Рассказ написан для конкурса «Соседи»
2-е место по результатам судейского голосования.
3-е место по результатам читательского голосования.
Работа №4
Название – Право выбора
Псевдоним – Самаритянка
Количество знаков – 24 896
***
ПРАВО ВЫБОРА
«Каждый выбирает по себе».
Юрий Левитанский.
Черт меня дернул смилостивиться и уговорить себя напоить его чаем. Зонтик принес продавать. Складывающийся. Японский. Маленький. В дамскую сумочку входит. Специально проверила. В универмаге таких нет. А неделю назад приносил наушники. Сказал, раз люблю музыку, пригодится. Хорошие наушники. Модные. Совсем новые. Не взяла. Дорого запросил. Не хочу разбрасываться деньгами. И сейчас прогнать хотела. Вдруг зонтик у сестры стащил? Кажется, у него две сестры. И он младший. Зонтик у одной, наушники у другой. Сказала об этом. Возмутился. Сестра просила продать. Срочно нужны деньги. Ладно, уговорил. Обещала показать подруге. А вдруг так и есть? Он и напросился на чай. Сидит, рассуждает. Умника из себя строит. Молчу. У нас телефона нет, у подруги тоже. Я бы сразу узнала, нужен ли зонт?
От нечего делать начала разглядывать. Глаза впалые, цвет не понять. Нос с горбинкой, губы кривые, скулы выпирают как у монгола. Волосики блеклые, словно пакля. Длина в норме. Кожа не чистая, волосы тоже. Голос хриплый. Лет двадцать. Урод. Или почти. Единственное, что более-менее – джемпер. Хорошая вязка, бело-серый цвет. Впереди от грудины молния. Большой ворот. Сейчас расстегнут. Ему идет. Впрочем, такой джемпер пойдет любому. А красавца бы сделал неотразимым. Если возможно закрутить с джемпером, закрутила бы. Но не с этим типом. Я таких непривлекательных еще не встречала. Боже, он еще и острит!
Познакомились мы в парке. Два года назад. Мы с девчонками с танцев возвращались. Он поплелся за нами. Хотели отколоться. Сказал, что по пути. Живет в соседнем доме. Так и дошагали до нашего подъезда. Оказалось, точно сосед. О, лучше бы я в тот вечер больной сказалась! Не пришлось бы сейчас выслушивать всякий бред. Ладно, пусть сидит, философствует. Что мне чаю жалко?
– В окружающем нас мире много негативных моментов, спору нет, но стоит замечать и, чем чаще, тем лучше и позитив нашей жизни. Не думаю, что в молодом возрасте, человек должен чахнуть из-за собственных мыслей... и не суть в какие идеалы ты веришь, не суть какие цели ставишь и какие преследуешь. Не суть любовь к мужчине, не суть любовь к женщине, не суть любовь к людям, не суть любовь к земле, природе – суть любовь в тебе самом, а к кому или чему, уже не суть.
– Загадками говоришь....
– Никаких загадок, сказанное просто и не на языке отличном от нашего, родного, и ты все прекрасно понимаешь. Это касается наших мыслей и того что нами движет и дает жить. Наши желания и возможности...
– От меня-то что хочешь? – спросила я, чтобы остановить этот поток.
– Да вот я же и говорю в общих понятиях, и даже не в общих, а в конкретных, то есть почему? Почему, вот какой важный, я бы даже сказал, глобальный, меня интересует вопрос?
– Что интересует?
– Почему, вы, девчонки, необъяснимые, я бы даже сказал, странные, даже бы уточнил загадочные, так падки на богатых, я бы даже сказал мерзких и противных?
– Это ты о себе?
Нахмурилась, сжала губы, и начала подниматься со стула. На дверь указать. Видимо, понял, поспешил добавить.
– Сказано не в твой адрес, а в общем понятии... Вот пример: идет страхуил страхуилом, а одет в фирм`у, и рядом под ручку – девушка, тем более, молодая и даже красивая. Жмется к нему всем существом своим, льнет, обвилась вокруг. Как змея, как лиана, как веревка из мишуры.
