В тот день все стропила выставить не успели. А на следующий – в субботу – закончили стропила и сделали обрешётку. Геннадий в это время конопатил пазы, чтобы птицы не растащили торчащую паклю. Работа была однообразной и монотонной. Зато голова была не занята. Он вспомнил, что приехал в прошлую субботу. Кажется, как будто вчера, а сколько событий вместил короткий промежуток времени. Домик построили. Митяй жениться собрался. Олег собрался разводиться. Чудно! Ещё чуднее – к Семёну тёща одна приехала. Тестя оставила. Может быть, на прошедшей неделе были какие-нибудь вспышки на солнце, вот и чудит народ. Потрогал шишку на лбу – прямо посредине, как у единорога.
«А у тебя самого-то дома всё в порядке? – Вдруг спросил внутренний голос. – Ведь за всю неделю ни разу не позвонил. А ведь мог бы от Карацупы позвонить. Приедешь домой, а там жена скажет, что разводиться с тобой собралась? А, Гена?» Некстати вспомнил: «Год-то нынче не простой, а високосный!» Геннадий забеспокоился. Слава Богу, завтра шифером накроют дачу, и домой.
Вечером устроили прощальный ужин. Собственно, от других ужинов отличался он только тем, что Бодриков объявил его торжественным и дал денег Глафире, чтобы та взяла ещё шампанского в магазине. Что она добросовестно исполнила, а также опять принесла своей домашней выпечки. Митька- подстрекатель, как теперь стали называть Митяя с лёгкой руки, вернее, с лёгкого языка, Карацупы, уговорил Глафиру принести на прощальный ужин, не одну, а две бутылки самогона. Но, когда он попытался открыть вторую, Семён его остановил:
- Это будет уже лишнее. Так что, спрячь!
Мякишев заспорил:
- Сэмэн, ну что это за организация торжественного ужина!
- Как организатор, ты себя уже проявил, теперь прояви, как исполнитель.
- А я что делаю? Вот ещё поллитра проявителя! Разрешите исполнять?
- Ты читал в «Правде» статью Егора Лигачёва о том, сколько счастья пришло в советские семьи, благодаря «сухому закону»?
- Кстати, недавно мне в руки книжка попала, - подключился Бодриков, - история американской «Коза ностры». Так там написано, что мафия появилась и окрепла благодаря сухому закону, который действовал в штатах в тридцатые годы. Разбогатели гангстеры на бутлегерстве, а потом уже стали наркотиками и оружием торговать.
- У нас то же самое будет,- поддержал Бубнов.
- Не будет у нас мафия оружием торговать! Армейские прапорщики конкурентов не потерпят…
- Если бы прапорщики, генералы торгуют.
- Вот-вот, - встрял Митяй,- а всё началось с того, что запретили мужику выпивать! Небось, Сталин не дурак был, когда сто грамм «наркомовских» наливал.
- Митяй, чего ты несёшь! Путаешь божий дар с яичницей. Где «сто грамм» и где сегодняшняя «перестройка и перестрелка»?
- Все перестройки и перестрелки по пьянке делали, сперва толпу вели к винным погребам, а потом Бастилию брать или Зимний.
- Пьяные не только бунтовали, но и стихи писали, - подливал масла в огонь Геннадий, решив выступить адвокатом Мякишева. – Например, «Отговорила роща золотая…», «Послушай, Зин, не трогай шурина!», ещё поэму «Москва – Петушки»…
- О, точно! Правильно, Гена…А трезвые, что миру подарили? Чингиз-хана и Гитлера!
- Между прочим, Гитлера в тридцать восьмом году номинировали на Нобелевскую премию мира, а американский журнал «Тайм» признал его человеком года.
- Нашего Горбачёва тоже признал…
- Ну, так, одно дело делают…
Просидели у костра допоздна. Тем не менее, наутро Карацупа беспощадно поднял всех в шесть часов утра и подгонял, покрикивая:
- Аллес форвардс! Арбайт, арбайт! Таузенд тойфель! К обеду должны закончить и нах хаус!
Бубнова и Мякишева загнал наверх, сам с Бодриковым подавал листы шифера и смотрел, чтобы укладывали по шнурку. К двум часам дачный домик был закрыт. Прибили конёк, заранее изготовленный из строганных досок.
- Всё, Гена, теперь от дождя можешь укрываться в своём доме!
Стали убирать палатку, собирать инструмент и прочее. Пришла Глафира.
- А вы, Галина Евгеньевна, с нами едете? – спросил улыбаясь Карацупа.
