Иоанн IV

Дмитрий Ромашевский
  Иоанн, которого впоследствии стали называться Грозным, вступил на царство в 1547 году, ему было тога 17 лет. Юный возраст не был  препятствием царю жениться, и он вступил в брак с дочерью боярина Захарьина Анастасией Романовной.
  Время начала его царствования отмечено пожаром и мятежом в Москве. Выгорела большая часть города, погибло много людей, пошла молва, что пожар начался от колдовства жены управляющего делами Глинского, княгини Анны, которая «вынимала человеческие сердца», мочила их и кропила этой водой дома, которые загорались.
  Мятеж молодым царём был жестоко подавлен. «И вошёл страх в душу мою  и трепет в кости мои, - говорил он, - смирился дух мой, умилился я и познал свои согрешения».
  Главными советниками в правлении Иоанна стали Сильвестр* и Адашев*. В Москву был созван Первый  земской собор, и в воскресенье  Иоанн в сопровождении духовенства вышел на Красную площадь и после молебна попросил народ забыть всё, что тот претерпел от бояр во время его малолетства, пообещав, что сам будет «обороной притесняемых». Городские и сельские общины получили право выбирать для суда и самоуправления людей из своей среды.
  В 1550 г. под председательством Иоанна был издан Судебник, в котором были прописаны общие для всех законы. Через год появился «Стоглав» с целью  искоренения  суеверий и предрассудков и усовершенствования церкви. В ста главах этой книги было написано о злоупотреблениях церковный судей, о дурном поведении в монастырях.

   Ещё со времени отца Иоанна - Василия III Москва возводила царей на престол  в Казанском ханстве; но зависимость Казани  от Москвы была непрочной.
  В тридцати верстах от татарской столицы Иоанн IV построил город Свияжск, откуда велось наблюдение за Казанью. Во время обострения борьбы татарских партий (Московской и Крымской) казанский хан был свергнут. Иоанн с многочисленным войском  взял татарскую столицу приступом.  Князь Курбский*, герой взятия Казани, так описывает этот штурм:
  «Когда мы подходили к стенам, то татары сначала открыли сильный огненный бой, потом посыпались на нас стрелы, подобно дождю, полетели камни в таком множестве, что свет помрачился; когда же мы приблизились к самим стенам, то нас начали обливать кипятком, бросать в нас брёвнами… Но Бог помог нам. <…> Басурманы* оставили стены,  бросились на гору к царскому дворцу, который был сильно укреплён… Тут бились они часа четыре. Наконец, наши войска ворвались во двор царский».
  После покорения Казани борьба с «иноверцами» (черемисами, мордвой и другими народностями) продолжалась ещё несколько лет.
  В 1556 г. к Московии было присоединено Астраханское царство, возникшее на месте Золотой Орды.
  В Прикаспийском крае  не прекращались постоянные междоусобия татарских князей. Потомки Нагая из рода Батыя в XIIIв. отделились от сарайского хана и образовали независимую ногайскую орду. Один из её князей попросил помощи у Иоанна в борьбе против астраханского царя.  После несложной военной операции русское войско заняло Астрахань, и за Москвой было утверждено всё Волжское побережье.
   Оставшееся независимым Крымское ханство продолжало постоянно беспокоить Русь. Находясь под покровительством  грозного и могущественно турецкого султана крымцы часто нападали на пограничные города и сёла Московии, угоняли скот и уводили пленных. Не раз они вторгались и в самый центр московского государства и опустошали столицу. Так в 1521 г. при Василии III  хан Магомет-Гирей со своими силами подошёл к стенам Москвы. Великий князь вынужден был оставить столицу. Испуганные жители, в панике давя друг друга, бросились за стены Кремля. От огромного скопления людей «заразился воздух» , и началась эпидемия. Хан отступил, когда горожане именем великого князя обязались платить ему дань. Подойдя к Рязани он был отогнан от города артиллерийским огнём.
   Подвиг рязанского воеводы Хабара Симского, отказавшегося платить татарам дань и не сдавшего город, вписан в летопись.
    При Иоанне Грозном опустошительные крымско-татарские набеги  были местью за Казань и Астрахань. Для защиты Украины Иоанн послал войско под командованием брата своего советника Адашева. Поход  был успешным; но покорить Крым, отделённый от Украины степью, и  вступить вследствие этого в конфликт  с Турцией Иоанн не решился.
   В 1571г. крымские татары снова внезапно подошли к Москве и сожгли её. Погибло множество народа, Москва-река с трудом уносила тела погибших, более 100000 человек было уведено в плен.
  Весной этого года крымский хан Девлет-Герей, форсировав реку Угру и ударив заградительные русские отряды с флангов, беспрепятственно подошёл к Москве. Ивана Грозного в столице не было, узнав, что татары в нескольких верстах от города, он  бежал на север. Единственным местом, что татары не могли взять, был Кремль.  Москва сгорела, огонь проник даже в Кремль, где расплавились колокола.
  Современники этих событий писали, уборка трупов после ухода девлет-Герея заняла два месяца. Столица опустела.  Единоверцы после этого набега стали называть Девлет-Герея "Взявшим трон".
   Это был последний набег на Москву. В 1572 г. в битве при Молодях русское войско под командованием воевод Михаила Воротынского, Дмитрия Хворостинина и Ивана Шереметьева разгромило силы Девлет-Гирея.

