Пепел наслаждений Киносценарий

Александр Образцов 3
Александр Образцов

Пепел наслаждений

Киносценарий










12-летняя девочка стоит в пустом купе, прижавшись лицом к стеклу. Ее руки короной над головой. Перед нею на перроне – Воронин и Стелла. Они говорят друг с другом, улыбаются, смотрят на часы, ждут отправления поезда. Их не слышно. Лицо Стеллы приближается к стеклу. Лицо улыбающееся, но улыбка скорее – оскал. Воронин хмур и даже растерян. Но это лишь на мгновения. Снова дежурные глаза ожидания отправления поезда. Пауза длится. Фигурка девочки неподвижна, лица не видно, только пальцы чуть колышутся, как водоросли на дне. Девочка как будто смотрит последний раз из-под воды. Вот-вот ее унесет река навсегда.
Поезд трогается. Воронин и Стелла делают несколько шагов следом. На их лицах облегчение. Впрочем, это обычное выражение затянувшегося прощания.
Девочка еще пытается сохранить связь с ними, голова с короной рук сползает вправо. Там уже никого: люди, люди, конец платформы. Железнодорожные развязки. Вековая страна мазута.
Девочка сползает на полку, головой на столик, на руки.
Поезд мчится, девочка неподвижна.



1 ЭПИЗОД.


Заставленная тусклой, темной, старинной мебелью узкая комната неправильной формы с высоким окном в глубине. Рядом маленькая спальня, где стоят две односпальные кровати, туалетный столик с зеркалом.
Очень много книг, видимо, остатки более систематической библиотеки.
На стенах - крупное фото Стеллы в ролях из пьес Чехова. Ее большой портрет с подписью, снятый из фойе театра. Портрет Воронина.
Воронин сидит за маленьким антикварным столиком в узкой комнате, пишет. Стелла в спальне, уютно устроившись в постели, читает книгу.
Июнь. Поздний вечер.
 
Воронин. Она сказала, когда вернется?
Стелла. Зачем? Она ведь знает, что мы раньше двух не ложимся.
Воронин. Лучше бы она говорила. Я не могу сосредоточиться, все время жду звонка.
Стелла. Недолго ждать. Потерпи. Провалится и уедет.

Воронин встает, подходит к двери в спальню.

Воронин. Ты думаешь, провалится?
Стелла. В первом же туре.  Ей надо было остановиться в Москве. Там таких любят. Я говорила Алексею, он не послушал.
Воронин. Каких?
Стелла. Таких.

Пауза.
 
Воронин. Ты считаешь, что у нее есть способности?
Стелла. Она очень головная. А головные поздно проявляются. Когда хорошенько надают по башке. Или после двадцати абортов. На выбор.
Воронин. Не думаю.
Стелла. Что?
Воронин. Она просто шлюха.

Уходит к столу, садится. Стелла озадаченно гримасничает, встает, идет в узкую комнату.

Стелла. Слушаю.
Воронин. Я не могу сосредоточиться, понимаешь? Все время жду звонка. Любая шлюха оставляет после себя какое-то беспокойство, даже... посуда в шкафу дребезжит.
Стелла. Ну, это уж... твои дела. А почему она не может быть головной?
Воронин. Не  знаю, и знать не хочу.  Я люблю простых и наполненных женщин.

Стелла подходит к нему, прижимает его голову к груди.

Стелла (негромко). Давай я еще попытаюсь?
Воронин. Не надо.
Стелла. Я же вижу, что тебе хочется.
Воронин. Нет.
Стелла. Хочется. Вчера в метро ты так смотрел на малышку.
Воронин. Я на колени смотрел ее мамы.
Стелла. Врешь.
Воронин. На колени и на то, что теряется в темноте.
Стелла (целует его в голову, совсем негромко). А что теряется?..
Воронин. Все.

Обнимает ее за талию.
Раздаются три звонка.  По их продолжительности можно судить о характере - это звонки человека, не думающего о том, куда он звонит. Он думает: "Мне надо". Беспечные звонки.

Воронин. Стерва...
Стелла (шепчет, целуя его). Потерпи...

Идет открывать.
Воронин откидывается в легком кресле, барабанит ногтями по подлокотнику.




2 ЭПИЗОД.


Входят Стелла и Анастасия.

Анастасия (Воронину, держа руки за спиной). В какой руке?

Воронин молча, мрачно смотрит на нее.

Анастасия. Вы больны, дяденька?

Воронин. Я не дяденька. Я - Воронин. Во-ро-нин.
Анастасия. В какой руке, Воронин?
Воронин (не двигаясь). В этой.
Анастасия. Угадал. Держите.

Кладет на стол маленький, плотный кубик бумаги. Воронин, помедлив, разворачивает его. Это лотерейный билет.

Анастасия. Когда выиграете (подносит палец к губам) мне - ни слова. (Покачнувшись.) Пардон.
Стелла. А сегодня где?
Анастасия. Ах, тетя. Можно, я сяду? Бабах! (Падает на диван.) Сегодня в клубе интернациональной дружбы. Вы не замечали, что вместе любят собираться очень тупые люди... А такие, как Воронин, сидят одни... Можно чаю? Стеллочка? Все во рту... пересохло.

Стелла выходит.
Анастасия шумно вздыхает.

Воронин. Надеюсь, у твоего отца не будет к нам претензий?
Анастасия. А вы боитесь, да? Какие же вы люди искусства, если вы боитесь... Люди искусства ничего не боятся. Они... анархисты. Они не признают... земной власти...
Воронин. Ты знаешь, что от тебя дребезжит посуда в шкафу?
Анастасия. Да?.. А я и не знала.
Воронин. Интересно, ты видишь со стороны, какая ты очаровательная и грязная?

Анастасия молчит. Воронин после паузы оглядывается на нее. У нее текут черные слезы.

Воронин. Чтобы я больше не видел тебя пьяной!

Анастасия оглушительно шмыгает носом.
Входит Стелла.

Стелла. Что у вас тут?
Анастасия. Я такая гадкая!.. (Рыдает.) Я так... люблю, когда меня хвалят!.. Не ругайте меня, Воронин!.. (Становится перед ним на колени.) Когда я чувствую себя заурядной, я... напиваюсь!.. Простите меня!..

Стелла смеется. Воронин в ярости вскакивает, быстрыми шагами идет к двери, но дверью не хлопает, закрывает осторожно, помня о соседях.

Анастасия (садится на диван, бормочет). Что-то он меня действительно... достал...
Стелла. Фу, как бездарно.
Анастасия (судорожно вздыхает). Что, неужели я так... совсем-совсем?
Стелла. Так грубо! Неинтересно!
Анастасия. Я очень чаю хочу. Честное слово.
Стелла. Чудовищно...

 Выходит.  Анастасия клонится головой по диванной спинке, зевает,             забрасывает ноги, ложится.

Анастасия (бормочет). Сами вы... д-дураки...


3 ЭПИЗОД.

Одиннадцать часов утра следующего дня. Стелла входит из коридора в узкую комнату, где на диване спит Анастасия, включает транзистор на полную громкость. Выходит. Анастасия поднимает голову, сумасшедшими глазами смотрит на транзистор, роняет голову. Затем издает мучительное "о-о!", встает. Она в короткой рубашке и трусиках. Находит быструю музыку. Несколько минут занимается аэробикой в бешеном темпе. Затем, накинув халат, держась за голову, плетется к двери. Выходит.
Входит Стелла с подносом. На подносе - завтрак. Она сама недавно встала. Начинает раскладывать омлет по тарелкам.
Входит Воронин с газетой. Садится за стол.

Воронин. Тоска какая-то... уже и по утрам.
Стелла. Давай я кофе сварю.
Воронин. У них времени нет... У них день по минутам расписан... Со съемок на запись, с записи в театр, из театра на "Красную стрелу"... Лучше по дороге падет, как лошадь, чем упустит лишний рубль... Что ж мне так тоскливо?.. Где же я ошибся-то, а? Где?

Стелла молчит.

Воронин. Как-то время быстро ушло, да? Поговорили, поговорили, повосторгались, а пригласить забыли... А я и... не напомнил о себе.
Стелла (твердо). Не надо. Ешь.
Воронин. Не захотел. А сейчас чувствую - кожей чувствую! - в воздухе носится роль... неудачника. А?.. Люди-то в абсолютном большинстве - да нет, все! - все они - неудачники. Они же о себе хотят, а не о героях.
Стелла. Ешь. Остывает.
Воронин. Не берегут национальное богатство. (Ест.) А потом... собирают столики, чернильницы, личные вещи... А?.. Нет. (Отодвигает тарелку.) Это больше, чем тоска. И вообще - сколько можно быть мужем своей жены? Ты бы там как-нибудь пихала меня, что ли!.. А может, ты везде говоришь о том, что я безда-арен? Что ты меня содержишь? А?.. Это чтобы я, не дай бог, не уплыл. (Встает.) Ничего. Мореная (хлопает по лаковой поверхности шкафа) мебель. Живая, замореная!

