Cмерть Сани выглядела как девушка. Красивая, розовощекая, полногрудая. Ну а как еще может выглядеть существо, по капле, по молекуле съедающее твою жизнь и уже приступившее к десерту. И хотя она не всегда была видима, но он знал, она близко. Настолько близко, что временами он ощущал ее ледяное дыхание то на плече, то на щеке, то в районе солнечного сплетения.
Он сбежал из больницы специально, чтобы постараться дожить до Рождества. Дожить без уколов, капельниц, вздохов украдкой и сочувственных взглядов, плавно переходящих в облегченные вздохи не близких, не родных. А близких не так уж и много. Одна мама да пара-тройка друзей, которые приходят редко. В тридцать еще не хочешь размышлять о подобных вещах и наблюдать грустные больничные пейзажи.
Дожить до Рождества. Он повторял эту фразу как мантру в течение всего пути. Казалось бы нереально в его состоянии, это же еще восемь месяцев. Только весна начинается. И он предпочитает забыть о том, что говорил врач. Какой-такой месяц? Не помню такого. Не мог он так сказать, никак не мог.
Зато он вспомнил, как в детстве переживал за злого Кощея, чья смерть была так плохо спрятана, что каждый дурак мог найти ее и выпустить наружу. Воспоминание вызвало истерический смех и спугнуло стаю воробьев. Она вспорхнула, и капли весенней лужи с их перьев теплыми лучами опустились на Санькино лицо. Он встряхнул головой. Оглянулся. Пока ее не было рядом, у него получалось думать о всяких глупостях и очищать бисер воспоминаний от пыли сундуков памяти.
Саня тяжело поднялся со скамьи, запахнул кофту и оправил ворот расстёгнутой куртки. Последнее время он мерз везде и всегда, но застегиваться, когда на улице плюс пятнадцать – себя не уважать.
Было раннее утро, кофейни еще закрыты, а пить кофе из автоматов супермаркетов он не любил. Решил просто пройтись. Хоть и прогулка давалась ему тяжело, но после месяцев почти беспрерывного лежания, даже болезненная вялость разленившихся мышц была наслаждением.
Через дорогу от парка золотились купола небольшой старой церквушки. Он решил зайти в нее. Не для того, чтобы помолиться. Сейчас ему даже Бог вряд ли поможет. Но Саньке с детства нравились запахи, которые вбирает в себя любая христианская обитель – ладана, воска; даже пламя многочисленных свеч имеет своей запах, не говоря уже о книгах, иконах и людях, мирно общающихся с высшими силами.
На переходе стоял слепой старик, ожидая зеленого света светофора. Его голова была слегка приподнята к солнцу, веки плотно закрыты, на джинсах виднелись следы уличной грязи, а куртка была дорогой и очень чистой.
- Вам помочь? – осведомился Саня, кончиком пальцев прикасаясь к его рукаву.
- Пожалуй, - кивнул тот, и его шершавая рука легла в Санькину ладонь.
На другой стороне старик повернулся к нему. Санька вздрогнул. Незрячий взгляд скользнул по его лицу, груди, остановился в районе сердца.
- Твоя Смерть не только мила лицом, но и легка характером, Она любит развлечения и ей нравится мужское внимание. Однако ты ее страшишься, избегаешь, вот она и потеряла всяческое терпение. При ее взбалмошном характере, его бы и так надолго не хватило.
Саньке только и оставалось, что хватать ртом воздух и медленно осесть на тротуар. Слепец поддержал его за локоть:
- Глупый. не удивляйся, что старик знает твою тайну. Удивляйся тому, что твою Смерть легко отвлечь. Нужно просто понять одну простую вещь. Женщины, они все одинаковые.
- Вы что же, предлагаете мне жениться на ней? – истерически расхохотался Санька.
- Ты не можешь на ней жениться. Но можешь найти того, кто жаждет этого, - слепец медленно опустился на тротуар и присел рядом. Санька прислонился спиной к фонарному столбу и закрыл глаза. И не увидел, а просто понял, что его собеседник скрестил ноги по-турецки и вперил внимательный, хоть и невидящий взор в его лицо, в ожидании хоть какой-нибудь реакции на свои слова.