– А я при чем? Я не вьюсь. Где дверь, напомнить?
Подскочил. Изогнулся коромыслом. Руки не знает куда деть. Как бы смутился.
– О тебе исключительно, но только хорошие, теплые и добрые мысли. Любой человек надеется, что будет понят и надеется, что его слова не будут исковерканы, кому как удобно воспринимать. Как вот ты сейчас.
– Что-то я не в теме разговора? Мы о чем?
Успокоился, сел. Выпучил на меня глаза, задумался. Похоже, и он не в теме. Понесло. Обида на девчонок налицо. Не любят беднягу. И правильно. Любят ведь не за одежду. Хотя некоторые умеют. Любить. Не человека, а прилагающее к нему. Кошелек, например. Но у этого нет кошелька. Говорит, говорит. Много и пространно. Едва выпроводила. Отговорилась недостатком времени. Сказала, физику надо учить. Сессия скоро. Соседка зашла. Поинтересовалась: «Не сошла ли с ума, что разговариваю с таким?» Успокоила. Сказала, просто сосед. Из дома, что напротив. Она улыбнулась в ответ. «Тебе,– сказала, – нужен парень работящий, любящий». Сама знаю. Но сосед все-таки. И не сделаешь вид, что не знакомы.
Столько времени маячит перед глазами. А не слышала, чтобы где-то работал. Живет, надо думать, перекупками. Там добыл, здесь продал. Или на шее матери сидит. Говорят, она отличник народного образования. И такой сын. Вот когда срабатывает пословица: в семье не без урода. Будь у меня мать, я бы пылинки с нее сдувала. Оставила нас, когда влюбилась. И отец не захотел больше никому верить. Так и живем вдвоем. Отца люблю, мать не осуждаю. Жизнь мне дала, и спасибо. Иногда хочется найти. Но редко. Мне хорошо с отцом. Живем ради друг друга.
Следующая встреча с соседом была на улице. Шла из института. Увидела, как метет тротуар. Милиционер рядом. Джемпер давно не стиран. Как пачканные вещи быстро теряют привлекательность. Уже не говорю о соседе. Ну, и видок! Словно бродяга. Как так можно жить? Увидел меня, резко отвернулся. И без слов понятно. Упекли голубчика за тунеядство. Знаменитые пятнадцать суток. И поделом. Пусть метет. Как-то надо приучаться к труду. Не все модными вещами спекулировать.
***
НИИ наш прикрыли. Точнее, прикрыли мой отдел. Перестройка, чтоб ее…. Пришлось уйти. В школу физику преподавать. Отец заболел. Коммунист. Воспринял, как предательство народа властью. Очень честный. Находясь в партии, служил народу. Теперь подолгу лежит в больнице. Цирроз печени поставили. Работаю на полторы ставки. Летом на даче кручусь. Овощи отцу полезны. В магазине всё дорого. Денег не хватает. Уходят на лекарства и еду. В больнице лекарства за свой счет. Даже вату и бинты требуют. У меня зарплата не ахти, у отца пенсия по болезни – обхохочешься. На всём экономим. Все выживают, как могут. Не только мы. Потому не жалуюсь. Один сосед в той же тарелке. И с тем же комплексом. Который, похоже, усилился. Увидел меня во дворе. Окликнул. Не за деньгами ли? Сказала, зарплату задерживают три месяца. Это правда. Не верит. Намекает на бартер. Нахватался модных словечек, идиот. И позы какие-то странные. В голосе надменность. Словно гордится чем-то. Вот не понимаю, чем? Чем может гордиться подобный тип? Пресловутой свободой? В нежелании работать? Или в осознании собственной исключительности? Как же, все вкалывают, он один сам по себе. Работать совесть не позволяет, а попрошайничать – так нет проблем. Вот где парадоксы.
– По большому счету, меня мало интересует, что у тебя на работе выдают. Для меня, вообще, составляет суть то, что есть, а не то, что это за продукт, и как пришло. Мы как бы соседи, а соседям помогать надо, я бы даже сказал, обязанность твоя такая, соседская. Мне сказали, кое-где вместо денег продукты выдают.
