- Ночью на детских площадках, во дворах, раздаётся скрип старой качели и грустный смех. Я слышала. Это призраки детей, запертые во взрослых телах тоскуют… - Сказала ни с того ни с сего Марика, когда они проходили мимо жёлтой качели в одном из дворов. Она толкнула своей тощей наманикюренной рукой железные перила и качель со скрипом сорвалась с места, вяло, словно огромный ржавый маятник, повторяя давно известную амплитуду.
Закат тащил по небу кудрявые, расхристанные облака. Они двигались, как огромная театральная декорация на фиолетовом полотнище, которую лениво наматывает на трос сонный рабочий сцены. Рошель Лоррельфельд стремительно шёл куда-то вперёд, оставив за собой стеклянные двери кофейни, кадки аглонемы и удивлённого официанта с кожаной книжкой счёта в протянутой руке. Лицо у Лоррельфельда было решительное и испуганное одновременно. Как будто в голове молодого доктора происходило обновление операционной системы. Ну, что-то вроде автоматического.
Вроде как, жизнь текла себе, текла размеренным подслащённым сиропом. Где-то горчила, где-то давала себя посмаковать. И вдруг в один прекрасный день случилось что-то такое, что не входило в состав этого самого «жизненного сиропа» и, мало того, вообще меняло всё представление о мироустройстве. Вдруг под этим сиропом, текучим и липким, обнаружилась воронка – чёрная и глубокая. Как пещера под водопадом. Доктор Лоррельфельд – психолог, человек-материальность и теоретик по складу мировоззрения встал носочками своих начищенных ботинок на край воронки и увидел Бездну. Доктор Лоррельфельд с Бездной раньше был не знаком. Точнее, знаком не так близко, чтобы вспомнить её холодное сухое дыхание. Всё в его голове существовало по известным и понятным большинству цивилизованных индивидов, законам. Магниты магнитили, вода превращалась в пар, и беспроводной интернет подключал гаджеты тонкими столбиками антенн связи. Но Бездна смеялась. В ней бурлило что-то такое, чего Рошель не знал. Какая-то другая Вселенная, в которой не помогали ни кибернетика, ни психология, ни логарифмы, ни физика. Она была непонятна и страшна. Потому что необъяснима. Доктор Лоррельфельд только слышал об этой Вселенной. Экстрасенсы, маги, медиумы. Но всё это забавляло и существовало раньше как будто не в пространстве, а в чьей-то чужой голове, в которую порой страстно хотелось заглянуть. И этому были объяснения. Не очень внятные, но были. А теперь Бездна дразнила Лоррельфельда под водопадом сахарного сиропа маленькой шалостью, пустяковой запиской. Это могли быть чернила, которые каким-то образом меняют химические свойства. Или ещё что-то подобное… Как-то можно же это объяснить в рамках законов физики? Но превращение записки в прайс? Это возможно? Что за странные надписи? Чернила не похожи на обычные, а вот бумага была совершенно простой… Почему-то Лоррельфельд чувствовал, что это именно Бездна. Без сомнений. Как оцепеневший мангуст перед переливающимся властной ленью змеиным танцем. Бездна обхаживала его и он не двигался. Марика семенила за ним. Ей было ясно, что Лоррельфельд торопился не от сжигающего его нутро желания узнать, где находится Зелёная улица и какие тайны прячет от посторонних взоров дом двенадцать. Нет, доктор шёл, как говорится, по инерции. В никуда. Потому что нужно было какое-то механическое действие, отрезвляющее и простое, монотонное, как, например, ходьба, чтобы переварить то, что случилось пару минут назад. Чтобы перестать думать о Бездне.
Доктор сталкивался с Бездной до этого только единожды – и это воспоминание уже давно лежало в старом сундуке его эмоций, мыслей и ощущений. Маленькому Рошелю делали операцию на лёгкие в его восьмой день рождения.
- Восьмёрка – это бесконечность… - Плакала мама, полная рыжеволосая женщина с карими, как вишни в шоколаде, глазами. – Он должен жить!
