ИОСИФ ИБН ЗАБАРА.
КНИГА УВЕСЕЛЕНИЙ.
ПЕРЕВОД С ИВРИТА: ДАН БЕРГ.
Полностью произведение опубликовано здесь:
http://berkovich-zametki.com/2014/Starina/Nomer4/Berg1.php
и здесь:
http://www.port-folio.us/2015/part14.html
Глава 8. ЕШЬ ВПОЛСЫТА – ПРОЖИВЕШЬ ДОСЫТА
В давние времена в городе Барселоне здравствовал и процветал некий иудей по вере и лекарь по роду занятий, звали которого Иосиф ибн Забара. Однажды явился к нему гость по имени Эйнан и стал убеждать покинуть родину и отправиться на поиски подлинного признания и великой славы, коих барселонский врачеватель был несомненно достоин. Лестью и сладкоречием Эйнан добился доверия Забары, и подружились они, и пустились в путешествие по свету, и многие приключения и оказии скрепили товарищество сих пилигримов. Но как ветер нагонит черную тучу на ясное солнышко, так неведомая сила расщепит надвое гранит дружбы, а поводы к ссоре умножатся сами собой.
Горький хрен раздора
Вот добрели наши странники до каменной крепости, и Эйнан объявил, что за стенами этими расположен его родной город, и Забара драгоценный гость в доме его. Гордый хозяин принялся показывать визитеру прекрасные свои палаты, но очень уж велики хоромы, и нескончаемы всякие диковины. Забара, как на грех голодный и жаждой мучимый, заметил без церемоний, что довольно глаза тешить и лучше бы желудку потрафить. Эйнан возразил, не торопись, мол, поесть успеешь, а кто спешит тот и опаздывает. И весьма насторожил Забару нехлебосольный ответ.
Уселись, наконец, за стол. Раб покрыл его скатертью, ветхой и нечистой. Потом принес две большие чаши – в одной хрен, в другой уксус. А вместо хлеба водрузил корзину опресноков, сухих, как песок пустыни.
- Макай хрен в уксус и ешь, - сказал Эйнан, - изысканное это блюдо необыкновенно полезно: гасит пожар в печени и для желудка не тяжело.
- Печень моя и без того холодна, хрен повредит, а уксус не поможет, - уныло возразил Иосиф ибн Забара.
- Хрен не позволяет дурным жидкостям разливаться по телу. Он остановит и черную влагу, что питает меланхолию, и красную влагу, что разжигает гордыню.
- Как врач скажу тебе – от хрена происходят темень в глазах, слабость в ногах, запор жестокий, а груди у женщин сморщиваются. Природа вещи в имени ее заключена. Скажем, природа свиньи – свинская, и природа хрена тому же закону следует. И опресноки не ко времени тут. Разве сегодня ночь пасхальная?
- Ты худое о пище знаешь, а добрым пренебрегаешь, - возразил Эйнан.
- Худое важнее знать, дабы от вреда уберечься, - сказал Иосиф.
- Вижу, не хочешь ты моего угощения. А ведь мудрый Соломон говорил, что праведный ест вволю, а чрево нечестивого оскудевает.
- Коли так, - воскликнул смущенный Забара, - наемся и я! – сказал и мигом проглотил чуть не весь хрен.
- Экий аппетит у тебя непомерный! – воскликнул Эйнан и велел рабу унести поскорей остатки хрена.
“Скупец!” – подумал Иосиф. “Обжора!” – подумал Эйнан.
- Мудрец сказал, - заметил Забара, - что у кого есть, что есть, пусть ест, как проголодается, а у кого нечего есть, пусть ест, как еда появится.
- Ешь, дружище, все, что видишь перед собой. И стол дубовый ешь, и свечу сальную, и скатерть дорогого бархата! – с досадой ответил Эйнан.
- Благословен, кто знает, что завтра увидит восход, и будет сыт.
- Кто обуздает вожделение чревоугодия, того ждет величие. Ради твоей славы мы в путь пустились. Не так ли, Иосиф?
Однако, напоминание о прекрасной цели путешествия не смягчило барселонского лекаря. Трудно вырвать из сердца обиду, как из платья вытравить гниду.
Хвалы умеренности
Покончив с первой переменой кушаний, украшением которой была чаша с хреном, хозяин и гость продолжили оживленную, хоть и несколько омраченную наметившимся раздором застольную беседу, и углубились в предмет умеренности в еде.
