Письма с того света - третье

      
    Спинным мозгом чувствовал, как на меня смотрит Виктория. Не чувствуя земли, деревянными ногами продолжал идти в конец коридора, делая вид, что не чувствую зовущего взгляда.
   Что со мной? Со дня похорон Катерины, меня словно  подменили. Как будто я уже не Вадим, красавец мужчина, готовый всех любить вернее, щедро одаривать своей любовью, а какой-то болван, импотент. Еще совсем недавно, как будто в другой жизни, не мог равнодушно пропустить хорошенькое личико, стройные ножки, скрыть восторженного взгляда от красиво очерченной груди, упругой попки.
   Боже, что со мной, кто подменил меня? За что мне это наказание? Никогда не думал, что стану так переживать. Умерла, ну, и умерла, что поделаешь? Горе, конечно, нет, не могу без нее. Сколько раз за нашу совместную жизнь изменял, навешал лапши на уши, ни одна макаронная фабрика столько не производит. А она все слушала, доверчиво хлопала своими голубыми глазами.
 В доме тишина, как в морге, ни тепла не уюта. Даже на кухне нет привычного запаха, уже давно я не ел привычной еды. Раньше, мог поесть в ресторане или перекусить в кафе, все было нормально. Не сравнить, конечно, с Катькиной стряпней, однако ел, с удовольствием, особенно когда был голоден, не задумываясь. Сейчас, хоть голоден как волк, ложка в рот не лезет. Уже забыт старый диван, на котором я смотрел футбол. Некому принести из холодильника холодное пиво, что нибудь перехватить, до конца игры. Только сейчас я вспомнил, как с нетерпением возвращался из командировки домой. Катька, словно кошка, чувствовала, когда я появлюсь, готовила любимые голубцы, борщ, пампушки с чесноком, один запах чего стоил. А потом? - что мы только ночью выделывали, боже, какая сучка могла сравниться с любимой женой. Я и сам не понимал, чего я таскаюсь по бабам? Вдруг, явственно ощутил запах борща, дышащих с жара пампушек, свежего чеснока - захотелось умереть.
  Через день после похорон, меня вызвал следователь, наверное, старый волк хотел проверить, а вдруг опечаленный муж и есть виновник дорожной аварии. Взглянул на меня, ничего не спросил, лишь тяжело вздохнул, молча, подписал протокол, протянул пропуск. Видать матерый следак, все понял, как-то неуверенно похлопал меня по плечу, сочувственно сказал.
    - Ты только смотри парень, глупостей не наделай. Наверное, по моему виду определил, что я уже не жилец.
   Все изменилось, еще совсем недавно, я был совершенно иной - трахатся, трахатся,  с самого утра стучало в висках, молотом било по голове, отзываясь слабостью в теле и дрожью в руках. Выпить чашку кофе, лететь в сторону работы, не забыть вспомнить, не перепутать, не проговорится жене, по возвращении, не одарив ее, чужим именем что, к сожалению, было не однажды. Правильно говорят - «имея, не ценим, теряя, плачем»
  Ребята словно сговорившись, подкладывали меня к своим знакомым дамам, давним и близким приятельницам, знакомым знакомых. Барышни, узнав о трагической гибели моей любимой, сочувственно сопели, готовые в любой момент пустить слезу. Прекрасные и добрые дамы, способные и мечтавшие меня утешить, хоть я не уверен, что мне хотелось быть с любой из них. Теперь, для них я стал живым символом, воплощением мечты каждой о беззаветной любви и преданности…
  Знали бы они, сколько раз я строил рога своей любимой, до и после свадьбы. Что только не вытворял, в какие авантюры и переделки не попадал. Для чего? - чтоб добиться заветного, а после? - когда с отвращением, когда с досадой отправлялся домой…
  - Может, стоило им рассказать, о своих проделках, как я выглядывал в открытое окно, не прекращая вовсю любить молоденькую соседку, по ходу действия, обещая спуститься через минуту. Как летел, вместе с пожарной лестницей, с восьмого этажа, чтоб добраться до очередной шмары, а вместо больницы, с ушибами и переломанными ребрами, отлеживался у очередной подруги.
     За последний месяц, мне три раза подряд не удалось. Только я проникал, что-то вдруг отталкивало меня, валился трупом, в глазах появлялись непроизвольные слезы, начинал рыдать, дрожа всем телом, через мгновенье у меня начиналась настоящая истерика. Женщины смотрели на меня с сочувствием, но чаще с испугом, хватали вещи, пулей вылетали из спальни.
