Хозяйство у крестьянина было небольшое: осел, грушевое дерево да пара голубей. И жена его со всем этим сама управлялась, пока он ходил работать на дальние поля. Только вот очень ей надоело целыми днями одной быть, а заниматься только двором да скотом. И однажды она сбежала с заезжим торговцем, который продавал пряники. Уж не знаю, чем он её прельстил, но знаю, что собралась она мигом и осла с собой прихватила.
Погоревал крестьянин, погоревал, да делать нечего, домашние дела вести кому-то ведь надо. А сам он к этому склонности не имел и стал себе новую жену подыскивать. А в деревне-то, невест, сами знаете, наперечет. Обратился он к одной старушке, что в самом крайнем домишке жила и на такие дела была большой мастерицей. "Сосватай-ка мне, мать, какую-нибудь девку работящую, а я уж в долгу не останусь", – говорит. Старушка на него посмотрела внимательно, хитро так подмигнула и отвечает: " Ладно, милок, будет тебе невеста, только подожди маленько".
Стал крестьянин ждать. Невесело ему было одному в пустом холодном доме. Некому печь истопить, некому обед сварить. Сидит он, один-одинёшенек, слушает, как на крыше парочка голубей воркует. И такая тоска его взяла. "Никакого житья нет, ну хоть топись", – думает он. И уж, совсем было, собрался он на реку, как вдруг в дверь постучали.
Открывает крестьянин дверь, а на пороге стоит та самая старушка, а при ней девица, высокая да румяная – любо-дорого смотреть. "Вот, – говорит, – невесту тебе привела, да не какую-нибудь, а с приданым. Зовут её Вероникой. Иди, принимай пополнение". Приданое у невесты было небольшое: жеребенок, да курица с петухом. Но все же это лучше, чем ничего, решил крестьянин. Он, наученный горьким опытом с первой женой, сказал, что принимает невесту в дом не навсегда, а до срока: если она себя хорошо покажет, то тогда и в жены возьмет, а уж, если нет, так скатертью дорога. Девица рассудила, что лучше так, чем совсем никак, и согласилась. Уж очень ей надоело одной быть.
Так и стали они жить вместе. Жеребенка поселили в сарайчик, где прежде жил осел, а птицу пока разместили в сенях. Вероника старалась крестьянину угодить, он же был с ней строг и за всякую провинность выговаривал.
Вот приносит она ему на завтрак яичко, которое курочка только что снесла, и говорит ласково: " Скушай, мой свет, свеженькое да тепленькое". Он берет яйцо и велит принести ему стаканчик, деревянный расписной, чтобы яйцо в него поставить и кушать с удовольствием, как все городские делают. Этой премудрости его первая жена научила. Она-то сама родом из города была и всякие приличия знала.
Подает ему Вероника стаканчик расписной, а яичко туда не влезает – крупное очень, как ни ставишь, все скатывается. Рассердился тогда крестьянин. Что это, говорит, за курица, если она хорошего яйца снести не умеет. И велел прогнать её со двора.
Девица гнева его боялась, но жалко ей стало курицу, тем более что та ни в чем не виноватая была. "Ведь это я сама яйцо крупное выбирала. Пойду, поищу, может, поменьше найдется". Взяла она расписной стаканчик и стала яички примерять. Да напрасно бедная старалась: ни одно не подошло, все большие. Что же делать? Думала она, думала и придумала. Подает она крестьянину на другое утро яичко прямо в деревянном стаканчике, а оно ровно настолько из него выходит, насколько надобно. Удивился он, похвалил Веронику. А как ушел он на работу, побежала она к соседке – рассказать, что хитрость удалась. И с тех пор они с соседкой так все время и менялись: десяток крупных яичек на десяток мелких. И всем польза была. Особенно доволен был соседский сын, когда ему давали утром крупное сытное яичко.
Жили они так в мире и согласии, пока жеребенок не стал подрастать. А как вырос, так он уже в дверь сарайчика, построенного для ослика, стал проходить с трудом. Ему бы надо конюшню просторней выстроить. Но тут крестьянин воспротивился. "Этот конь нам не подходит, – говорит, – уж слишком большой, да и толку от него никакого нет. Иди, поменяй его на козу, может, кто согласиться".
