Рассказ написан для конкурса «Соседи»
Работа №15
Название – Мелодия жизни
Псевдоним – Адель
Количество знаков – 17 202
***
«Есть только два способа прожить свою жизнь.
Первый – так, будто никаких чудес не бывает.
Второй – так, будто все на свете является чудом»
Альберт Эйнштейн
* * *
Командировка в Китай подходила к концу. Контракт на мега-проект, наконец-то, был подписан, обеспечив меня и моих разработчиков достойным заработком на ближайшие год-два. Работая проджект менеджером крупной IT компании, я научилась балансировать между руководством, заказчиком и исполнителем с максимальной пользой для всех. Вот и на этот раз, польза была, а сил моих уже не было никаких - ни душевных, ни физических, ни «чисто гипотетических». И, если бы какой-нибудь психолог задал мне каверзный вопрос: «Каким фруктом вы себя ощущаете?» я бы ответила, что по жизни, конечно же, - восхитительным фейхоа, а в данный момент, я - унылый урюк. Согревала лишь мысль о небольшом тихом отпуске, для которого наш дом в деревне был идеальным местом.
До рейса оставалось более трёх часов, и я отправилась на сувенирный рынок в Гуанчжоу. В бесконечных шоу-румах пятиэтажного центра взгляд притягивали свитки с иероглифами и денежные деревья, монеты Фэн-Шуй и нефритовые статуэтки драконов. Восхищали этнические платья ципао и палантины, достойные королей, изысканное постельное бельё из натурального шёлка и тончайший фарфор для чайных церемоний.
Я купила маме китайский зонт от солнца, дочкам – бижутерию, мужу – бриаровую трубку и ещё много всего про запас: чётки, акварельные краски, ножи для сигар, мягкие игрушки. Уже направляясь к выходу, я вдруг услышала сквозь непрерывный людской гомон, изумительный по красоте и протяжённости звон. Это было глубокое, пронзительно-нежное дрожание одной единственной ноты, но мне показалось, что звучит неземная заоблачная симфония.
Витрина, освещённая множеством лампочек, внезапно потемнела, и из-за бамбуковой ширмы вышел старый тибетский монах в халате приглушённого бурого цвета и длинной красной накидке, закреплённой на левом плече. Он слегка поклонился, развёл руками, и в воздухе засветились удивительные бронзовые пиалы – маленькие и большие, наполненные огненным свечением и изрезанные золотыми орнаментами. Старик провёл деревянным пестиком по краю одной из них, коснулся второй, третьей… и волшебное звучание, словно нарастающий колокольный звон, заполнило собой всё вокруг. Казалось, будто невидимый чудесный ластик в одно мгновение стёр мирскую суету, оставив в чудесном ореоле лишь меня, монаха и его дивные поющие чаши.
Я протянула кошелёк и старик, взяв всего лишь один юань, поднёс мне красивейшую из них – красно-рыжую с серебристым расписным дном.
- Спасибо, - поблагодарила я и, внезапно ощутив невероятный прилив энергии, сбежала по неспешному эскалатору, поймала такси до аэропорта и в считанные минуты оказалась у трапа самолёта.
Усевшись и пристегнув ремень, я настроилась на сон – долгий и окрашенный последними впечатлениями. Впереди меня галдело большое итальянское семейство, рядом молчала пожилая английская чета, а за спиной втискивался в кресло высоченный финн. Он вытянул ноги так, что одна из них оказалась на моём подлокотнике – босая, с давным-давно не стрижеными ногтями. Я пыталась обратиться к нему, но каждый раз он запрокидывал голову и делал булькающий глоток из маленькой плоской фляги. Его ножища мне категорически не нравилась, она меня безумно раздражала и, вспомнив о косметичке, я достала из неё лак для ногтей. «Так-то лучше! – подумала я, нанося малиновый гель на «когти» похрапывающего верзилы. – Ну, разве не чудо, когда мрачный негатив благодаря лишь нескольким ярким штрихам превращается в неиссякаемый источник позитива!»
Держа на коленях пакет с чашей, и прильнув к иллюминатору, я залюбовалась тем, как стремительно уменьшаются пагоды и ленты магистралей, как заходящее солнце, словно яичный желток, тонет в пенистых сливочных облаках, и как ему на смену величественной армадой выплывают вечерние тени.
Под их полупрозрачной пеленой я разглядела горную гряду, разделённую змейками рек на восемь частей. Она напоминала цветок лотоса, в центре которого сверкал воистину царский дворец, к востоку и западу искрились два озера в форме полумесяцев, к югу простирался парк сандаловых деревьев, а на севере толпились алтари и священные идолы. Мне казалось, что бронзовая чаша излучает пульсирующее тепло и еле слышно баюкает меня видениями о бездонной вазе с драгоценностями, о корове и дереве, исполняющих желания, об урожае, который не сеяли и каменных лошадях, обладающих силой ветра.