Входит Анастасия.

Анастасия. Доброе утро.

            Идет в спальню. Воронин провожает ее взглядом.
 
Воронин (Стелле). Почему ты молчишь? Ты же знаешь, что твое молчание бесит меня!
Стелла (сдержанно). Ты не будешь есть?
Воронин. Эту... подошву? (Подходит, ковыряет вилкой омлет.)
Стелла (сдержанно). Это омлет.
Воронин. Омлет! Ом-лет! Почти - Гамлет! Как вы мне все надоели, кретины!

Идет в спальню. Там переодевается Анастасия. Не пытаясь прикрыться, молча смотрит на него. Он после паузы показывает ей язык, возвращается в узкую комнату, садится за стол, ест.

Стелла. Анастасия!
Анастасия. Иду.

Входит, садится. Все молча едят.

Анастасия. Прошу прощения за вчерашнее.

Ей не отвечают.

Анастасия. Я шла по Невскому, как затравленная. Все как-то, где-то пристроены, одна я...

Молчание.

Анастасия. Здесь есть девочка из нашей школы.  В университете, на эко¬номическом. Я ей позвонила. А у нее как раз...
Воронин. Не ври.
Анастасия (упрямо, с облегчением). ...а у нее как раз были гости из Швеции, они переписываются с пятого класса. У них был финский ликер. Они его сварили в чайнике. Их было три человека, все альбиносы. И немые.
Воронин. И импотенты.

Глаза Анастасии наполняются слезами.

Воронин (смотрит на нее). Виноват. У нее действительно есть способности.
Анастасия. Почему вы... унижаете меня? Я могу и уйти!
Воронин. Ой! (Стелле.) Она может уйти! Куда же она пойдет, бедненькая? Уж не по рукам ли?
Анастасия. А вас это не касается. И не должно волновать. Старик.
Воронин (Стелле). Ты заметь, на глазах у жены клеится.
Анастасия. Тетя, но есть же предел!

Стелла молча собирает тарелки, выходит. Воронин несколько раз дергает себя за нос. Мрачен.

Анастасия. Чего вы ко мне привязываетесь?
Воронин. Нужна ты мне... Чтоб не смела приходить пьяной! В моем присутствии изволь быть всегда чистенькой и веселой! Как японка!
Анастасия. Мне действительно тяжело...
Воронин. А всем вокруг - легко! А ей - тяжело! Запомни - ты мне не нужна! не нужна! Со своими грудками, с попочкой, с... со всей этой канителью!.. Но когда ты на моих глазах становишься дрянью, это мешает мне жить! Работать! (Спокойно.) Не знаю почему, но это мне мешает. Как все юное и червивое.
Анастасия. А мне мешает то, что меня не принимают всерьез.
Воронин. Тебе еще ничто не должно мешать. Ты должна быть гибкая, как червяк. Успеешь еще надоесть всем.

Входит Стелла.

Воронин. Чай будет?
Стелла. Ты себя прекрасно чувствуешь?
Воронин. Отлично.
Стелла. И извиниться не хочешь?
Воронин. Извини, Настя.
Стелла. А передо мной?
Воронин. А перед тобой за что?

Стелла, не находя слов, двигает губами, рука тянется что-то схватить и бросить.

Воронин. Настя, подай ей пепельницу, пусть шарахнет.
Стелла (сбросив бешенство, как одежду, вернее - выйдя из-под зонтика бешенства). Так тебе чай или кофе?
Воронин. Чай.

Стелла выходит.
Пауза.

Анастасия. С вами не скучно.

Воронин молчит.

Анастасия. Может, мне действительно уйти? (Пауза.) Конечно, надо уйти, пока что-нибудь не случилось. (Пауза.) Я ухожу. (Пауза.) Да?
Воронин. Когда тебе станет тридцать восемь лет, как моей жене, "когда Бирнамский лес пойдет на Дансинан..." Когда тебе будет тридцать восемь, мне будет пятьдесят семь. А когда тебе будет пятьдесят семь, мне будет... мне... будет семьдесят шесть. И с этой разницей уже ничего не сделаешь. Ничего. Понимаешь? Она может только увеличиться.
Анастасия. Как это?
Воронин. Если ты умрешь раньше меня.
Анастасия. Скорее наоборот.
Воронин. Нет. Свое тело надо беречь. Я берегу свое тело, потому что это единственное мое достояние. И когда мне будет семьдесят шесть, я на такую развалину, как ты, и смотреть не захочу.
Анастасия. Я вообще никогда не постарею, к вашему сведению.
Воронин. "Когда Бирнамский лес пойдет на Дансинан... не ожидай чудес, налей вина стакан... Когда Бирнамский лес..." (Вздыхает.) Слушай! Неужели тебе не хочется кого-то полюбить? Бегать под дождем? Не спать ночью, смотреть на небо? Шептать: "Люблю... где ты?.. Приди ко мне, приди". Это ведь скоро пройдет, такое время, когда не стыдно всем этим заниматься.
Анастасия. А почему вы решили, что мне это недоступно?
Воронин. Ну... Я, например, не могу представить себе, чтобы Наташа Ростова в таком состоянии, как ты вчера, увлекла князя Андрея... Может быть, сейчас иные методы. Китайские поэты, например, писали стихи исключительно под шафе... Ты с кем пила?
Анастасия. Я же сказала.
Воронин. Ты соврала. У тебя засос на груди.
Анастасия. Что?
Воронин. Шлюшка. Шлюшка ты, понимаешь? Вот что обидно.

Встает, выходит.
Анастасия подходит к зеркалу, расстегивает блузку...

Анастасия. Скотина!

Выходит.



4  ЭПИЗОД.

Стелла и Воронин входят в комиссионный мебельный магазин. Смотрят мебель. Вернее, смотрит мебель Воронин. Он делает это любовно, с жадностью. Стелла даже любуется им, когда он смотрит мебель. Наконец, он откапывает старинное бюро. Смотрит на нее вопросительно.

Стелла. Что?
Воронин. Дорого.
Стелла. Забудь. И книжный шкаф.


5 ЭПИЗОД.

В кабинете Воронин отпирает дверцы и полочки книжного шкафа. Выгребает, засунув всю руку до плеча, какую-то книгу. Смотрит ее. Входит Стелла. Воронин прячет книгу как-то по-детски, сам на себя злясь из-за этого.

Стелла. Что у тебя?
Воронин. Ничего.
Стелла. Ты что-то спрятал.
Воронин. Порнуху.
Стелла. Покажи! Мне интересно.
Воронин. Ничего интересного.
Стелла. Нет, мне интересно, что вас возбуждает.
Воронин. Я тебе могу сказать однозначно.
Стелла. Ты правду не скажешь.
Воронин. Скажу. Нас возбуждает только мясо.
Стелла. Фу.
Воронин. Вот тебе и фу. 
Стелла. Покажи.
Воронин. Не приставай.
Стелла. Это уже не шутка.
Воронин. На. Пусть тебе в очередной раз будет стыдно.

Показывает книгу о Марокко ничего не понимающей Стелле.

Стелла. Что это?
Воронин. Я предупредил. Не приставай.
 



5 ЭПИЗОД.


Вечер.
В кресле-качалке Анастасия, отталкиваясь одной ногой, закинув голову, долго, однообразно раскачивается. Затем встает, подходит к зеркалу, меняет прическу. Выражение лица у нее неожиданно сильное и умное. Снова садится в кресло-качалку. Снова долго раскачивается, глядя в потолок.





6 ЭПИЗОД.

Канал, почти ночь. Воронин, Стелла и девочка Анастасия. Они идут в какой-то сокровенный час, когда все маслянисто, легкая рябь, Рембрандт. Девочка, как всегда, чуть впереди, как верная собачка.
 Канал Грибоедова. Почти ночь. Воронин, Стелла и девочка Анастасия. Девочка идет чуть впереди, чутко вслушиваясь в разговор взрослых.

Воронин. Жила-была девочка среди берез и перелесков. И черт ее дернул приехать в заколдованный город.
Стелла. Ты считаешь, мы похожи на чертей?
Воронин. Черти сами себе кажутся тонкими и ранимыми существами.
Стелла. А зачем им девочка, если они такие тонкие? Им бы с собой разобраться…
Воронин. А разве ее приглашали? Она сама прилетела. И думает: ой, как интересно!
Стелла. Мне не нравится эта тема.
Воронин. Как она может понравиться? Мне, например, не нравится тема времени. А времени на меня глубоко начхать. Мы пытаемся придать ему человеческие черты ностальгии, отчаяния или сиюминутных восторгов, а оно течет и течет… Оно сечет и сечет… Оно неостановимо срезает с нас слой за слоем… И что там эта девочка… Она тоже под этой газонокосилкой… И все наши рассуждения о своем участии в ее судьбе… бред…
Стелла. Всегда на тебя так действует этот канал.
Воронин. Потому что мне кажется, что за тем поворотом – конец. За тем поворотом – провал… Там зашивают рты. И заклеивают глаза. Там упаковывают в коробки и швыряют на склад, на вечные времена. В какой-то угол с мышами. Они тебя точат и точат. А ты не можешь даже почесаться.
Стелла. Ну, хватит! Беги, Настя!