– По правилам приличия мужчина женщине помогать должен, – возразила ему.
Не слышит, или не желает слышать. Продолжает в том же духе. Ловко пристроился. Не жадничай, мол, неси. Съехидничала.
– Тебе какой класс завернуть, седьмой или пятый?
– Лучше первый, я люблю самое лучшее.
– Я в первом классе не работаю. Там физики нет.
– А при чем тут, я бы поинтересовался, физика?
– Бартером мне могут только пятиклашек выдать. А их, как понимаешь, кормить надо. И кто сказал, что помогать должна я, и именно тебе?
Увидела, что не дошло. Пришлось рассказать про школу. Что-то в нем изменилось? Знаменитого свитера уже нет. Нелепая спортивная кофта. Темно-синяя. Никому не пойдет. Разве что чучелу на огороде. Еще грязные джинсы на нем и старые ботинки. Вот кому здоровья не занимать! Про таких говорят: на нем пахать можно. Крепкий. А все дитем прикидывается. Спросила, где живет. Оживился. Сказал, сестры дачу купили. Мать как померла, они квартиру продали. Его не спросили. Значит, к обидам на девчонок и общество, прибавилась обида на сестер. На той неделе, поведал, к старшей сестре в гости ходил. Впустила. Помыться позволила. Накормила и выпроводила. Как я ее понимаю! А он не доволен, проклятиями так и сыплет. Не удержалась. Сказала: иди – работай! Лучше бы не заикалась! Встал в позу: головенку приподнял, спинку выпрямил, рукой всплеснул. Возмутился, аж позеленел. И высокомерно, чтоб знала свое место, выцедил.
– Запомни! Я никогда не работал, не хочу, и не буду работать. Вы рабы, по большому счету, вот и копошитесь в грязи, я бы даже сказал, пресмыкайтесь перед начальством, гните спины. В этом ваша суть. А я вообще свободен!
– Почему?
– Почему типа свободен? Или вот почему вы копошитесь в грязи? Рабы, суть рожденные в пространстве, закрытом для восприятия космической мысли, должны и обязаны обслуживать великих…
– Ты великий? Чем? Открытой в пространстве мыслью?
– Рождением (снижает голос до шепота). Мой отец, знаешь, кто? Граф Орлов. Мать – польская принцесса. Не скажу ее имени, это большая тайна. Тсс! За мной неотступно следят. Грозятся отправить в Польшу.
– Вот и поезжай, раз ты принц крови. Что тебе среди рабов делать?
– Куда ты свои мозги девала? Нельзя мне себя показывать. Они меня убьют по дороге. Я же наследник большого состояния. Никому, поняла?
Да уж, как не понять! Поняла. Поняла, что без подачки не отвяжется. Пришлось вынести наследнику полбулки хлеба и пачку чаю. Жрать его величество захотело. Еще колбасы просил. Но нету. Отцу покупаю курицу. Его печень принимает только нежирное мясо, молоко и творог. А это дорого! Крупами спасаемся. Варю отцу каждый день кашу на утро, курицу на обед. Овощи, чтоб кишечник работал, на ужин. Сама перебиваюсь, как придется. Едва ли сосед поймет мои заботы. У него, похоже, начались проблемы с головой. Что в Польше давно нет королей, убедить не смогла. Опять напрашивается на чай. Намекает на сострадание к его печальной участи. Холодно, мол. Осень. Не найдется ли чего из теплой одежды? Сначала хотела послать. Потом решила отдать старую куртку отца. Ему пока не надо. Все его маршруты только по квартире. С поддержкой. Ноги слабые. Хорошо, хоть на горшок встает. И так мне за ним стирки много. Из-за отца в церковь начала ходить. Молиться учусь. А вдруг поможет? Бог, говорят, всесилен.