Перед моим взором проходили люди с просветлёнными лицами, облачённые в белые одежды. Ощущая их лёгкое дыхание, я была уверена, что они умеют читать мысли и предсказывать будущее, что им под силу становиться невидимыми и перемещаться со скоростью света. Среди них я узнала и тибетского монаха из Гуанчжоу. Он кивнул мне и тихо сказал:
- Это была Шамбала. Она восхитительна, но всего лишь - промежуточный этап между сансарой и нирваной. Она – лишь путь к высшей цели за пределами добра и зла…
- Спасибо… thank you… се се (кит.) – с блаженством пролепетала я, и окончательно окунувшись в тёплую волну обволакивающего сна, поплыла по сумеречному океану.
* * *
Будничные хлопоты я до поры до времени оставила в городе и, прихватив в трёхдневный отпуск лишь предвкушение счастья и сувениры для соседей, села в свой старенький Пежо. Близкие с пониманием отпустили меня на дачу и долго махали с балкона вслед: мама - под зонтиком, муж - с трубкой во рту, а дочки-первоклашки - с диадемами в длинных светлых локонах.
Домик в деревне встретил меня лазоревой поляной барвинка у крыльца и восторженным «о-оой!» покосившейся двери. Здесь витала весна! Звенели синицы, в яблоневых цветках купались шмели, сверкали ослепительными бликами стёкла солнечной веранды, а на розовато-зелёных головках тюльпанов уже проступала тонкая алая жилка.
Пробежав по скрипучим половицам и домотканым половикам, я распахнула окна и вдохнула сочный аромат трав, а потом, наскоро разобрав вещи и облачившись в «местный» ситцевый балахон, с гамаком на плече, вышла во двор.
Утро было раннее, но соседи наверняка уже отправились по делам. Валюха, толстушка средних лет с прищуренным взглядом и вечной сигаретой в углу рта, несомненно, поехала на мопеде в сторону рынка - торговать петрушкой, базиликом и клубнями георгинов. Ей я подарю саженец Годжи, пусть радуется диковинке с Тибета. Восьмидесятилетняя бабушка Тая, скорее всего, уже пасёт своих коз на лугу, ей в подарок - ночнушка с вышитой канвой. А наши друзья Аня и Гриша, с которыми мы знакомы больше двадцати лет, конечно, поехали в город на работу. Тихая и мечтательная Анечка работает дизайнером интерьеров и постоянно мастерит эксклюзивные светильники, витражи, гобелены, а Гришка - балагур и весельчак, спорщик и любитель коньяка, преподаёт историю в школе. Для них я привезла коллекцию зелёного чая и прелестный заварочный чайничек.
Качаясь в гамаке, я представила себе эти встречи. Валя смутится и, в знак благодарности, одарит меня скирдой укропа, ведром навоза и рассадой капусты, я буду отказываться, а она, прокуренным баском скажет: «Тогда курицу тебе подарю — несушку. Ох, она и умная у меня, Дашкой зовут!» Эта история повторяется из года в год, только имена куриные меняются. Я положила за щёку кусочек шоколада и улыбнулась, глядя на парящих в высоте ласточек.
А баба Тая обновку тотчас примерит и, цокая языком, предложит козьего молока и козьей шерсти — сколько угодно! Ну, а Аня с Гришей устроят чаепитие до полуночи, с задушевными беседами о сокровищах скифов, творчестве Сальвадора Дали, о живописи и археологии, о достоинствах текстильных обоев и неизменно – о новых версиях гибели Атлантиды.
Прошлый летний сезон мы с ними закрыли в конце октября. Мужчины удили рыбу на, заросшем камышами и водяной мятой, берегу, Аня стояла у мольберта и писала золотую осень, осыпающуюся в речное зазеркалье, а мы с дочками жарили колбаски на костре и резали салат из гигантских помидоров, овечьего сыра и кинзы.
Я прикрыла глаза и, продолжая раскачивать гамак, стала отрешённо вслушиваться в доносившийся издалека деревенский гул - рычали мотоциклы и ревели бензопилы, перестукивались молотки, лаяли дворовые псы, визжали дети и журчали поливочные вертушки.
«Как хорошо, что всё это не имеет ко мне никакого отношения!» - радовалась я, доедая плитку шоколада.
Деревенскую «рапсодию» нарушил телефонный звонок. Увидев высветившийся номер Григория, я первая воскликнула:
- Приве-еет! А я на даче! Жду вас!
- Привет! У нас тут такое дело... Аня в реанимации, врачи сказали, что счёт идёт на часы...
Я не могла подобрать слова, и Гриша, почувствовав это, добавил:
- Почки... два дня назад скорая забрала.