Девочка, помедлив, срывается с места и убегает. За поворот. И что в этом – любопытство, упрямство, вызов? Она несется по гранитным плитам, луна то выглянет, то снова уйдет за тучи, косички летают слева-направо, ноги как будто играют в «классики». Исчезает.
Воронин и Стелла стоят неподвижно.
Луна уже просто летит среди туч, то свет, то темь на лицах. Глаза закрыты.


Стелла.
 
Я - балерина. Я пьяна.
Протянем ноги.
Меня качает тишина
И в мышцах боги.
Меня по косточкам расклав,
Они - смеются...
Ба-да-ба-да-ба-да-ба-дав...
Им - отольются.
Меня по косточкам, по связочкам, по нервочкам.
Мне завтра в восемь. У станочка. Чтобы девочкой.
Давно не девочка. Но чтобы. Непременно чтоб.
Люблю тебя. А ты не любишь. Но не надо ж в лоб?
Я - балерина. Я пьяна.
Я ногу - ах! - к плечу.
Еще немножечко вина
И пируэт ввинчу!..
Ба-да-ба-да-ба-да-ба-дав...
Ба-да... Прощаемся?
О, танца медленный удав...
Мы доиграемся.
Мне завтра в восемь, у станка.
Ах, я сама дойду!
Вот вам рука... или нога?..
Не выпить раз в году?..
Мораль - плевать! Моя мораль -
У тела две ноги!
От грусти - завернусь в спираль,
Змеей скручусь с тоски.
Мне ваши лица там, внизу,
Как музыке ответ...
Какой ответ? Что я несу?
У музыки вопросов нет!
Она сама - большой ответ,
Как летний день в лесу.
Ах, бросьте! Нам не по пути.
Глупа ирония!
Мне ум насмешливый претит!
Он - постороннее,
Чем дым от заводской трубы.
Да-да! Счастливый путь!
Ушел. Походкою судьбы.
Ни охнуть, ни вздохнуть...
Я - балерина... Я пьяна...
Ночной канал дрожит...
О, станцевать бы на волнах!..
Как жизнь бежит...
Я потом и кровью добилась местечка у воздуха
И воздух меня понимает и держит меня на лету.

Воронин. Чепуха какая…
Стелла. Ты не ценишь себя. Понимаешь? Ты должен всем своим поведением говорить: я лучший! Лучший! А ты – чепуха… Какая же это чепуха? Это в самое сердце.
Воронин. Нет. То, что в сердце – оно ни в чем не нуждается. Ни в поведении, ни в окружении.
Стелла. Вот это – чепуха! Все нуждается во всем! Ничем нельзя брезговать.
Воронин. Каждую минуту надо выворачивать мир наизнанку. И не забывать возвращать в прежнее состояние.
Стелла. Очнись! Ты живешь под настольной лампой.
Воронин. Тоска.

Анастасия  бежит вдоль канала. Бежит во все лопатки. И скрывается за поворотом.



5 ЭПИЗОД  (продолжение).

Когда в коридоре раздаются голоса Воронина и Стеллы, Анастасия берет со стола книгу, раскрывает ее.

Воронин (входя вслед за Стеллой с тортом и пакетами в руках, складывая их на стол). ...Он еще вот что сказал: "Я вас постоянно держал в поле зрения,  Воронин!" А? Кто еще, кроме режиссеров, может так вот в семи словах обозначить,  что твоя жизнь только тогда  действительно жизнь, когда он держит тебя в поле зрения?.. А я ему говорю: "Но за пятнадцать-то лет вы бы могли известить меня об этом?"
Стелла. А он?
Воронин. А он говорит: "Я ждал, что вы сами придете". И что мне на это ответить? Мне оставалось ухмыльнуться и сделать вид, что какие-то пятнадцать лет для меня - ф-фу!
Анастасия. Что, удача?
Воронин. Удача, Настасья, почти триумф! Один старый пердун решил меня посмотреть.
Стелла. Постучи.

Воронин стучит по дереву.

Воронин. Будем жрать торт по такому случаю. И пить глинтвейн. Как у тебя с желудком, Настя?
Анастасия. С желудком?
Воронин. Ясно. Тебе кажется, что все твое тело состоит из кожи, глаз, волос, ногтей, а внутренние органы - это чья-то неудачная шутка. Ну, что расселись? Скатерть, приборы, салфетки. (Стелле.) Ты, мышка, на кухню. А я... Я буду праздник. (Садится в кресло, закидывает голову.) Я буду главный умывальник. Я буду важнейший петух этого королевства.

Стелла и Анастасия готовят стол.

Стелла. А ты действительно рад.
Воронин. А как же не рад? Рад... А ты не рада?
Стелла (просто). Рада.
Воронин. Отлично. А ты, Настя?
Анастасия. Я не понимаю. Что, просто посмотреть?
Воронин. Такие люди просто не смотрят и никогда не ошибаются.  Если он просит прийти, значит, он уже принял решение.
Стелла. Постучи.

Воронин стучит по дереву.

Анастасия. Значит, им можно верить?
Воронин. Можно. Когда очень хочется.
Анастасия. Ну вот.
Воронин. А тебе что обещали? Кто? Где? А?
Анастасия. Кто мне может обещать.
Воронин (Стелле). Вот поразительно все-таки, как я ее чувствую. Хочешь, проведем эксперимент? Я уйду в спальню (встает, идет к двери) а она скажет тебе на ухо три слова.

Идет в спальню.

Стелла (без выражения). Ну, иди. Скажи.

Анастасия, скорчив гримаску, шепчет ей на ухо.

Стелла. Готово.
Воронин (входит). Мы его обманем.

Анастасия, действительно пораженная, вскрикивает.
Воронин. Попал, что ли?

Стелла (спокойно). Попал.

Достает вино, уходит на кухню.

Анастасия. Что это значит?
Воронин (садится). Это значит - угадал.
Анастасия. Вы что, слышали?
Воронин. Если ты хочешь быть в центре любой компании, тебе нужно научиться не удивляться. И иногда зевать. Незаметно. Так кто тебе обещал?
Анастасия. А почему вас это интересует?
Воронин. Хочу дать хороший совет.
Анастасия. Вот как. (Пауза.) Мне обещал Коля Рюмин.
Воронин. Ого! О-го-го. Коля Рюмин. Это вполне. Да. Вполне. А расчет? После поступления, думаю?
Анастасия. Почему вы так плохо думаете о людях? И не боитесь ошибиться?
Воронин. А почему - плохо? Если мужчина чего-то хочет от женщины и добивается этого всеми законными средствами, да пусть даже и не очень законными, а? Это говорит лишь о том, что мужчина без этого жить не может, а женщина, которая все это прекрасно представляет в лицах, все же до последнего момента должна быть убеждена, тем не менее, что он ничего такого не думает. А? И ничего плохого в этом нет. Все естественно. Хотя поэты могут иметь на этот счет свое мнение. Поэты вообще... имеют свое мнение. Так, знаешь, имеют, имеют... А годы идут, идут. А он все имеет! У него уже все внутренности дырявые, а он все имеет свое мнение. Ты понимаешь? Имеет! И я об этом без слез восторга... думать не могу!

Входит Стелла с дымящейся кастрюлей. В ней глинтвейн.

Воронин (Анастасии). Достань поварешку.

Анастасия достает. Воронин разливает глинтвейн.

Воронин (поднимая бокал). Дорогие мои бабы. Сегодня я начинаю новый виток своей уже не совсем свежей... вернее - новый виток своей жизни, которая уже, увы, не первой свежести. До сих пор вся моя деятельность была направлена на то, чтобы ни один паразит в поле моего зрения не оставался безнаказанным. Я клеймил их, гвоздил, пришпиливал своим карающим мнением. Так же расправлялся с целыми коллективами мошенников, демагогов и тупиц. Мне казалось, что мало кто этим занимается, и я, в ущерб своей основной специальности, восполнял пробел. И вот, на пороге пятого десятилетия, уже здорово потертый временем - не людьми, заметьте! - а временем, я вижу. Что я вижу? Я вижу, что все вокруг, без исключения, только и заняты тем, что расправляются  с  окружающими паразитами...  Мне горько,  дорогие бабы.  Лучшие годы жизни потрачены на отрицание. Но, ей-богу, я не видел ничего  хорошего в том, что делалось! Все было мелко, неинтересно! Провинциально! И это в век всемирных коммуникаций!.. А теперь? Ах, девочки! Какой же у меня наступает возраст! Я могу уже играть... дядю Ваню! Помните, когда он появляется с букетом "осенних, прелестных роз" и застает Астрова с Еленой Андреевной, и вдруг потеет, вытирает платком лицо и за воротником. За воротником! И говорит: "Ничего... да... ничего..." И - это! я! уже! могу играть по возрасту! Это чудо! Я счастлив, что годы прошли так быстро! А вы никогда не становитесь тетками.