  Однако во время правления Иоаннa IV расширилась территория Московского государства: шло покорение Сибири,  усмирены были донские казаки, расширились русские поселения, начавшие распространяться  на северо-восток ещё во время татаро-монгольского ига.
  Власть царя была крепкой; но свежи были ещё воспоминания бояр о том времени, когда они могли сказать великому князю: «… ты это замыслил сам с собою, без нашего ведома, не идём с тобою». Иоанн, как никто из его предшественников, был склонен к единоличному господству, и не случайно в истории он назван тираном.
  По мере того, как Сильвестр и Адашев всё инициативнее и самостоятельнее вели свою государственную службу, подозрительность царя увеличивалась. По дороге на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь заехал он к бывшему епископу Вассиану Топоркову и спросил его:  как бы царствовать так, чтобы вельможи были в его полном повиновении. Вассиан прошептал ему на ухо: «…не держи при себе советников, умнея себя». Царь поцеловал руку священника и сказал: «И отец родной мне не дал бы более полезного совета».
 
           В 1561 г. умерла царица Анастасия Романовна.  После потери любимой жены характер Иоанна стал ещё суровее. Начались опалы бояр,  пытки и казни.
    Во время ливонской* войны князь Курбский  проиграл битву. Предвидя царский гнев,  он бежал в Литву и оттуда послал Иоанну укорительное письмо.  Это замечательно отражено в стихотворении Алексея Константиновича Толстого.*
   
   В декабре 1564 г. со всем семейством и свитой царь внезапно  покинул Москву. Через месяц он прислал письмо митрополиту и народу из Александровской слободы, в котором сообщал, что более не может выносить предательства и грабежей бояр, за которых вступается церковь, гости же, купцы и все христиане ни в чём не виноваты - гнева и опалы на них нет.
  В народе началась паника. Высшее духовенство явилось к царю и стало умолять его вернуться. Иоанн согласился при условии, что никто не будет мешать ему казнить изменников и отбирать их имения в казну.
  Так началась опричнина.*  В Александровской слободе был построен дворец, окружённый рвом и валом, заведено особое войско стрельцов. Для беспрекословного выполнения своих велений Иоанн набирал опричников из мелкопоместных дворян. Поступая на службу, они должны были отрекаться от родных и друзей, отца и матери и приносить клятву исполнять волю одного царя. Число опричников достигало до 6000, на содержание их было отдано 30 городов, в том числе Можайск, Вязьма, Суздаль, часть Москвы. Всё остальное государство стало называться земщиной.
    Александровская слобода стала местом  пыток и казней. Опричники истребляли изменников,  отличительным знаком их были привязанные к седлу собачья голова и метла - «грызть и выметать» изменников. Желая угодить царю, а то и обогатиться,  опричники сами делали ложные доносы, обвиняя бояр в чародействе, предательстве, дурных отзывах о государе. Так погибли князья Горбатый-Шуйский с семнадцатилетним сыном, Репнин и многие, многие другие. Князь Владимир Андреевич Старицкий, обвинённый в намерении  отравить царя,  был про приказу Иоанна отравлен вместе с женой и детьми.
  Твёрдый духом митрополит Филипп осуждал царя за злодейства опричников. Иоанн собрал духовно-светский суд и лишил его сана.
  От царского гнева  страшная участь постигла Новгород, Клин, Тверь, Вышний Волочёк.
По неподтверждённому доносу о том, что новгородцы якобы намерены предаться польскому королю,  сам государь с опричниками и стрельцами стал громить и опустошать все имения с тверской области до Ильменя. В 1570г. Новгород был окружён и по прибытии царя начались ежедневные пытки и казни. Трупы сбрасывались в Волхов. После казней начат был погром и разграбление города и всех поселений в окрестностях на двести вёрст, которые продолжались полтора месяца.
  Вернувшись в Москву, Иоанн  продолжал искоренение мнимых изменников. На пыточных орудиях люди оговаривали себя и других, не в силах переносить страдания. Так Иоанн казнил даже своих близких и преданных людей, в том числе Басманова и Вяземского. Только Малюта Скуратов до конца своих дней сохранил  его расположение.