Саньку не то удивило, что незнакомый ему человек знает самую главную тайну его жизни. Потому что со Смертью своей он познакомился еще в детстве, когда уходил под лед, У него не возникло вопросов, что это за девушка в цветастом сарафане и ромашковым венком, стоит босиком на льду и даже не пробует спасти малыша: только смотрит спокойно, сочувственно улыбаясь уголками губ. Тогда прибежали спасатели и Санька отделался затяжным воспалением легких и способностью видеть ее, ощущать ее присутствие. С тех пор ее насмешливый взгляд и добродушная улыбка являлись ему кошмарах, виделись в толпе и чудились наедине с собой. Это не было паранойей, она, как любая взбалмошная девица, не давала забыть о себе ни на минуту. Но всегда держалась осторонь, пока он серьезно не заболел.
В шесть лет он думал, что у всех людей такая Смерть, как у него. Потом, расспрашивая всех без исключения приятелей, был неприятно удивлен сделанным открытием – оказывается, они не видят, а просто представляют Смерть скелетом в черном балахоне и с косой. Это открытие поразило его настолько, что он решил стать психологом и выяснить, наконец, болен ли он или у него просто сильно развитое воображение. Легче было думать, что второе, но и против первого он возражал. Все лучше, чем правда. Пока не заболеешь и не встретишь слепца, который мало того что видит нечто, что видишь ты, да еще знает что это и как с этим бороться.
Санька сглотнул подступающий к горлу ком. Его сердце радостно трепыхнулось. Потому что надежда, пусть даже такая зыбкая – вовсе не глупое чувство, как считает его любимый сказочный герой, а способность жить не смотря ни что.
- Вы хотите сказать, что…
- Да, это единственный твой шанс на спасение и благодари бога за свою счастливую способность. Впрочем, - слепец рассмеялся, - можешь благодарить Аллаха, Будду, или даже коллективное бессознательное. Факт остается фактом – ты обладаешь уникальным свойством видеть то, чего не видят другие. Так используй ее.
- Как? – еле ворочая языком и еле сдерживаясь, чтобы не заключить незнакомца в объятия, спросил Санька.
- О, Господи, - притворно тяжело вздохнул слепец, - до чего ж ты непонятливый. На Смерти может жениться только другая Смерть!
- Я должен найти Смерть-мужчину?
- Ситуация абсурдная, я понимаю, - слепец был спокоен как наевшийся крокодил, - но – да. Тебе нужно найти чужую Смерть, которая будет выглядеть как симпатичный парубок и представить их друг другу. Если их «свадьба» состоится, ты будешь жить до ста лет. И тот, другой человек тоже.
- Звучит как полный бред, но спасибо вам за надежду, которую вы мне подарили, - сам себе не веря, сказал Санька. Но вдруг его осенило: - А ваша Смерть – мужчина? Я могу ее увидеть?
Слепец грустно улыбнулся:
- Это было бы слишком просто. Смерть – охотница. Она всю жизнь старается заманить человека в свои объятия. А его ангелы или его удача, называй как хочешь, его защищают. Но однажды она все равно получает желаемое. Моя Смерть хитра и осторожна, поэтому тебе не удастся ее встретить. К тому же она – тоже женщина.
- А…
- Знаю, знаю, что ты хочешь спросить. Мой ответ – нет. Не обязательно у женщины бывает Смерть-мужчина и не обязательно наоборот. Просто так совпало. И еще я думаю, что не всякую Смерть ты сможешь увидеть, иначе ты бы уже обнаружил в себе этот дар. Ну-ка вспомни, было ли что-нибудь подобное?
- Вроде бы нет, хотя… В школе у меня была подруга Машка. Я называл ее Мышкой. Не важно. Однажды утром, когда я провожал ее в школу, я заметил на другой стороне улицы молодого человека. Тогда высоченный блондин в темно-синей джинсовой куртке мне показался вполне взрослым мужиком, и он как-то странно провожал нас взглядом – в его глазах было равнодушное ехидство удава, съевшего своего кролика наполовину. Тогда я решил, что это маньяк. Толкнул Машку в бок, скомандовал «бежать» и мы понеслись со всех ног. Я не объяснил ей почему мы так рванули, иначе мне пришлось бы признать, что я испугался до см… в общем до потери сознания. Этот страх был сродни тому же страху, что я испытывал по отношению к собственной смерти.