     В последнее время, все чаще, мне хочется повеситься. Желание переросло в действие. Нормальной веревки не оказалось, можно было и на ремне, но как-то не эстетично. Купить веревку не проблема, в коридоре, есть отличный крючок, дело осталось лишь за табуреткой. Стул тоже подойдет все, баста, пора идти в магазин. Пересчитал мелочь, все наши небольшие сбережения  съели похороны, с поминок денег не осталось, вчера была получка, но я не стал в очередь, подумал, опять будут смотреть сочувствовать, нелепо подбадривать, похлопывать по спине, вздыхать и охать…
     Мелочи на метра два, даже больше хватит, да и метра должно хватить, с нашими-то потолками.
     Я брел к магазину и думал о том, как сделаю петлю, подвяжу веревку к крюку, брыкну ногой, отталкивая стул. Сократил маршрут, перебежал дорогу и ускоренным шагом пошел через сквер. До магазина было не далеко, осталось еще раз перейти дорогу и, по прямой метров сто. Вдруг, я подумал о том, как буду висеть, трястись в страшных судорогах, хватаясь за воздух. Вспомнил, что где-то вычитал,  повешенье на веревке, самая долгая и мучительная смерть. Родных у меня в городе нет, так что с недельку повишу. Соседи вызовут милицию, скорую, скорее всего,  после того как вонь от моего трупа проникнет в их комнаты. Потом, я буду лежать на операционном столе, как тухлую курицу меня будет потрошить патологоанатом. Умирать расхотелось, не то что бы расхотелось, таким способом. Может, проще пойти на море и утопится хотя, до моря двое суток на поезде, можно и в местной речке, хоть она грязная жаль, что уже осень, вода холодная. Холодную воду я не любил с детства. Так не спеша, уже скорее по инерции дошел до хозяйственного магазина. Осталось перейти дорогу, рядом, на углу дома перед дорогой, стояла бочка. Три человека стояли в очередь за пивом, еще трое, примостились сбоку, под сушеную рыбу глушили кружку за кружкой. Чего-то я вдруг с интересом стал наблюдать за колоритными пожирателями пива и сушеного леща. Лещ, кстати на вид был отличный. Машинально, встал в очередь, когда продавщица спросила сколько, я вывалил содержимое кошелька. Полная продавщица, в смешном, тесном халате, не понятно в каком колпаке или платке на голове, шустро просчитала мою мелочь, спросила.
   – Тут на три пива, на все? Я кивнул, она быстро налила мне две кружки. Словно глухому, то ли сказала, то ли прокричала.
  – Когда мужчина выпьете, придете, я еще налью один бокал. Я вновь кивнул, хотя не понял, что она мне сказала, пристроился за мужиками. Толстые пожиратели пива и пахучего леща, что-то травили про футбол, про хреновых  иностранных легионеров, криволапых и косых негров и прочих цветных, засранцев. Тупых тренеров и еще бог знает о чем. Машинально выпил первый бокал, поставил на крыло прицепа пустую, принялся за другую.
  - Мужчина. Эй, мужчина вы, да вы, возьмите-ка  свой бокал. То ли вопросительно, то ли утвердительно, то ли спросила, то ли сказала продавщица.       Я вновь кивнул, хотя ничего не понял. Мужик, что стоял сбоку, ближе к продавщице, услужливо подал бокал. Я опять кивнул, чуть не допив вторую, машинально стал пить третью кружку. Через какое-то время я вновь обратил внимание на стоящего рядом мужика. Он, что-то мне увлеченно рассказывал, а я стоял отрешенный, полностью оглохший, придавленный своим горем. Наконец мужик умолк, вопросительно посмотрел на меня, наверное, ждал, что я отвечу. Я молчал, глядел на мужика невидящими глазами. На вид, крепкий мужик, в видавшей лучшие годы выцветшей майке, весь в наколках, провел жилистой рукой, перед моим лицом. Увидел перед собой его не бритое лицо, щербатый рот. Он вроде похлопал меня по плечу, после чего  протяжно спросил.
  – Эй, эй мужииик, ты где-а?  Дотронулся до моего плеча, убедившись, что я все же живой, вновь обратился ко мне.
   – А ты друг, как я погляжу не в себе. Меня тоже раз присыпало, он махнул рукой, будто отгоняя плохое воспоминание.
   – На Афганской, контузило здорово, так я два дня был совсем чумной. Хотя, после войны…,  - он не стал договаривать.