   Правление Иоанна Грозного на Руси продолжалось половину  XVI века. Много в это время свершилось великого и славного, но ещё более ужасного и кровавого.
  Многие историки и поэты идеализировали образ Иоанна Грозного, и, пожалуй, только Алексей Константинович Толстой в трагедии «Смерть Грозного», как считает историк Н. Костомаров, замечательно верно изобразил великого и кровавого русского царя.
  Светлое и лучшее, что совершил он для России, было сделано под влиянием Сильвестра, о чём и сам он писал в письмах к князю Курбскому.  Автор «Домостроя» внушал царю то, что способствовало благосостоянию всего народа.
   «Как бы то ни было, - пишет  Н. Костомаров*, - народ смотрел безропотно на всё, что делал царь Иван Васильевич; жертвы не сопротивлялись; ему собственно не с кем было вести борьбу.
  Царь делал всё, что хотел, не стеснялся ничем: ни нравственными убеждениями народа, ни верой, ни человеческими чувствами -  власть самодержца в лице его была превыше всего, но она, в сущности,  и без того уже была сильна  <…> Всё, что, как казалось царю Ивану, могло хотеть поставить предел произволу, было уничтожено, без борьбы, без противодействия. Но для этого не нужно было царю Ивану большого ума; достаточно было самодурства - цель достигалась лучше, чем могла быть достигнута умом».


*Сильвестр (?—1566) — священник, духовник Ивана IV, служил в Благовещенском соборе Московского Кремля, автор «Домостроя».

*Алексей Фёдорович Адашев (ум. 1561 год) — окольничий, воевода и приближённый Ивана Грозного.

*Князь Андрей Михайлович Курбский (1528 — май 1583) — русский полководец, политик и писатель, ближайший приближённый Ивана Грозного.
Происходил из смоленско-ярославской линии Рюриковичей, той её части, что владела селом Курба.

*Басурман, басурманин (искаженное от «мусульманин») — неприязненное обозначение человека иной (нехристианской), обычно мусульманской  веры.

*Ливонская война  (1558-1583) -  крупный военный конфликт XVI века, в котором участвовали  Русское царство, Великое княжество Литовское, Шведское и Датское королевства.

  *          Василий Шибанов
                А.К. Толстой

Князь Курбский от царского гнева бежал,
   С ним Васька Шибанов, стремянный.
Дороден был князь, конь измученный пал —
   Как быть среди ночи туманной?
Но рабскую верность Шибанов храня,
Свого отдает воеводе коня:
   «Скачи, князь, до вражьего стану,
   Авось я пешой не отстану!»

И князь доскакал. Под литовским шатром
   Опальный сидит воевода;
Стоят в изумленье литовцы кругом,
   Без шапок толпятся у входа,
Всяк русскому витязю честь воздает,
Недаром дивится литовский народ,
   И ходят их головы кругом:
   «Князь Курбский нам сделался другом!»

Но князя не радует новая честь,
   Исполнен он желчи и злобы;
Готовится Курбский царю перечесть
   Души оскорбленной зазнобы:
«Что долго в себе я таю и ношу,
То всё я пространно к царю напишу,
   Скажу напрямик, без изгиба,
   За все его ласки спасибо!»

И пишет боярин всю ночь напролет,
   Перо его местию дышит;
Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,
   И снова без отдыха пишет,
И злыми словами язвит он царя,
И вот уж, когда залилася заря,
   Поспело ему на отраду
   Послание, полное яду.

Но кто ж дерзновенные князя слова
   Отвезть Иоанну возьмется?
Кому не люба на плечах голова,
   Чье сердце в груди не сожмется?
Невольно сомненья на князя нашли...
Вдруг входит Шибанов, в поту и в пыли:
   «Князь, служба моя не нужна ли?
   Вишь, наши меня не догнали!»