Чокаются. Пьют.

Анастасия. Вот теперь я чувствую, что я в столице.
Воронин (Стелле). А все-таки она может быть иногда очень миленькой, а?
Стелла. Такая семья.
Воронин (Анастасии). Ну-ка, расскажи что-нибудь!
Анастасия. А о чем вам интересно?
Воронин. О своем городишке.
Анастасия. Пожалуйста. Когда я ехала в этот город из своего городишка, я думала, что еду в Париж. А приехала почему-то в Вязники, или в Муром. Есть у нас рядом такие центры. И я думаю, что столичные города снимают сливки с провинции. Вообще все лучшее оттуда! А у вас... вы только и можете отрицать, действительно.
Воронин. Но-но! Тебя просили о своем городишке.
Анастасия. Когда я закрываю глаза... (закрывает глаза, возникают пейзажи Владимира, Мурома, они длятся) и вижу свою родину, мне хочется ее защитить и прославить…
Воронин. Браво! (Стелле.) Она мне все больше нравится, ей-богу! (Анастасии.) Продолжай.
Анастасия. Все.
Воронин. Нет, ты расскажи о своем городишке. Моя жена никогда о нем не рассказывает. И не приглашает меня туда. А я хочу знать, какой рельеф и какое расположение домов способствует тому, что появляются такие вот праздничные бабы, как вы. Давай, Настя.
Анастасия. Наш город очень древний...
Воронин. Прекрасно! Замечательные слова.
Анастасия. Больше ни слова не скажу!
Воронин. Но мне действительно понравилось! Ну и дура!

Встает, ходит по комнате.

Воронин. Но разве можно так снижать впечатление? Тебе же нельзя капризничать, как ты не поймешь! Тебе надо постоянно быть в образе! Ты же здоровая, сильная, красивая девка со стальными нервами. (Садится.) Давай сначала.
Анастасия. Не буду.
Воронин. Хм! (Стелле.) Тогда ты.
Стелла. Что он тебе еще сказал?

Пауза.

Воронин. Ничего особенного. Так. Про глаза. Глаза, говорит, у вас, Воронин, готовы на все. Удивляюсь, как я ему в лоб не закатал. Значит, действительно, было.

Вздыхает.

Стелла. Налей еще.

Воронин наливает.

Стелла. За удачу!

Выпивают.


7 ЭПИЗОД.


Улочка у Сенной. Трое, Воронин, Григорьев и Башкиров, посовещавшись, сбрасываются на троих. Башкиров уходит за водкой в магазин.

Григорьев. У тебя жена актриса?
Воронин. Да.
Григорьев. Далек ты от народа.
Воронин. Я сам себе народ.
Григорьев. Нет, Воронин. Народ у нас глазастый. Он не любит, когда кто-то в стороне.
Воронин. И я не люблю, когда народ в стороне.
Григорьев. Так что потом не обижайся.
Воронин. Что ж. Я готов.
Григорьев. Сейчас в Крыму виноград. Миндаль. Ты видел миндаль?
Воронин. Видел.
Григорьев. А я не видел. Он на дереве растет?
Воронин. На дереве.
Григорьев. Я думал – на кустах. А ты зачем стихи пишешь?
Воронин. Не знаю. По глупости.
Григорьев. Слова у тебя  правильно стоят. А жизни в стихах нет.
Воронин. Плевать.
Григорьев. Ты Башкирову только не говори. Он драться полезет.
Воронин. Ты ему скажи, чтобы не лез. Я не люблю драк.
Григорьев. Башкиров слабый. Но цепкий. А вот и он. Что взял?
Башкиров. Взял две по два восемьдесят семь. И кильки двести грамм. На хлеб не хватило. У тебя хлеб есть, Григорьев? 
Григорьев. Хлеба много. Но я дома неделю не был.
Башкиров. Ничего. Недельный хлеб еще съедобный. Если его мыши не погрызли.

Идут.
Коммуналка. Григорьев стучит в двери.

Григорьев. Паллна! Дай полхлеба.
Паллна. У меня, Геночка, батон.
Григорьев. Ну, дай батон. Я тебе крем-брюле куплю.
Паллна. Ты мне два батона купишь, Геночка, и пять рублей вернешь.
Григорьев. Что за память у старшего поколения! Полгода помнит.

Входят в комнату Григорьева. Там все очень скудно. В углу груда ломаной мебели.
Очень скоро водка разлита, килька на странице со стихами, зато хлеб в витой золоченой хлебнице.

Башкиров. Давай, Григорьев. Вижу, тебе неймется.

Григорьев встает и читает стихи.

Башкиров. ***ня.
Григорьев. Дурак ты, Башкиров.

Пьют.

Башкиров. Ну, давай, давай. Не ломайся.

Григорьев встает и читает стихи.

Башкиров. ***ня. Еще более.
Григорьев. Еще раз скажи.
Башкиров. А ты сначала прочти.

Григорьев встает и читает стихи.

Башкиров. Окончательная ***ня.

Григорьев выхватывает из-под него стул и разбивает об пол. Идет со спинкой на Башкирова.

Башкиров. Гена! Я был неправ! Гений!

Григорьев замахивается… Потом швыряет обломки в угол, на такие же обломки.

Башкиров. Третий стул на мне. (Воронину.) Теперь ты читай.
Воронин. Я вслух не читаю.
Григорьев. Слово должно звучать.
Башкиров. ***ня. Мысль изреченная есть ложь.
Григорьев. Уйди, Башкиров. Ты меня лишил комфорта.
Башкиров. Давай споем.
Григорьев. Ты, Башкиров, не русский. С тобой только казачью песню.

Поют. Чем дальше, тем самозабвеннее.
Воронин выходит. С минуту слушает под дверью, улыбаясь. Уходит. 

 

8 ЭПИЗОД.


За окнами шумит дождь.  Темно в комнатах.  Не видно, кто там свернулся калачиком на диване. Шумит дождь.
Входит Воронин, включает свет. Анастасия поднимает голову, щурится. Воронин гасит свет.

Воронин. Спишь?
Анастасия (пауза). Думаю.
Воронин (садится в кресло).  Когда я был помоложе, мне казалось, что я всегда буду понимать молодых. Мне и сейчас так кажется. А вот молодые почему-то так не считают.
Анастасия (пауза). Надо отвечать?
Воронин. Не обязательно.

Пауза. Шумит дождь.

Воронин. К тому же я сам еще... очень молод. (Пауза.) Так?
Анастасия. Молод или стар - кому это интересно, кроме тебя самого.
Воронин. А тебе неинтересно?
Анастасия. Что именно?
Воронин. Молод я или стар?
Анастасия. Нет.
Воронин. И то, что я из себя представляю, тебя тоже не интересует?
Анастасия. Почему?

Пауза.

Воронин. Все правильно.  Человек интересен, когда он занимается делом, когда он движется.
Анастасия. Почему.
Воронин. Что - почему? Ты что, во сне разговариваешь?
Анастасия. Почему. (Смеется.) Вы мне, Воронин, интересны в любую погоду. Особенно в дождь.
Воронин. Напугала.  А я уж решил, что совсем кончился, как профессионал. Не дай бог потерять обаяние.
Анастасия. А зачем оно вам?
Воронин. Без обаяния артист мертв.
Анастасия. Разве вы артист?
Воронин. А кто я, электрик?
Анастасия. Я не знаю. Вы очень инертны. Не любите театр.
Воронин. Да, ты права. Театр я ненавижу.
Анастасия. Вот я и спрашиваю - зачем вам обаяние, если вы его не используете?
Воронин. Ты ведь не видела меня на сцене.

Пауза.
 
Анастасия. Видела.

Пауза.

Воронин. Ты что ж делаешь? Разве это можно говорить?.. Даже если ты так думаешь! Я же тебя сейчас... удавлю!
Анастасия. Удави.

Пауза.

Воронин. Где ты меня видела?
Анастасия. В этой... про бригаду.
Воронин. Напугала... Что молчишь? Я сказал - напугала! И ты должна что-то предпринять, пока я корчусь!.. Это ведь все равно - про бригаду, про чайку или про носорогов!.. Это все равно!
Анастасия. Я могла ошибиться. Я ошиблась.
Воронин (судорожно вздохнув). Ну, напугала...
Анастасия (становясь перед ним на колени). Возьми меня, Воронин.
Воронин. Что?
Анастасия. Иначе я от тебя не освобожусь. Я не хочу быть к тебе привязана. Не хочу.
Воронин. Ну-ка, вставай! Живо!

