Под крышей нашего дома поселились воробьи. Они натаскали туда мягких травинок и пуха, возились, шуршали, готовились откладывать яички. Но однажды ночью пришла в наш сад генетта и съела воробьев. И теперь уже она сама шуршит на их мягкой подстилке, устраивает там гнездо для своих малышей. А саму генетту, конечно, никто не съест. Она похожа на куницу и на кошку – ловкая, гибкая, грациозная, с такой очаровательной мордочкой и розовым носиком, что сразу забываешь про всю ее хищность. Шкурка у генетты в круглых темных пятнах, длинный пушистый хвост – в черных кольцах. Она выходит по ночам из гнезда, сидит на ветке дерева прямо напротив окна, свешивает хвост вниз, как живую толстенькую палку, и дразнит наших собак. А потом уходит, ныряя в густой листве – охотиться на птиц, мышей, лягушек и кузнечиков. Ей нужно много еды: соски у нее набухли, скоро запищат под крышей голодные слепые малыши.
…Но когда малыши, наконец, родились, когда открылись у них глазки и стали они выползать из гнезда вслед за матерью, чтобы учиться охотничьим премудростям – генетта не убереглась. Вернее, не уберегла – одного из своих детенышей. Видно, привыкла сама, что не достать ее глупым собакам, что всегда она успеет увернуться от них, отпрыгнуть, отдернуть хвост…
…Собаки долго, с гордым видом, таскали по всему саду задушенного генетенка и смотрели обиженно, недоуменно, когда хозяева ругали их за «кровожадность». Генетта съела воробьев, они съели маленькую генетту – что же здесь кровожадного? Все в природе едят друг друга, даже воробей и тот глотает мошек… Да и сами люди разве не делятся с собаками костями от своей добычи? Чем же люди лучше собак – или чем генетенок лучше воробья, барана или курицы?
А генетта бегала по саду – ночной зверек среди бела дня – искала малыша повсюду, звала странным всхлипывающим мяуканьем… Потом уселась на привычной ветке напротив окна, свесила хвост и застыла, словно чего-то ждала. Собаки прыгали вокруг, лаяли, пытались ее достать – но ей было все равно.
Где-то под крышей, в уютном гнезде испуганно жались друг к другу два оставшихся ей детеныша – а она продолжала искать, продолжала ждать. До самого вечера.
…Мы боялись, что генетты теперь навсегда покинут наш сад. Но они продолжали в сумерках мелькать по краю крыши быстрыми тенями – мать и двое малышей – исчезая в густой листве, слово в озере. И в бывшем воробьином гнезде по-прежнему кто-то шуршал.
Значит, генетта не обиделась на нас? Или просто для нее не существует обид – а только вечный, пусть иногда жестокий, но по-своему справедливый закон дикой жизни?
Но почему же тогда она так упорно, отчаянно искала в тот день своего малыша, хотя, наверное, успела уже увидеть безжизненное тельце в собачьих пастях, а в гнезде ее ждали двое живых и здоровых? Почему так плакала – да, именно плакала – тогда, на ветке?
Или закон любви – еще древнее и непреложней?
Может быть, именно он – по-настоящему вечен?
…А генетта благополучно вырастила малышей и отпустила их – во взрослую жизнь, в полный опасностей дикий мир, без которого не существуют генетты. И следующей весной снова сидела на ветке напротив окна, дразня пушистым хвостом наших глупых собак.