Прожитое и прожитое. VI. Завершающий этап службы в

                VI. Завершающий этап службы в Советской Армии
                (1972 – 1981 годы.)               
                .
                Глава  1. Переезд в Москву! Новое назначение, в ВНГ.               


           Откровенно говоря, в этом разделе можно бы было поставить одни многоточия, или огромную точку. Дело в том, что за многие годы плодотворного и кропотливого труда огромного коллектива военных и промышленных организаций, выла создана система эффективного вооружения, может быть не совсем гуманного, но которая была на вооружении нашего вероятного противника, и мы по завету В.И.Ленина не имели право  не иметь её тоже. Но вся эта система была в одночасье продана по пьяной лавочке, самым одним из бездарных и гнусных наших «руководителей»  страны, со всеми потрохами , продавшегося нашему противнику, лишь бы дорваться до власти и её удержать.
           Еще будучи во Фролищах и я, и Аденнька, прилагали усилия для моего перевода в Москву. В те времена, главным критерием попадания на службу в Москву, было обязательное наличие жилплощади (чисто советский термин) и московской прописки. И всё это у нас было. Но Горбовский упорно тянул с этим вопросом, совершенно не аргументируя его. Нужны были ходатаи. По другому начальство не может, если речь идёт о простом смертном, а не о каком-нибудь сыночке, или «нужном» человечке. Такова была СИСТЕМА.
           Пребывая во фролищенском изгнании, я не терял время даром. Передо мной уже не стоял вопрос о служебной карьере. Я прекрасно понимал, что мою карьеру, как способного офицера и талантливого человека, сожрала советская аморальная мораль. Ну, как я загнул, по-моему, совсем неплохо, если учесть, что это, чистая правда!
            Так вот, приезжая иногда в служебные командировки в Москву, в Академию, в один из таких моментов, я на плацу Академии встретил Сашу Моксякова, моего однокурсника и соратника по «политбюро» курса. Разговор воспроизводить не буду, а изложу самую суть.
             Оказалось, что он кончает адъюнктуру на 9 кафедре, и туда же прибыл из Крыма на преподавательскую должность Аполлон Чернов. Несмотря на то, что мы учились в разных отделениях, отношения у нас были вполне дружеские. Через некоторое время мы уже встретились втроём. Я им рассказал обо всех своих мытарствах. Выслушали они меня с пониманием и сочувствием. И сообщили мне следующее. В настоящее время в Академии создаётся специальная научная группа (СНГ) под сверхзакрытую проблему, по разработке видов и способов применения специального оружия. Возглавлять группу будет доктор наук полковник С.С.Шустов, в настоящее время почившей в бозе, как и Саша Моксяков, Вечная им Память! Так вот, и Саша и Аполлон пообещали меня при помощи Шустова, попробовать вытащить меня из Фролищ, под видом нехватки опытных войсковых кадров. Фотографии, прямо скажем неудачные, взяты они с большим трудом, из наших, по случаю окончания академии. Но  мне нужны были фотографии именно того времени. Я думаю они меня извинят. С.С. Шустова, к сожалению фото не нашёл. Н о дело не в фотографиях, а в поступках. И они своё слово сдержали. 10 октября 1972 года, я стал младшим научным сотрудником (МНС) ВНГ академии.
           Всё чем занималась наша группа, а в последствии и 27 Научный центр МО, наплевать и забыть! Самым ощутимым событием во время моего пребывания в ВНГ, было назначения меня на должность старшего научного сотрудника (СНС), а в скором времени и присвоении мне звания подполковник.
           Единственно могу сказать, что мы занимались разработкой специального оружия и способов его применения в стратегических операциях(армейских, фронтовых и на ТВД). Мы были головной организацией не только в ВС ССССР, но и во всей стране, поскольку этим же, ненужным теперь делом, занималось полстраны! Но не смотря на такой бездарный конец этой проблемы, есть, что вспомнить интересного. Например нашу поездку на опытные учения в Казахстан на озеро Балхаш. Эта экскурсия достойна особого описания, поскольку уже есть опубликованный рассказ на эту тему. Я этим и воспользуюсь.               


           Глава 2.Экспедиция в Казахстан, на оз. Балхаш, и чем это кончилось.               


            На  этом чудесном озере в Казахстане мне, а, вернее сказать нам, небольшому коллективу Военной академии химической защиты, довелось рыбачить, не совсем спортивным способом.
            В 1973, а может быть и в 1974 году в Казахстане в районе озера Балхаш должны были проводиться опытные комплексные войсковые учения по испытанию некоторых видов вооружения. В этих учениях принимали участие несколько подразделений Министерства обороны, в том числе и дружественный нам НИИ, дислоцировавшийся на Волге. У наших коллег по профессии, по этой причине, был большой опыт по части рыбалки, «волжане» всё-таки.