- Для многих болезней лучшим снадобьем является подходящая пища, - изрек Забара, - и не оставляй желудок пустым на долгое время, и избежишь недугов.
- Брюхо твое желает харчей всякий час. Впрочем, не желудок ненасытен, а обжора. Боюсь, гнездятся в тебе хвори. Или забыл, что врач пример подает, и не гоже ему объедаться? – спросил Эйнан.
- Ешь, пока естся! Лишь скупец надеется жить вечно, забывая, что смерть придет, и конец удовольствиям, хоть ты врач, хоть вельможа, хоть монарх!
- Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть, и из умеренности родится радость! – провозгласил Эйнан.
- Воздержанность и счастье плохо уживаются, и век не будуешь сытым, коль ешь до полусыта!
- Ешь до полусыта – проживешь досыта! – не остался в долгу хозяин.
- А мудрецы что в книгах пишут? – спросил Забара.
- Пишут: “Ешь понемногу и не умрешь, ей-богу!” – торжестующе заявил Эйнан.
- Читал, да не уразумел! Это ведь утешение голодным, а не увещевание сытым! – парировал Забара.
Эйнан осерчал, и не оттого, что замечание дерзко, а оттого, что справедливым показалось. И решил хозяин поразить гостя книжным знанием и обрушил на голову его камнепад мудрости.
** Умеренность в еде – от всех немочей лекарство.
** Меньше есть – меньше болеть.
** На пустой желудок и совет умней выйдет.
** Сильно голоден – можно и к столу, не сильно голоден – прочь из-за стола!
** Пища – как лекарство: помалу и не сладко, не наслаждение, а польза!
** Чревоугодие – худшая из страстей.
** Достоинства человека – в преобладании разума над прихотями желудка, недостатки – в противном.
** Раб вожделений – раб, господин вожделений – господин.
** Не верь, что некто мудр, покуда не убедишься, что он умерен в еде.
** Царь попросил четырех великих врачевателей назвать снадобье, которое лечит и не вредит. Первый сказал: “Теплая вода.” Второй сказал: “Горчичное семя.” Третий сказал: “Личинки чернокрылой бабочки.” А четвертый молчит. “Говори и ты!” – потребовал царь. “Теплая вода расслабляет желудок, от горчичного семени обмочиться можно, а от личинок чернокрылой бабочки печенка болит!” – сказал четвертый врачеватель. “Какое же твое средство?” – спросил царь. “Мое средство простое. Поел в меру, из-за стола встань и к столу не возвращайся!” – ответил четвертый.
- И если тебе, дражайший мой гость, - промолвил Эйнан, - любовь к услаждению нутра заслонила разум, и речи мудрецов темны кажутся, то скажу простыми словами поэта:
“Всяк, кому обжорство в радость,
До заката ест от зорьки,
Не узнает жизни сладость
И помрет в недугах горьких.”
Ягненок и бык
Поток эйнанова красноречия был прерван появлением раба, который нес впереди себя на вытянутых руках дымящееся блюдо, отягощенное жареным ягненком. В воздухе повис умопомрачительный аромат. Забара приободрился.
- Жизнью клянусь, жареное мясо – яд! – заявил благонамеренный Эйнан, - и не что иное, но любовь к другу говорит устами моими!
- Жизнью клянусь, любовь твоя дьявольская, и удушают объятия ее! – воскликнул Иосиф ибн Забара.
- Не веришь мне, так поверь мудрецу, что назвал пять абсолютно ненужных вещей.
- Какие это вещи?
- Дождь над морем, свеча средь бела дня, юница бессильному старику, милосердие неблагодарному и жареное мясо в пищу человеку.
- Чем же мясо-то плохо?
- Оно портит зубы, обременяет желудок, вздувает живот, гонит в отхожее место трижды в час.
Не внемля хозяину, Забара нацелился на грудинку. “Сердцу навредишь!” – остерег Эйнан.
Забара протянул руку к ребрышкам. “Эта часть плохо переваривается!” – вскричал Эйнан.
Забара взглянул на почки. “Стоп! От этого кровь в мочу попадет!” – прорычал Эйнан.
Забара потянулся к ляжке. “Не смей! Кусок этот близок к кишкам и нечист!” – заорал Эйнан.
Забара собрался взять курдючок. “Грязь и мерзость это!” – заверещал Эйнан.