- Ты прав, скорее всего. А больше?..
- Нет, больше никаких странностей.
- Не всякая Смерть дает себя увидеть, - понимающе кивнул слепец.
- А вы свою видели? - Санька вздохнул. Странное выдалось утро. Сперва побег, потом этот разговор, и бешенная, еле сдерживаемая радость в итоге.
- Нет, но иногда я ее ощущаю. И предупреждая твой следующий вопрос – нет, твою я тоже не видел, но почувствовал. Сложно не почувствовать, когда она след в след тебе ступает и уже совсем близко.
После этих слов слепец поднялся, тяжело опираясь на трость:
- Ну, прощай, - сказал, - удачи тебе в твоих поисках.
- Чем я могу отблагодарить вас? – только успел спросить Санька.
- Доживешь до Рождества, приходи на это место. Мне будет приятно знать, что я не старый маразматик, а вполне себе адекватный член общества.
Старик исчез раньше, чем наш герой успел моргнуть.
Да нет, просто скрылся за углом.
Вспомнить Мышкин адрес оказалось проще простого. Она жила через два дома в панельной новостройке с двумя лифтами, а Санька с мамой – в кирпичной пятиэтажке.
Не факт, что она не переехала, но попробовать-то стоит, - решил он и отправился на трамвайную остановку.
Спустя пятнадцать минут, он стоял возле ее подъезда, мучительно соображая как преодолеть драконский домофон, если напрочь забыл номер квартиры. К его счастью дверь скрипнула, пропустив вперед пышнотелую даму в спортивном костюме с небольшой белой собачкой на поводке, дав ему возможность проскочить в знакомый подъезд.
Пока он подымался в лифте на десятый этаж, все задавался вопросом – как так получилось, что после выпуска они не разу не встретились, не созвонились? Дружили все одиннадцать классов школы, не расставались даже на выходные почти до выпускного. Пока за три месяца до него, Машка не предъявила Саньке какого-то лохматого незнакомца с гитарой, не отвела в сторонку и не попросила пореже встречаться, ибо он, - она заговорщически улыбнулась, - страшшшно ревнивый. Саньке только и оставалось, что кивнуть и больше не приходить по утрам к ее дому, и безнадежно ждать еще несколько месяцев, пока она сама позвонит.
Не сказать, что он сильно огорчился. Они с Мышкой были как брат с сестрой и не помышляли об отношениях иного рода. А вот сейчас он почему-то страшно разволновался. И не тому, что может не застать ее дома, а тому, как встретит, что скажет, вспомнит ли. Слегка нервничая, пригладил волосы и оправил свитер. Потом только позвонил в знакомую коричневую дверь с двумя перекошенными цифрами – 3 и 8.
Машка открыла, вяло кивнула и поплелась на кухню.
Улыбку на его лице сменила тревога. Подруга его детства выглядела осунувшейся, изможденной и старше своих лет. Черт, гораздо, гораздо старше. Домашнее платье, некогда бывшее по размеру, теперь болталось на ней, обнажая половину плеча. Волосы, некогда светло-русые, приобрели сероватый оттенок, а глаза стали тускло бутылочными.
- Ты чего? – спросил ее Санька, даже не пытаясь здороваться. Ясно же, его визгливые обнимания и всхлипывания «сколько лет, сколько зим, я так за тобой соскучился» не вытянут Мышку из ямы, в которой она оказалась.
Она тяжело опустилась на табурет в кухне и вяло кивнула на еще один рядом. Санька снял куртку, бросил ее у порога и прикрыл дверь.
В кухне был идеальный порядок, словно хозяева квартиры либо находились в состоянии постоянной уборки, либо не заходили на нее совсем. Ему показалось, что второе, иначе с чего бы Мышке так исхудать.
Смерти нигде не наблюдалось. И это был, в общем-то, хороший знак.
- Что с тобой случилось, Мышка? – он остановился около нее, не присаживаясь на предложенный колченогий табурет.
