Глава 2. Женщина в чёрном

Михаил Сидорович
С той поры два месяца прошло. И вот однажды вечером, когда отец с работы вернулся, раздался стук колёс по мостовой. В этом не было ничего необычного. Кареты мимо нашего дома часто проезжают. Но в этот раз карета остановилась аккурат напротив нашей двери. А через короткое время в дверь постучали. Я хотела открыть, да куда там? Отец на меня шикнул и сам пошёл.
Открывает, а там дама в чёрном траурном платье. Вуаль из чёрного кружева. На пальце, поверх перчатки – золотой перстень с синим камнем. Сама такая стройная. Талия тонюсенькая.
Дама спрашивает:
-Мистер Смит?
-Так точно, леди.
-А это, надо полагать, мисс Смит?
-Да, это моя дочь.
-Меня зовут леди Гилфорд. У меня к вам дело. Могу я войти?
-Да, конечно, входите, ваша милость. Вы хотите гроб заказать?
Дама вошла, села на предложенный стул и говорит:
-Вас ввёл в заблуждение мой наряд? Нет, гроб мне не нужен пока. Я уже несколько лет ношу траур по мужу.
-Тогда, чего же вы хотите?
-Я была бы очень признательна, если бы вы рассказали мне об одном человеке, - говорит она и вынимает из кармана соверен. Вертит она монету между пальцами. А золото так заманчиво блестит на чёрном бархате её перчатки. Я аж засмотрелась. Так же и отец взгляд не может оторвать. Не то, чтобы жадность, а просто очень привлекательно выглядит золото на чёрном. Да ещё рука такая ладная точёная, и кольцо синим огнём горит.
-О ком же вы хотите узнать, ваша милость? – спрашивает отец.
-Меня интересует человек по имени Френсис Мор.
Я аж вздрогнула. А отец вскочил с места и говорит:
-Всё, что мне о нём известно, это то, что он сукин сын! Уж, простите, леди! Мы люди необразованные. Иной раз выскажемся неделикатно.
-А каков он с виду? – спрашивает дама, подбрасывая и ловя монету.
-Обыкновенно как выглядит, - говорит отец. – Рожа наглая, разбойная.
-А глаза? – спрашивает дама.
-Глаза тоже наглые.
-Я не о том, цвет какой?
-Цвет? – отец призадумался.
Дама снова подбросила монету и поймала её, зажав в кулаке.
-Не помню я, какой цвет! Какая разница? – говорит отец, а сам на её кулак смотрит.
Дама разжала кулак и монеты там к нашему удивлению не оказалось.
Тут я не выдержала и встряла в разговор:
-Голубые у него глаза, ваша милость!
У дамы вновь в руке заблестела монета. И откуда только взялась? Вертит она золото между пальцами, да так ловко, что залюбуешься.
Отец на меня шикнул, велел мыть посуду и помалкивать.
-А волосы у него, какого цвета, - спрашивает наша гостья.
- Русые, - говорит отец.
-Не русые, а соломенные! – снова встреваю я.
Отец на меня покосился, но ничего не сказал.
-То же самое мне и в полиции сказали, - говорит ночная посетительница. – А кто его родители?
Отец смотрит на меня. Я плечами пожимаю.
-А разве в полиции этого не знают?
-Не знают, - говорит гостья. – А откуда он родом? Из какого города?
Мы с отцом переглядываемся, не знаем, что ответить. Дама посмотрела на нас и снова спрашивает:
А есть ли у него приметное родимое пятно, выше правого колена?
Отец говорит:
-За кого вы нас принимаете, леди? Я его голым не видал. Дочь, надеюсь, тоже.
Дама смотрит на меня. Я вспыхнула и отвернулась.
Она положила монету на стол и накрыла её рукой.
-И последний вопрос, - говорит она. – Где он сейчас скрывается?
-Если бы я это знал, то немедленно донёс бы в полицию!
-А вы, мисс Смит, что скажете?
-Что ж, я могу знать, если безвыходно дома сижу? В бегах он, где-то.
-Очень жаль! – говорит незнакомка и убирает руку со стола.
Вот, дьявольщина! Монеты там не оказалось.
Если вдруг что-нибудь узнаете, - говорит она, вставая, - найдите меня в гостинице «Путеводная звезда», спросите леди Гилфорд, получите эту монету. Всё о глазах и волосах я узнала в полиции, а на остальные вопросы вы мне не ответили, так что уж не обессудьте.
Проводил её отец до двери, запер за ней, посмотрел на меня и говорит с ехидцей:
-Ну, что, доченька, может, вспомнишь про родимое пятно над коленкой? Могла бы заработать тридцать шиллингов!
- Зря вы меня, папаша, обижаете, - говорю. – Я честная девушка. А намёки ваши очень даже обидные, - и заревела.
-Ну, прости ты меня дурака! – говорит отец.
Прижал он меня к своей груди и гладит по плечу, по волосам. Я громче реву. Вдруг рука его замерла.
-Что за чёрт, - говорит. – Дочка, глянь. Ты тоже это видишь?
Глянула я, а на стуле, где та дама сидела, лежит золотая монетка, та самая.