Мама Рошеля Лоррельфельда была инженером, поэтому верила только в числа и врачей. А Рошель верил тогда в Бога. Он представлял его как какого-то огромного седого матроса на серебряной шхуне, в засмоленной рубашке с закатанными на загорелых руках рукавами. Длинная белая борода Бога всегда скатывалась от морского ветра, поэтому Бог всё время был занят тем, что расчёсывал её. А на Земле в это время шли войны, рушились империи, буйствовала лихорадка. Бог был очень рассеянный. Когда Рошеля везли на каталке в операционную, ему не было страшно. Он наблюдал, как жужжат и мигают на потолке длинные белые лампы. Рошель ехал и думал, что когда он встретится с Богом, он обязательно заберёт у него расчёску и скажет что-нибудь вроде:
- Эй, погляди! На Земле происходит столько всего мерзкого! Хватит уже думать о своей проклятой бороде!
Эта миссия казалась Рошелю очень важной. Самой важной из всех своих мини-миссий.
Бог для Рошеля был кем-то вроде президента. То есть, его непосредственно не звали Бог. Его могли звать Иозеф или Николя. Или Марк. Это неважно. Бога кто-нибудь избирал и каждый раз на шхуну залезал новый моряк. Шхуна плыла, а все моряки были чем-то до скучного похожи. Новый Бог мог быть добрее, меньше чесать свою бороду или наоборот. Это отражалось и на Земле. А старый Бог уходил в мир людей, жил где-нибудь в хижине и ловил рыбу в неводы на берегу океана. И тогда Рошель решил, что если он останется жить, он обязательно станет психологом – чтобы найти этого старого Бога в его захудалой хижине и объяснить ему, что люди страдают. Взять его шоколадную худую руку и отвести его к нынешнему Богу, чтобы вместе уговорить его перестать чесать свою жемчужную бороду и обратить внимание на войны, голод, смерти и нищету.
Горло сдавливало так, что Рошель почти терял сознание. Рядом, возле правой руки лежала игрушка - жёлтая гоночная машинка. Он видел, как отдаляются силуэты всхлипывающей мамы и напряжённого, сжатого в струнку, папы в квадратных очках, где как по двум телевизорам, транслировались два грустных папиных глаза. Каталка дребезжала и скрипела. Рошелю казалось, что его везут к Богу на поезде. Всё становилось спокойным и простым. Не хотелось ни плакать, ни кричать, ни шевелиться. Было хорошо. Вот в нос ударил едкий запах стерильности, чьи-то руки заботливо переложили Рошеля на операционный стол. Простынь – белая и сухая, даже жёсткая. Сверкающие инструменты. Рошелю одели какую-то маску. Он испуганно распахнул сами собой закрывающиеся красивые и большие глаза с пушистыми чёрными ресницами. Доктор – пожилой лысеющий мужчина в очках, как у отца, смотрел на него, поправляя на руках латексные перчатки.
- Не переживай. – Сказал он. – Дыши. Вон какая у тебя машина хорошая. Мы её тебе во-оо-н сюда положили. Выздоровеешь и будешь кататься.
Рошель увидел жёлтую машинку. Он боялся, а вдруг не уснёт. Или вдруг не проснётся и не покатается на ней больше никогда-никогда. Стал считать до пяти про себя, но на третьем счёте впал в беспамятство. Спать под наркозом – совсем не то же самое, что спать просто так. Это как нырять на глубину. Сначала Рошель опускался в какую-то черноту. Она была повсюду – обволакивала его, как будто консервируя. Душила. Он мягко, медленно падал в неё, будто бросился спиной вперёд в бездну ночного океана… Все движения замедленные, подводные, заторможенные. Темнота. В ней не было ни пола, ни потолка. А потом он оказался в просторном, огромном поле, будто бы выпал туда из вихря и распался на тысячи, на миллионы радостных атомов. Всё заливало солнце. Тела больше не существовало. Зато он был во всём – в каждой травинке, в каждом солнечном блике. И это было так увлекательно, что хотелось поделиться с кем-то – вот же, вот, как это! Но не было слов, чтобы выражать мысли. Была гармония, было всеобъемлющее. И Бога на шхуне не было. И не было реки Стикс. Рошель сам как будто был Богом. Так продолжалось бесконечность… И вдруг он провалился в какую-то воронку. Будто поле сложилось пополам, подобно трёхмерной модели на плоскости и увлекло его обратно в черноту. Рошель закричал, но не было звука. Он летел, летел, летел и вдруг сжался до чего-то малого, тесного, страшно неудобного. Его скомкало, как бумажный лист. Как обертку от шоколада. Это оказалось его телом. Оно было невыносимо маленьким, по сравнению с тем, что только что чувствовал мальчик. Оно было просто карцером. Всё скрутило острой болью.
