии… Я прогулял работу… потому что мне показалось, что случайно попавшая на мой стол записка предназначалась мне и я решил найти ту, которая ее писала, чтобы убедиться в том, что она не плод моего воображения... Как-то так.
Сформулировав столь же бессмысленный, сколько и успокоительный по форме тезис, я натянул джинсы, реглан, прицепил к поясу сумку для всяких мелочей и отправился гулять. Со спокойным сердцем, имеющим, тем не менее, неощутимый крохотный камушек, на который вполне можно было не обращать внимания – не булыжник вроде.
Вечер застал меня на пороге небольшого бара. Вывеска светилась огнями, но их слабый свет был почти не отличим в только-только сгущающемся сумраке. Да и важно ли название. Важно то, что два часа своей обычно безудержной жизни, я чувствовал себя свободным. Шел, куда ноги несут, видел то, что не имело для меня никакого значения и поэтому не заставляло думать, ощущал ветер и завершающийся теплый день на открытых частях тела, не останавливался, но не потому что это необходимо, а потому, что так хотелось мне.
Утренняя эпопея с поиском несуществующей женщины, казалась плохо поставленным спектаклем, с вялыми актерами и полным отсутствием смысла и содержания. Сном. Потому что в реальности такого быть не могло. Невозможно напрочь забыть человека, с которым живешь ни один год, будучи в трезвом уме и твердой памяти.
В баре почти никого не было. Самый разгар трудового будня. Либо ты стоишь в пробках, безуспешно пытаясь попасть домой, либо только начинаешь завершать рабоче-крестьянский программный минимум.
За стойкой скучал лишь один посетитель. Посетительница. В нереально пронзительном красном платье с открытой спиной, длинными тонкими руками, теребящими бокал красного вина, судя по ее задумчивому взгляду на его рубиновое сияние, не первый и копной русых локонов. На конце длинных ножек, тонкие ремешки бархатных босоножек. Прямая спина и гордо поднятый подбородок. Очаровательное существо, если она здесь не для поиска клиентов. А это выяснить – пять минут.
Я заказал себе разбавленный виски со льдом и присел рядом, на высокий крутящийся стул без спинки.
Незнакомка смотрела прямо мне в глаза. Ее лицо, осанка, поворот головы, взгляд из-под полуопущенных ресниц, очень напоминали кого-то. Я был уверен, что не встречался с ней раньше, но возможно видел мельком. Так бывает. У меня не то чтобы короткая память, просто избирательная. Могу встретить лучшего друга и не вспомнить, как его зовут и при каких обстоятельствах мы познакомились, и при этом точно знать, что пару лет назад собирался с ним рыбалку и помнить - не доехали, у него родился сын. Зато хорошо помню смуглое бородатое лицо и восточное имя случайного попутчика экспресса «Киев-Запорожье», лечившего мое разбитое вдребезги сердце неразбавленным медицинским спиртом десять лет назад, в пору моей нежной юности.
- Кажется, мы уже встречались… - Дурацкое начало разговора, банальная фраза, глупая улыбка. Женщины уже давно раскусили нас, мужиков, и практически перестали верить этой фразе с подобной мармеладно-кошачей улыбкой на физиономии. Нужно исправляться. – Меня зовут Виктор. Витя. Можно на ты.
- Алиса, - сквозь безудержный смех выговорила незнакомка. – Мы определенно встречались. Может, вспомнишь где?..
Она все еще смеялась. Завораживающе и отчаянно одновременно.
- Пожалуй, не вспомню, - ответил я после некоторых раздумий и улыбнулся как можно более обаятельно, - Подскажешь?
- Проехали, - на этот раз она подавила приступ смеха и просто улыбнулась, нарисовав в воздухе рукой неопределенную дугу. – Давай выпьем, Витя.
Акцентирование фразы на моем имени мне очень не понравилось. Я подумал, что незнакомка немного зла на кого-то, вот и воспринимает первого попавшегося мужика в качестве единственно доступного врага народа. Пройдет.
- Ты тут работаешь? – неуверенно поинтересовался я. Хорошо хоть не додумался сразу выяснить цену.
- Ты… А впрочем, бог с тобой. Нет. – Алиса подняла бокал и залпом осушила его. – Мне пора.
