+++
Я никогда раньше не задумывался о том, насколько прекрасным может быть сон. Даже если тебе ничего не снится. Просто здоровый, крепкий отдых, перерастающий в сладкое наслаждение, - ведь это так изумительно!
Я всегда был «совой», и сон для меня являлся отрадой. Восполнение сил при полном расслаблении и отсутствии умственных нагрузок, вот он – мой лучший подарок.
Бешеный темп жизни, стремительная воронка дел и обязанностей, - ведь это всё так выматывает, не правда ли? Мы, словно губки, которые каждый вечер, обнимая в кулак, выжимают.
В то утро, день или вечер, я с трудом поднял веки. Мне не дано было понять, какое время суток стоит на дворе, так как проснулся я в комнате без окон. Но мне никогда не забыть то чувство, которое я испытал в первые же секунды пробуждения: дикая, не ясно откуда взявшаяся, эйфория.
Я открывал глаза и с каждым моментом всё острее ощущал наполнявшую меня радость. Мне казалось, будто моя самая заветная мечта сбылась в одночасье, да при том так неожиданно, что мой мозг яро отказывался воспринимать это за действительность.
Что это такое было? Я не понимал. И не смотря на выплёскивающееся через края счастье и прибывающую бодрость, я не мог подняться на ноги. Я чувствовал силу и энергию в теле, но нормально пошевелиться мне так и не удавалось. Наверное, подобное испытывают скованные или связанные мазохисты: счастливые, довольные и в цепях или верёвках.
Несколько минут я просто лежал, потихоньку приходя в себя и оглядываясь вокруг. В комнате, в которой я «отдыхал» на холодном полу, ничего не было. Абсолютно. Лишь одна покачивающаяся и мигающая лампочка, которая с трудом удерживала свои корни в сером потолке. И если буквально минуту назад меня гладила по голове радость, то теперь ей на смену пришли страх и паника, грубо дёргая меня за волосы, которые еле заметно начинали шевелиться на затылке.
Поначалу я пытался себя успокоить, медленно вдыхая и выдыхая, потом считая до 10,20…70, повторяя про себя любимые стихотворения, но всё было без толку, и Бродский с Шекспиром мне так и не помогли.
Во-первых, я так и не мог пошевелиться, разве что вертеть головой вправо и влево; во-вторых, я понимал, что нахожусь не в своей родной спальне, а в незнакомой комнате без окон, как в дальнейшем оказалось и без дверей, с бетонными стенами, полом и потолком. Так что, недолго думая, я отбросил к чёрту все попытки подавить панику и начал орать. Вот только до меня не сразу дошло, что крик остаётся беззвучным. И вот после этого я окончательно съехал с катушек. Я шёпотом начал перебирать всех святых и молиться, радуясь, что хотя бы могу говорить шёпотом.
Меня покрыла холодная испарина, а разнообразные догадки о том, где я, всё сильнее пробивали голову.
Где-то минут через двадцать я тупо сдался. Мне уже было не до того, чтобы пытаться кричать или даже тихо говорить. Не предпринималось и попыток постучать руками и потопать ногами. Я просто закрыл глаза и стал ждать. Чего ждать? Хм, подождите-ка, дайте подумать… А, точно! Да! Я вообще не представлял чего! Возможно, похитителей, друзей-идиотов со своеобразным чувством юмора, представителей спецслужб или смерть? Я был напуган и пытался убедить себя в том, что это всего лишь кошмар. Закрыв глаза, я быстро провалился в сон. Снова в такой же мягкий, уютный и крепкий.
1.СПУСТЯ ДВА ДНЯ
Итак, я провёл здесь уже два дня, и свой ход начал третий. Когда я проснулся во второй раз, всё было уже не так плохо, как в первый: я мог двигаться и сверяться со временем своих любимых часов на левой руке. Но сам тот факт, что я торчу в непонятном бункере, давил меня всё сильнее и сильнее.
Вначале я раз двести пощипал себя и дал несколько пощёчин, с надеждой на то, что я всё-таки проснусь. Но, как вам не так давно стало известно, всё было тщетно. Я сделал ещё сотню кругов по часовой стрелке, обходя эту комнату и ища скрытые двери или какие-либо тайные механизмы, ведущие прочь отсюда. И снова ни-че-го. Через два часа после второго пробуждения я стал вслух разговаривать с невидимкой, которая меня здесь заперла, но в ответ, разумеется, услышал только тишину.
Бредовые угрозы и попытки договориться с голыми стенами успехом не увенчались. Чего я только не плёл: и то, что мой отец – крутой бизнесмен и мафиози, и то, что моя мать работает в полиции, и то, что дядя мой – президент… Согласен, последнее было вообще неубедительной бредятиной. В результате всё закончилось тем, что я орал на всю эту серую комнатёнку, что являюсь Бэтменом, и если меня отсюда не выпустят в ближайшее время, то, как только я выберусь, мне придётся всех их убить…
Эм-м, кажется, они не поверили.
И так прошёл день, второй, начинался третий. Я по-прежнему находился в полу-адекватном состоянии на уровне «верю-не верю». Пить мне не хотелось, есть мне не хотелось, в туалет тоже не было никакого желания сходить, поэтому я сделал простые для себя выводы: дамы и господа, похоже, я умер.
Следует сказать, что ни Дьявола, ни Бога я не увидел. Не было там и ангелочков с чертятами. Можно, конечно, было предположить, что я застрял между двух миров, но мне так думать не хотелось. Слишком там всё убого: бетон, бетон, бетон и готовая вот-вот перегореть лампочка.