Анастасия встает.

Воронин. Садись.

Анастасия садится.

Воронин. Я человек непорядочный. Могу и совершить.
Анастасия. Соверши. Воронин! Я тебя прошу. Шесть лет, с тех пор, как я приезжала к вам, я все время... я извелась. Мне надо заниматься своими делами, а я думаю о тебе. Мне бы только оторваться от тебя. Ведь ты - никакой, совсем никакой. Ты - такой домашний Гамлетик, и ничего у тебя никогда не будет, и все твое предназначение - держать меня и Стеллу, и мучить нас обоих!
Воронин. Все-таки я тебя задавлю, сука.
Анастасия. Ну, задави, раздави! Только сделай что-нибудь!.. И ведь не сделает ничего... Ничтожество.

Воронин медленным движением встает, кладет руку ей на плечо... Анастасия, изогнувшись, кусает эту руку...



9 ЭПИЗОД.

Марракеш – ярко, сочно, арабская музыка…



10 ЭПИЗОД.

Зал небольшого театра. Вид сзади: в ряду Воронин и рядом с ним девочка Анастасия. Она по-женски чуть касается его плеча плечом, он этого не замечает. Когда замечает, то кладет ей по-родственному руку на плечи. Она едва не теряет сознание. Передать трудно, но надо.
А на сцене двое – Стелла и Актер. Они в разных концах сцены и как бы не видят друг друга, общаются по телефону. Стелла в роли Лиды.

Телефонный звонок. Он звучит настойчиво, долго. Лида снимает трубку и тут же опускает. Снова звонок. Снова Лида снимает и опускает трубку. Наконец, когда телефон звонит в третий раз, она подносит трубку к уху.

Лида. Да.
Он (его голос вначале плывет, затем устанавливается). Добрый вечер.
Лида. Добрый вечер.
Он. Э... можно Лиду?
Лида. Я слушаю.
Он. А-а. Что-то у тебя голос изменился.
Лида. А кто говорит?
Он. Я говорю. Я.
Лида. Ну, что?
Он. Слушай, есть идея...
Лида. Да кто это говорит?
Он. Черчилль это говорит. Из Лондона. Ты что, собственного мужа не узнаешь?
Лида. Вы с ума сошли. Я не замужем.
Он. Лида?!
Лида. Да, Лида. Но не та.
Он. Слушай, надоели мне эти шутки. Просто... домашний театр. В общем так, ты там с ними раскланяйся и лети домой. Считай, что я осознал.
Лида. Я уверяю вас, молодой человек, что вы ошиблись номером.
Он. Да? А почему же ты тогда трубку не бросишь?
Лида. А мне вдруг стало интересно. Ну?
Он. Что - ну?
Лида. Что вы осознали?
Он. Какая  ты все-таки вредина.
Лида. Даже неловко.
Он. Что?
Лида. У вас какие-то интонации... совершенно интимные.
Он. Так это ты или нет?!
Лида. Это я.
Он. Кто?
Лида. Лида.
Он. Фамилия как?
Лида. При чем тут фамилия? Мне грустно.
Он. Та-ак... Ну, что молчишь?
Лида. Я слушаю. Мне жутко интересно.
Он. Ну, Лид... Ну, хватит. Приезжай. Или я... или я тебя съем сейчас.
Лида. Господи. И бывают же такие счастливые бабы.
Он. Ну, Лида... Ну, хватит уже, а?
Лида. Вы знаете, в вашем голосе такая верность. Я сейчас заплачу.
Он. Ли-да?
Лида (шепотом). Что?
Он. Клади трубку. Надевай пальто. Прыгай в такси. И приезжай.
Лида. Куда?
Он. Снова за свое?
Лида. Дайте мне адрес и я приеду. Ей-богу, приеду.
Он. Ну ты просто дьявол! Что ты меня проверяешь? Не дам я тебе адреса!
Сейчас сам приеду!
Лида. Хорошо. Я жду.

Молчание.

Он. Ну?
Лида. Что?
Он. Адрес давай.
Лида. Так значит, вы не жене звоните? Значит, вы... альфонсик телефонный?
Он. Ну нет у меня этого адреса, как ты не поймешь, дура! Я же все твои телефоны обзвонил из записной книжки!
Лида. Ах, вот оно что. Простите.
Он. Говори адрес.
Лида. Только я боюсь... Я... не очень эффектная...
Он. Да, ты не очень эффектная, я знаю. Ты удираешь из-за того, что я поздоровался с лаборанткой, ты полчаса меня дурачишь по телефону, ты покрасилась в абрикосовый цвет, а так ты вообще не очень эффектная!.. Ну? Что молчишь? Давай адрес!
Лида. Знаете - я не могу. Меня просто не хватит. Нет. Я не смогу, простите.
Он. Ну я прошу, умоляю, Лида или как вас там, скажите честно - вы моя жена?
Лида. Я бы очень хотела. Но... Прощайте.
Он. Обожди!

Лида кладет трубку. Медленно, затем все быстрее трясет головой из стороны в сторону.
Телефон снова звонит. Она поднимает трубку.

Лида. Больше не звоните. Мне это неприятно.

Тут же кладет.
Новые звонки. Они звучат уныло, долго. И она поднимает трубку.

Он. Подождите! Прошу вас! Не опускайте трубку!
Лида. Я не опускаю.
Он. Дело в том, что от меня ушла жена... или не ушла... Потерялась, понимаете? Потерялась и - нет ее! Нигде нет! Уже третью неделю!
Лида. Но... разве так бывает? Она ведь где-то работает... Родители у нее... Прописка, наконец... В милицию, в морги, в больницы..?
Он. Какая милиция, что вы говорите? Ведь это пока друг с другом как... члены профсоюза... не знаю... пока формально близки, тогда все это помогает, где-то находятся концы, где-то что-то выплывает, а у нас... у нас все очень интимно было... Было?.. что это я говорю... Вы точно не моя жена?
Лида. Да нет же!
Он. А вы подумайте... Обождите! Я не шучу! Бывают такие провалы в памяти, вдруг образуется пустота, и с этой пустотой живешь, думаешь, что все в порядке, как у всех, а эта пустота тебя деформирует, перетягивает на одну сторону, как флюс, к примеру... Что это я говорю, интересно... Вы только не опускайте трубку, ради бога! Я вас умоляю! У меня такое чувство, что я до вас в последний раз дозвонился, а больше и номера такого не будет!.. (Истерически.) Вы слышите меня?!
Лида. Да, да! Слышу.
Он. Вот... Я только представлю себе все эти проводки, АТС, сопротивления разные... вдруг что-то замкнет и нас разъединят... Ради бога! Вы хотя бы дышите в трубку, что ли, чтобы я знал... Извините! ну, простите! это я от страха, что вы вдруг... Понимаете, все обошел, обзвонил, и нигде никто не видел, а сегодня утром нашел эту записную книжку, она у тебя в старом пальто во внутреннем кармане, ну, там, знаешь, снизу, только ладошкой к телу... Лида?..
Лида. Что?
Он. Это ты?
Лида (пауза, тихо). Нет...
Он. Но вы должны ее знать! Ваш телефон последний! Последний! Больше нет! Ни одного следа! Она с оранжевыми волосами. У нее серые глаза!
Лида. Честное слово, не знаю. Нет.
Он (пауза). Ну что ж... тогда... тогда - прощайте...
Лида. Обождите! Что вы там придумали? Але?.. Але, вы слышите?!
Он. Слышу.
Лида. Не опускайте трубку! Вам нельзя сейчас опускать! Какие глаза говорите?..
Он. Серые.
Она. Так... серые... Серые, серые... А волосы крашеные?
Он. Конечно.
Лида. А до этого какие были?
Он. До этого? Блондинка она. Натуральная блондинка.
Лида. Верно...
Он. Что верно?
Лида. Нет, я о себе...
Он. Вы-то тут при чем.
Лида. Чужие истории иногда примеряешь на себя.
Он. Примеряла бы что-нибудь другое.
Лида. А зачем вы грубите?
Он. Все. Все. Гуд бай.
Лида. Да не вешай ты трубку, идиот паршивый!
Он. Лида?!
Лида. Я же тебе сказала, что не та Лида! не та! Не хватало, чтобы ты после разговора со мной..! и так далее!.. Этого мне еще не хватало в ночь на понедельник!.. В безлунную ночь!..
Он. Какая же она безлунная... Вон какая луна... нестерпимая...
Лида (смотрит в окно). Вы с ума сошли. Совершенно черное, звездное небо.

Пауза.