- Эй, подожди, мы же только познакомились! – Я не хотел отпускать ее. Хотел поговорить, хотел еще выпить, хотел попробовать дотронутся губами до ее щеки, хотел познакомиться поближе, хотел вспомнить, где мы раньше встречались, а она уже встала, уже легко спрыгнула со стула, уже взяла свою сумочку со стойки, уже развернулась спиной ко мне.
Мне пришлось схватить ее за руку и начать что-то быстро говорить. В основном это были сбивчивые извинения и неумелые комплименты, вперемешку с попыткой оправдать свой дурацкий вопрос.
Все это сумбурное потрясание воздуха происходило аж пока Алиса не сдалась и не присела обратно на свое место. Она не смотрела на меня. Сидела ровно, полуоборотом ко мне, а лицом к бармену, сосредоточенно вытирающему салфеткой бокалы. И молчала.
Я смотрел на нее и не знал что сказать. Любовался и силился вспомнить хоть что-то. Я не смог бы забыть такую женщину, определенно нет, значит, видел ее раз, от силы два, и наверняка давно. Скорее всего, очень давно. Не настолько же я беспамятный. Хоть немного памяти ведь имеется в организме. И вдруг…
- Святые сумасшедшие! Алиска, Мерцалова, мы ж с тобой учились вместе с первого курса. Любили друг друга, встречались. Куда ты потом делась? Исчезла куда-то курсе на четвертом, или даже на последнем… Не помню. Как я мог тебя забыть? Я же без тебя тогда жить не мог!.. Жениться хотел… Ты замужем, как я вижу…
- Ты тоже, по всей видимости, женат, - устало выдохнула она. Даже не повернулась в мою сторону. Кажется, мой восторженно-истерический монолог не произвел на нее никакого впечатления.
- Я?.. Нет, - я удивился. – А с чего ты взяла?
- Кольцо на твоем пальце, - голос ее был тихим, безжизненным. Она обратилась к бармену: – Еще вина.
Кольцо… Нет у меня никакого кольца. Только бледная полоска от перстня, который слетел с меня в соленой воде моря Барселонеты, куда я ездил в прошлый отпуск. Я носил его на безымянном пальце правой руки. Больше он ни на одном не держался.
Она не смотрела на меня. Обидел ее, причем не раз, понятно. Нужно что-то делать. И быстро.
Бармен поставил перед ней прозрачный бокал красного вина. Она сделала глоток и повернулась.
- Значит, неженат? – спросила она, глянула вскользь и снова опустила глаза. Безумно красивые темные глаза, в обрамлении черных, не испорченных тушью ресниц.
- Свободен как ветер. Хочешь чего-нибудь, кроме вина? Можем поехать в ресторан, поужинать, вспомнить молодость, да просто пообщаться… Столько лет прошло с нашей последней встречи…
- Да уж, столько лет прошло… - Алиса задумчиво подняла одну бровь, но потом просто посмотрела спокойно и кивнула. – Ладно, поехали ужинать.
- Здесь, в двух кварталах есть уютный ресторанчик, - вдруг вмешался бармен и подмигнул. Мне. Подначивающе. Мог бы я послать его к черту, но не при Алисе же.
Моя дама отказалась ехать на такси, предпочла пройтись. Я осторожно взял ее под локоть, и мы отправились искать тот самый «уютный ресторан». Он действительно оказался всего в двух кварталах. И действительно оказался уютным. Такая себе пристань пастельных тонов и домашних ароматов. Небольшие столики на двоих, махонькие букеты живых цветов на каждом из них, полутьма, свечи.
Мы выбрали столик у окна и официант тут же зажег свечу и нам. Заказали салат, какую-то рыбу, потом кофе, мороженое, потом еще вина. Болтали о том, о сем. Все это время я ловил себя на мысли, что очень хочу провести с ней ночь, и не одну, и утро, лучше – день, а желательно всю оставшуюся жизнь. Но я был осторожен в своих намеках, памятуя о ее муже и характере. Она была доброжелательна, но отстранена, весела, но задумчива. Часто замолкала на полуслове. Периодически рассеяно глядела в одну точку. Я шутил. Она оживала. Развлекал ее историями и искал повод продлить этот вечер на сколько возможно.
- Расскажи мне, как ты провел все эти годы, после нашей последней встречи, – вдруг попросила она.
