Вот идет Оле - осенняя сказка

Лила Томина 2
- Ты представляешь, сижу в кафе и вдруг ОН! Вылитый Оле-Лукойе, как я себе его представляла в детстве, когда отец читал мне на ночь Андерсена. Смешной– жуть! Зеленый плащ, шарф по полу вьется, полосатый как радуга на небе; шляпа еще такая – высокая, с погнутыми стенками, белые ботинки…и, не поверишь, носки в клубничку! Это же просто чудо какое-то!
- Познакомиться не додумалась? – снисходительно спрашивает Юська, мой добрый старый друг. Он от меня еще не такие фантасмагорические описания слышал. Я их, можно сказать, коллекционирую. Только без фотоаппарата и другой какой технической оснастки. Коллекционирую и всем рассказываю, а среди моих друзей есть парочка писателей и художников, они, соответственно рассказывают и пишут маслом дальше, и становятся мои наблюдения мифами, только живыми. Чем не развлечение?
- Подожди, это только начало. Вот только с мыслями соберусь.
Мы сидим на моей кухне, в домашних костюмах и меховых шлепанцах. За окном преддекабрьская пурга и мерцание витрины напротив. Оно отскакивает от белоснежной плитки на стене перед нами, и при выключенном свете можно решить - мы просто заблудились в волшебном лесу, и нет никакого ноября и прочих неприятностей.
- Милая Илька, я весь во внимании. Сегодняшний мой вечер – целиком и полностью твой. Я для этого даже мальчишник отменил.
- Кто женится? – без особого энтузиазма спросила я. Он у меня сейчас на другое направлен.
- Не важно. Рассказывай. А я буду пить чай. И кофе. А потом снова чай. Сколько успею. И тебе сделаю. Ты для меня сейчас как шкатулка с сокровищем, которая никак не хочет открываться.
- Ну ладно, слушай. Я не смогла удержаться, решила выяснить, куда он направляется. Вдруг на карнавал. Если так – не интересно, я определенно рисковала. А если нет?.. А он…В общем он зашел за угол, спустился по длинной лестнице, не забыв вытереть полами шарфа пыль чужих блужданий и на перилах моста через ров оставил свой шарф. Просто привязал, спасибо, что не бантиком. Думаю, вдруг шпионский флешмоб или еще какое развлечение.
Минут пять мы шли – он спокойно, я – замирая от восторга и идиотизма ситуации.
- Как в детстве прямо, - кивнул Юська и многозначительно замолчал – продолжай, мол, не отвлекайся.
- На Почтовой он бросил слепому не монетку, а засохшую бабочку. Там же подобрал старый ботинок, который спустя несколько метров аккуратно, мне даже показалось с математической точностью, поставил ровнехонько в центр одного из люков на проезжей части. Для этого нам пришлось дождаться, пока загорится зеленый. И в этот момент он вполне мог меня уличить. Но мне нужно было, понимаешь, посмотреть на его лицо. Толком я видела только спину. Даже там, в кафе. И веришь, у меня ничего не вышло.
- Почему же?
- Я не смогла, - от расстроенных чувств я выпила сразу полчашки кофе. А следующую – еще варить придется. – Когда я решила чуть изменить ракурс наблюдения, он повернул голову и мне снова стал виден только его затылок, плащ и прекрасная шляпа. И потом тоже: даже самый-самый профиль сложно было углядеть. А так хотелось узнать, какого цвета у него глаза.
- Ну ладно, что еще накуролесил этот прекрасный незнакомец? У тебя лихорадочный блеск в глазах, как будто ты только что встретила живого джинна и он пообещал исполнить все твои желания?
Думаю, у меня и улыбка соответствующая:
- Положил котенка в карман.
Видимо Юська ушам своим не поверил, его правая бровь стремительно взлетела к макушке, а чашка резко звякнула о блюдце.
- Там на дереве очень громко взывал о помощи рыжий чудик месяца четыре отроду. Так вот Оле-Лукойе его взял и положил в карман. Готова поклясться, он оттуда куда-то делся, плащ даже не оттопырился ни миллиметра. Но дальше - больше. Мы шли вдоль реки и напоролись на камень, большую такую глыбу, мне по макушку, а ему соответственно по плечо, как в сказках. То есть, конечно, он напоролся, а я еще бы чуть-чуть и врезалась в него. И что ты думаешь?.. Это чудо в клубничных носках наклонилось к камню, приблизительно к тому месту, где, если бы из камня вытесали человека…ох, я совсем запуталась… где у этой гипотетической скульптуры должно быть ухо, и что-то долго ему рассказывал. Жаль, я не услышала, может, это хоть что-нибудь прояснило бы. А так, сижу теперь тут, вся такая загадочная, в смысле полная загадок, и не знаю, что и думать.