- Зачем велел принести ягненка, коли не хочешь, чтоб я ел от него? – спросил Забара.
- Поешь от лытки или бедрышка, эти куски – меньшее зло, - примирительно сказал Эйнан.
Только Забара потянулся к мясу, а Эйнан опять за свое: “Эй, не бери от передних ножек, а бери от задних! Да не хватай левую, она близко к сердцу, а возьми правую! Я сам тебе подам!” Эйнан протянул гостю сухую и пригорелую правую ножку ягненка, и Иосиф с унылым видом принялся за угощение. Огорченный разгулом пиршества, хозяин приказал рабу убрать блюдо, да поживей. Гость вскипел от гнева и швырнул на пол тарелку. “Доколе смеяться будешь надо мной, скупердяй? – завопил Забара, - где слыхано, и из какой книги вычитал, чтоб человека, как собаку, костями кормить!? Добром дай мне мяса, не то силой возьму!” И обезумевший Иосиф бросился вдогонку за рабом и успел урвать основательный кусок.
- Наглый дебошир! – взвизгнул Эйнан.
- Это хлебосольству твоему награда! – съязвил Забара.
- Благодари небо, что ты мой гость! Такого, как ты, дубину, дубиной дубасить впору!
- Угораздило же меня с тобой связаться! – всхлипнул Иосиф.
- И то верно: прощанье с глупцом лучше встречи с мудрецом! – воскликнул Эйнан, - ты изрядно объелся и жди беды, и радость твоя превратится в горе, как случилось с неким царем.
- Расскажи!
- Царский садовник нарезал роз, принес их государю, и поставил перед ним вазу с прекрасными цветами. Возрадовался монарх и тотчас созвал пир. И пригласил возлюбленную жену свою, чтоб и она насладилась красотой. Беременная супруга уселась поближе к роскошным розам и, очарованная прелестью цветов, осторожно взяла один из них. Тут выпругнула из вазы прятавшаяся в ней змея и напугала женщину. И случились у нее преждевременные схватки, и родила она мертвого, и не осчастливила царя наследником. Так радость обратилась горем.
- Рассказ твой занятен, но к делу не идет, - мстительно заметил Забара.
Желая умиротворить гостя, хозяин приказал рабу принести новое угощение. Ретивый раб мигом доставил огромное блюдо, а на нем гора бычьего мяса. Говорят, однако, что худому началу плохой конец под стать. Только Забара задумался, с чего начать трапезу, неисправимый Эйнан принялся за старое. “Берегись бычатины! От нее боли в руках, судороги в ногах и мигрень в голове. Кожа сморщивается, волосы выпадают и язык коснеет. Эй, раб, уноси скорей отраву, и спасем дорогого гостя!” Но и на сей раз Забара оказался проворнее раба, и изловчился, и отпрвил в рот добрый шматок мяса. Эйнан вновь прибегнул к помощи поэта:
“Обжора съест в гостях быка,
Ему положишь палец в рот –
По локоть пропадет рука,
Урок: не расточай щедрот!”
- Тебе, Эйнан, урок ни к чему, - подобревшим голосом произнес Иосиф.
- Погоди, еще раскаешься в своем неуемном вожделении! От обжорства растолстеешь и попадешь в беду, как одна лиса, и потом вернешься к былой худобе, - посулил Эйнан.
- И что же приключилось с рыжехвостой? – благодушно спросил Забара.
- Жила лиса в некоем лесу, и не хватало ей корма, и задумала она найти место посытнее. Набрела на прекрасный сад, нашла дыру в ограде, пробралась вовнутрь и поселилась в благодатном месте. В изобилии мыши, глухари, жуки всякие. А уж фруктов и прочих плодов – видмо-невидимо. Пришло время собирать урожай, и появились в саду крестьяне. Лиса испугалась смертельно. “Заметят меня, поймают, убьют и шкуру сдерут!” – подумала. Бросилась к дыре в ограде, а пролезть-то не может – растолстела. Залилась горючими слезами, затаилась в канаве, и неделю ничего не ела, и отощала, и выбралась из сада, и так спаслась.”
- Какова мораль? Не толстеть, чтоб снова худеть не пришлось? – спросил Забара.
- И это тоже. Однако, помни: всякая перемена в жизни ведет к беде и через муки возвращает к прежнему, - многозначительно сказал Эйнан.
- Не каркай! От дурного эйнаного глаза аппетит пропадет мой сразу!