- Как-как… Как-то… Я не помню как получилось, что мы расстались, прости, но могу сказать, что после не было ничего интересного, настоящего. Работа в будни, работа в отпуске, работа ночью, на корпоративных вечеринках разговоры о работе, а на выходных подготовка к работе. Слушай, это ужасно, - я вдруг понял, что жизнь течет, а я…
- Ужасно что? – она улыбнулась краешком губ.
- Ужасно хотя бы то, что я не помню, почему ты вдруг вышла замуж за другого.
- Бывает. Рассказать? – она засмеялась. Точнее она, конечно, смеялась, но смотрела на меня как умирающий больной на врача. Примерно так же.
- Не стоит, уже ничего не изменишь, - тема разговора была очень скользкой, я решил не задевать ее. Действительно. Уже ничего. Не изменишь. Приговор. Обжалованию не подлежит.
А значит не стоит ворошить листы с ошибочными диагнозами, раз настоящий известен и летальный исход не за горами.
На этом месте мы дружно замолчали. Она поднялась.
- Мне пора.
- Муж?.. – сил формулировать что-либо не осталось.
Она кивнула.
- Где я могу найти тебя? – Попытаться-то можно…
- Найти?.. А ты хочешь меня найти? – ответила она вопросом на вопрос. Глядела серьезно, сверху вниз. Не уходила, но и присаживалась. Ждала.
- Хочу, - я уверенно покачал головой.
- Попробуй поискать меня пляже Одессы, ты найдешь его, я уверена, он начинается сразу за канатной дорогой, я провела там медовый месяц, - вздохнула она. – Еще можешь попробовать отыскать меня в оранжевом доме на улице маршала Жукова, я жила там первые месяцы после свадьбы на съемной квартире. И наконец… В общем, постарайся найти меня, Витя, я буду ждать…
- Подожди! – Я второй раз уже за этот вечер схватил ее за руку. – Оставь мне свой мобильный, адрес, да хоть рабочий телефон, что-нибудь, пожалуйста…
Она отрицательно покачала головой.
- Все это тебе не нужно, правда. Поверь, я не шутила. До встречи.
Она ушла. Я остался. Слишком поздно понял, что не попытался ее остановить, не решился поцеловать, не объяснил, что расставаться и тогда, и сейчас было ошибкой… Не, не, не…. Пентюх!..
В конечном итоге из ресторана пришлось уйти. Голова была пустой и тяжелой, немного от изрядного количества виски, выпитого в баре и здесь, после ее ухода, но в целом - благодаря тяжелым мыслям и попытке решить что делать. Теперь. Искать? А смысл. Она замужем. Но с другой стороны, она мне четко сказала, что будет ждать.
Затем я решил, что утро вечера мудренее. Доплелся домой и вырубился. Кажется на кресле. До кровати нужно было пройти с десяток лишних шагов. А с утра я решил ехать в Одессу. Хотя улица маршала Жукова была ближе. Там, скорее всего, до сих пор живет ее мама. Если мне не изменяет память, я не раз был у нее в гостях, пока мы были вместе. И Алиса ее видимо иногда навещает. Да и сам я там жил в пору своей юности, именно в конце этой длинной улицы находится общежитие иняза. Там – ничего интересного. Хрущевские развалюшки, без лифтов, зато с небольшими уютными двориками и милыми старушками. Здесь, в шикарно отстроенном, отгороженном от общественности высоким кованым забором, городке для молодых и успешных, таковых пока не водится. Молодые и успешные будут первыми, когда время придет.
Просто вдруг захотелось поверить в чудо. В то, что когда я вернусь из Одессы, я смогу найти ее и сказать – я был там, там тебя нет, но я поверил тебе и поехал. Что-то в этом духе. И вообще – я заслужил внеочередной отпуск потом и кровью и не разу не был в этом небольшом приморском городке, где судя по телепередачам и фильмам, живут одни веселые евреи, хотя город вполне себе наш, украинский. А еще может статься, что Алиса и сама в Одессе, хоть еще и не сезон - решила с мужем съездить отдохнуть, вот прямо сегодня у них поезд, а она не захотела об этом говорить напрямую.
Найти ее вдруг оказалось самым важным в моей жизни делом. Единственным, на которое не жалко потратить, пусть и зря, весь ее остаток. Ведь я любил ее больше жизни. Очень многое стерлось из памяти, но кое-что осталось.