- Но… ведь она никогда, ни на что не жаловалась. А если даже и так… миллионы людей живут с больными почками…и даже с одной почкой...
- Аня в критическом состоянии, жидкость из лёгких не удалось откачать - сердце слабое, диализ по той же причине невозможен, отёки страшные. Она никого не узнаёт. Больше говорить не могу, ночь проведу в городской неотложке, завтра позвоню.
Я уставилась в одну точку и долго не могла собраться с мыслями. В моей голове не укладывалось такое стремительное развитие болезни у сорокалетней женщины, ведущей здоровый образ жизни. Я гнала дурные предчувствия, мысленно твердя о том, что в реанимации её спасут, она обязательно выздоровеет, и будет жить долго, хотя бы потому, что строила грандиозные планы и не все успела осуществить. Анечка мечтала объездить с кинокамерой весь мир – Индию, Новую Зеландию, Японию, Аляску, освоить гончарный круг, полетать на дирижабле, научиться вязать ирландские кружева и когда-нибудь, если вдруг на голову свалятся шальные деньги, приобрести картинную галерею. Я вспомнила её серо-зелёный, глубокий взгляд и утешительную фразу на все случаи жизни – «будет, что вспомнить»
Чтобы хоть как-то укротить эмоции, остаток дня я провела с граблями и лопатой в руках. К вечеру поднялся ветер, небо затянули тучи и я, завернувшись в меховой плед, прилегла на веранде. Всю ночь жестяной жёлоб гудел и скрипел от проливного дождя, и я не смогла сомкнуть глаз. Я вспоминала молодых Анечку и Гришу, вручающих мне приглашение на свою свадьбу. Это была не привычная открытка с розами и обручальными кольцами, а чёрно-белое фото: у деревянной калитки знакомого загородного дома они стояли, обнявшись и придерживая, уткнувшиеся друг в друга передними колёсами, велосипеды. Возможно, им так никогда и не суждено было встретиться, если бы влюблённые велосипеды однажды не свели их, преднамеренно сбившись с пути. Анюта в тот день впервые села за руль старого «Орлёнка», годами валявшегося в сарае, а Гришка – тогда ещё кудрявый и без малейшего намёка на лысину, впервые свернул с окружной трассы в нашу деревеньку под названием Барвенково.
А в семь утра я узнала, что Аня умерла.
* * *
После похорон мы с Гришей сидели в садовой беседке вдвоём. К тому времени все уже разъехались, перемыв посуду и наведя относительный порядок. На столе остались лишь коньяк, поминальные пироги и конфеты. Чёрно-белый кот Шеридан, названный так в честь известного ликёра, пристально, с немым укором смотрел на хозяина из-под стола.
- Скучает. Аннушка его баловала, мон-Шером называла. Да, Шер, осиротели мы с тобой, - он вновь наполнил рюмки и добавил: - Куда только за последние два месяца нас не направляли, какие только анализы и обследования не назначали, а диагноз так и не смогли поставить. Пиелонефрит лечили, гепатит, аритмию, да только после очередного курса что-то новое появлялось – то головокружения, то одышка, то блуждающие боли. Таяла Аня на глазах, хоть подозрение на онкологию и не подтвердилось. Пару недель назад мы отправили все исследования знакомому доктору в столицу и получили запоздалый вердикт: системная красная волчанка без кожных проявлений. Эта коварная гадина годами не даёт о себе знать, а от банального сезонного вируса может активизироваться. Представь, иммунитет убивает организм изнутри, борясь с собственными клетками - поэтому так много симптомов.
Слёзы лились по моим щекам непрерывным потоком, я даже не пыталась сдерживать их, а Григорий сгрёб в охапку свои квадратные плечи и курил, курил, курил.
- Гришенька, - я обняла его, - прости, что без твоего ведома, положила Ане акварельные краски. Я их привезла из поднебесной и подумала, что на небесах ей без акварели – никак. У твоей жены был дар превращать в чудо даже обыденные вещи, а уж ТАМ перед ней откроются новые горизонты. ТАМ всё лучше, ярче, чище! Я так говорю, потому что видела Шамбалу, чувствовала её пульс, её звучание, её народ.
- Э-ээ, дорогая, тебе наливать больше нельзя…
- Брось, я не шучу! Вот ты веришь в Атлантиду?
- Это другое дело. Легенда о ней живёт больше двух тысяч лет, рождая всё новые и новые гипотезы. Например, вулкан Ампер и подводная скала Жозефин когда-то были островами и именно в том районе Атлантики были обнаружены подводные развалины древнего города с улицами и площадями. А то, о чём ты говоришь, весьма спорно, это не научная теория и зависит от личностных предпочтений. Хотя, легенда о Чаше Грааля, пришедшая с Востока, является одной из многочисленных версий о Шамбале.