            Ещё в Москве, в период подготовки к этому мероприятию, члены нашего сборного коллектива, любители рыбалки, заинтересованно обсуждали вопрос о возможностях такого экзотического водоёма, как Балхаш, для удовлетворения своей рыбацкой страсти. В одном из подразделений академии работал сотрудник, ранее проходивший службу как раз в том самом НИИ на Волге, Иван Васильевич Шаров. Он-то и стал нашим идейным вдохновителем наших будущих  рыбацких подвигов. Его энтузиазм базировался на том факте, что ему стало известно, об имевшейся у меня рыболовецкой сети. Ссылаясь на «достоверные» источники он с лихорадочным блеском в глазах поведал нам о том, что там, на Балхаше, рыбы столько, что она чуть ли не по берегу разгуливает.
            А рыболовецкая сеть у меня действительно была, отличная японская 50-ти метровая капроновая  3-х «стенка», привезённая мною с Дальнего Востока из Приморского края, где я проходил службу с 1967 по 1969 год. Хорошо зная все эти рыбацкие байки о водоёмах, где рыбы больше, чем воды, я не удержался от соблазна и пообещал взять сеть с собой. И я, действительно выполнил это обещание.
            Настал день отправки в район учений. С аэродрома «Чкаловский», в то время о нём знали не многие, на АН-12, это такой летающий сарай, мы взяли курс на юго-восток. Летели мы, наверное, не менее 4-х часов, с посадкой в Оренбурге для дозаправки. Кто не летал на АН-12 и не советую. Сарай он и есть сарай, хоть и летающий. В «салоне» две узкие лавки вдоль фюзеляжа, температура почти, как за бортом, «туалет» в хвостовой части в виде ржавого ведра и всё это «удобство» размещено на открывающемся люке для загрузки борта на аэродроме. Когда кто-нибудь шёл к ведру по нужде, то во всю глотку кричал пилотам, чтобы они случайно не дернули за рычаг открывающий люк. Описывая все эти прелести, я имею в виду АН-12 Военно-транспортной авиации для перевозки грузов и техники. По-моему, если не ошибаюсь, есть и пассажирский вариант этого самолёта. Чтобы не окоченеть при полёте, приходилось согреваться крепкими напитками, несмотря на косые взгляды нашего руководителя, светлой памяти Шустова Сергея Сергеевича.
            Наконец самолёт пошёл на посадку, и мы благополучно приземлились, в буквальном смысле этого слова, на аэродроме, больше напоминающем деревенский выгон для скота. Я думаю, нам повезло, что скотину вовремя успели прогнать пока мы садились.
            Прибыли мы в какую-то казахстанскую «Тмутаракань» где-то в середине дня по местному времени и сразу начали ощущать, что мы буквально поджариваемся. На краю этого аэродрома-выгона стояла  какая-то, неопределённого цвета, от жгущего как паяльная лампа солнца, деревянная постройка, изображающая, видимо, диспетчерскую и пункт управления. На ней, в тени, висел термометр с ужасающим показанием температуры воздуха, +36 градусов!! На отшибе, метрах в пятидесяти, стояло ещё одно сооружение не менее экзотическое, чем первое и напоминало летнюю веранду какой-нибудь дачи средней полосы России. Над входом висела вывеска с трудно читаемой надписью. Но каким-то внутренним чутьём мы поняли, что это именно то, что в этот момент нам как раз и надо. И действительно, при подходе к строению, мы прочитали: «Чайхана». Души наши возрадовались от предвкушения чего-нибудь холодненького. По опыту поездок в Ашхабад, я знал, что, не смотря на жару, там, в подобных заведениях всегда имелись холодные напитки. Когда мы вошли внутрь этого заведения, я почувствовал невыносимую духоту и непонятный гул, как будто на посадку заходил ещё один самолёт. Но это был не самолёт, это были мухи!!! Я никогда в жизни, ни до, ни после,   не видел такого количества мух! Это был какой-то кошмар, мухи лезли в уши, глаза, нос, рот, если начать говорить. Создавалось впечатление, что ты попал в улей, но не с пчёлами, а с мухами. Но этот кошмар был вознаграждён тем, что там действительно оказалось пиво и довольно прохладное, во всяком случае, по сравнению с наружной температурой. Казах с лоснящейся физиономией, приветливой и восторженной улыбкой налил нам по кружке пива и мы, прикрыв пиво фуражками, выскочили на улицу. Такой манёвр мы повторяли несколько раз, пока в животах у нас не забулькало.
             Скоро мы узнали, что до места нашего базирования, на берегу озера Балхаш, ещё 40 километров и отправят нас туда на вертолёте. Действительно, минут через 20 в небе появился вертолет. Местное население смотрело на  всё происходящее, с таким видом, как будто происходила высадка десанта с Марса.
            Когда мы, наконец, сели в вертолёт и, развернувшись над посёлком, взяли курс на Балхаш, то увидели, что поселение это на 90 процентов состоит из глинобитных домиков в количестве не более ста, но нам сказали, что это районный город.