***
Весна. Капель. Небо синее. Хорошо. Всю зиму соседа не видела. Накликала. Только пришла с работы, звонок. Сосед на площадке. Боже, что он сделал с отцовской курткой! Вот-вот треснет. И по швам, и от грязи. Тело уже воняет. На руках язвы. Фурункулы? Или что-то похуже? Он вообще когда-нибудь голову моет? А себя? А ноги? Вышла на площадку. Стоим. Стараюсь держать дистанцию. А то стошнит. Давит на милосердие. Так, мол, есть хочется, что переночевать негде. Злобно матерится. Одернула. Уйду, мол. Мат прекратился, проклятия – нет. Особенно стране достается. Дерьмовое для него место. Похоже, рад, что Союз развалился. Спросила об интересах. О занятиях для души?
Весь засветился. Даже губы расплылись в довольной улыбке.
– Мне бы, как это, типа того, поэтом бы.
– Для поэзии способности нужны, – сказала ему. – А еще лучше – талант.
– А что, я могу.
– Да ну? Ну-ка, прочти!
Задумался. Вижу, пытается вспомнить. Или придумать. Приготовилась услышать что-то банальное. Наконец, выдавил.
– О тебе исключительно только хорошие мысли.
– Начало многообещающее, а дальше?
– Дальше не придумал. Типа забыл. Четыре строки, как ты понимаешь, были, но я забыл. Точно были! Не веришь?
Морщит лоб. Чешет затылок. Думает долго. Потом говорит:
– Ладно, потом как бы вспомню. Типа, это, потом почитаю.
Смотрела и думала. «Что-то в нем изменилось. Такое, что выделяло. Помимо того, что не хотел никогда работать. Что-то было….». И тут меня осенило: речь! Речь его была витиеватая. Даже замысловатая. Но слова были. Много слов. Иногда даже заумных. Но мыслил он в одном ракурсе. Он гениальный, все остальные бездари. А сейчас? И сейчас, надо думать, мыслит так же. Но слова подбирает с трудом. Потом вдруг преображается. Меняется лицо. Жесты. Словно что-то в него вселяется. Только что разговаривал, как все. И уже, как будто не он. Как будто кто-то диктует. «Мы, избранные, теперь восстанем и преобразим весь ваш мир в строгих канонах стратегической мысли Человечества, дабы вы, наши подданные сумели уразуметь парадигму космической мысли». Ух, как завернул! Даже не поняла. Усмехнулась. Наверное, бродяжничество – вид психического заболевания. В голове, видимо, не всё в порядке. И давно. У этого с юности. Не удивительно. Не хочешь работать на общество, или над собой, всё убегает. Даже мысли. И не просто хорошие мысли. Вообще мысли. И жизнь. Жизнь убегает тоже.
Как это страшно! Человек добровольно себя губит. Сам. Никому не нужен, а живет. Нет, не живет, прозябает. А отец мой, единственный любимый человек, не сегодня-завтра умрет. Почти не встает. Ведро стоит около кровати. С крышкой. Чтобы не так пахло. А позавчера пролил. Сам подтереть не смог. Так и нюхал, пока не пришла. Видимо, плакал. А этот? Этот паразит. Помоечник. Попрошайка. Всем надоел! И не сдохнет никак. Где справедливость?! Но пересилила себя. Вынесла хлеба. Протянула Евангелие от Матфея. Маленькая книжка. С ладонь. Первое знакомство с библией. Сказала, почитай. А вдруг поможет? Человек-все-таки. Хотя иная собака лучше.
***
Троица. Возвращалась из церкви. Думала о проповеди. Увидела соседа. Куртки уже нет. Грязная рубаха и кофта. Опять у подъезда трется. И не один. С мужиком каким-то. О, Господи, как это все надоело! Настроение сразу испортилось. Может, молиться начать? Чтобы в другой район переселился. Или свалил из города. Только будет ли толк? Живет на даче. Кормиться таскается по знакомым. Вот только на прошлой неделе выносила ему банку помидор и печенье. И как только не стыдно? Хотя, какой стыд? Лет десять знакомы. А в глазах ни разу даже проблеска совестливости не заметила. Думает, ему все должны. И обязаны. Вот откуда у него мысли об исключительном рождении? Села на лавку. Домой идти не хочется. Уверена, потащатся следом. Вот кому с моего отца пример брать надо. Тот к жизни тянется. Пытается в постели зарядку делать. Ноги поднимать. Руки выворачивать. Жить сильно хочет. Библию читать начал. Попросил тетрадь и карандаш. Записывает слова Христа. Анализирует. Павла штудирует. Вопросы задает. Если заснула, молчит. Что-то болит. Терпит. Меня жалеет. А эти? Эти только тянуть готовы. А у меня и без них – забот полон рот. Претвориться, что их не вижу?