- Зачеееем? – Почти беззвучно прохрипел Рошель. На самом деле из его рта вырвался только вздох. Первые три секунды ему казалось, что он в аду и он отчётливо понимал младенцев, которые попадают в этот мир, сжимаясь до человеческого тела, понимал всем естеством, почему они так истошно орут. Потом это ощущение отступило. Бездна не любит изоблачать себя. Помнить её, если ты ещё не готов – нельзя. Это Рошель понял ещё в восемь лет.
- Бога нет, мама. – Грустно сказал он после выписки из больницы.
- Почему? – Мама улыбнулась, наливая в банку абрикосовый джем.
- Потому что есть только Я. – ответил Рошель. Мама не поняла. Она не была в сказочном поле. Но в Бога почему-то тоже не верила. А Рошель думал, что нельзя не верить в Бога, если ты не видел, что его точно нет. Но он-то видел! Значит, теперь можно было не верить…
Наши герои миновали тенистый переулок с высокими стенами старинной кирпичной кладки, несколько маленьких букинистических магазинчиков и пивную. Наконец, на площади возле театра, у изящной чёрной скамьи с витиеватыми перилами, Лорельфельд остановился и нервно закурил. Марика присела на скамью, вытянув ноги в облегающих джинсах и упёрлась ладонями в колени. Оба молчали. Лоррельфельд медленно и сосредоточенно выпустил изо рта струю сизого дымка и, наконец, напряжённо выдохнул, отбросив воспоминания.
- Как прикажете понимать это? – На слове «это» доктор сделал такое сильное ударение, что даже выделил его лёгким движением головы.
- Не знаю. – Тихо ответила Марика с затаённым торжеством. Она уже успокоилась и теперь вся сияла от восторга. – Я всегда подозревала, что в этом мире происходит какая-то ерунда. Но, наверное, не до такой степени, чтоб прямо на глазах вещи материализовывались и дематериализовывались. Я не совсем готова к такому, даже, несмотря на то, что я не самая нормальная… Моя бабушка рассказывала мне как-то, что у них из загона пропала корова… и вот они её искали-искали…
- Так! – Взвыл доктор. – Прекратите немедленно вещать мне истории про ваших родственников и их домашний скот!
Марика хихикнула. Рошель, потерявший самообладание, быстро пришёл в себя, расчесал пальцами волосы, как озадаченный мальчишка и вздохнул, затем несколько раз затянулся, после чего выбросил окурок в урну, изображавшую кованую пасть Сатира.
- Психолог психанул. Что ждать от этого мира? – Сказала Марика. Доктор сделал вид, что не расслышал.
- Это, должно быть, какая-то шутка. – Протянул он без энтузиазма. – Что за господин мог передать нам эту странную записку? А она, безусловно, адресовывалась нам, ещё и была вручена лично в руки, после произнесения какого-то там чёртова слова…
- Послание. – Напомнила Мари.
- Ну да. Послание. Не мог же этот незнакомец заранее знать, как пойдёт наша беседа, и что именно это слово вы скажете, если, конечно, вы не договаривались об этом заранее. – Он метнул молниеносный взгляд на девушку.
- Побойтесь Бога, доктор Рошель! – Возмутилась та. – Я, хоть и сумасшедшая, но знаю столько же, сколько и вы об этой странной записке. И вообще, я до жути испугалась, когда она превратилась… ну или как это назвать…обернулась в прайс с ценами. В жизни не видела большей жути. Если бы я была одна, я бы точно решила, что это обострение бреда миссианской миссии.
- Чего? – У доктора округлились глаза. – Где вы этого нахватались, Мари?