Отец взял её, так и эдак повертел, даже на зуб попробовал.
-Это она обронила, - говорит. – Ну, что с возу упало, то наше.
Сунул он монету в карман, сел за стол. Я снова взялась за шитьё. Посидели мы так с полчаса, отец встал и говорит:
-Устал я от всей этой истории, пойду посижу в «Трёх голубках», через часик вернусь. Запирать тебя больше не буду, ты сама запрись, горе моё.
Я кивнула.
Только отец ушёл, опять стук в дверь. Я думала, отец забыл чего-нибудь. Открываю, не спрашивая, Вижу, там опять точеная фигурка в чёрном платье. Я от неожиданности даже попятилась.
Она вошла, дверь на задвижку заперла и говорит:
-Простите меня, Бетти. Я догадалась, вы мне не всё сказали. Вы ведь знаете, где он прячется. Вы при отце не хотели этого говорить!
-Чего это вы, леди? – спрашиваю, - Откуда мне знать? Он, может, и сам не знает, где завтра ночевать будет. Я ему не жена, не невеста.
Она откинула вуаль. Вижу, красивая она, все черты лица совершенны, только губы тонковаты, сжаты, и бледны, да между бровями залегли две глубокие вертикальные морщины. Волосы белокурые, вьющиеся. А глаза у неё такие же голубые и глубокие, как у Френсиса, опасные такие глаза, а на щеках слёзы.
-Понимаете, - говорит она, - я сына потеряла, уже двенадцать лет прошло. Я всё надеялась, что он найдётся. Многим людям дала свой адрес, чтобы написали мне, если узнают чего. И вот, один из здешних полицейских, написал мне о вашем Френсисе. Всё совпадает, и имя, и фамилия, и возраст, и цвет глаз, и волосы такие же, как у моего сына. Вы должны мне всё рассказать, иначе Бог накажет вас. Где он?
Смотрю я на неё, и у самой комок в горле застрял. Как же можно матери не сказать? А вдруг она из полиции? Хотя, какая к чёрту полиция? Разве могут быть у мелкого полицейского агента такое платье и такой перстень.
-Дайте сюда ваш перстень, - говорю.
Она на миг удивилась, но потом с готовностью перстень сняла, мне протягивает. Я взяла стеклянную бутыль, провела по ней острой гранью камня. Вижу, на стекле царапина осталась. Выходит, камень и впрямь драгоценный, не стекляшка!
-Вот, возьмите обратно ваш перстень. Я почти, что ничего не знаю… В общем, слышала я, будто Френсис в Вест Индию надумал бежать. Мне подружка сказала. Вот и всё, что мне известно. Обещал через три года разбогатеть и вернуться за мной. Но я ему не очень-то верю.
Она задумалась.
-Спаси тебя Бог, Бетти. Ты любишь его?
Я кивнула.
-Тогда, поехали со мной в Вест Индию.
-Куда? – я чуть не поперхнулась.
-Нельзя ждать три года, пока счастье тебе само на голову свалится. За это время, либо он женится, либо тебя замуж выдадут. Если любишь, борись. Только тот счастья достоин, кто за него сражался.
-Да где ж это видано, леди, чтобы девушка одна по свету разъезжала? Да у меня и денег нет, и отец не отпустит.
-Я всё устрою! – говорит она. – Ты будешь моей горничной. Я еду в Новый Свет, а ты при мне. Твоя работа – платья в порядке содержать, корсет шнуровать и прочие мелкие услуги.
Зато повидаешь мир, переплывёшь океан, попробуешь невиданные фрукты, увидишь прекрасные незнакомые цветы. И за всё это ещё деньги получишь. А главное, ты сможешь снова увидеть своего Френсиса. Если сладится всё у вас, выйдешь за него, а нет – вернёшься со мной в Англию.
-А вы уверены, что это ваш сын?
-Нет, не уверена, но очень на это надеюсь! Не могу я сидеть, сложа руки. Даже если это не он, всё лучше искать, плыть, ехать, делать что-то, чем сидеть в четырёх стенах, один на один со своей тоской.
-Я вот всё думаю, леди, ваш сын уже взрослый человек. Ему нужна была мать в детстве, когда он был малышом, когда он нуждался в заботе, ласке и защите. А теперь-то, что вы ему можете дать?
-Да, я многое упустила. Но кое-что я могла бы дать ему, даже сейчас. Например, имя. Он думает, что его зовут Френсис Мор. Но, на самом деле он из знатного рода. У него громкое высокое имя. Во-вторых, я могла бы дать ему деньги. Ему полагается богатое наследство. Я думаю, пара десятков тысяч фунтов в год ему не помешают. А я? Что мне нужно? Мне бы только поглядеть на него, только бы знать, что он жив и здоров, богат и счастлив. Больше мне ничего не надо.
-Очуметь! - говорю, - Он, что, и правда, из Ланцелотов?
-Не знаю, - отвечает она. – Есть только один способ это узнать. Так ты едешь со мной?
-А как же отец? Вдруг он не согласится?