– А я вас знаю!
Это второй. Пьяненький. Одет лучше. Проблески каких-то манер. Актер бывший? Спросила об этом. Оказывается, художник. Видел меня в училище искусств. На концерте. Еще в юности. Тогда он работал. Были грандиозные планы. Хотел с меня портрет писать. Не были знакомы. О чем жалеет. Надо же, не знала. Запомнил. Не удивительно. Я в юности была красавица.
Сейчас художник не пишет. Охотно верю. Если сосед травками балуется. Он наверняка алкоголем. А змий любого с высоты низвергнет. И не такие падали. Один не собирался никогда работать. Другой силы не рассчитал. Или перехвалили. Или сам себя вознес. А встретились на одной дорожке. Вот вам и судьбы. А еще говорят: каждый сам кузнец своего счастья. А действительно ли сам? Художник начал источать комплименты. Руку целовать попросил. Еще не хватало! Дерзко одернула.
Вспомнила сегодняшнюю проповедь. О нищем. Всю жизнь валялся у ворот богача, выпрашивая подаяние. Когда оба умерли, богач попал в ад. Бедный Лазарь в рай. Потому что один горд. Другой смирен. Заманчивая перспектива для всех нас – рай. Едва ли эти смиренны. Но решила обоих накормить. Вынесу хлеба, молока, и пусть будут довольны. Сосед заикнулся, что сегодня именинник. Вытащила из кошелька пятьдесят рублей. Вместо подарка. Расцвел, чуть лобызать не бросился. Остановила жестом. Пригласила в дом отобедать. Ради такого события. Надо помогать соседям. И природную брезгливость побеждать. Хлорка в доме есть. Потом все вымою. На свою голову пригласила. Комплиментов наслушалась на два года вперед. Оно и понятно. Не похвалишь – не получишь. Оба поднаторели в этой науке. Особенно сосед. Заваривай, мол, чай гуще. Что ты нам мочу льешь? Высыпал в чайник сразу полпачки. Попробовала. Горький, аж скулы сводит. А они – ничего, пьют. Позвала обоих в церковь. Но едва ли придут. Отец спросил, что за голоса были? Сказала, заходили соседи. Но уже ушли. Да какие женихи? О чем ты говоришь, папа? Просто соседи.
Полчаса драила кухню. И всю посуду мыла. Даже ту, которой не касались. Запах хлорки сшибает нос. А кажется, что духом помойки несет. Оказывается трудно, практически невозможно относиться к Лазарю по-христиански. Мне, наверное, не по силам. Хотя разве я христианка? Бываю в церкви на Пасху и в Рождество. Еще в Троицу. И когда отцу сорокоуст заказываю. А надо бы, надо бы чаще….
Через неделю сосед опять на пороге. Что-то опять изменилось. Наглый. Рвется в квартиру. Понравилось, видно, дармовые щи хлебать. Зато мне не понравилось чувствовать себя прокаженной. Понимаю, не по-соседски. Не по-христиански. Но что поделаешь? Больше не впущу. Стою каменной стеной.
– Что надо?
На лице маска недовольства. Голос шипит, срываясь на крик. Говорит, что хочет сказать что-то важное. Пришлось выйти на улицу. Прихватила Новый завет. Вдруг поможет? Лавочка около подъезда занята. Соседка посмотрела на меня с удивлением. Придется потом объясняться. Вот любопытные! Всем объясни, расскажи. Особенно интересует, когда замуж выйду. А отца куда дену? По ночам не спит, молится. Начал садится. Переворачиваться. Но мыть его трудно. Кое-как с моей помощью перекидывает ноги, чтобы в ванну залезть. Но мою сама. Потом за руки поднимаю, чтобы встал. С надрывом поднимаю. Из ванны едва ли не на себе. Халат накину, до постели дотащу. Сижу. Отдыхаю. Думаю. И когда мы с отцом нагрешить успели? И в чём? Одни вопросы, а ответов нет. Ни у кого нет. Отец часто просит молиться над ним. Сказал, когда читаю псалмы, у него боли уходят. Хочется верить, что так….
