– На что спорили? – сделав в ответ такое же жесткое лицо, Ромашка судорожно искал на полке хотя бы гвоздь.
– На орден,– собеседник положил на простынь награду.
– «Мать героиня» I - степени,– прочитал Андрей.
– К твоей корове подвесим,– донесся снизу знакомый голос «гадкого утенка».– Там у соседей еще «Лучший донор» имеется. Будешь кавалером трех орденов: коровы, шприца и младенца.
Андрей узнал в мужиках похоронную команду.
– Маленькая сволочь. Удавлю,– Андрюха спрыгнул на пол и обратился к гостям.– Костыли видите где? Теперь смотрите на руки.
В мерцающем свете тусклой лампы в воздухе висело туловище мужчины. Пыль в проходе окутывала туманом загадочную особь, не оставляющую тень. Из горла майки выглядывал посиневший купол церкви. Темнел и поскрипывал перекошенный крест.
Исказившееся страшной гримасой лицо висевшего, приобретало синеватый оттенок. Пальцы начали удлиняться. Жуткий хрипящий голос произнес:
– Поднимите мне майку!
Один из мужиков крестясь, встал на колени. Второй, дрожа от похмелья и страха, водил под туловищем руками. Третий, со словами «Чур меня, чур!» отползал к двери. Убедившись в правоте мальчишки, старший бригады отдал Гоше сто рублей. Мятая ассигнация измучилась во влажных руках спорщика.
Когда за процессией закрылась дверь, мальчик поделился выигрышем с Андреем:
– Знаешь, что я подумал? – Георгий подбросил награду.– Давай тебе на спину моторчик прицепим, а на пузо красную кнопку. Прикинь, будешь первой в мире матерью героиней с моторчиком! Или тебе больше донор с дояркой нравится?
– Пошел ты! – спрятав полтинник в карман плаща, Андрей поцеловал спящую Ирину.
– Зря. Представь афишу в Адлере! Единственный и неповторимый …
– Добрый вечер.
Свет тамбура, блеснув на кительных пуговицах, прилип к железным коронкам милиционера. В кокарде отражались падавшие из титана искры. Рядом на столике тряслась ложка в стакане.
Андрей узнал ППСника с вокзала. На душе стало не хорошо.
По-хозяйски глядя на Ирину Степановну, Василий Иванович улыбался. Несколько часов проведенных с проводницей Нонной, растопили заледеневшее сердце северного джигита. Теперь Вася ощущал себя настоящим следопытом. Он все-таки нашел то место у любимой, где заканчивалось лицо, и начиналась грудь.
– Вот вы где! – эвенк осмотрелся.– А я думаю сели, не сели? Девушкин паспорт видел, а ваш нет. Нельзя ли взглянуть?
– Сначала удостоверение предъявите,– мальчик был в своем амплуа.
– Ты что не веришь, что я милиционер? – сержант перевел вопросительный взгляд на Андрея. Тот, не желая впрягаться, пожал плечами.
– У порядочного мента в кобуре пистолет, а у вас огурец,– маленький умник пристегивал к плащу «Мать героиню».
– Откуда знаешь?
– У меня аллергия на соленое,– искреннему взгляду Гоши не поверить было нельзя.
Василий Иваныч с завистью смотрел на Андрея: «Мой ровесник, а уже дважды награжден!»
В душе бывшего жителя Заполярья пели сыктывкарские соловьи. Все мысли крутились у него вокруг внезапно появившейся возлюбленной. «Рыбонька моя» ласково говорил он своей наяде, пряча голову под крыло её китового тела.
Мадам Хек постепенно вытесняла из сердца оленевода бледное лицо Ирины Степановны.
– У них с «афганцем», оказывается, есть дети,– сержант потрепал белобрысую голову Гоши,– гнусный мальчик.