- Бред мессианской миссии – бредовое убеждение в собственной божественной избранности для свершения великих подвигов по спасению души или искуплению грехов человечества… или определенной нации, религиозной группы, ну и так далее… – Как по словарю процитировала Марика. - Мессианский бред может иметь место при шизофрении, паранойе и маниакально-депрессивном психозе, а также при психотических состояниях, обусловленных эпилепсией. А мы ведь как раз решили, что у меня шизофрения! – Радостно добавила она. – Перед нашей встречей я наткнулась на статью в журнале «Миджлтон». В некоторых случаях, особенно при отсутствии других явных психотических проявлений, это расстройство трудно отличить от особенностей убеждений, свойственных данной субкультуре, или религиозной миссии, выполняемой членами каких-либо фундаментальных религиозных сект или движений.
- С ума сойти. – Доктор Рошель только сейчас заметил, что слушал девушку с открытым ртом и спешно захлопнул челюсть, оправившись.
- Я решила… - Скромно продолжила Марика. – Ну так… вдруг… может быть, у меня есть такое заболевание? Я ведь с детства считала, что я избранная и пришла на эту землю выполнить какой-нибудь интересный квестик.
- Да так не вы шизофреником станете, скорее, а я. – Доктор Рошель покачал головой. – Перестаньте приписывать себе все возможные и невозможные психические расстройства. То, что ваш муж отправил вас лечиться ко мне и то, что вы за каким-то дьяволом позвали меня выпить с вами кофе из-за того, что я вам, якобы, приснился…
- А вот и не якобы! – Обиженно прервала его Марика. – Это правда.
- Ну допустим. Так вот. Все эти факты ещё не указывают на наличие у вас шизофрении. Или шизофазии. Или деперсонализации. Что было написано в этой записке? – Вдруг доктор как будто что-то вспомнил и переменил тон.
- Что-то про Немейского льва. – Пожала плечами Марика. – Что-то вроде: «Лев сам найдёт тебя, как только ты войдёшь в лес». Или придёшь. В общем, что лев найдёт тебя.
- Немейский лев, если я не ошибаюсь – это персонаж первого подвига Геракла. – Протянул доктор задумчиво. – И что бы это значило?
- Я думаю, это важно. – Наивные и просяще-испуганные бутылочные глаза Марики устремились на доктора. – Я так нервничаю, что дико хочу есть.
- Так. – Сказал доктор после долгой паузы. – У вас сейчас какие планы?
- Да какие могут быть планы после этого? Я не знаю. Я бы хотела разобраться с запиской.
- Вас дома ждёт муж?
- Нет. Мой муж – авиатор. Он в отъезде. В отлёте, точнее… И будет в городе только на следующей неделе.
- Вы поражаете меня всё больше, когда я узнаю подробности вашей жизни. – Доктор безнадёжно развёл руками. – Может быть, мне позвонить ему?
- Зачем? – Удивилась Марика. – Он, должно быть, где-то летит. Пусть себе летает.
- Чтобы он не переживал за вас. Скажу, что вы под моим присмотром. Мало ли что может взбрести вам в голову, пойдёте ещё одна искать эту Зелёную улицу… и пропадёте. Ведь вы же собираетесь идти, я прямо читаю это на вашем лице?... Это несложно определить.
Мари неохотно кивнула.
- Возьму ответственность за ваши причуды, так как сам стал свидетелем необыкновенного зрелища. Но, я думаю, вашему мужу про записку мы рассказывать повременим.
- Валяйте. – Вздохнула Марика. – Только про записку он не поймёт и отправит нас с вами в психушку вместе.
- Предлагаю дойти до моего дома. Я угощу вас ризотто, мы включим ноутбук и посмотрим в картах, где находится Зелёная улица, если она вообще существует и решим, что будем делать дальше.
- Откуда в холостятском доме ризотто?
- Приготовил. Я что, не могу готовить, по-вашему? – Язвительно отозвался Рошель. – Идёмте. А то на улице уже становится зябко с приходом сумерек.
- И что же, я у вас всю ночь сидеть буду? – Приподняла брови Марика. – А вдруг я усну и буду лежать на вашей подушке и мне передадутся ваши мысли и сны? Я не хочу быть, как вы!
- Нет. Я возьму вам такси. – Ответил доктор на ходу. – Очень любопытное явление с нами произошло… - Добавил он в полголоса. – Отличная тема для диссертации. Либо это массовые галлюцинации, либо это что-то до жути интересное и действительно стоящее внимания.