            Через 15 минут по курсу вертолёта показалась сверкающая гладь озера, солнце было у нас на юго-западе от курса, и водная гладь так сверкала, что нам всем пришлось надеть солнечные очки. Пилоты проскочили береговую линию, и круто развернувшись над озером, пошли на берег. И тут мы увидели настоящий цвет воды Балхаша в этом месте. Вода была невероятного молочно-голубого цвета. Впоследствии, нам так никто и не смог объяснить природу такой окраски. Настаивали на том, что это явление от большого содержания в воде радона. Мы знали, что на северном берегу озера есть радоновые источники, но что он придаёт воде такой цвет, не подозревали. Как видите,  друзья, иногда путь к вожделенной рыбалке не лёгок и тернист. После приземления начались хлопоты по обустройству лагеря. Это крайне не интересно и подлежит полному игнорированию.
            После обустройства началась плановая работа с выездом в степь в дневное время и возвращением по вечерам в лагерь. Первый же выезд показал, что из- за немыслимой жары выезжать надо с рассветом, а возвращаться к обеду. В дневное время на броне танков и БТР можно было запросто поджарить яичницу. При таком распорядке у нас хватало время и на работу и на отдых.
            В первый же свободный вечер пошли устанавливать сеть. И тут опять обнаружилась неожиданная особенность этого берега озера, оно в этом месте оказалось очень мелководным. Сеть высотой была 1,5 метра. Так вот, чтобы её установить на такую глубину нам пришлось отойти от берега более 100 метров! Такого мы не предполагали. Чтобы обезопасить купающихся людей от попадания в сеть, мы, во-первых, установили её метрах в 100 от расположения лагеря, а, во-вторых, нашли на берегу несколько жердей и обозначили её местоположение этими жердями. Дело сделано, теперь надо подождать.
            На следующий день после установки сети, возвратившись с работы и наскоро пообедав в военторговской палатке, мы тут же отправились за долгожданным уловом. Господи, сколько же её там было. За полчаса мы вытащили из сети два эмалированных ведра крупной рыбы, мелочь, до 500 грамм мы отпускали на волю. Рыба была самая разнообразная: сазан, судак, лещ, краснопёрка, карп и ещё какая-то совсем нам не знакомая. Всю рыбу мы отнесли в военторговскую столовую и попросили девчат приготовить её на свой вкус. Вечером за ужином всю выездную команду ждал сюрприз. А было нас там всех, с академии, института и министерских человек пятьдесят. Всем подавали свежую жареную рыбу!
            После этого ужина с нами стала конкурировать «рыболовецкая бригада» института. Но, поскольку у них сети не было, они довольно успешно ловили на «закидушки», донные удочки, на которые они наловчились ловить у себя на Волге. Рыбы в две команды стали добывать столько, что институцкие начали её заготавливать впрок. Сначала пробовали её вялить, но от этого пришлось отказаться из-за мух. Научная мысль не стоит на месте. Решили рыбу засаливать. Вырыли под пойменным берегом что-то вроде погребка. Предварительно засоленную рыбу складывали в ящики из-под противогазов, обильно перекладывая её крапивой в достатке росшей в прибрежном кустарнике. Всё это продолжалось, пока не кончилась соль в военторге.
            Всему когда-то приходит конец. Учения заканчивались с небольшими потерями в личном составе. Первыми, как насмех, в кусты интенсивно начали бегать медики. За два дня до окончания работ двоих пришлось в срочном порядке эвакуировать на вертолёте в посёлок с последующей отправкой в Москву. Накануне дня убытия, вечером, мы решили устроить отвальную. Попросили девчат из военторга нажарить нам рыбки побольше, прихватили хлебца, одну селедочку и устроились на берегу озера. Со спиртом у химиков никогда проблем не было. Посидели мы хорошо, а было нас трое или четверо, сейчас уже не помню, но то,  что были Аполлон Чернов и Володя Буров это я помню совершенно точно. Время было уже за полночь, когда Аполлон спросил меня: -«…слушай, а сколько на небе лун..?». Я посмотрел на чёрное в звездах небо и ответил:-«…по-моему две…», не придав этому никакого значения ответил я. А Аполлон не унимается и спрашивает Володю то же самое. Тот нехотя поднял голову вверх и не без усилий ответил:-«…две, а вам-то что…». Тогда Аполлон продолжает начатую дискуссию:-«…а я думал, что двоиться в глазах может только у одного, а не у троих сразу…». Мы все уставились на луну, глубокомысленное молчание продолжалось несколько минут. Вдруг, я заметил, что одна луна стоит на месте, а другая еле заметно перемещается в сторону и вверх, Я тут же поделился  этим наблюдением с коллегами. Молчание продолжилось. Потом наступило прозрение, с которым согласились все. Мы наблюдали светящееся сопло ракеты, запущенной с Байконура и это светящееся пятно по своим размерам точно совпало с размерами луны, а поскольку ракета шла от нас, то её светящийся след почти стоял на месте. Я уверен, что мы были единственными наблюдателями подобного явления. Умиротворённые подобным открытием мы пошли спать.