Лида. Эй!
Он. Что?
Лида. Вы где?
Он. Дома.
Лида. Да это фонарь!
Он. Это луна. Луна!!
Лида. Вы сумасшедший!
Он. Э, нет! Вы меня не запутаете!
Лида. Да вы что? Зачем мне вас путать?
Он. А затем! Чтобы завтра спокойно встать и пойти на работу. И знать, что я не повесился, не прыгнул с моста. Так? Пусть уж лучше я свихнусь, да? Но останусь жив!
Лида. Ну, хорошо, хорошо. Полная луна.
Он. Какая же она полная? Еще раз посмотрите.
Лида. А вы откуда звоните?
Он. Я? По городской телефонной сети! Да, да! По городской! И если вы скажете, что говорите со мной из Владивостока, я вам не поверю, учтите!
Лида. А вы вполне доверяете автоматам?
Он. Я вам третий раз звоню - и попадаю!
Лида. Вы эту луну... видите?
Он. Конечно. Как и вы.
Лида. Но ее нет. Нет!

Пауза.

Он. Так. Я это понимаю так, дорогая: это ты. И все! Где ты была две с лишним недели, мне неинтересно знать. Главное, что это ты. Пусть даже у тебя уже не оранжевые волосы. Пусть даже ты уже не ты! не совсем ты... Пусть... Но луна есть, с этим ничего не поделаешь, и здесь ты, конечно, переиграла. Переиграла!.. Лида, где ты была?
Лида (пауза).  Отпустите меня. Прошу вас. Я ничего не знаю: кто, откуда.  Я знаю только, что луны нет. И мне страшно... Не держите меня! Не держите!!
Он. Успокойтесь, успокойтесь!.. Ну, конечно, ее нет... Я пошутил...
Лида. Ну, знаете! Ну!.. такие шутки! Я чуть с ума не сошла! Шутник!
Он. А вы... не допускаете?
Лида. Нет!

Пауза.

Он. А... сколько вам лет?
Лида. Это еще зачем?.. (Дышит.) Двадцать два...
Он. Так... да... правильно.
Лида. Что?.. Что вы молчите?
Он. Все верно... Это ее прежний телефон.
Лида. Але? Але?!
Он. Лида, мы замкнулись... Замыкание, понимаешь? У них что-то там не сработало... Или они решили так пошутить... и выбрали нас... Это они так шутят... Ты не волнуйся... Это довольно тяжело... А потом они тебе вырубят память и ты об этом разговоре, и обо мне... забудешь... Во сне только, иногда, тебе будет казаться, да... что уже было... что это... не в первый раз...
Лида. Как тебя зовут?! Да ты кто?!
Он. В свое время... да... не волнуйся... Это шутка. Шутка! Ты мне будешь нужна со здоровой психикой, чтобы в следующий раз не пропадала. Поняла? Отбой. Все. Уже поздно. Спи.

Частые гудки.

Лида. Алло! Алло!.. Алло, кто меня слушает? Вы слушаете меня? Так вот учтите! Учтите! Я не хочу в этом участвовать! Вы слышите? Не хочу!.. Не хочу!..

 Занавес. Или что-то, заменяющее его.
Аплодисменты. Зрители встают. Небольшая овация.
Воронин и Стелла выходят через фойе. Зрители расступаются перед ними. Впереди сияющая Анастасия. Это ее праздник. На выходе она берет Воронина за руку и ногтями пронзает ее до крови.

Воронин. Больно же!
Стелла. Покажи… Ты смотри – кровь…

Анастасия отходит к афише, где название спектакля «Заблудившийся голос». Плачет.



11 ЭПИЗОД.

Поздний вечер после спектакля. Девочка в кабинете Воронина вряд ли спит. Воронин ходит из угла в угол. Входит из кухни Стелла. Она в ярости.

Стелла. Жизнь сурово расчертила наши дни!..
Воронин. Тихо… (кивает на комнату Анастасии.)
Стелла (шипит.) Хмурое кофейное утро, брожение по углам, убивающий хлыст времени, тихий ужин с преданной зарабатывающей женой Стеллой! Стелла  пасет Воронина в своих руках, как прирученную экзотическую дикую птицу и с гордостью показывает  всем , что только она умелый дрессировщик таких неприручаемых птиц. Для Стеллы это – труд, удовольствие, хобби – изо дня в день делать что-то такое, чтобы мудрая птица Воронин не улетел из своей клетки!..
Воронин. Очнись.
Стелла. Двое взрослых матерых людей накинулись на еще бесхитростную девочку и жадно упивались приготовленным ею бурлящим любовным напитком!..
Воронин. Я всегда считал, что наш театральный институт недодает…
Стелла (кричит). Додает!

Воронин берет ее за руку и отводит на кухню. Там плотно закрывает двери.

Воронин. Давай, бушуй.
Стелла. Дай мне закурить.

Курят.

Стелла. Как тебе не стыдно.
Воронин. Ты что, ревнуешь? Впервые вижу. Ты к кому ревнуешь? Что у тебя с башкой?
Стелла. Нормально у меня с башкой. Вы ходите и совокупляетесь. На ходу! Как… еноты!
Воронин. Молодец. За что тебя люблю – за метафоричность.
Стелла. Ишь какая сучка!
Воронин. Я на тебя когда-нибудь замахивался?
Стелла. Ударь. Прошу тебя – ударь. Ну? Ударь же! Я не могу  собой владеть! Мне будет стыдно!.. Ударь!

Воронин, помедлив, бьет ее по щеке.

Стелла. Теперь по этой!

Воронин бьет.

Стелла (подняв юбку, снимает трусики, садится на край стола). До умопомрачения…


12 ЭПИЗОД.               


 Утро. Стелла одна в спальне, перед зеркалом. Она ведет свой обычный монолог, который является разминкой. В нем она выбалтывается, освобождаясь от внутренних заторов. Это привычно для нее так же, как контрастный душ,  как гимнастика, как уход за кожей.
Стелла (гримасничая, глядя на себя в зеркало). Ой-е-е-е-е-ей!.. Охо-хо... Как же нам плохонько... Нет, нет, нет! Замечательно!.. (Тонким голосом.) Дорогие девочки и мальчики! Уважаемые товарищи школьники! Тетенька снегурочка, беленькая дурочка принесла в передничке килограмм конфет... Все конфеты скорчились... сморщились... и все разбежались, как мышки! Все-все!.. (Нормальным голосом.) Как же нам все-таки плохонько-то, а... И отчего же это нам так плохонько? Наверно, у нас снова с почечками что-то не в порядке... Снова мы вечерком водички лишней выпили... И мешочки тут как тут... (Пристально смотрит на себя.) Выдра ты старая. (Спохватившись.) Ну, уж сразу и обзываться!.. Все у нас замечательно! Все-все! Никаких замечаний. Никаких! И погода замечательная. И комнаты у нас замечательные! И артистка ты замечательная. И муж у тебя... сволочь. И племянница... и племянница замечательная! (Вскакивает, начинает кружиться по комнатам, подыгрывая себе вальс на губах.) "Давно, друзья веселые, простились мы со школою..." Па-па-па-па-па-па-пам¬па-ра, па-па-па-ра... (Снова у зеркала, указывая на себя пальцем.) Ты сама это устроила. Сама! Ты знала, что это будет, еще шесть лет назад! И все шесть лет ты его отрывала от сцены! И оторвала! Он стал... ручным! домашним! трусливым! мудрым. У меня дома есть свой мудрец. С ним так интересно. (Горбит спину, уложив лицо на кулаки.) За что ты так наказываешь меня, Господи? Почему ты не даешь мне ребенка? Я же не такая плохая была. Я же была такая... А потом стала такая... и такая... и совсем такая... (Замечает по часам, что ей пора.) Ну, вот... Ну, вот, уже пора... я еще вся в разобранном состоянии. (Поспешно собирает себя. Уже готовая уйти, останавливается перед фотографией Воронина, показывая на него пальцем) Воронин! Если ты меня бросишь... Мне же некуда идти, Воронин! Некуда!

Уходит.



13 ЭПИЗОД.