А этот? Зачем явился? Может, зов Бога услышал? Засвидетельствовать решил? Ладно, сейчас скажет. Ушли к соседнему дому. Там неплохой сквер. Лавки прямо под деревьями. Сели. И что я услышала?
– Я всю неделю ходил, ходил, типа, думал.
– Короче нельзя? Мне некогда.
– Столько лет знакомы, а как бы не получается никак…
– В смысле? Какие-то вопросы возникли? По евангелию?
– Может быть, ты будешь так любезна, то есть будешь так добра, в смысле примешь мое предложение, так как я бы хотел….
– Что хотел?
– Как это что? Жить типа вместе.
– ЧТО?!!
Кажется, мое возмущение в голосе и мимике так велико, что поспешил добавить. Быстро добавить. Чтобы не успела по уху съездить.
– Можно не по полной программе.
– Это как, не по полной?
Вот ведь тупая, с ходу и не поймешь их, избранных. А он продолжает.
– Ну, без спанья, значит.
– Что без спанья?
– Кормить будешь, мыть, надевать – я согласен!
Теперь знаю, что значит, терять дар речи. Реально терять. Даже свет померк. И дух перехватило. А как отдышалась, увидела. Во фрукт! На полном серьезе считает себя хорошей партией. И делает мне честь своим предложением. Да, отец прав: долгие соседи – почти родственники. Огрела «братца» заветом по макушке. Хорошо, в мягкой обложке. Все равно завопил, что убивают. Недослушала. Сбежала домой. Закрылась и начала хохотать. Отец спросил, почему веселюсь? Зарплату прибавили? Как объяснить, что мне только что король польский предложение сделал? А я, чернавка – не оценила. Или он инопланетянин? Если на их планете все такие, мне жалко их навозную кучу.
Резкий звонок в дверь привел меня в чувство. На пороге опять он. Рвется в коридор. Агрессивен. Начал давить на христианскую совесть. Видимо, в церкви все-таки появился и наслушался о христианском милосердии. Если мы, прихожане, понимаем эту проповедь, как помощь ближнему своему во имя божественной любви Христа, то такие как он, видимо, уясняют все наоборот. В свою пользу. Он из стана Лазаря. Человек божий. Всякий и каждый обязан ему помогать. И уже не просит – требует. Ага, сщас!
– Я тебе ничего не должна. Пошел вон, паразит!
И захлопнула дверь. И села у порога. Уже не хохотать. Плакать. И почему меня мужики не любят? Не уродина. Даже красавица. Глаза синие и в пол-лица. Рука белая-белая, нежная. Одежда всегда чистая. Тело тоже. Про мысли не говорю – моя гордость! Может, поэтому и не любят, что слишком умная? Как сказал одноклассник, заумь из меня со всех щелей прет. Может быть. Впрочем, за последнее время так устала, что кажется, резко тупею. Или – уже отупела. Вот не понимаю, зачем общаюсь с таким уродом? Зачем? Все его гонят, одна я жалею. А чего жалею, кого?
Он поскребся, поскребся и затих. Понял, что не впущу? Хотя вряд ли. Мужики, наверное, сверху спускались. Прогнали. Говорят, мужчине только улыбнись снисходительно. Он сразу принимают это, как призыв к действию. И даже такой, как этот. Все хотят чувствовать себя победителем. Господи, какая я дура! Но ведь жалко таких. Жалко! Человеком родился, не кошкой, не собакой, не комаром – человеком! Воспитывался потом, чему-то учился, вырос. Мама такая хорошая была. Многих в люди вывела. А сын родной? Сын выбрал помойку. Причем, добровольно выбрал. Никто к мусорному баку плетьми не гнал. И цепями не пристегивал. Однако как прилип к нему. Не оторвать! Господи, да вразуми же его!! Разве можно так жить?! Господи, помоги! Закрыла глаза, так молиться лучше. И только собралась встать с пола, как услышала странный шорох. И голос.