- Может он ему сказку рассказывал? – предположил Юська. И ведь даже не в шутку.
- А, может, зачем все это – шарф, бабочка и котенок. Не знаю, как камню, а мне интересно. Но и это только начало.
- Да ты что, - рассмеялся мой дружочек.
- Мы долго шли по набережной. Его шаги были широки и легки, как у ветра, а я семенила за ним прямо как Пятачок за Винни-Пухом. Когда он установился посмотреть на воду, я успела даже мороженое купить для конспирации. Теперь вот чувствую килограмм микробов по горлу шкребется, но знаю, ты мне не дашь заболеть.
- Конечно, не дам, хорошо, что сказала. Приготовлю тебе фирменную отраву своей бабушки. Гадкую, но на утро все как рукой снимет , - улыбнулся Юська. - Прямо сейчас и начну, а ты рассказывай.
- Постоял он у воды, поглядел на облака, летящие по ее глади. Одно, кстати, уж очень напоминало почтового голубя. Даже что-то вроде письма в лапках можно было разглядеть. Я подошла ближе, решила, значит, пристроиться недалеко, но Оле отправился дальше. На стене одного из гаражей, куда мы добирались какими-то узкими переулками, он нарисовал мелом совершенно прекрасную кошку. Да еще разукрасил ее разноцветными рыбами!
- А потом?
- А потом я вдруг потеряла его из виду. Натурально - раз! И будто и не было. На открытой местности, никаких подъездов и углов дома в радиусе ста метров, а напротив – широкий проспект, светофор, машины, а вот людей не так уж и много. В общем, у меня куча не закрытых гештальтов, как любит выражаться мой шеф. И как ты все это объяснишь?
- Ну… самое просто объяснить котенка, он мог просто выпасть из дыры в кармане, а ты так спешила за своим Оле-Лукойе, что не обратила внимание.
- Да уж конечно, - смеюсь, - но все возможно. А бабочку?
- Бабочку, - Юська притворно задумчиво морщит лоб, брови его то подымаются, то опускаются от мнимого напряжения, кофе пьет нарочито медленно и даже подбородок свободной рукой почесывает. – С бабочкой все сложнее. В наших русско-беларусско-украинских мифах бабочка – олицетворение души. Может быть, твой незнакомец сказал нищему, мол, вот тебе новая душа, пусть старая перестанет страдать или что-то в этом роде.
- Ага, а ничего, что она еще и предвестница смерти?
- Она еще и символ перерождения, возрождения и новой жизни, - парировал Юська. – Ты Илька не забывай, что у каждого свой способ выражаться. Может у Оле - такой.  Не важно, поймет его нищий или нет, а он все равно – оставил ему свою надежду на его перерождения. А может это вообще что вроде черной метки у пиратов, только наоборот. Ну, бывает, оставил бабочку, чтобы человек задумался о своей жизни: она так коротка, а тебе еще летать и летать, а ты…
- Ладно, - соглашаюсь, - действительно вариантов много. – А что с ботинком?
Дружочек мой все-таки задумался. Минут пять молча допивал три глотка кофе, практически не отрывая губ от чашки, еще детская привычка: пока ты пьешь чай, никто не вправе требовать ответа, и ты всегда можешь растянуть оставшийся напиток на столько, насколько хватит твоего терпения разглядывать его остывающую гладь.
- С ботинком, как и с шарфом, кстати, это может быть условный знак, или игра, или просто дурь. Развлекается молодежь, что с них взять? Иные, вон, посреди красной площади себя гвоздями к мостовой прибивают, и ничего. А может быть твой Оле-Лукойе просто предупреждал водителей о сдвинутом люке. Реальность может быть гораздо проще, чем мы имеем обыкновение ее домысливать.
- Не хочу с тобой соглашаться, такой персонаж и какой-то предупреждающий ботинок посреди улицы. Нет, нет и нет! В самом нейтральном из моих заключений, ботинок может оказаться напоминанием , что человеческая жизнь более хрупка, чем жизнь вещей и что ее нужно беречь и ездить осторожно. А самом сложном… существует например поверье входить в святые места босиком, чтобы оставить контакт с земным с наружи и этот ботинок посреди мостовой может призывать вспомнить о высшем.
- Поймут ли, - рассмеялся Юська, - не всякий же учился на филологическом да еще писал диссертацию по демонологии Полесья.
- Может быть, этот спектакль предназначался мне. Давненько я что-то не медитировала на свежем воздухе, аж с тринадцатого сентября.