            На следующий день, утром, Серёжа, как мы между собой звали Сергей Сергеича, ни свет, ни зоря, с трёхкратным ефрейторским зазором, поднял нас собираться в дорогу. Нехотя поднявшись и выйдя из палатки, мы поняли, что вчера вечером слишком долго дискутировали о количестве лун на небе. На берегу был натуральный колотун Дело в том, что среднеазиатские просторы, сиречь, степи и пустыни нагреваясь днём до температуры 60-70 градусов, ночью моментально остывают и температура воздуха может опуститься с 35-40 градусов до 10-12 под утро. Вот это замечательное явление мы на себе сейчас и испытывали, да ещё с «бодуна». Вдруг, я с ужасом вспомнил, что сеть по-прежнему стоит на своём месте и ловит, теперь уже никому не нужную рыбу. Кстати сказать, в это время я был секретарём парторганизации подразделения академии, которым руководил Сергей Сергеич. В данной ситуации это было как нельзя кстати. Пока Серёжа ушёл хлопотать о вертолёте, я быстро сколотил команду из заядлых рыбаков и буквально погнал их в озеро снимать сеть. Почти синие от холода, они смотрели на меня, как обречённые. Пришлось подавать пример, вроде как «коммунисты вперёд!». Забежав в воду, я почувствовал совершенную благодать, вода была как парное молоко! Из воды кричу: -«…ребята, залезайте скорее в воду, здесь как в теплой ванне!» Сработало. Пока мы занимались сетью, вернувшийся Серёжа бегал по берегу и чего-то кричал, размахивая руками. А мы, конечно, делали вид, что ничего не слышим. Мы выбросили всю рыбу в озеро, собрали сеть и вышли на берег. Что было на берегу лучше не рассказывать. Оказалось, что за ночь ещё человек четырёх прихватил тот же недуг. Короче говоря, таким же маршрутом мы вернулись в Москву, на Чкаловскую. Домой добрались, до Москвы электричкой, а с вокзала на метро. Жена, зная о моём приезде, встретила меня прекрасным ужином с коньячком, чувствовал я себя превосходно. А утром, проснувшись, чувствую, что весь горю и моментально побежал в туалет и там понял, что за хворь мы на учениях подцепили. Померили температуру, 41,3. Жена стала звонить в академическую поликлинику. Её видимо спросили про температуру и она ответила,43,2. Потом поправилась и продолжила разговор. Но в академии уже были в курсе, я был не первый. Посоветовали  вызвать скорую, что жена и сделала. Так я попал в инфекционную больницу, что на Соколиной горе, с дизентерией Флекснера, второй раз за свою жизнь, первый раз был в 1937 году, в моём любимом Мухине, Смоленской губернии. Как меня принимали в приёмном покое больницы можно рассказывать, как анекдот. В кабинете принимающего врача, за ширмой был унитаз. Войдя в кабинет и обозрев интерьер, я направился сразу за ширму, а объясняться с врачом оставил жену. Врач отнеслась к этому с пониманием, и на все её вопросы я отвечал, не сходя с унитаза…
           Так бесславно закончилась моя рыбалка на прекрасном озере Балхаш.
           Самое примечательное в этой истории то, что заболевать первыми начали, приехавшие с нами вместе работники Центрального Военно-медицинского управления МО (ЦВМУ). По всем правилам выхода войск в полевые условия, первое, что делают войсковые командиры, это выбирают место для оборудования полевых туалетов. А поскольку прибыли одни командиры, а солдат не было, хотя их можно было взять у, приданного нам батальона, комбат бы не отказал, но этого главного санитарно-гигиенического мероприятия сделано не было. Медики оказались не на высоте своих профессиональных качеств. А огромное количество мух и дневная жара, сделали своё дело. Если кто-то думал, что где армия, там порядок, то должен вас разочаровать, это далеко от истины!
           Я тогда даже не подозревал, что Казахстан станет для меня местом частого пребывания в последующем.               

                Глава3. Продолжение работы в ВНГ до переезда в «Пентагон». Организация новой структуры. Работа в 27 Научном центре. Получение нового задания.               