  - А ссс тобой, браток, что стряслось? Участливость незнакомца задела за больное. Я вдруг стал, путано рассказывать о жене, о похоронах, о том, как шел купить веревку, чтоб повесится, а купил пиво. Меня вновь трясло. Продавщица странно смотрела на трясущегося мужика, рядом с типичным алкашом. Словно напоказ криво смотрела на безуспешно старающегося сдержать рыдания на вид интеллигента, алкаша, неуклюже обнимающего, плачущего как бабу, что-то участливо бормочущего. Людей у бочки поубавилось, продавщица опустила локти на стойку уперлась руками о подбородок полной ряшки, неодобрительно вперлась глазами, наблюдая как явный алкаш неуклюже гладит мужика по спине. Что-то пробурчала под нос, уже разливая пиво, новому клиенту, все чаще поглядывала в нашу сторону, с осуждением, наконец, не выдержала.
    – Во, это же надо, с утра, уже в дым, а с виду, такой приличный, одет как надо, интеллигээнт понимаете ли, тьфу… - Перестала разливать пиво, подперла руками и без того выдающиеся титьки, будто готова ими выстрелить.
    - Что же это блин, творится, вы только поглядите, ни к кому не обращаясь, сокрушенно качала головой, вновь наливала очередную кружку какому-то ехидному хмырю. Тот плюгавенько хихикал, подмигивал глазом, качал утвердительно головой, непонятно о чем думая. Стоящий рядом со мной мужик, рыкнул на продавщицу.
  – Слышь-ка подруга, замолкни ка, лапушка, тут у мужика горе,  баба у него померла. Горе у мужика, а ты ни…, в общем, не делай подруга своих скоропалительных выводов. Мужик, тряхнул головой, по-видимому, впервые за день, а то и более, сказал целую фразу без одного матерного слова, хотя и с маленькой запинкой посередине. Незнакомец, скорее всего сам был удивлен своей неожиданной интеллигентности.
   - Ой, - баба немного растерялась, участливо вздохнула - недавно?
   - Давно, недавно, какая разница, видишь, мужик горем убит. Стоящие рядом пожиратели пива и леща, участливо переглянулись, молча, подали мне добрый шмат, лучший ломоть от спины.  Через минуту, в полупустой бокал, добавили водки, для полировки. К часу дня я был готов. Впрочем, к часу, мы уже отошли от бочки и расположились в соседнем кафе. То ли узбек, то ли азербайджанец, суетливо бегал вокруг стола раз, за разом приносил подносы и ставил на стол, шашлык, люля кабаб, зелень.  Погода в тот день была на редкость теплая, тихая для середины осени. В оплату пошел турецкий «Ролекс». Мужик, Паша, если не ошибаюсь, впулил их хозяину за двести баксов. Убедил его, что стоят они все десять кусков.
    - Ты че мне не веришь? - ля буду, ты чё Алик, ты посмотри на мужика, такой в жизнь фуфло таскать не будет. Я всегда одевался, как положено, сами понимаете, специфика работы обязывала, да и чтоб, ну и чтоб женщины, понимаете. Паленый «Ролекс», носил ради смеха, через год поставил механизм от старой «Победы», на удивление работали исправно. Паша, наверное, для верности своих слов чтоб, по его мнению, утверждение звучало более убедительно,  добавил.
   - Не веришь, на? – завтра мужик прочухается так, что ты сразу их не сдавай, все пятьсот, а то и штуку отвалит, считай задаток – лады, на?
  Гуляли на все, я провел целый день на воздухе, между закуской и легкой дремотой, пил пиво, водку и вино, что было дальше, не помню.  Проснулся от храпа, оглянул незнакомую комнату, меня обескуражил ее вид. Все вещи были достаточно дорогими, в коробках находилась японская видеотехника, два настольных компьютера. Добротная мебель, хрусталь, обои в рулонах, коробки с обувью. Дорогие вещи, находящиеся в тесной комнате никак не гармонировали с жилым помещением. Просторная комната, скорее походила на склад, подсобку магазина для дорогих клиентов в период острого дефицита при советской власти. Сбоку лежала продавщица пива, видно пивная пенка  оказалась для продавщицы весьма доходным местом. С усмешкой вспомнил, присказку - золото не на дне тут, золото в пенке.