И в радости князь посылает раба,
   Торопит его в нетерпенье:
«Ты телом здоров, и душа не слаба,
   А вот и рубли в награжденье!»
Шибанов в ответ господину: «Добро!
Тебе здесь нужнее твое серебро,
   А я передам и за муки
   Письмо твое в царские руки!»

Звон медный несется, гудит над Москвой;
   Царь в смирной одежде трезвонит;
Зовет ли обратно он прежний покой
   Иль совесть навеки хоронит?
Но часто и мерно он в колокол бьет,
И звону внимает московский народ
   И молится, полный боязни,
   Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема,
   Звонит с ним и Вяземский лютый,
Звонит всей опрични кромешная тьма,
   И Васька Грязной, и Малюта,
И тут же, гордяся своею красой,
С девичьей улыбкой, с змеиной душой,
   Любимец звонит Иоаннов,
   Отверженный Богом Басманов.

Царь кончил; на жезл опираясь, идет,
   И с ним всех окольных собранье.
Вдруг едет гонец, раздвигает народ,
   Над шапкою держит посланье.
И спрянул с коня он поспешно долой,
К царю Иоанну подходит пешой
   И молвит ему, не бледнея:
   «От Курбского, князя Андрея!»

И очи царя загорелися вдруг:
   «Ко мне? От злодея лихого?
Читайте же, дьяки, читайте мне вслух
   Посланье от слова до слова!
Подай сюда грамоту, дерзкий гонец!»
И в ногу Шибанова острый конец
   Жезла своего он вонзает,
   Налег на костыль — и внимает:

«Царю, прославляему древле от всех,
   Но тонущу в сквернах обильных!
Ответствуй, безумный, каких ради грех
   Побил еси добрых и сильных?
Ответствуй, не ими ль, средь тяжкой войны,
Без счета твердыни врагов сражены?
   Не их ли ты мужеством славен?
   И кто им бысть верностью равен?

Безумный! Иль мнишись бессмертнее нас,
   В небытную ересь прельщенный?
Внимай же! Приидет возмездия час,
   Писанием нам предреченный,
И аз, иже кровь в непрестанных боях
За тя, аки воду, лиях и лиях,
   С тобой пред судьею предстану!»
   Так Курбский писал Иоанну.

Шибанов молчал. Из пронзенной ноги
   Кровь алым струилася током,
И царь на спокойное око слуги
   Взирал испытующим оком.
Стоял неподвижно опричников ряд;
Был мрачен владыки загадочный взгляд,
   Как будто исполнен печали,
   И все в ожиданье молчали.

И молвил так царь: «Да, боярин твой прав,
   И нет уж мне жизни отрадной!
Кровь добрых и сильных ногами поправ,
   Я пес недостойный и смрадный!
Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,
И много, знать, верных у Курбского слуг,
   Что выдал тебя за бесценок!
   Ступай же с Малютой в застенок!»

Пытают и мучат гонца палачи,
   Друг к другу приходят на смену.
«Товарищей Курбского ты уличи,
   Открой их собачью измену!»
И царь вопрошает: «Ну что же гонец?
Назвал ли он вора друзей наконец?»
   — «Царь, слово его всё едино:
   Он славит свого господина!»

День меркнет, приходит ночная пора,
   Скрыпят у застенка ворота,
Заплечные входят опять мастера,
   Опять зачалася работа.
«Ну, что же, назвал ли злодеев гонец?»
— «Царь, близок ему уж приходит конец,
   Но слово его все едино,
   Он славит свого господина:

„О князь, ты, который предать меня мог
   За сладостный миг укоризны,
О князь, я молю, да простит тебе бог
   Измену твою пред отчизной!
Услышь меня, Боже, в предсмертный мой час,
Язык мой немеет, и взор мой угас,
   Но в сердце любовь и прощенье —
   Помилуй мои прегрешенья!

Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,
   Прости моего господина!
Язык мой немеет, и взор мой угас,
   Но слово мое все едино:
За грозного, боже, царя я молюсь,
За нашу святую, великую Русь —
   И твердо жду смерти желанной!”»
   Так умер Шибанов, стремянный.
1840-е

*Опричнина (от слова оприч - кроме) - специальные войска времени Ивана Грозного.

*Костомаров Николай Иванович (1817-1885) - российский историк, писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1876).