           Чтобы не было недоразумений, даю пояснение, к употреблённому слову «Пентагон». Дело в том, что в те далёкие времена, в центральном аппарате МО этим словом называли Главный штаб Сухопутных войск (ГШСВ), что на Фрунзенской набережной, но чаще, это здание называли «Третий дом». Многие его видели в сцене встречи В.Ланового со своим другом, в фильме «Офицеры», сбегающим по широкой лестнице на бульвар. Но это всё будет позже, а пока мы в академии, и строчим отчёты по результатам казахстанской экспедиции. Правда, мне в этой работе принять участия не пришлось по случаю отбывания карантинного срока на «Соколиной горе». Выписавшись, наконец, из больницы, я тоже включился в рутинную работу научного сотрудника. Не могу упустить случая и не рассказать интересное наблюдение, а вернее сказать, приключение на любовной почве, имевшее место во время моего пребывания в больничном отделении. Попал к нам в отделение в качестве пациента молодой кавказец. Все сразу обратили внимание на его повышенную активность и с администрацией отделения и со своими друзьями через решётку открытого окна. Отделение находилось на третьем этаже. Когда, в очередной раз к нам зашла сестра с лекарствами, мы всей палатой попросили её раскрыть тайну неординарного поведения этого кавказского парня. И вот, что она нам поведала. Этот парень собрался у себя на родине жениться и приехал в Москвы за подарками для невесты. Начало прекрасное. Но случилось непредвиденное. У него, как говорят в народе, пробило прокладки, да так здорово, что он не мог отойти от вокзального туалета дальше 10 метров. Я этому бедолаге искренне посочувствовал, сам пройдя через этот этап. На его поведение обратил внимание милиционер, и доложил дежурному врачу по медпункту. Та, не долго думая, вызвала «Скорую», и с помощью этого же милиционера, отправила его, голубчика, на Соколинку. Трагедия положения заключалась в том, что день свадьбы был уже назначен, гости приглашены, и готовился праздничный стол! Этот парень должен был вернуться из Москвы с подарками за день или два до свадьбы. Теперь нам всё стало ясно. Но этот бедолага не знал, что по закону, он не может покинуть это заведение, не пройдя срок карантина! Почти, как в тюрьме. Эта информация молниеносно разнеслась по всему отделению. Начальник отделения отпустить его не мог, по тому же самому закону, вплоть до уголовной ответственности. Все пациенты отделения прониклись к нему неподдельным сочувствием. На третий день утром узнаём, что этот парень из отделения исчез. Главной версией была версия побега с помощью своих друзей через одно единственное не зарешёченное окно в туалете по связанным простыням. Классика побегов с древних времён. По другой версии ему помогла какая-то сердобольная медсестра. Для проформы, начальник отделения заявил в милицию, но искать его вряд ли стали. Вот такая трагико-лирическая история. И ещё одно интересное наблюдение в этой же больнице. Стоим мы с коллегами по палате у окна, и наблюдаем такую картину. Из соседнего корпуса, в другой, идёт «великое переселение народов». Со всем своим больничным и личным скарбом. У вошедшей сестры спрашиваем:
                - Что это за великое переселение, что случилось?
                - Это из контингента выздоравливающих освобождают один этаж целиком, для вновь поступающих, из аэропорта Домодедово. На этом борту кто-то неудачно сходил в туалет.
           Не успела сестра закончить свои пояснения, как к корпусу подкатили 3 или 4 автобуса, и пассажиры поплелись в корпус на карантин. Санитарный надзор в то время, был на высоте. Все эти приключения, для больных, как развлечения.
           Через некоторое время я получил должность старшего научного сотрудника, и появилась реальная надежда избавиться от звания «майора Советского Союза». И действительно, по прошествии нескольких месяцев, я получил своё последнее воинское звание подполковника.
          ВНГ в академии была создана, как начальный этап в развёртывании в дальнейшем более крупной структуры с более серьёзными, и большими полномочиями. В 1975 году это и произошло. На территории УНХВ МО, были выделены помещения для новой структуры. В её состав вошли: почти полностью ВНГ академии, часть работников НТК (научно-технического комитета УНХВ) и других управлений УНХВ, подразделений академии и шиханского института. Структура эта стала называться 27 Научным центром, со всеми полномочиями головной организации по проблеме в ВС СССР и промышленности, занимающейся этой же проблемой в соответствующих отраслях. Я думаю, что более подробные сведения для не специалистов, интереса не представляют. Организация насчитывала в своём составе 100 сотрудников, 50% офицеров и 50% гражданских. Руководителем Центра был полковник (в последующем генерал) Смирницкий Вадим Васильевич, человек во всех отношениях положительный. И, что редко для армейской среды, высокой культуры, выдержанный, и большой специалист в «аппаратных играх», поскольку долгое время работал в ГШ ВС СССР. К сожалению, ныне покойный.
          Так я подошёл к своему последнему этапу служения Родине. В Центре было 6 отделов, я трудился в головном 1-ом отделе, под руководством Огородникова Г.В.
           Работа любого сотрудника подобного учреждения на 80% носит характер литературного поиска, обобщения и систематизации собранного материала, его анализа, и всё это завершается выводами и рекомендациями для промышленности, участвующей в разработке новых видов вооружений. Всё, вышеизложенное, в конечном итоге, находит своё отражение в научных отчётах, которые, как правило, пишутся небольшими коллективами, подключёнными к той,  или иной научной теме. С 1972 года, начала работы в ВНГ академии, и до 1976 года, года, когда мне была поручен участок работы, не связанный с моими функциональными обязанностями, как СНС, автором этих строк было написано в соавторстве, или самостоятельно, около 40 научных работ (отчётов).