- Может быть, нам вернуться в ресторан и попросить видеозаписи с плёнки? – Вдруг остановилась Марика. – По-моему, это отличная идея. Так мы, по крайней мере, можем узнать, что за господин приходил «по нашу душу».
- Мари, вы гениальная женщина! – Доктор улыбнулся. – Иногда бываете. И как я не догадался сразу? Да, действительно любопытно будет взглянуть на записи.
- Но вы не заплатили по счёту. Вас и арестовать могут. И посадят. И я вынуждена буду носить вам передачки в тюрьму, потому что буду испытывать чувство вины. И однажды принесу вам напильник в бутерброде…
- Не переживайте. Я же психолог, как никак. Мы всё уладим. Я оплачу счёт и напридумываю чего-нибудь в оправдание. Перестаньте нагонять жути.
Доктор Лоррельфельд и Марика повернули обратно, в сторону покинутого ими заведения. Сумерки стали уже густыми и тёмными, как баночное варенье. Деревья перешёптывались силуэтами крон. На аллеях загорались длинные спички жёлтых фонарей. Вскоре две фигуры миновали высокую стену кирпичной кладки, качели и вновь очутились у стеклянных дверей и кадок аглонемы. Внутри горел тёплый спокойный свет. На фортепьяно, в самом конце зала играл красивую спокойную мелодию долговязый пианист нервными, поглощающими всё его естество, отрывистыми движениями. Лоррельфельд потянул за ручку двери.
- Извините, мы не заплатили по счёту! – Крикнул он с порога. Официант тут же подбежал к нему с кожаной книжкой.
- Чёрт знает что творится. Меня чуть не оштрафовали. Извольте объясниться, а то ведь я и в полицию могу…
- Моя знакомая… - Понизил голос Рошель. – Она немного не в себе. Ну, с психическими отклонениями. – Он наклонился к официанту. Официант посмотрел за стекло, где взад-вперёд в лисьем боа разгуливала Марика, заложив тощие руки за спину. – У неё случаются приступы галлюцинаций. Я психолог. Мы проводили очередной приём… знаете ли, практикую приёмы в кофейнях, на природе, в непринуждённой обстановке. Это помогает пациентам расслабиться…так вот…мы сидели здесь и у неё случилась паника, она вообще очень мизантропична, боится людей. Зря выбрал такой метод терапии. Я сейчас всё заплачу, прошу меня извинить за доставленные неудобства.
- Хм… - Официант презрительно хмыкнул. Весь его вид говорил: «По-моему, вы тоже с психическими отклонениями».
Доктор Лоррельфельд достал визитную карточку с фотографией и, поверженный аргументами официант, тут же понимающе закивал головой.
- Тогда понятно, господин Ло… Лоррельфельд. Ну что ж, поверю вам. Странные дела творятся, конечно. Вот был бы на моём месте кто-то другой, вам не сдобровать, ей Богу. Хорошо, что я человек очень толерантный. – Бормотал он самодовольно, пока считал зелёные бумажки.
Рошель расплатился по чеку и оставил чаевые.
- Слушайте, а тот человек, который передавал нам записку… вам удалось записать его на камеры видеонаблюдения?
Официант несколько призадумался.
- Вообще-то да… Ну… да… - Пробормотал он, как бы вспоминая. – Да, конечно. Вы можете посмотреть записи, наш администратор вас проконсультирует. Его зовут Энкель, во-ооон тот молодой человек в белой рубашке с бэйджем… - Он указал на столик у служебного входа. - Что-то произошло?
Рошель очень внимательно посмотрел на официанта, сдвинув изогнутые брови.
- Да нет. Ничего не произошло, собственно. Просто мы понятия не имеем, что за человек передал нам записку, которую вы принесли.
- У нас не самые хорошие камеры видеонаблюдения, всё расплывается… Хотите я вам опишу его? Он довольно высокий, в темном длинном плаще, пожилой и хмурый, лицо у него сердитое и лоб – весь в сеточке морщин. Под капюшоном у него была шляпа с серой лентой и наглухо застёгнутый пиджак с высоким воротом, под самую шею. Жуткий господин.
