Эх, верно говорили старики – дело мастера боится. И какой бы стиль ни был, если есть умелый и опытный человек, то он всегда сможет создать из дерьма конфетку, как говорится. А в нынешней нашей ситуации токма оное дерьмо и осталось.
Но ведь славен человек не единым взором на сущее, но и глубокомыслием и вниманием. И понимает разумный человек, что само исконное, исконное само по себе, может быть материалом для творчества. Вот недавно выкинули на прилавки отличные автоматические и полуавтоматические зонты. Правда, конечно, китайского производства. Ну а что сейчас не китайское? И, между прочим, и это касается в первую очередь креационистов, все подлежит развитию. Это вчера еще ихняя продукция отличалась некоторой неустойчивостью по отношению к бытию, теперь-то китайщина взяла быка за рога! Вещь всяка работает уже не месяц, а до полутора и даже более – до двух месяцев! Это ведь с ума сойти можно! Я бы заключил всех китайцев в объятия и всех их, сколько бы их миллиардов не было, перецеловал бы! Вот как я отношусь к производственному делу!
Так вот отличные зонты извергли, изверги узкоглазыя. Сам проверял. На своем друге-приятеле Лабэрте. Он так и остался консерватором. Все со своими сань-цзи-гунями орудует. Для несведущих поясняю – сань-цзи-гун – это как оно и есть тройные нунчаки на коротки цепах.
Короче говоря, обозначили место и время. Вечерочком в пустом спортивном зале при нашем школе шкаолине. Зал наш широк и объемист. Таковое пространство необходимо для метания мячей, чтоб стены не мешали простору игры, а лампы на потолках были целы. Но и нашим прыжкам, искусству шаолиньскому, токма в помощь.
Лаберт, как старый консерватор-пофигист, был облачен в белое кимоно, но с черными оторочками на запястьях. Я взял один из своих лучших костюмов – черный шелк, натуральный из вьетнамских шелковиц. Когда я работаю с мечом я люблю наблюдать и сравнивать отблеск рассвета на складках рубахи и переливах стали. Пояс мой обычный, традиционный – с кистями. Его я не меняю никогда. Это мой талисман. Пускай они там меняют пояса на счет ранга и иерархии с белого на зеленый, с зеленого на красный, с красного на черный. А дальше то куда? И меня еще называют провокатором-революционером?! Я так считаю, костюмов может быть сколь угодно много, но пояс только один, тот самый, который был повязан твоим духовником раз и навсегда. А с другой стороны чего я так рассуетился – ведь и стили у нас разные, значится и традиции. У них кимоно всегда одно и то же, а у нас разные костюмы. Только пояса у них меняются, за то у нас всегда один и тот же – с крупными как сливы кистями. Но к делу.
Лаберт вышел, расправил плечи, хрустнул кистями, достал из-за пояса сан-цзи-гун. Быстро проскакал через два сальто в центр, громко поиграл оружием, встал в стойку… не очень помню, но по моему это весенняя мухоловка. Она, действительно, как и Лабэрт, расставляет свои многоножки перед прыжком после утренней капели. Я ожидаю скромно в углу, держа два закрепленных на кнопочки зонта. Кисти загнул так, что эти зонты не видно – они спрятаны за локтями. Но внезапный прыжок с тройным сальто и я у ног противника на корточках. Нажимаю кнопки. Зонты стреляют. Один в глаз, другой в живот. Лаберт летит к противоположной стене. Я не упускаю момент, быстрыми шагами двигаюсь раскручивая вытянутые на штырях китайские зонты вдоль боков, потом спины, около лица. Раскручиваю так быстро, что воздух свистит, а пространство около меня превращается в туманный призрак. Делаю прыжок, прокручивая вытянутыми зонтами под ногами и вижу как Лабэрт летит со своими зань-цзы-гунями на меня. Осмысленно падаю на спину, сначала оперевшись на зонты для их сложения в боевое и тут же выпускаю в летящего надо мною Лаберта. Подстрелен. Падает неловко с ушибом. Перекатываюсь, встаю на колено. Тот с криком нападает как хищный зверь. А не будь дураком, нажимаю кнопки, распускаю зонты и начинаю играть, рисуя восьмерки и круговые спирали, мелкими шажками отступая назад. Это делается для затуманивания образа и сбития с толку. Но когда он мечется под меня, видимо просчитав мой маневр, и пытается ткнуть палкой сань-цзы-гуня мне в рожу, я щитом ставлю купол зонта, и палка скользит прочь. Дальше обычное сальто через противника. И молодец я, что взял один зонт автоматический, а другой полуавтоматический. Первый - я его нажатием смысла складываю обратно, второй оставил, сделав кувырок к Лабэрту. Тот еще спиной ко мне, ничего не поняв. Я пропускаю сложенный зонт между его ног, распускаю его и делаю рывок. Купол срывает Лабэрта лицом на раскрашенный для игры в мяч пол. Сань-цзи-гуни улетели. Нос, как послышалось, сломан. Он в ярости заревел – пошел на меня диким медведем с мокрым, капающим из него чем-то темным, носом. Я не будь протоплазмоидным идиотом просто сложил оставленный зонт – а то он мало участвовал в игре. Перехватил за мягкое оставив свободной петлю на ручке. Резким выпадом вперед подцепил свободную от пола стопу Лаберта петлей и грохнул врага затылком о выкрашенный для игры в мяч пол.
Сел в стойку зо-пань, держа раскрытый зонт над собой, улыбаясь, предложил врагу сдаться. Тот, покряхтел, встал, вытер. Сдался. И мы пошли пить пиво.