- Ну и память у тебя, - Юська дотянулся рукой и легонько щелкнул меня по носу, за что получил шутливую печать ложкой на лбу.
- Тогда был день рождения моей подруги, все пьянствовали в лесу, а мне скучно стало. Но не о том, как ты объяснишь общение с камнем?
- О, я и забыл уже… Ну почему бы не пообщаться с камнем. Ты с кем общаешься, когда медитируешь?
- С собой, - улыбаюсь.
- А иные со Вселенной и Высшим разумом. А чем камень хуже них?
Тут уж я не выдержала и прыснула. Юська посмотрел на меня и тоже стал смеяться.
Ветер усиливался. Первые снежинки метались по небу, вытанцовывая что-то похожее на танец с саблями, то стремительно падая, то возвращаясь назад, в небо. За их  метанием по небу мир совсем исчез. Не стало видно ни высотки напротив, ни даже огней ее витрин. Все исчезало, оставались только они и мы.
Зима, вечер, мы и кофе…
Мне даже показалось, я сам а – снег…



***
Конечно, я заметил ее, девушку, которой рассказал бы все тайны мира.
Хорошая моя, любимая Илька. Разве кто поймет Дождь, если он сам не расскажет. Она забыла, что дождь может не капать, а просто идти. Идти, надев на себя человеческое тело, как маску; в дурацком, но будоражащем воображение костюме, специально купленном в погорелом театре для мальчишника лучшего друга.
Просто идти, оставляя любимый шарф на перилах моста, чтобы нежный октябрьский ветер не простудился от ноябрьской промозглой пурги. Я ведь знаю, как он любит сидеть там, болтать ногами и смотреть вниз - туда, где копошатся маленькие человечки. Он говорит, его это примиряет с наступающей зимой.
Идти и вдруг заметить старинного приятеля, прикинувшегося нищим и вручить ему мертвую бабочку в знак того, что его маскарад не удался. Пусть в следующей игре придумает что-нибудь поинтересней. Заодно помочь бедному насекомому.
Идти и наткнуться на ботинок, оставленный одной древней старушкой. Хлопнуть себя по лбу – едва не забыл! Она человек, но каким-то неведомым науке двенадцатым чувством всегда знает, по какой дороге я пройду на этот раз. У нас с ней уговор: каждый год, восемнадцатого ноября, в день ее рождения, я дарю ей еще один год жизни, а она вяжет носки и шарфы моим братьям ветрам. Ботинок, просто знак того, что наш уговор еще в силе.
Идти и мимоходом отправить к духам воды молодого двоедушника, застрявшего в беспомощном тельце маленького котенка. Первый раз такое встречаю, но они-то многое повидали, смогут помочь.
Идти и выполнить обещание, данное накануне камню Гоше. Раньше он жил в музее при парадной лестнице. Там же работала техничка тетя Василиса, обожающая детективные сериалы. Особенно Коломбо. Накануне своего переезда из музея на набережную, камень Гоша не досмотрел серию, пришлось мне посмотреть и пересказать окончание, которое уже второй месяц не давало ему покоя. Он все думал кто же убийца – официант или водитель. Не мог сосредоточиться на своей новой работе – охранять город от разыгравшихся чужестранных ветров.
Идти дальше, вспомнить о проигранном споре Теплячку, западному ветру, гостившему в нашем городе в октябре. Благодаря ему и нам, гостеприимным хозяевам, город пережил еще одно начало сентября, хоть это и странно ходить в шортах, когда в пору доставать шапки и рукавицы из кладовых. Он утверждал, что кошка Алиса, которую подкармливает весь Илькин двор, на самом деле Земляная, та самая, охраняющая клады. Как ни странно, я проиграл. И кому – гостю! И обязался каждый день рисовать по кошке в течении трех лет. И поскольку всех городских кошек я уже запечатлел, приходится выдумывать.
Идти, и вдруг вспомнить о послании Юй-Ши, родного брата, обитающего не где-нибудь, а в стране красных драконов. То есть, конечно же, в Китае. Убедиться, что у него все хорошо и отправиться дальше. Сообразить, что Ильке не стоит видеть, как мои братья ветры выдают замуж вьюгу. Как и каждый год, накануне декабря.
Идти и сожалеть, что Илька выросла и все забыла. Даже то, как училась быть снегом. Снегопадочкой. Какие танцы танцевала в небе и какие следы оставляла на земле. И ведь нет никакой надежды взять ее за плечи, встряхнуть, сказать – возвращайся, дуреха, что ты забыла в человеческом теле, пусть даже в таком красивом. Сама должна вспомнить, сама - вернуться, таков закон.


П.С. Спасибо ГС за публикацию сего творения в сборнике и за иллюстрацию)