Соседка и на этот раз выручила, козочку с удовольствием в обмен отдала. Сына за конем послала, а он тут же повел коня к кузнецу, чтобы подковать. Сам, не откладывая, конюшню стал строить – для такого скакуна ничего не жалко, уж как хорош! На нем и верхом можно ездить и в упряжке…
Козочка в хозяйстве лишней не была, и молоко она давала исправно. Но крестьянин козьего молока не пил, так как парное ему казалось слишком тёплым, а из погреба – слишком холодным. Вероника молоко меняла у соседки на сушеную воблу, которую он очень любил. А соседи очень любили Веронику, особенно соседский сын, тот самый, которому конь задешево достался, и молоко от бывшей козы всегда на его столе было, и крупные яйца от Вероникиной курочки. Он понимал, что соседка делает обмен не в свою пользу, и что их достаток – это её убыток.
Вероника и сама понимала, что желание не перечить хозяину одними убытками оборачивалось. Но что она могла поделать? Чтобы как-то отвлечься от печальных мыслей, она принялась ухаживать за грушевым деревом, которое росло у самого забора, отделявшего их землю от соседской. Оно не плодоносило, а ветки свешивались на чужой двор, и тень падала на грядки. Но соседи никогда об этом разговор не заводили: крестьянина они побаивались, а Веронику жалели.
Так вот, она всю траву выполола, сухие ветки и старые листья выгребла, землю вскопала да полила. И груша пошла в рост, а по весне впервые зацвела.
Разросшиеся молодые побеги загораживали окна и подпирали крышу. Крестьянин взял пилу и, не дожидаясь осени, отрезал ветки, которые казались ему лишними. А с соседской стороны все, как прежде, осталось. "Пусть сами разбираются", – подумал он, – а мне некогда за всем следить. В моем дворе я хозяин, а у них своя голова на плечах". Вероника, увидев спиленные ветки, усыпанные цветами, не выдержала и расплакалась: какой урожай загублен! А она-то столько сил вложила, так старалась. Ну, что же, видно, не судьба… Замазала она обрубки глиной, чтобы дерево совсем не засохло, и больше к нему в то лето не подходила. Совсем у неё руки опустились…
Осень настала, теплая да ласковая. Пошла как-то Вероника козочку, что у дороги паслась, отвязывать. Смотрит, едет навстречу повозка, в ней корзины с грушами, а лошадью, её бывшей, правит соседский сын.
Заметил он её, остановился.
– Здравствуй, соседка, – говорит, – куда путь держишь?
Это он так сказал, чтоб только разговор начать, а вся её печальная история была ему хорошо известна.
– Да вот иду, козочку домой веду. Доить её пора.
– А зачем тебе молоко?
– Да, как зачем – буду менять его на сушеную воблу.
– А потом что будешь делать?
– Курочку с петушком кормить.
– А это зачем?
– Чтобы петушок громко пел, и мне веселее было, а курочка бы яички несла – хорошие, крупные.
– А зачем тебе яички крупные?
– Ты уж, будто, не знаешь! Чтобы их на мелкие менять.
– Ох, соседка, что-то ты все не так делаешь, как я погляжу. Обменов уж слишком много, да все не те. А нужно тебе сделать только один, последний, чтобы потом всю жизнь быть счастливой.
– Это какой же, один? Что-то ты мудрено говоришь, не пойму я.
– Смотрю я на тебя, Вероника, и думаю: всем ты хороша – и статью вышла, и душа у тебя добрая, и руки золотые. Один только грех: недогадлива ты очень. И отсюда все твои беды.
Он протянул руку и достал из корзины самую большую и спелую грушу.
– На вот, попробуй, твоими трудами выращена. Ветки, что в наш двор спускались, все плодами усыпаны. Вез я груши на базар продавать, да с полпути вернулся, подумал, что не по-людски это будет, ты растила, а нам прибыль. Твой урожай, соседка.
Вероника съела грушу да подивилась, – какая она сладкая, чистый мёд!
– Ну, ты догадалась, что тебе надо делать?
– Пока нет.
– Тогда съешь еще грушу. Может, после второй догадаешься.
Съела Вероника другую грушу, а потом протянула руку за третьей.
– Ну, раз ты говоришь, что эти груши мои, я возьму еще. Они такие вкусные. Я думаю, их можно будет на что-нибудь другое поменять.
– Поменять надо обязательно. Только не груши, а хозяина тебе надо сменить – на другого. Выходи за меня, Вероника, и не будет тебе в жизни горя, а будет одна только радость. А козочку да курочку с петушком мы себе заберем, ведь это же твое приданое. И сад свой будет. С такими-то руками, как у нас с тобой, урожая долго ждать не придется. Ну, что – решай!
Вероника долго смотрела на него молча, словно видела впервые: удивленно и немного растерянно. Но он и без слов догадался, что на последний обмен соседка согласна.