Только что были близки, преступно, ненасытно, и вот следующее утро, ничего специально подстроенного. Воронин в толпе на Невском (все в городе происходит на Невском. Может быть, единственный крупный город на Земле, где все события, личные и общественные, должны происходить на этой неширокой улице, похожей на длинный зал для приемов.) Воронин, повторяю, спускается в переход у Пассажа, а перед ним вдруг профиль Анастасии метрах в десяти.
Причем, неясно, видела ли она его. Если видела, то история одна. Если нет – другая. Это осталось неизвестным. Даже для нас. Потому что ничего реально такие игры не приносят кроме головокружения. Если она видела Воронина, то ее завлекательная прогулка по подиуму для него – бедная, трогательная попытка, не более того. Она могла быть решающей только не для Воронина. Воронин, долгие годы живущий со Стелой, постоянно сыт и приручен, его даже сострадание не может вывести из состояния могучей безнадежности. А тут – девичьи причуды…
Но это – если она заметила его. Скорее всего – не заметила. И Воронин имеет редкую возможность увидеть с изумлением свое как чужое. Или чужое как свое. Потому что состояние присвоения - недолгое состояние.
Анастасия шла победоносно.
Всегда женщина выдает себя повадкой победительницы. Ей кажется, что частная победа распространяется на весь мир. И Воронин отраженно видел вчерашнее собственное порабощение, предъявляемое сегодня миру. Он шел, как на привязи за колесницей. То, что он помнил касаниями кожу, закрытую сейчас одеждой, то что слышал ее самые тайные придыхания и шел, как незнакомый, не имея силы подойти – действительно, как раб – погружало его в состояние зависимости, о которой он до сих пор лишь презрительно хмыкал. Он не считал ни одно живое существо на земле способным руководить собой. И – на тебе. Элементарная абитуриентка из Владимира.
Воронин уже не помнил, когда он ходил по улицам просто так. И сейчас он пытался понять, куда и зачем она движется? Совершенно было непонятно.   Она дошла до Фонтанки, перешла Невский, долго стояла, глядя на Адмиралтейство, двинулась к Садовой, но снова перешла Невский у театра Комедии и пошла к Фонтанке. И снова сделала круг. Воронин не любил эту часть Невского. А она любила, судя по всему. И здесь была громадная разница вкусов, если вдуматься… Но вдумываться не получилось, потому что Анастасия вдруг рассмеялась. Она стояла, глядя на Фонтанку и смеялась от счастья. На нее оглядывались, но с какой-то бескорыстной завистью. Воронин был мгновенно покорен. Если этот смех относился лично к нему… Судя по всему – да. Вот это «судя по всему» - это то, отличает жителей Петербурга от других жителей земли. Непрерывная неуверенность в мотивах и страх следствий. Потемки чужой души. Готовность к самозащите.
Анастасия набрала какой-то телефонный номер в будке… Она улыбалась и что-то оживлено рассказывала… (Воронин догадывался – что)…
Затем она быстро и решительно двинулась на Рубинштейна, вошла в подъезд.
Воронин остался в дураках. Он ходил, по тротуару в одну сторону, по другому тротуару в другую. Ее не было. Он позвонил приятелю и спросил адрес КОЛИ РЮМИНА. И другому приятелю. Никто не знал. Кто-то сообщил, что, кажется, на Васильевском. Воронин успокоился. Уже темнело, а Анастасии не было. Может быть, он ее прозевал.
Уже в темноте он стоял под мостом лейтенанта Шмидта, ноги шли над ним… Вода мерцала.
 

Воронин под мостом… Шепчет:

Небо давит. Небо давит.
Начинает пригибать.
Зазеваешься - задавит.
Значит, надо не зевать.
Целый день хожу с оглядкой.
Тучи рыщут там и тут.
Все в небесной этой кладке
Ненадежно на лету.
По ночам луна гуляет,
Прямо в форточку глядит.
Я луне не доверяю.
У нее чугунный вид.
Звезды - гвозди. Но страшнее
Карлик, черная звезда.
Отвернись, и он на шею
Сядет молча, навсегда.
Не укрыться от Вселенной.
Я один. Везде беда!
Подгибаются колена.
Стонет в ужасе вода.

На уровне его глаз по мосту идут ноги. Внизу, под мостом – маслянистая усталая вода. Вдали, между ног – золотая крышечка Исаакия.


14 ЭПИЗОД.

В книжном магазине «Лавка писателя». Презентация книжки стихов Воронина. Григорьев, Башкиров. Десятка полтора читателей.

Башкиров. Ничего, Воронин. Не ссы. Нормально.
Григорьев. Ты, Башкиров, всегда все опошлишь.
Башкиров. Ты чего? Я же похвалил.
Григорьев. Ты так хвалишь, что хочется запить.
Башкиров. А у тебя есть?
Григорьев. А ты не знаешь? Богатый стал?
Башкиров. У меня на Пушкинской офис.
Григорьев. Продался. Тьфу!

Подходит читательница.

Читательница. Стеллочка не зря нас организовала. Стихи такие старые!  Сейчас таких уже не пишут… (Подает книжку.) Надпишите мне, вот сюда: «Милой Юлечке! Счастья тебе! Удачи во всем!» подпись…




15 ЭПИЗОД.


Та же коммунальная квартира, как и двадцать лет назад, без изменений.
Григорьев хлопает себя по лбу.

Григорьев. Хлеба нет.
Воронин. Ты же тогда у соседки…
Григорьев. И Паллны нет уже. Кончилась  Остальные - жлобы. Башкиров!
Башкиров. Я хлеб уже давно не ем. Я закусываю семгой.

Входят в комнату.

Снова на столе бутылка. На этот раз из сумки Воронина. На листе со стихами семга. В золоченой хлебнице засохшая корка.

Григорьев (вставая). Все пропало. И страна, и мы вместе с ней. Утешает то, что и Рим пропал, и гитлеровский рейх. Одни мы плывем по течению, как осеннее говно. За то, чтобы река не замерзла.
Башкиров. Григорьев, ты не поэт. Ты пророк Иона.
Воронин. Все нормально. Все нормально. Не мы первые. За наше поколение, которого никто не заметил.


16 ЭПИЗОД.

Воронин входит в магазин электроники. Почти Европа: рядами телевизоры, домашние кинотеатры, экраны светятся. Он подходит к экрану в углу зала. Там идет реклама турфирм. Высвечиваются слова: Марокко… Марракеш… Обычный туристские кадры обычного южного города для туристов.
Воронин разворачивается и уходит.
Он в толпе входит в метро. Плывет по эскалатору. Губы шепчут что-то неслышное в гуле: похоже, бубнит стихи.


17 ЭПИЗОД.

В комнатах почти ничего не изменилось за двадцать лет. Разве что книг стало больше.
Мало изменились и Воронин со Стеллой. Она так же лежит в постели с книгой, он сидит за столом в узкой комнате, пишет. Да, мало что изменилось. Вот только, на внимательный взгляд, в позах стало меньше второго смысла. Смысл остался первый, из-за этого возникает ощущение удушья. Но не слишком часто - они научились его преодолевать.

Стелла. Слушай:
Я так помню тебя, что в минуту глаза влажнеют
И сгорает дыхание. Но знать я тебя не хочу.
Я, посеявший время, отвеял тебя, я отвеял,
Чтобы колос валился от сока и бил по плечу.

О, свобода, твои целомудренны губы
И признанья твои, и признанья я пью наугад.
За стеснение жить, за счастливый удел однолюба.
За ночного дождя перестук, за ветвей перекат
И за этот единственный, сердцем услышанный голос,
Доносящийся въявь в перебивах заботы земной -
И за все, и за все, как бы ни было жутко и голо -
И за все, и за все, что еще остается со мной.
А? (пауза) Ты слышишь?
Воронин. Слышу,
Стелла. А называется: "Это счастье. Благодарю". (Пауза.) Что?
Воронин. Ничего. Хорошо.
Стелла. Разве так можно?
Воронин. Что?
Стелла. Со своей жизнью?
Воронин. А что?
Стелла. Ну, так... экспериментировать?
Воронин. Не понял.
Стелла. Да господи... Захочу - буду жить так, захочу - иначе. Это страшно! Ведь уже не вернуться!
Воронин. А...  вон оно что...  Так не вернуться-то ведь ниоткуда.  Так что эти игры... это кажется, что это игры... хочется думать... а на самом деле... (Пауза.) Ты читай про себя.
Пауза.
Стелла. Ну, я не знаю!
То сверху ее оглядишь,
То сбоку промчишься.
То всадишь на самое дно
В разлет ветрового стекла.
В отчаянье обматеришь,
Привычно затем устыдишься -
Как медленно движутся в ней
Твои и хвала, и хула.
О, ящер! За десять веков
Движений медлительно-новых
С головкою хищной и злой
И с сердцем отходчивым тек,
Вбирал, набухал, свирепел
И плакал от доброго слова,
Лакал басурманскую кровь,
И сам себе головы сек...
Как это называется?
Воронин (пауза). Ничего. Нормально.
Стелла. Ты знаешь, что за это было бы тридцать лет  назад?
Воронин (отложив ручку). Поэт - это разведчик, который осваивает для народа новые территории. И когда он живет в сытости, роскоши и равновесии, это значит одно - он не поэт, а захребетник. Потому-то народ и отдает всю свою любовь тем, кто за него страдает. И так было всегда. И так всегда будет.

Стелла в продолжение монолога Воронина беззвучно обращается к нему. Ее губы шевелятся, вначале она обеспокоена, затем зла, рыдает, вздымает руки. Снова со вздохом углубляется в книгу.