           Начиная с 1975 года, я так думаю, по инициативе руководства ВС СССР, начались интенсивные обоснования по усилению работы по нашему направлению. К этому времени закончилась война во Вьетнаме, при самом широком участии США и применения ими химического оружия в крупных масштабах. Результатом этих инициатив стал выпуск ЦК КПСС и Совета Министров СССР специального постановления, которое предписывало создание в районе Средней Азии специального научно-испытательного полигона, и определяло объёмы финансирования и участников долевого участия в этом проекте. Одновременно с этим вышел Приказ МО СССР, вводящий в действие Постановление Правительства, и определявший ответственных исполнителей этого проекта. В Приказе совершенно чётко были определены ответственные исполнители этого проекта от технических заданий на проектирование до строительства. И самым главным и самым ответственным в осуществлении этого проекта было определено УНХВ МО.
           На стадии разработки самой идеи, подготовки проектов Постановления и Приказа, выбора места строительства, и других организационных вопросов, до средины 1976 года всем этим занимался заместитель начальника Центра Чугунов Николай Иосифович. У него для этого была отдельная комната (сейчас эти помещения, нашими безволосыми обезьянами, называются «офисами», слово «кабинет» их не устраивает), вход в которую, разрешался строго ограниченному кругу лиц. Потом прошёл слух, что Чугунов Н.И. назначен экспертом от нашей организации в группу переговорщиков по запрещению химического оружия в Женеву. От этого слуха у меня засосало под ложечкой, поскольку я обладал даром предвидения (предчувствия) на ограниченных отрезках времени.
           Не прошло и 2-х дней, как меня вызывает В.В.Смирницкий, и загадочно улыбаясь, предложил мне сесть. Моё предчувствие моментально оформилось в полную уверенность, что за этим последует. Я подумал, что меня ожидает моя последняя «шабашка». Отрываясь от какого-то документа, Смирницкий начинает говорить:
                - Вячеслав Николаевич, Вы, видимо, не подозреваете, с какой целью я Вас пригласил…
                - Подозреваю, Вадим Васильевич!
                - Интересно, что же Вам могло придти в голову?
                - Вы предложите мне забрать все дела у Чугунова.
           Он рассмеялся, и сказал:
                - Прекрасно, значит, я не ошибся в своём выборе. Такая прозорливость поможет Вам в дальнейшей работе. Я перебрал много кандидатур, а просмотрев ещё раз Ваше личное дело, ничего лучшего не нашёл. Помимо академического образования, у Вас большёй войсковой опыт, и кроме того Вы, практически, до армии, получили инженерное образование, и успели, хоть и немного, поработать на заводе конструктором. По всем, перечисленным параметрам, у нас в Центре, другой такой кандидатуры нет. Это и просьба и приказ одновременно. Учтите, работа эта чрезвычайно трудная и ответственная. Она будет всегда под контролем самого высокого уровня. Когда Вы увидите и изучите эти документы, Вы это поймёте. Ваша кандидатура уже согласована с Начальником войск, Владимиром Карповичем, и Вашим непосредственным руководителем, заместителем Начальника войск, генералом Малькевичем Юрием Станиславовичем. Но основная работа, на 90%, ляжет на Вас лично. Фактически, Вы назначаетесь главным ответственным куратором всего этого предприятия. Я уже подписал приказ о создании нештатной группы специалистов от каждого отдела, а Вы начальник этой группы. Если в отделах будут какие-то препятствия, обращайтесь непосредственно ко мне. И вообще, Огородников остаётся Вашим начальником по вопросам внутреннего распорядка и службы, по Вашему новому назначению, Ваш начальник только я и генерал Малькевич. С допуском у Вас всё в порядке. А сейчас идите и примите все документы у Чугунова, они находятся в специальном портфеле с грифом «ОВ», особой важности. Теперь у Вас будет два портфеля, будьте очень внимательны. Этот портфель проверять у Вас имею право только я. Вот и всё. Желаю успехов. По всем неясным вопросам ко мне.               

                Глава  4. Новая работа. Хорошо это или плохо, покажет будущее.               


           Чугунов встретил меня весьма приветливо и не скрывал своего удовлетворения, что избавляется от этой работы. Ввёл меня в общих чертах в курс дела и разрешил обращаться, если что будет не ясно на первых порах.
              После того, как Чугунов передал мне документы по полигону, я начал их внимательно изучать, и понял, что судьба решила меня в очередной раз испытать на прочность. Я очень чётко представил объём предстоящей организационной работы, и понял, что созданная Смирницким нештатная группа, это чистой воды детский лепет. Я набросал примерный план предстоящих работ и мероприятий с выездом в командировки в шиханский институт и другие московские организации, который уложился пока на двух листах 100 листовой большой тетради в клеточку, на которых мы обычно работали. Мне стало, не по себе. Совершенно ясно вырисовывалась необходимость создания специального штатного отдела.
            На следующее утро, со всем этим я направился к Вадиму Васильевичу. Встретив меня, как обычно, доброжелательно, ознакомившись с моим планом и посмотрев мне в лицо, сказал:                Саратов, вид с Волги.
