Где бы ни был в Южной Африке пруд – к нему обязательно прилетит цапля.
И совсем не важно, большой ли это город, где машины целый день несутся по центральному шоссе, или одинокая ферма в горах – ведь в любом из прудов найдется для цапли добыча: головастики, водяные жуки, мелкие рыбки. А опасностей на пруду – никаких, ведь крокодилы в прудах не водятся. Настоящая столовая под открытым небом! Вот и спешат цапли к пруду, где его ни завидят. Самые разные цапли.
Вот белая цапля – самая красивая из всех, хоть и самая небольшая. Ходит по берегу легко и грациозно, переставляет неспешно стройные ноги. Ветер слегка колышет ажурные перья на голове и крыльях – белоснежные, тонкие, нежнее самого тончайшего кружева! Когда-то модницы были готовы платить большие деньги за эти перья – и охотники убивали цапель сотнями, убивали, чтобы отобрать у них несколько перышек, украсить вместо птичьей головы – человеческую… Но жестокая мода прошла, канула в небытие, и цапли теперь спокойно гуляют по берегу пруда совсем рядом с человеком, радуют человеческий глаз жизнью своей, а не смертью.
В Южной Африке белую цаплю зовут совсем прозаически: «цаплей стад». Это потому, что она любит в компании сородичей следовать за стадами – домашним ли скотом или дикими антилопами-гну. Стадо идет по вельду – африканской степи, вспугивает из травы насекомых, и цапли хватают их на лету.
А если стада не случится – цапли находят носорога и следуют за ним. Удивительное это зрелище: темная носорожья туша идет-плывет сквозь высокие – в рост человека – степные травы, словно большой корабль рассекает морские волны, а над ним, словно чайки, вьются белые цапли…
А то, бывает, прилетит на пруд цапля серая. Эта совсем другая: большая, строгая, в два раза выше белой цапли. С ног до головы затянута в дымчато-серый с черным мундир или, вернее сказать, охотничий костюм – вроде тех, что носили когда-то английские аристократы. И неслучайно: ведь серая цапля – настоящая охотница. Она не будет, как белые цапельки, легкомысленно виться вокруг стада или прогуливаться по бережку – нет, она встанет где-нибудь в камыше или на коряге и будет терпеливо, неподвижно подстерегать добычу. Что ей головастики – эта цапля может поймать и крупную рыбу, мясистую жабу или водяную змею.
Вот цапля заметила что-то в воде, метнулся, как молния, длинный клюв… Охотница не торопясь проглатывает добычу и вновь замирает в своей засидке, спокойная, полная достоинства.
А есть еще и ночная цапля – кваква, с большими рубиновыми глазами. Это самая таинственная из всех цапель, потому что прилетает она на пруд ночью. Днем ее редко увидишь – лишь в темноте выходит она на охоту, ловит сонных рыб, что стоят в тростниках, шевеля плавниками. Нет у кваквы ни чудесного оперения белой цапли, ни аристократичной элегантности серой – она невысока, плотна, коренаста. Впрочем, зачем ей красота – ведь ночью все равно ее никто ни видит. Зато большие ночные глаза кваквы хорошо различают добычу даже во мраке.
С детства завораживали меня цапли, прилетавшие на городские пруды недалеко от нашего дома. Несмотря на то, что гуляли они по берегу у всех на виду, цапли словно приносили с собой в город отзвуки таинственной жизни диких тростниковых крепей, где ходят в темной воде большие сомы, подстерегая неосторожных уток и водяных курочек, где поджидают добычу крокодилы и прячутся от любопытных глаз удивительные водяные антилопы-ситатунги. Цапли, как никто другой, будили во мне тоску по вольному воздуху вельда, по рекам, текущим через дикий буш, меж рыжих скал и валунов, по заросшим тростником озерам и заводям в горных долинах… Они были вестниками мечты, гонцами дикой природы.
…Если б была у меня своя ферма или большой-большой сад – может, и будет когда-нибудь! – я непременно выкопала бы там пруд. Посадила бы тростник, кувшинки и папирус и стала бы ждать ее – мою цаплю. Какой она будет – белой, серой, ночной? Или же прилетит совсем другая, какую мне еще никогда не приходилось встречать?
Но в том, что цапля появится, я не сомневаюсь.
Ведь где бы ни был в Южной Африке пруд – к нему обязательно прилетит цапля.