Она подняла голову, ее лицо дрогнуло. Она зарылась им в Санькин живот и расплакалась.
Санька оглянулся. На подоконнике стояла фотография – Мышка, некогда лохматый, а ныне аккуратно причесанный парубок, любовно взирающий одеяльный сверток в собственных руках.
- Развелась? – осторожно спросил он Мышку.
Она кивнула.
- Всего-то? – нежно улыбнулся Санька. – Да я тебе тысячу таких лохматых найду, обещаю.
Мышка рассмеялась. И хотя это мало было похоже на настоящий смех, но гораздо больше чем ничего.
- А из-за чего?
Вызвать подругу на разговор было необходимо. Он по себе знал, пока держишь горе в себе, оно не смениться радостью.
- Я же тебе говорила, - все еще всхлипывая, попыталась объяснить она, - он очень ревнивый. Был. Ему все время мерещился рядом со мной какой-то высоченный блондин в темно-синей джинсовой куртке. Думаю это что-то клиническое. И вообще не в этом дело. Не только в этом.
Клиническое, как же, - подумал Санька. – Может не я один такой оригинал? Может. Мышкин муж тоже мог видеть Смерть. Хотя не исключено, что он был обыкновенный ревнивый параноик.
- А в чем еще? – осторожно спросил он подругу, не пытаясь даже оторвать ее заплаканное лицо от собственного свитера, просто осторожно поглаживал ее по волосам. Они были шелковые на ощупь. И вообще – не смотря ни на что, даже на красный распухший от слез нос, Мышка была очень красивой. Даже лучше, чем в детстве.
- Мы попали в аварию из-за этого. Он сказал, что видел этого блондина в зеркало заднего вида, прямо около Лильки.
- Лилька – это ваша дочь? – тихо уточнил Санька. Она кивнула.
- Сначала ругался, потом эта маршрутка, - Мышка всхлипнула и расплакалась еще горше.
Ему было трудно понять дальнейшие ее объяснения. Ясно было одно, что Лильке очень плохо, а муж испарился в неизвестном направлении.
Он пытался придумать какие-нибудь слова утешения, да хотя бы просто высвободиться и сделать ей чай, но из комнаты донеслись испуганные детские крики.
- Снова, - только и успела сказать Мышка и ринулась к дочери.
- Мама, дядя, дядя, мама! – кричала белокурая малышка, держась за перила кровати, ничего не видя от слез.
Мышка взяла ее на руки. А Санька вдруг увидел его. Блондина в темно-синей джинсовой куртке. Маньяка из детства.
Он сидел в кресле, запрокинув ногу на ногу, скрестив руки на груди и улыбался также, как при первой их встрече. Но с тех пор Санька стал гораздо смелее – не закричал и не бросился убегать. Именно на него Лилька указывала маленьким пухленьким пальчиком. Именно он так испугал ее.
- С тех пор, как мы попали в аварию, ее преследует какой-то кошмар. Она почти не спит и все время плачет. Говорит «дядя заберет, дядя заберет». Что заберет, понять не могу, - между тем, стараясь заглушить детский плач, объясняла Мышка.
- А что с ее здоровьем? – спросил Санька, хотя уже и так знал, что прогнозы почти как у него.
- Очень плохо, - только и ответила Мышка и снова всхлипнула.
Санька мысленно позвал свою Смерть. Где она, если нужна в кои-то веки. - Иди же сюда, - снова и снова призывал он ее, - тебе понравится, обещаю. В отличие от тебя, я не причиняю никому вреда.
Блондинистый демон равнодушно взирал на его потуги, язвительно улыбаясь краешком губ. Но вдруг увидел кого-то за Санькиной спиной и его улыбка медленно сползла с лица. Оно вдруг стало вполне человеческим – удивленным, мечтательным и по-ребячески уязвимым.
Санька обернулся на свою Смерть. Она тоже выглядела не так, как обычно. Еще более румяная, глаза блестят, а волосы развиваются на невидимом сквозняке как в дешевых клипах.
Пока они не сводили друг с друга своих смертельных взоров, он осторожно обнял Мышку за плечо и скомандовал, прямо как в детстве:
- Пошли отсюда, немедленно.