   Хотелось пить, удивлением отметил, что телка, без белого халата и дурацкого колпака или косынки, выглядела достаточно миловидно. Крепко сбитая белотелая мадам, не малого веса, наверное, что-то почувствовала, прижалась ко мне хоть и продолжала громко храпеть, почти как мужик. Округлые формы, порой, молодецкий, с присвистом храп немного раздражал. Какое-то время с усмешкой наблюдал за ее тревожным сном, мне он показался странным. Наверное, она видела беспокойные сны, ОБХСС, налоговая, или еще что-то, чуть замолкала совсем, то вновь начинала храпеть, в перерывах смешно причмокивала, на удивление тоненькими губками. Тоненькие губки колечком словно приклеенные, никак не сочетались на ее весьма упитанной ряшке. Куда меня занесло, и как я оказался в постели, с этой мадамой, это вопрос я себе задал позже, а сейчас с удивлением увидел, что она, как и я совершено без ничего. Мало того, явно пахло любовью, вернее трахом. Такую, любить вряд ли получится, а вот трахнуть разочек в голодное, без бабье время…
   -  Вдруг, я почувствовал необыкновенный прилив сил, не обращая никакого внимания на чуть сопротивляющуюся, еще со сна продавщицу, загнал в нее моего скакуна, еще не веря и боясь, что опять получится облом, погнал его что было мочи. К моей радости, бежал уверенно, как надо. Через минуту, Сонька так, оказывается, звали продавщицу, мычала от удовольствия. Видать давненько ей не попадался здоровый жеребец. Кстати, узнал ее имя недели через две, когда случайно оказался у пивной. А пока, Сонька пыхтела, сопела, а вскоре выла от восторга, но ее восторг был скорее волчий, чем человечий. Примерно также она вызверилась на меня две недели спустя. Хоть я жил совсем рядом, в этом районе, у ее бочки,  оказывался не часто. Меньше чем в квартале от дома находился лишь хозяйственный магазин, школа через дорогу и ее бочка, а дальше, жилые дома, спальный район в котором у меня не было знакомых. Почему очутился в этом районе, не помню, шел спокойно, вдруг подбежала Сонька, и сходу начала меня отчитывать. Говорила, вернее, орала, что везде искала, по всем моргам города, больницам, боялась, что я наложу на себя руки. – Вот, дура...
    После этого случая, у меня все наладилось. Для вида, я продолжал делать вид, что по-прежнему страдаю, видел, что бабы тащатся, готовы приласкать и одарить всем. Теперь, я не отказывался, брал все, что предлагали. Скорее всего, женщины, не замужние, хотели продолжение связи, да и некоторые замужние, были не прочь. Но я не мог представить себе длительную связь, никто не мог сравниться с моей Катюшей. Старался не обидеть, очень тактично отказывал, давал понять, что наш случай, скорее слабость, нежели любовь. Женщины не глупые, у них чуткости на порядок больше чем у мужиков, недаром на хромосому больше. Понимали, что мне нужно время справиться со своим горем. Шли годы, но я так и не смирился с потерей.
   Тогда я еще не знал, что в подавляющем большинстве, женщины,  порядочней нашего брата, никогда не болтают о своих победах. Другими словами, не рассказывают,  не хвалятся, делятся с кем спали, тем более не фантазируют, и не придумывают как мужики паскудные истории.  Это было мне как раз на руку. Когда я прошелся по всему учреждению по второму разу, кто-то все же сболтнул. Третьего круга не получилось, впрочем, он мне был уже не нужен.  У меня было все как надо, моя слава и гордость меня радовала своей стойкостью и здоровьем, одаривая любовью, множество красавиц и с теми, кто мог компенсировать красоту, нежностью и любовью. К преклонному возрасту, (шучу), я понял, что писаная красавица, как холодный манекен. Такие дамочки любят себя и принимают участие в сексе, находясь в стороне, по крайней мере, не в кровати. Мне стали нравиться милые женщины, не обязательно красавицы, цельные натуры, увы, на всех не хватало времени, а с возрастом и здоровья. Как говорится, здоровье компенсировал опытом, в общем, что-то получалось.
   Регулярно езжу на Юг, отдыхаю на побережье, слежу за здоровьем. Готовлю себе сам, правда, не голубцы, но сносно.  Каждый год хожу на могилу к Кате, она смотрит на меня с портрета, по-прежнему молодая и красивая, нежно мне улыбается, как будто спрашивая, как я...
   По-прежнему люблю только ее, поэтому до сих пор не женился. Да и куда женится, шестой десяток, кому я нужен? - Правда дури, еще хватает и дурех, тоже.  Вот надо же, неделю ходил, уговаривал, согласилась, наконец. Это надо же, пришел гад сосед с бутылкой, паленая оказалась. Как говориться - умер, даже не поняв. И, что спрашивается, я здесь делаю...