- С нами она, с нами, - ответил за неё Митяй. – С мамой её хочу познакомить.
- Вот как! Это что уже помолвка? А почему друзей не приглашаешь?
- Так надоели вы мне за эти девять дней… Пригласим на свадьбу! Как же без вас?
Бодриков сел впереди рядом с водителем. Полупустую спортивную сумку положил на колени. Бубнов, Мякишев и Глафира устроились на заднем сидении. Чемодан Бубнова тоже пришлось поставить на колени – багажник был занят инструментом. Мотор заурчал, «Москвич» на просевших рессорах тронулся с места. Геннадий ещё раз оглянулся на свой дом. С высокой крышей, накрытой свежевыстроганным коньком, он выглядел как корабль в зелёных волнах близстоящих берёз. У Бодрикова в душе было ощущение, что сделано что-то важное, и дело было не только в построенном дачном домике.
В Вишнёвке Карацупа высадил Бодрикова прямо на автобусной остановке.
Геннадий помахал рукой отъезжающему «Москвичу»:
-Удачи!
- Тебе удачи на новой даче!- Крикнул ему в ответ Митяй, высунувшись из машины.
Через полчаса Генадий дождался автобуса, а ещё через час он уже шёл, нет мчался по городу на своих двоих, торопясь увидеть свою семью. Почти бегом, перепрыгивая через ступеньку, поднялся на свой третий этаж и позвонил в квартиру.
Дверь открыла жена. Она как-то странно на него посмотрела:
- Вам кого?
Геннадий опешил. «А что я тебе говорил!» - забубнил внутренний голос.
- Ты что, Галочка, это же я!
- О, господи, на кого ты похож! Я ведь, действительно, тебя не узнала сразу! Ты давно в зеркало смотрел?
Гена опустил на пол сумку, поцеловал жену, подошёл к зеркалу и вздрогнул. На него смотрел загорелый до черноты и исхудавший бродяга. Волосы, десять дней не знавшие шампуня, торчали в разные стороны. Подбородок и шею покрывала чёрная щетина. Под глазами цвели чёрно-зелёные синяки. Прямо посредине лба, как фонарь шахтёра, тускло отсвечивала здоровенная шишка. Вид прежнего Геннадия Ивановича Бодрикова в настоящую минуту можно было восстановить только по черепу смотрящего в зеркало субъекта.
Пока Галюня разогревала ему обед, он принял душ и побрился. Подошёл к зеркалу. Результат не обрадовал. Там, где он сбрил растительность, кожа была белая и лицо стало пятнистым: светло –загорело-чёрно- зелёным. «Время нужно», - подсказал внутренний голос. И Геннадий с ним согласился. Он вошёл на кухню. На столе в тарелке дымился борщ.
- Ты знаешь, Гена, - Галюня присела напротив,- я тебе должна что-то сказать. Только ты не волнуйся.
Геннадий напрягся и перестал жевать:
- Что такое?
- У нас Фокс нашёлся…
- Фу ты, напугала. Да хрен с ним, пусть живёт! А где он? – Геннадий зачерпнул ложку борща.
- Только он не сам нашёлся. Его один пенсионер нашёл. А он оказался одноклассник мамы…
- Ну и что? А где мама?
- Понимаешь, он оказался одиноким… В общем, она сейчас у него и Фокс там.
Геннадий пронёс ложку мимо рта:
- Как это?
- Ну, в общем, они жить вместе будут.
- С Фоксом?
- С пенсионером с этим, с одноклассником. Его Александр Петрович зовут.
- Так она замуж вышла, что ли? Ну, дела!
- Вот я так и знала, что ты будешь смеяться, - обиделась Галюня и на глазах у неё появились слёзы.
- Да ну что-ты, Гала! Я не смеюсь, вовсе. В любви, как говорится, все возрасты проворны…А Фокс-то им зачем?
Гена поел, они вышли в комнату и сели на диван. К Геннадию подошёл кот и потёрся о ноги
- К Фоксу Александр Петрович привязался. Вот мама и просила узнать у тебя, не будешь ли ты против, что собачка у них останется.
- Нет, Гала, я не против. Пусть вот Мартына ещё заберут в нагрузку.
Он почесал кота за ухом:
- Что, котяра, без бабушки мы остались. Теперь уж если утром проснусь от знакомого запаха, то точно буду знать, что это не тёща свои любимые биточки из ливера жарит, а ты мне в тапочки навалил!
Кот посмотрел на Геннадия и, взяв самую низкую ноту, утробно мяукнул.
КОНЕЦ