Честно говоря, я всегда был агностиком, но в первые моменты страшного испуга ты как-то волей-неволей становишься верующим. Правда, молитвы мне никак не помогли. В общем-то, мне в этом подвале вообще ничего не помогало.
Если первые два дня я строил догадки, где я и что со мной происходит, то на третий я уже сдался. Мысль о том, что где-то в «прошлой жизни» меня вынесли ногами вперёд, не давала мне покоя. Конечно, я понимал, что я не помню своей смерти, а это значит, наверное, что её не было? Всё вокруг казалось мне издёвкой.
Я поражался самому себе, похваливая себя за то, что ещё сохранил ясный ум. Хотя, сумасшедшие ведь все думают, что они нормальные. Но фишка в том, что у всех разные представления о «нормальности».
В конце концов, третье утро я решил провести лёжа на полу. В целом, предыдущие дни я проводил также. Думаю, сон мне и помог не свихнуться и не сдохнуть от давившей паники.
Пол был как всегда холодным, спиной я ощущал все его неровности. И тот факт, что я всё ещё чувствую, давал мне надежду на то, что я всё-таки жив, но тогда следовал надоевший вопрос: где, чёрт вас всех подери, я нахожусь?! Ответа, как не удивительно, не было.
Я продолжал смотреть в тяжёлый потолок, пытаясь не думать, сколько я ещё тут пробуду. Мне казалось, если я снова начну строить догадки, то реально свихнусь. Эта комната была совершенно непонятной. Нет тебе ни дверей, ни окон, ни выключателя, который, вроде бы, нужен, чтобы зажигать и гасить эту дохлую лампочку, просто ничего. Всего лишь голые стены, которые страшно давили. Про себя свой новый дом я окрестил «Адом клаустрофобика». Честно говоря, я не знал, как называть людей, страдающих клаустрофобией или другой любой фобией. Просто приписывать им «фоб»? Это скучно, поэтому я всегда добавлял им «–ик-». С этим суффиксом слово становилось мягче. А больного, можно сказать, ты называл ласково. Вот вы только прислушайтесь: клаустрофобик ты мой!..
Моя мама всегда на меня злилась за это. Она с детства боялась замкнутых и тесных пространств, я же этим не страдал. Поэтому успокаивал себя ещё и тем, что будь на моём месте кто-то схожий с моей матерью, ему пришлось бы хуже. Хотя сказать, что я чувствовал себя спокойно, нельзя было.
Так прошло полчаса. Я всё ещё продолжал лежать, и на этот раз уснуть мне не удавалось, чему я был сильно удивлён, так как в основном здесь мне только того и хотелось, что спать.
Потом пролетело ещё полчаса, и тут я начал слегка дрожать. Сначала я не понял, почему моё тело пробила дрожь, а затем ясно увидел, что раздражающая меня лампочка на потолке мотается из стороны в сторону… Трясло не только меня, но и весь этот бункер-подвал.
В первые минуты я всё крутил головой, не веря глазам и ушам, которые пронзил гудящий звук, а потом начал носиться по комнате, как ошалелый. Я кидался от одной стены к другой и обратно; а тряска и гудение всё усиливались. В этот момент я видел себя очередной блондинкой в голливудском ужастике, которую заперли в чулане, и вот теперь она орала, как резанная. Только вот я не орал, а просто полушёпотом ругался всеми матными словами, которые только знал.
На протяжении всего этого времени звук становился громче и невыносимее. Я чувствовал себя больным и избитым жуком, которого дети запихнули в банку из-под «Coca-Cola» и трясли со всей силой. Теперь я не просто дрожал, а подпрыгивал на месте, пытаясь прикрыть уши ладонями.
Вскоре всё резко прекратилось, в точности, так же как и началось. Я не сразу отнял руки от головы, и только через несколько минут смог сделать несколько шагов. Комната выглядела как и прежде: всё та же наглухо закрытая бетонная коробка. Я несколько раз постучал костяшками по бетону, провёл ладонью и оглядел глазами стены в поисках хотя бы небольших трещин, но ничего не нашёл.
Перед тем, как отойти от последней стены я вновь почувствовал толчок под ногами, а затем стена под моей шершавой ладонью начала хрустеть и трещать. Я отдернул руку от её бугристой поверхности, как от раскалённого утюга, и сделал несколько шагов назад, не отводя взгляда от стены.
Тонкая трещинка, идущая от пола, становилась всё шире и длинней. Стена со страшным скрипучим и звенящим звуком делилась надвое. Я с ужасом наблюдал за этим процессом, боясь увидеть нечто невразумительное за этой стеной. В какой-то момент я отчаялся выйти отсюда, и не думая протаранить стену, а она сама даёт мне путь на свободу, спустя почти три дня. Я был удивлён!
Грань куба, в котором я провёл пару дней, рушилась слишком долго. Сначала эта трещина достигла потолка, затем прекратила свой ход, и в комнате воцарилась мёртвая тишина. Я слышал только биение собственного сердца и то, как тикают мои часы. Мне было жутко, и живот периодически схватывали спазмы. Мне пришлось ждать четверть часа, прежде чем стена стала разъезжаться в стороны.
Когда путь мне был открыт, я не сдвинулся и с места. Стены не было. Меня уже не окружала замкнутая комната. Но впереди была густая тьма. Я сидел в углу, редко кидая взгляд на болтающуюся лампочку, и боялся шагнуть в эту темноту, из которой периодически доносились глухие звуки, и шёл запах попкорна вперемешку с сахарной ватой.
Спустя сутки стена так и не восстановилась, а тьму не пробил никакой луч света. Я лежал под болтающейся лампочкой и слушал странные звуки, вдыхая сладкий запах, который будоражил во мне воспоминания о цирке.