- Вот видишь! На самом деле есть множество достаточно убедительных теорий о том, что наша жизнь – лишь отрезок пути. С теми, кого мы теряем здесь, нам ещё предстоят встречи. Кстати, а где Анин велик? Ну, тот, у которого переднее колесо взбрыкнуло, и она понеслась с косогора прямо тебе навстречу.
- Да, - Гриша расплылся в горькой улыбке, - то был судьбоносный «велопробег». А его на днях украли. Залезли в сарай и, что странно, больше ни на что не позарились – ни на газонокосилку, ни на бензопилу…
- Знаешь, пусть этот вид транспорта останется для тебя в прошлом, избавься и от своего и подумай о дирижабле! А сейчас я хочу подарить тебе необычную вещь. Она сумеет донести слова, которые ты не успел сказать в те края, где никто из нас ещё не был, и эхом вернёт то, что ты хочешь услышать в ответ, - я вынула из пакета бронзовую чашу, поставила на лавку и осторожно провела деревянным стиком по её краю.
Раздалось продолжительное мелодичное звучание, от которого мурашки пробежали по телу, а к горлу подступил ком. Красно-рыжая чаша засветилась, словно раскалённый на огне чан и столб мерцающих искр из неё взмыл ввысь, до самого неба. Казалось, что они коснулись звёзд и те, подхватив мелодию, усилили её множеством чудных, и в то же время земных, знакомых каждому, оттенков - металлическим позвякиванием связок ключей и праздничным звоном хрусталя, трелью кенара в золотой клетке и стоном вольной гитарной струны… музыкой страданий, рождений, восторгов, смирения и разлук. Это была вечная мелодия жизни – та, которую мы часто не слышим или не хотим слышать, отдавая предпочтение чему-то мимолётному, поверхностному, не стоящему даже сотой доли одного единственного юаня.
* * *
На следующий год, как раз на Пасху, я с семьёй приехала на дачу. Был месяц май, и цветущие сады белели, словно после обрушившихся аномальных снегопадов. Девчонки мои тут же полезли в сказочный домик на грецком орехе, муж стал открывать ставни и растягивать шланги, а я подошла к забору и, раздвинув гибкие ветви шелковицы, заглянула в соседний двор.
То, что я увидела, заставило меня улыбнуться: Гриша, в семейных трусах и длинном фартуке стоял у мольберта и, макая кисть в ведёрко со строительными белилами, рисовал на холсте нечто абстрактное. Я долго всматривалась и, наконец, разглядела белые облака, белые лилейные тюльпаны и белые участки тела кота Шеридана – задние лапы с задранным вверх хвостом. Для человека, раньше умеющего лишь изображать ручкой «точку, точку, огуречик…» это был художественный прорыв!
- Григорий, привет! – крикнула я. – Шедевр под названием «Белая весна»?
- О, с приездом! Да-да, весна! Поскольку я начинающий живописец, обхожусь одной краской. Я пишу, а мон-Шер поёт серенады. О любви, естественно! – он развернулся ко мне, и я расхохоталась над его тараканьими усиками а-ля Сальвадор Дали.
- Это не всерьёз, не подумай, - Гриша вытер руки о фартук. – Вдали от учеников позволительны эксперименты. Приглашаю вечером на огонёк - пообщаемся. Я тут присмотрел недорого торговый павильон - разваленный, но зато место бойкое. Хочу отремонтировать к осени, и открыть в нём Галерею, первая выставка будет для детей. В школе даже объявил, чтоб каждый за лето по одной картине нарисовал.
- Мы в доле! У меня как раз непредвиденная премия намечается! Как стемнеет, разжигай мангал - придём колбаски жарить.
А ещё я хотела сказать о том, что мои двойняшки тоже с удовольствием нарисуют лето, и о том, что я привезла из очередной командировки гончарный круг, и что если первые картины и первый глиняный горшочек выйдут у нас комом или боком, то – «будет, что вспомнить», но Григорий опередил меня.
Он победно поднял над головой поющую тибетскую чашу и, взмахнув стиком, легонько стукнул о край. Раздался изумительный по красоте и протяжённости звук, напоминающий пронзительно-нежное дрожание колокольчика. Он становился всё тише и тише, пока полностью не растворился в нарастающем колокольном звоне нашей рубленой деревенской церкви.
Поставив на стол под цветущей алычой блюдо с пасхальным куличом и крашенками, я подумала о том, что Шамбала, как состояние души, несомненно, существует. Только у каждого она своя и беречь её нужно здесь и сейчас потому, что на следующих этапах вечного пути, за пределами добра и зла, нас ждут совершенно другие чудеса.
* * *
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2016
Свидетельство о публикации №216030600069
обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2016/03/06/69