Воронин. А пока они бедствуют, пока они одиноки, их ненавидят современники, а они современников презирают. Потому что живут с будущим народом. Но есть миг, когда народу еще при жизни поэта открывается его сущность. И народ в изумлении замирает, а затем как бы спохватившись, как бы прорыдав в невозможности пойти сейчас, немедленно туда, где сейчас поэт - преступным, воровским движением гасит поэта. Но великодушие народа в том, что он тут же обожествляет убитого им поэта.

Встает, ходит по комнате. Останавливается.

Воронин. Это кровавая жертва! У меня есть жизнеописания тридцати одного отечественного поэта. Большинство из них умерло в мучениях. Шлейф посмертной славы был пропорционален этим мучениям. (Пауза.) Эти люди, бесправные при жизни и могущественные за гробом... Что за подлые времена...

Садится, углубляется в занятия.

А стихи ничего...
Стелла. Нагловатые.
Воронин (бормочет). А с вами иначе нельзя.
Стелла. Что?
Воронин. Ничего стихи... ничего.
Стелла (отложив книжку).  Забыла тебе сказать. Сегодня утром встретила Анастасию.

Пауза. Воронин открывает двери.

Воронин. Кого?
Стелла. Анастасию.  Племянницу.  Помнишь, лет двадцать назад она у нас жила.
Воронин (кричит). Анастасию?!
Стелла. Она здесь снимается. Постарела.
Воронин. Анастасия?!
Стелла. Тише. (Открывает книгу, читает.)
Воронин (шепотом). Анастасия...
Стелла. Мы старики, не забывай. Береги эмоции, растягивай их подольше.  Я ее пригласила к нам. (Пауза.) Ты слышишь? Я ее пригласила.
Воронин. Ты и тогда ее пригласила.
Стелла. И тогда я ее пригласила.
Воронин. Ты знаешь, почему двадцатый век был так жесток?
Стелла. Догадываюсь.
Воронин. Да, из-за вас. Вам уже не сиделось по домам. Вы прыгали с парашютом, работали снайперами, террористами. Вы нарушили баланс.
Стелла. Да, я пригласила ее. Мне было уже около сорока, а ей восемнадцать. И я выиграла!
Воронин. Чему ты радуешься?
Стелла. Я радуюсь за тебя. За твой выбор.
Воронин. До сих пор не пойму кто я. Порядочный, интеллигентный человек или заурядный лентяй и трус.
Стелла. Знаешь, за что я тебя любила всегда?
Воронин. За что?
Стелла. За то, что ты не можешь окостенеть. Ты остался гибким, чутким мальчиком.
Воронин. Если бы я тогда ушел с нею... А это могло случиться... То прожил бы эти годы очень ярко, с какими-то событиями, драматично.
Стелла. Неправда.
Воронин. Я не понимаю, кто позволил тебе распоряжаться чужими жизнями? Кто? Это ведь... сам не решишь! Не посмеешь!.. Кто?
Стелла. С инфернальными силами я не связана.
Воронин. Нет, связана.
Стелла (встает, чтобы видеть Воронина). Ты так думаешь? Прожив со мною тридцать лет?
Воронин. Да. Я уверен. Ты - ведьма.
Стелла (подходит к нему, обнимает за плечи). Ах, если бы я была ведьмой... Знаешь, что я сделала бы в первую очередь?.. Я подарила бы тебе славу, успех, звания.
Воронин. Я не честолюбив.
Стелла (поднимает его волосы). Еще как честолюбив.
Воронин. Я ненавижу, когда ты делаешь так! Уйди!
Стелла (вздыхает, уходит в свою комнату, ложится с книгой). Нельзя портить отношения с потусторонним миром. Может быть, еще пригодимся.
Воронин (встает в двери).  Хочу узнать у тебя одно... Обещай, что скажешь правду... Ну?
Стелла. Мне нечего скрывать.  Я могу тебе рассказать все о себе.  Все. Вплоть до девичьих тайн.
Воронин. Помнишь, меня не взяли тогда, двадцать лет назад... Посмотрел - и не взял?
Стелла. И что?
Воронин. Это твоя работа?
Стелла. То, что он посмотрел?
Воронин (пауза, уходит, садится. Пауза. Вполголоса.) Вот так... Воронин... вот так... по зубам... (громко) Так он и не хотел меня брать?
Стелла (пауза). Не знаю.
Воронин (встает в двери).  Но для чего-то я жил все свои годы? Для чего?
Стелла. Ну, зачем ты? Всем бывает плохо.

Три звонка, похожие на те, в первом действии. Воронин, помедлив, идет открывать. Стелла остается в постели с книгой.



18 ЭПИЗОД.


Входят Анастасия и Воронин. Анастасия действительно постарела. Вернее - разрыв в годах между нею и Стеллой как будто сократился. Должно возникнуть ощущение некоего кошмара на тему "Что делает время?!" Но постепенно Анастасия должна вернуть прежнюю молодость. Т.е. задача актрисы - временно и очень убедительно постареть.

Анастасия (Воронину). Даже не встала. (Стелле.) Стеллочка, ведь гостья в дом!
Стелла (встает, поправляет волосы). Какая же ты гостья. Ты свой человек.
Анастасия. Можно посижу? (Садится в кресло-качалку). Вот сейчас я заплачу... Ах! О чем я не мечтала, качаясь в этом кресле! Какие планы завоевания столиц! Вы знаете, что я задумала писать мемуары? Нет? Уже есть название: "Путь к славе лежит через аборт". (Улыбаясь, протягивает руку Воронину.) Воронин! Тебя ли я вижу, светоч глаз моих? (Плачет.)
Воронин (Стелле). Иди, поставь чай.

Стелла выходит.

Воронин. Ну, хватит. Хватит.

Анастасия промокает глаза платочком.

Анастасия (вздыхает, улыбается ему). Посиди рядом... Хоть немного.

Воронин садится в свое кресло.

Анастасия. Вот так... Ну? Пожалей меня.
Воронин. Ты замужем?
Анастасия. Замужем. Четвертый раз.
Воронин. Двое детей.
Анастасия. И дети есть.
Воронин. Что ж тебя жалеть.
Анастасия. А жизни нет. Нету.
Воронин. Почему?
Анастасия. А, не знаю. Так и осталась потаскушкой. Или, как ты сказал? шлюшкой. Это ты меня определил. Направил.
Воронин. Я?
Анастасия. А, не расстраивайся. Пожила в свое удовольствие. (Пауза.) Что, уже не считаешь себя молодым? (Пауза.) Видишь, какая я сволочь. Когда мне плохо - всех вокруг кусаю. (Пауза.) "Когда Бирнамский лес... пойдет на Дансинан..." (Шмыгает носом.) Пардон.

Входит Стелла.

Анастасия. Вот хорошо, что ты пришла. А то у нас тут пауза возникла. Любовников заколодило.
Стелла. У тебя с деньгами все хорошо?
Анастасия. Хорошо! Не видно, что ли?
Стелла. Видно.
Анастасия. А зачем спрашиваешь? Тебе мало того, что я приползла, как перебитая собака? Мало? Ты его одной жалостью удержала! Ты из него душу вынула!
Стелла. Чушь какая.
Анастасия. Ты же с нами поигралась. Поигралась ты! Ты же свои когти попробовала на нас!
Стелла. Замолчи!
Анастасия. Ведьма! Ты же ведьма! Вамп!

Стелла рыдает.

Анастасия. Рыдай! Теперь, когда ничего уже не изменить - плачь! Тебе и детей не дано, потому что ты и детей своих..!

Воронин бьет ее по щеке.
Постепенно женщины успокаиваются. Затем молча, грустно сидят.



20 ЭПИЗОД.

Начинают пить чай.  Долго-долго. Молча. Вопросы Стеллы к нему и к ней: "Еще налить?" "Хватит?"
Воронин подходит к окну, распахивает его, из квартиры внизу врывается музыка. (2 концерт для фортепиано с оркестром Бетховена в исполнении В. Кемпфа).
Звучит музыка. 
Анастасия рыдает. Воронин и Стелла смотрят на нее.
            Музыка окачивается.



21 ЭПИЗОД.

Прощание. Тот же канал, так же – почти ночь, так же сокровенно, тот же Рембрандт. Но Воронин и Анастасия, идущие молча, уже не те. На том месте, где Анастасия убегала девочкой за поворот, они останавливаются. Смертельная тоска овладевает ими… Смертельная… Он, чтобы заслониться от тоски, берет ее за плечи. Она смотрит ему в глаза, как вечно голодный подросток.  Он целует ее в губы смертельным поцелуем. Она,  в ужасе, оглядываясь на него, бежит, как в детстве вдоль канала. Бег ее на каблуках… Что там говорить. Скрывается за поворотом.



22 ЭПИЗОД.

Марракеш…
Воронин сидит у белой стены, смотрит вдаль, на холмы. Скрывается последний верблюд. Сзади рука подает ему чашечку кофе. Он отпивает глоток и смотрит вдаль.
Там ничего, одни холмы.