Мороз за двадцать пять. Хмуро ворочается под сиреневыми кустами и пуховиками – тополями. Всё никак не уложит себя в неброские городские сугробы, грязноватые снизу. До январского рассвета нескончаемо далеко и начищенные звёзды ещё хозяйничают на улизнувшем небе.
Дюралевые детские санки из перестройки, на них моя пятилетняя дочь. Торопимся в удалённый садик, ветер толкает в лицо. Такой монстр явился, в распахнутой одежде, хулиганистого вида. Девчушка наоборот вся перекутана в одежду. Майки, кофты, пальто, рейтузы, шапка, валенки, калоши. Поверху мягкий мордовский пуховый платок. Там, из-под него, в дырочку дышит нос. Округ этого отверстия иней без разбора густо заиндевел, начёс волосинок изморозил, радуется проделке.
Под моими ботинками хруст, снег будто пытается, что-то сказать, но мы уже далеко. Торопимся. В такой студень все троллейбусы поломались. Стоят теперь горемычные на конечной, большелобые. До метро доехать как? Начальство на работе глаза долу опустит и осудит внутри.
Пришёл в город январь, как и положено по календарю. Ночи вон какие долгие, дочка разоспится, разомлеет и будить надо начинать задолго. Интенсивно напоминать, покуда не заплачет. Вот тогда, прямо тёпленькую на «горшок», каши мигом в рот напихать, носки напялить. Одежду наизнанку не перепутать, она же спит в одном ботинке.
Дверь в подъезде хлопает исключительно громко, под стать морозу. Усадить капитально, в самый дальний угол санок. Один раз уж было, оглянулся, а она в сугробе похрапывает. Это тебе не кошелёк потерять. Идём себе целенаправленно.
Вот же он, по левому боку, магазин, книжный. На самом верху, дребезжащее название: «Книги». По теплу мы туда забредаем. Роемся в пахнущих сказками сказках, листаем классиков Ленинизма. Дочурка буквы учит втихомолку, самостоятельная потому.
Однажды, средним летом, возвращались из садика вечером. Тепло и комары алчно кусались. Навстречу попадались мамаши с колясками, в них всхлипывали, а она взрослая, в платье «ёлки-палки». Спрашиваю ехидно, на вывеску показывая:
- Вот ты буквы выучила. Грамотная. Что написано на вывеске?
- Кни – и – и… - потыкала она пальчиком в тонколистовую вывеску и добавила не сомневаясь, - жнай!
А по другому как? Отец же в авторитете. Морозище хватает меня за щёки белой рукавицей, сигареты и те холодные. Пар пробивается из-под платка. Вдруг под ноги упал свет. Это зажглось окно уставшей пятиэтажной пятиэтажки. Стужа захотела руки погреть, а не получается. Ветер дунул, дунул, дунул и унёс упавшего за угол. Зима.
- Что-то вы долго, ужин остыл совсем – улыбнётся вечером мать.
Ведь мороз уж отпустил, минус семнадцать. Не отморозили ничего, она уже куколки разложила по дивану, одевает одну в суточную группу. Дочки её тихие, не отговариваются, надевай что хочешь. И зелёные санки есть, только пластмассовые, из слоновьего мяса. Это ж я исподтишка, магазин «Книги», книжным называю, а она маловата ещё и не понимает подвоха.
- В книжный с папкой не заходите! – наставляет она куклу. – Так уже книги некуда ставить, всё заполонили! Я знаю, одна за телевизор свалилась, позавчера. Пылится там.
Бегут по извилине улицы промозглые прохожие, кажется это огромная и полная Луна за ними кругло гоняется. Дома тепло и спокойно, только большеногий паучок, прокрался незамеченный за ведёрко и исчез.
На ночь дочке про колобка то почитают…
Москва. 2016г.