Она не сопротивлялась. Только завернула Лильку в одеяло, передала все еще хнычущий сверток Саньке и они тихо, на цыпочках, попятились к двери. А потом бежали по улице со всех ног, хохоча и перегоняя друг друга. Как в десять лет. Не замечая удивленных взглядов прохожих и зная без слов, что будет не только следующее Рождество втроем, но и много-много после.
Потом он раз в десяток лет видел Смерть и ее возлюбленного. Очень далеко от себя. Да и не обращали они на Саньку с Мышкой никакого внимания, прогуливались себе в обнимку…
***
Вечером, накануне Рождества, Санька, оторвавшись на минуту от безграничного, безостановочно стучащего в висках счастья, вспомнил вдруг обещание, данное слепому старику. Корить себя за то, что чуть не забыл своего спасителя, он не стал, просто накинул куртку и шарф и опрометью бросился на судьбоносный перекресток.
Дыхание Саньки было сильным, а сердце как будто и не собиралось всего восемь месяцев назад остановиться на веки вечные.
Шел снег, белые хлопья медленно кружили в свете фонарей, предрождественское небо было близко-близко, и новорожденный иней скрипел под ботинками.
Прохожие провожали спешащего удивленными взглядами. Куда можно бежать в такой вечер, скажите на милость?
Достигнув цели, Санька остановился, вздохнул полной грудью. «Главное, чтобы старик пришел», – просил Санька Бога, Аллаха, Осириса, Кетцалькоатля, и других властьдержащих, которых смог вспомнить. Однако время близилось к полуночи, а слепец все не приходил.
Санька беспокойно переминался с ноги на ногу, краем глаза провожая редкие машины, но вдруг испугался, что слепец сам мог не дожить до рождества, и вяло осел на землю, облокотившись о фонарный столб. Совсем как тогда, в утро их встречи.
Снежинки оседали на его лице и таяли, теплыми каплями смешивались со слезами. Много их пролилось до секунды, в которую раздался знакомый трескучий голос:
– Вот и молодец, вот и умница.
Санька поднял глаза. Справа от него стоял знакомый слепой старик, разве что чуть помолодевший. Слева, в десятке шагов, – две смерти – его и Мышкина. Причем они испуганно косились на старика, а на собственного подопечного не обращали никакого внимания. На другой стороне улицы – беспокойно щурясь на их компанию, быстрым шагом удалялась в сторону центра девушка в шубке. Из-за ноги слепца выглядывала маленькая девочка. Санька переводил взгляд то к одному, то к другим, то к третьей. Тень понимания заставила сердце Саньки гулко грохнуть о ребра. Ему только и оставалось, что закрыть лицо руками и всеми силами стараться удержать истерический смех, рвущийся наружу. Даже когда старик озвучил его мысли, Санька не убрал руки.
– Ты спрашивал меня о моей смерти. Вот она, миленькая, – прямо в его ухо шепнул слепец. Девочка улыбнулась, но потом снова зарылась лицом старику под колено. – Она всегда держит меня за руку, лишь иногда позволяет мне прогуляться одному. – Тут старик присел на корточки, повернул к себе лицо девочки и нежно улыбнулся ей. – А вот эта сладкая парочка… – Он снова поднялся на ноги, глядя на собеседника сверху вниз, кивнул в сторону Санькиных знакомцев. – Они частенько видят в толпе прохожих мою слепую физиономию и быстро сбегают на другую сторону улицы. А девушка в шубке, чей след уже простыл, время от времени спотыкается взглядом о твое милое личико и, какое бы ни было время суток, стремится оказаться от тебя, красавца, как можно дальше. Но разве можно сбежать от собственной смерти?.. Каждый из нас чья-то смерть, – ободряюще улыбнулся старик. И от этих его слов Саньке вдруг стало тепло и спокойно. И совсем не страшно. Ясно же – таков закон природы: у каждого своя смерть, а у той – своя собственная. И круговорот этот вечен, и он есть жизнь.
Саньке только и оставалось, что вскочить на ноги и обнять слепца, а потом отвернуться, улыбнутся знакомой парочке и быстро-быстро броситься к своей любимой.
Сделав несколько торопливых шагов, он обернулся – улица была пуста.