Похоронная процессия, медленно перемещаясь по пыльной проселочной дороге, маленькой точкой исчезала за горизонтом.
– УАЗик взял только самых близких,– успокоила беззубая старушка.
– Как называется деревня? – спросила Ира.
– Тута никто не живет, милая. Ты глянь на вокзал,– сморщенное лицо пожилой женщины излучало блаженство и радость. Повязанному на голове платку было столько же лет, сколько и его владельцу. Босые ноги топорщились ужасными костными шишками. Поверх серого залатанного платья, напоминавшего холщовый мешок, был накинут выцветший плащ.– Не плачь, голубушка. Суженый твой на Зарощинском погосте. Крайняя могилка у трех берез.
Что-то в старухе ей показалось знакомым. Сняв босоножки, Ира пошла в указанном направлении. Произошедшее никак не могло уложиться в женском сознании. Жаркое солнце препятствовало любому напряжению мысли. Лишь прохлада пыли помогала телу необходимой жизненной энергией. Неблизкая дорога привела Ирину на кладбище.
В кольце сгнившего зеленого забора покоились просевшие заросшие травой бугорки. С покосившихся крестов на Иру смотрело множество людей. Улыбалась Маша с длинными косичками. Строго выглядели её отец с матерью. Счастливое выражение лица запечатлелось у водителя Ильи, на могиле которого рулевое колесо превратилось в труху.
Три березки. Свежий холмик. Мягкая земля покладисто выбиралась из могилки. Когда огрызками сломанного маникюра Ира царапнула по крышке гроба, наступила ночь. Где-то недалеко выла собака. Темное небо заволокло тучами.
Расширяясь, девичьи зрачки поглотили могилу, кладбище, кресты. В голове вспыхнули события, чувства, предметы.
Перед глазами поплыли круги на воде, застывший у воды рыбак, подушка пахнущая любимым человеком.
Валявшаяся на земле кукла даже без рук казалась счастливой. Конечности лежали отдельно, словно жили сами по себе.
Тоскливое одиночество в четырех стенах. Летнее платье ей помогала выбирать подруга. Два полуголых тела в узкой кабинке. Касание рук, горячее дыхание на шее, чуть дрогнувший голос и влажные губы.
Слабые очертания человека без ног нарушают привычный алгоритм повседневной жизни. За его спиной пустота, кресты и бабка. Стоп. Что-то у ней блестело на лацкане истлевшего плаща. Вспоминай, Ира. Сердце сжалось так, что дышать стало невозможно. Из носа хлынула кровь. Точно, на плаще старухи блестели награды «Лучшей доярке» и «Мать героиня».