– Доченька, не плачь! Тебе обязательно повезет. Вот увидишь.
Подняла голову, отец! В коридоре. Сам до туалета дошел. Чудо случилось? Или Бог услышал?
– Папа, ты встал? Сам, без моей помощи? Тебе лучше? Ноги окрепли?
– Вот есть захотелось. Молочка. Парного, как в детстве.
– Парного нет. Есть холодное, из бутылки. Я подогрею. И немного сыра.
– Давай из бутылки. И сыра. А еще я помыться хочу.
Господи, вот она радость! Отец встал! Нет, уже присел, на тумбу присел. Ноги дрожат. Устал. Тяжело дышит. На лбу испарина. Лицо побледнело. Но ведь встал же! Сам! Без помощи. Захотел встать и встал! А я тут сижу и о мужиках думаю. Вот дура дурой. Хотя еще пару лет, и возраст Христа. А не семьи, ни детей, ни любимого человека. Впрочем, о чем горевать, когда отец встал. Вот оно, счастье! Вот она – моя семья.
***
Ездили с отцом в отпуск. На его родину. Прошлись по селу, где вырос. Походили по дорожкам любимых мест детства. На кладбище заглянули. Прибрались. Отец расчувствовался.
– У меня словно второе дыхание открылось. И крылья выросли. Книгу хочу написать, как ты меня спасла. Выходила.
– Бог тебя спас. А более других ты сам. Хотел выкарабкаться и выкарабкался. А что я? Только помогала. Теперь знаю. Человек всегда делает выбор сам.
Отец меня обнял в ответ. На глазах слезы. У меня тоже. Так и сидели на могиле деда, обнявшись.
Когда вернулись домой, соседка огорошила новостью. Сгорел сосед на даче. Вместе с художником сгорел. И еще там поэт был. Известный в городе поэт. Мы с ним литературное объединение посещали. Давно. В прошлой жизни, наверное. Писал яркие емкие четверостишия. Всем нравились. Две книжки выпустил. В Союз Писателей приняли. Сиял от счастья. А потом пошло-покатилось. Все тот же зеленый змий. Начал пить, общаться с кем попало, жену изводить. Дети стыдиться начали. И вот сгорел вместе с бомжами. Говорят, нарушили технику безопасности. Кто-то в стопку с бумагами окурок бросил. Да все пьяные были. Огонь и разгулялся. А когда пожар бушует, ему все равно, кто перед ним, бомж или поэт известный. Всех спалит за милую душу, всех. Такие разные судьбы у людей, а итог один – пепел. Пепел и прах. В Библии написано: из праха вышли, в прах и возвращаемся.
Вот и задумываешься над вопросом. Кто мы? Зачем мы? Для чего пришли в этот мир? Господь нам дал право выбора: к Нему или от Него. Право выбора – бесценный дар. А как человек им пользуется? А как хочет. Порой даже не думая. Кто-то продает товарищей за осьмушку хлеба, а кто-то вместе с воспитанниками в газовую камеру входит. Добровольно смерть выбирает. И честь. Никто никого никуда плетьми не гонит. Человек сам идет. Сам делает выбор. Вверх карабкаться, преодолевая трудности, или вниз по наклонной катиться без всяких усилий.
Так это благость или проклятие – выбор? А еще говорят, судьба есть. Что человеку на роду написано, то и будет. Одному дано в облаках летать, другому – в помойках рыться. Мир, мол, не справедлив. А я считаю, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Не мир виноват в твоих проблемах. А ты сам. Тот, который однажды не правильно сделал выбор. Или опустил руки. И не захотел бороться. Сам не захотел….
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2016
Свидетельство о публикации №216022400014
обсуждение здесь http://www.proza.ru/comments.html?2016/02/24/14