- Как ваше имя? – Поинтересовался Рошель, чтобы поблагодарить официанта.
- Мэлмор. В этой записке было что-то компрометирующее?
- Да нет, пустяки… - Неуверенно протянул Лоррельфельд. - Большое спасибо за подробности, Мэлмор. Пойду-ка схожу к вашему администратору, попрошу показать записи с камер.
- Господин Энкель. – Рошель уверенно и спокойно подошёл к сидящему за небольшим столиком, утопающем в «зелёной стене» бегоний, молодому человеку приятной наружности, с рыжими, как ржавчина, волосами и лицом с россыпью каштановых веснушек.
- Доброго вечера. Чем могу быть вам полезен? – Отозвался администратор. До того, как Рошель подошёл, он был занят тем, что пытался обогнать красную Феррари на экране большого, как доска для нарезки овощей, телефона с хромированным корпусом.
- Некоторое время назад я и моя спутница сидели вон за тем столиком и пили кофе, - доктор махнул рукой в сторону их вечерней локации. – Ваш официант Мэлмор принёс нам записку от странного человека, с которым, судя по описанию Мэлмора, мы не знакомы. Человек попросил его передать письмо и сразу же ушёл. Мы не успели увидеть, кто бы это мог быть. Записка содержания нам не совсем ясного и мы бы хотели уточнить подробности. Можно мне взглянуть на записи камер видеонаблюдения? Может быть, я пойму, кто это мог быть. Ну или, хотя бы, буду представлять, как он выглядит более точно.
- Может быть, вам обратиться в полицию? – Обеспокоенно поинтересовался администратор. – Всё хорошо? Вы уверены, что с вами будет всё в порядке?
«Ага, как же. Чёрт его знает». – Подумал Рошель.
- Да, я думаю, ничего страшного нет. Может быть, это чья-то шутка. Если у этой истории появится продолжение, мы обязательно заявим, куда следует.
- Пойдёмте, я покажу вам записи. – Энкель сделал жест рукой и Рошель поспешил за ним. На большом мониторе служебного помещения заново начинался их с Марикой вечер. Качество записи, конечно, как и говорил официант, хромало, но в целом, можно было узнать и себя и тощую эксцентричную блондинку с лохматыми волосами. Итак. Рошель сосредоточил всё внимание на том столике, про который говорил Мэлмор. Именно там должен сидеть господин в чёрном плаще. Вот открывается сама собой дверь, вот официант подходит к пустому столику, наклоняется и как будто бы разговаривает с кем-то, потом идёт к ним. Никого нет. Но в тоже время, Мэлмор ведёт себя так, словно там кто-то сидит. Он даже как будто что-то берет из воздуха. Записка. Всё. Официант идёт к Марике и Рошелю…
- Вот чёрт… - Выдохнул Рошель в ужасе. Энкель запись не смотрел.
- Ну что, нашли что-нибудь интересное? – Крикнул он из-за двери.
- Нет… - Протянул Лоррельфельд, словно во сне. – Как включить ещё раз?
Он не верил своим глазам.
Энкель зашёл в помещение с компьютером, чуть-чуть повозился с кнопками. Затем выпрямился во весь рост. Вид у него был туповатый и удивлённый.
- Что? – Спросил Рошель.
- Но как же вы её смотрели? Запись удалена час назад. Здесь стоит дата удаления. У нас всегда отмечается в программе время удаления видеозаписей… Я не знаю, кто мог удалить запись с камер, ума не приложу. Ключ есть только у меня. Тем более, час назад я сидел на своём рабочем месте. Дверь была заперта.
Рошель оглядел маленькую подсобку. Пара стульев и большой ПК. Окон в каморке не было. Подпольных ходов, вроде, тоже.
- Мы всё проверим. – Растерянно сказал Энкель. – К сожалению, сейчас я вряд ли смогу помочь вам. Сам не знаю, что произошло. Но это, по меньшей мере, странно.
- Спасибо… - Почти шёпотом поблагодарил его Рошель и пулей вылетел за дверь. Сердце его бешено колотилось.
- Всего доброго, господин! – Прокричал ему вслед официант, вытирая тарелки у стойки снежно-белым полотенцем.