Однажды даже подрался с однокурсником, позволившим себе достаточно похабное высказывание о ее новой юбке, точнее - о длине той самой джинсовой юбки, купленной за полцены у перекупщиков. Время было сложное. Однокурсник сломал мне руку, я ему нос. Таким вот образом, наши с ним мирные переговоры подошли к логическому завершению в травмпункте. Там мы и помирились. Он смирился с мыслью впредь остерегаться болтать всякие глупости в адрес Алисы, я же понял, что достаточно было просто предупредить, не обязательно было сразу хуком справа на первую попавшуюся выдающуюся часть его тела.
А цветы, которые я срывал с клумб прямо на центральной площади по ночам, потому что не было денег купить букет, такой, какого она была достойна, я имею в виду.
И были еще конфеты, ее любимые, в железных круглых банках, пропавшие разом из всех магазинов, кроме самолетов и лавках при аэропорте. Я специально туда ездил, чтобы их купить.
А еще нереально теплые ночи на берегу реки. Мы рисовали на песке схемы и морфемы двух языков, а в перерывах целовались, долго, очень долго. Последний наш рекорд – три часа шесть минут.
Она очень любила забираться на перила пешеходного моста и болтать ногами, сидя на тонком его поручне. Я держал ее за талию. Стоял сзади, крепко обнимая. Час, два, сколько понадобиться. Все боялся, что она потеряет равновесие. Мы не раз опаздывали на метро и приходилось гулять до рассвета, а потом дружно спать на парах. Один раз преподаватель по англицкой фонологии, отправил нас по домам, высыпаться. Его нежное сердце не выдержало зрелища вяло распластанных нас на парте.
Столько всего было. А я не помню. Голова забита всякими глупостями. Книгами, которые я переводил для издательств - чужими мыслями на чуждых языках. Именно они не оставляют не крупицы времени. Путают воспоминания о том, что было на самом деле, а что - всего лишь часть сюжета очередного непризнанного гения чужеродной литературы.
Но я найду ее. И все вспомню. Я уверен в этом. Может быть, именно поэтому она не захотела ничего рассказывать. Хотела, чтобы я сам. Вдруг ее муж – тот еще тип и однажды мы сможем вернуть то, что почему-то потеряли.
Я потерял. И даже не могу вспомнить как.
Я не заметил, как добрался до Одессы. Воспоминания, вернувшись на утро после вечера с ней, уже не отпустили ни на секунду. Я переживал все заново, проживал снова. Я всем сердцем хотел вернуть себя для нее и ее для себя. Я чувствовал себя как ребенок накануне Нового Года. Еще немного и он, безудержно желаемый подарок будет в моих руках. Просто подождать чуть-чуть и чуть-чуть повести себя хорошо. Как-то так.
Выбрался из поезда, спросил дорогу, добежал до билетной будки возле железного вагончика канатной дороги и вдруг…
О господи…
Пентюх, он пентюх и есть!
От удивления и нахлынувших воспоминаний я уселся прямо на пыльный асфальт. Алиска, Лиска, милая моя жена, ну как можно быть таким обалдуем! Ну как можно девять лет жить рядом с тобой и, где-то на третьем году семейного счастья, перестать замечать его?.. Это просто нереальная дурость! Какая-то совершенно идиотическая амнезия!
А потом я просто достал мобильный, еле справился с дрожащими пальцами, набрал свой домашний номер телефона и долгих три секунды ждал, пока она ответит.
- Прости меня, милая, - все, что я мог сказать ей, когда она подняла эту чертову трубку.
- Возвращайся, - на этот раз в ее заливистом смехе не было ничего отчаянного, веселье, легкость, радость, облегчение – все что угодно, но не усталость и разочарование, как ночью, в баре.
А потом я просто измерил шагами город, где мы провели медовый месяц, посидел на прохладном песке, глядя на редких купальщиков, просеял между пальцами золотые песчинки, раз уж сюда приехал… Но я совершенно точно знал, что уже вечером сяду в поезд и следующим утром наконец обниму ее, свою единственную жену, горячо любимую женщину и вряд ли отпущу в ближайшие сутки, да что там сутки – я больше не позволю себе быть пентюхом, потому что….