-Согласится! И не таких уламывали. Вот деньги, - она вытряхнула из кошелька целую кучу золота – один лорель, два ангела и четыре кроны! Семь золотых монет,общей стоимостью шестьдесят шиллингов! - Это твоё жалование за два месяца. Отдашь их отцу. Обещания, конечно, сладкое блюдо, но деньги, которые можно пощупать руками, убеждают куда лучше, чем деньги обещанные.
-Так это что же, - говорю я, - шестьдесят шиллингов за два месяца? По шилингу в день, что ли?
-Да, - отвечает она, - и к тому же бесплатная кормёжка, постель и мои старые платья. Ведь то, что графине уже не годится, для тебя - роскошь. Тебе бархат нравится?
-Очуметь, - говорю, - здоровенные мужики по шести пенсов в день получают, и почти всё на еду, одежду тратят, больше пенса на чёрный день отложить не могут, а мне вдвое больше и почти что без трат, на всём готовом!
-Вижу, ты уже согласна. И вещи свои собери. Завтра после полудня я за тобой заеду. Да, отец, конечно спросит… Скажи ему, что я  еду на Барбадос к сыну погостить.
-А если он не согласится?
-Ничего страшного. Играй роль покорной дочери, а я сама с ним договорюсь.
Сказав это, она порывисто поднялась, поцеловала меня в лоб, опустила на лицо вуаль и растворилась в ночи, такая же чёрная, как сама тьма. Только сейчас я сообразила, что не слышу стука колёс. Получается, дама карету подальше от дома оставила, а сама крадётся в темноте бесшумно, словно тень.
Я потрогала кучку монет. Боже! Как мне надоело сидеть взаперти! Неужели я - безвестная Бетти Смит, дочь гробовщика из Лондонского предместья наяву увижу океан, дельфинов, тропические леса,  ярких птиц, обезьян на воле? А может быть, найду любовь и счастье? Знали бы девчонки – позеленели бы от зависти! Как странно поворачивается жизнь.
Отец вернулся за полночь, сильно навеселе. Я не стала ему ничего говорить, раздела его и уложила в постель. Все свои пожитки я побросала в дорожный сундучок за полчаса. Легла в постель, но почти не спала от возбуждения.
Утром, я встала не свет не заря, быстро приготовила завтрак.
Увидев на столе кучку золота, отец удивлённо поднял брови и спросил:
-Откуда это.
-Та вчерашняя дама принесла, она вернулась, когда тебя не было.
-И ты ей открыла?
-Прости, папа, я думала, это ты вернулся, вот и открыла. Теперь, если ты не будешь против, она нанимает меня горничной и даже выдала жалование вперёд за два месяца.
-Жалованье вперёд? Это что-то новенькое!
-Дело в том, папа, что она уезжает на Барбадос, проведать своего сына. В дороге ей будет нужна служанка, чтобы следить за нарядами.  Я ей понравилась, и она предложила мне пойти к ней в услужение. Но, я сказала, что поеду, только если ты разрешишь. Зная, что я не смогу навещать тебя некоторое время, она согласилась дать деньги вперёд.
-А ты точно поняла, что это за два месяца? Ты неверно поняла. Это за четыре месяца. Таким как ты платят, самое большее, по шести пенсов в день.
-Да, нет же, папа, точно за два!
-Это, что же такое получается, она тебе сразу по шиллингу в день платить будет? – недоверчиво покачал головой отец.
-Получается, так, кивнула я. Такое выгодное предложение. Я не могла устоять.
-А если я не позволю?
-Тогда я верну ей деньги. Она должна заехать сегодня, после полудня.
Сказав это, я протянула руки к деньгам, будто собираясь забрать монеты. Отец, конечно, не мог равнодушно смотреть, как у него из-под носа уплывают шестьдесят шиллингов.
-Постой, постой! Дай подумать. Я ничего ещё не решил. Значит, она едет на Барбадос? А когда обратно?
-Она ещё не знает.
Повисла пауза. Выждав с минуту, я снова потянула руки к деньгам.
-Ладно! – отец раздраженно сгрёб деньги в карман. – А может, тебе, и правда, пора делом заняться, чтобы на глупости времени не оставалось? Да и лучше будет, если ты уедешь подальше с глаз. А то мне надоело, что соседки, при каждой встрече, измеряют взглядами твой живот.
-Папа, ты отлично знаешь, что мы с Френсисом не делали ничего такого, от чего мог бы увеличиться живот!
-Да, я-то тебе верю… Просто каждой стерве этого не объяснишь. Ладно. Схожу в мастерскую, скажу компаньону, чтоб работал сегодня без меня, и вернусь. Надо же тебя проводить, всё-таки надолго расстаёмся.
Вернувшись из мастерской, он долго нудно инструктировал меня, как следует вести себя за границей, что порядочной девушке можно, а чего ей нельзя. Оказалось, что нельзя почти ничего.
В половине первого прикатила карета. Лакей спрыгнул с запяток и распахнул дверцу. Из полумрака экипажа высунулась рука в чёрной перчатке и поманила меня. Синим огоньком сверкнул перстень. Лакей взял мой сундучок и приторочил его к багажной полке. Отец крепко обнял меня, перекрестил и потом ещё долго махал мне вслед.