                - Вячеслав Николаевич, дорогой, я предвидел Вашу реакцию, после ознакомления с документами и объемом работы. Вы думаете, я не говорил Пикалову (Начальник управления) о дополнительном отделе, что это очень крупномасштабное строительство и самодеятельных мер здесь недостаточно. Я не буду передавать весь наш разговор, но если сказать коротко, он меня «послал». Самая тяжёлая задача в управленческих структурах, это «выбивание» новых штатных единиц. Единственное, что я смогу для Вас сделать, это выделить Вам двух постоянных человек, Ибрагимова из 6-го отдела и Киселёву И.Г. из вашего отдела для выполнения графических документов. И, ещё, занимайте комнату моих заместителей, там вам троим как раз места хватит. А сейчас, в первую очередь, Вы правы, надо ехать к Кунцевичу (Начальник НИИ в Шиханах). Я ему позвоню и попрошу помочь составить примерный перечень объектов нашего нового полигона. Возьмите с собой одного человека из отдела Шарова (того самого, который уговорил меня взять сеть на Балхаш), этот объект, собственно, в их интересах создаётся.
           Так, зимой 1976 года, с выделенным мне в помощь сотрудником 4-го отдела, Сашей Горбовским (сыном начальника моей академии), отправились мы в шиханский институт составлять главный документ, перечень объектов нового полигона. Дорога прошла не без приключений. Из Москвы до Саратова мы доехали нормально. От Саратова до Вольска ехали на не отапливаемом автобусе местных линий. Мороз был около 20 градусов. Как мы остались живы одному Богу известно. Выйдя из автобуса у поворота на Шиханы, я почувствовал. Что ног до щиколоток я не чувствую. То же самое было и с Сашей. Я знал, что в 1-2 км. от поворота на Шиханы есть продовольственный магазин и там можно купить спиртное. Но он закрывался в 19.00, а время у нас было мало. Мы припустились бегом. Подбежали к уже закрывающемуся магазину. Упросили продавщицу продать нам бутылку водки. Водки не оказалось, купили коньяк. И опять бегом до института, почти столько же. Добежали до гостиницы, устроились в номер, выпили этот коньяк и упали в койки замертво. Но Бог миловал, ноги остались целы.
           Так началась моя работа по этому проекту. Описать проделанную мною работу до конца моей службы просто невозможно. А этим проектом я занимался до увольнения из армии, до весны 1981 года. По этой причине рассказ придётся построить схематично, с перечислением участников, моей роли и объёма выполненной работы. Да, не специалисту, это просто не интересно.     Вольск, центральная площадь.
           К строительству нового объекта было привлечено огромное количество различных организаций и ведомств. Азову только самые основные из них. В долевое финансирование, помимо Министерства Обороны, привлекались: Минхимпром, Миноборонпром, Авиопром, Минмаш, Минсредмаш (как их в шутку называли, акулы социалистической индустрии), поскольку полигон создавался в интересах этих министерств, участвовавших в оборонных разработках и остро нуждающиеся в совершенно новой испытательной базе для новых видов вооружения.
           Головной проектной организацией был назначен 31 Центральный военный проектный институт, в состав которого входило большое количество КБ различного профиля. Располагалась эта организация недалеко от Смоленской площади. Через некоторое время этот институт превратился во второе моё рабочее место. КБ, к которому нас прикрепили, руководил очень симпатичный полковник Макеенко Александр Григорьевич. За 4 с лишним года совместной работа, мы стали хорошими товарищами. Коллектив КБ состоял из специалистов высокого класса. Они, хотя и носили военную форму, мало были похожи на военных. Три или четыре сотрудника, с которыми я постоянно контактировал, тоже стали моими хорошими товарищами. В этот коллектив я ходил с удовольствием. Об этом институте еще будет, сказано не мало.
           Я немного забежал вперёд, и придётся вернуться к истокам.
           Когда мы с Сашей Горбовским проснулись на следующее утро, и наспех позавтракав в буфете гостиницы, направились к заместителю НИИ, Евстафьеву И.Б. С ним вместе мы направились в один из отделов (руководитель Бурыгин В.Е.) и совместно с сотрудниками отдела начали строить полигон на бумаге. Мне был задан вопрос, как будем планировать по максимуму или по принципу «не до жиру, быть бы живу». Я ответил, что делать надо всё по максимуму, а второй вариант нам устроит большое начальство. Почти все со мной согласились. И сразу начались разговоры о том, что в институте не хватает того, другого, третьего и т.д. И поэтому надо предусмотреть все элементы, и не допустить ошибок и упущений, сделанных в своё время, при создании Института. Работали мы дня три, и создали вполне современную структуру, отвечающую современным требованиям.
          По существу на 80% новая структура напоминала шиханский институт, только с включением новых элементов, и гораздо больший по размаху, и территориальному, и масштабам испытательных работ.
           По нашему замыслу, весь комплекс должен был состоять из 3-х элементов:                Основная база - лабораторный научно-исследовательский комплекс (ряд лабораторных корпусов), административная зона и жилая зона, с расположением в            Нукусе (на его ближней окраине).
Предполевая база – в районе посёлка и ж.д ст. Джаслык. (около 200 км. от Нукуса). На этой базе предполагалось иметь минимальный набор сооружений, позволяющий первичные обработки опытов на полевой базе, небольшую казарму-гостиницу для обслуживающего персонала и исследоватилей ( на 60-70 человек), хозблок и столовая.
           Полевая база – на полуострове Актумсык, почти на берегу (западном чинке плато Устюрт) Аральского моря, с минимальным набором сооружений, для вахтового метода работы.
           Надо сразу оговориться, что сама идея создания полигона на расстоянии почти 400 км. от основной базы в Нукусе, была абсолютно бредовой, а если говорить откровенно, то выбор места (азиатская пустыня, с дневными температурами в летнее-весенне-осенний пениод до 30-50 градусов), был совершенно непонятен. Мы все это понимали, но говорить на эту тему нам запретили. Надо было выполнять приказ, даже если он был откровенно бредовым.    Плато Устюрт.
           Работа началась. Каждый отдел нашего Центра писал технические задания на каждый объект, а я всё это обобщал и направлял в Шиханы. Те, в свою очередь, как специалисты, дорабатывали их до полного объёма, со всеми специфическими требованиями, фактически, создавали документы необходимые для проектных организаций. Вся эта «бодяга» продолжалась, примерно, до средины 1977 года. Всё это вылилось в главное техническое задание для проектировщиков, книга в 500 страниц «прекрасного» текста, как любил говорить Шустов С.С.
           Поскольку, ни в Постановлении, ни в Приказе, конкретные цифры стоимости объекта не были обозначены, этот фолиант отправили  в Проектный институт для ориентировочной оценки. А шиханцев заставили оценить всю спецначинку для лабораторных корпусов. Когда всё это посчитали и доложили Пикалову, то он разразился такой тирадой, что лучше её не воспроизводить. А сумма по тем временам (в ценах 1977 года), вылилась без малого в полмиллиарда рублей! Смирницкий, присутствовавший при этом докладе, потом рассказал мне:
                - Пока Пикалов рассматривал техническую часть ТЗ, ему всё очень нравилось, и он даже похвалил составителей этого комплекса. Но когда он посмотрел в самый конец, где помещался оценочный раздел, он до такой степени разъярился, что я боялся, не запустит ли он этим ТЗ кому-нибудь в голову. Потом, когда несколько успокоился, глядя на Малькевича, приказал сократить всё на одну треть. Поскольку документ этот Ваш, сначала посоветуйтесь в наших отделах, а потом идите к Малькевичу с готовыми предложениями.                На фото: Аральское «море», современное.
                - Вадим Васильевич, у меня другое предложение. Сейчас у нас находятся командировочные из Шихан, Бурыгин и Шамбаров, главные идеологи этого монстра. Но заранее хочу предупредить, сокращать будем не отдельными элементами в объектах, а целыми объектами. Иначе мы завязнем в этой работе на полгода. А сроки сдачи объекта в Приказе обозначены не двусмысленно.
                - Вы правы, я согласен. Пригласите ко мне наших гостей для беседы и приходите с ними. Работу эту нужно кончить к исходу дня, а завтра с утра к Малькевичу, я ему позвоню.
           После беседы у Смирницкого, пришли ко мне в кабинет, сели в кружёк за мой стол, и я сказал:
                - Ну, что, начнём благословясь «бомбить»!
           Откровенно говоря, мы предвидели этот процесс ещё зимой в Шиханах, когда всё это рисовали. В первую очередь вылетел Актумсык в полном составе, и с узкоколейкой до Джаслыка, и с паровозным депо, и с зоной отдыха на берегу Арала, и с прочим. Этот объект потянул у нас на половину той суммы, на которую мы должны были сократить весь объект. Состальным мы расправились тоже быстро, даже успели доложить Смирницкому.
          Малькевич поворчал для вида и со всем согласился. В этот же день я отправил откорректированное ТЗ проектировщикам не перепечатывая, а прямо с красными крестами на страницах.
           А через неделю звонит Макеенко и приглашает в гости:
                - Вячеслав Николаевич, дорогой, приезжай, мы тут все от вашей терминологии в шоке. Приезжай скорей, будем разбираться.
            И так было до самого моего увольнения. Я чаще был в проектном институте, чем у себя на работе. КБ Макеенко занималось только общегражданским проектированием (казармы, жилые дома, строения войскового назначения и т.п.).
            Для проектирования специальных сооружений (лабораторные корпуса, виварии, устройства для утилизации биологических отходов и т.п.) требовалось найти субподрядные организации. И всем этим должен был заниматься я.
            Поскольку начался процесс проектирования, потребовалось немедленное финансирование этих работ. Настало время «выколачивания» денег из наших дольщиков, из перечисленных выше министерств. И эту работу должен был делать я. Встречался я чаще всего с начальниками управлений, но доходило дело и до заместителей министров. Деньги эти «акулу» отдавали с большой неохотой, поэтому легко представить характер и атмосферу этих переговоров. Раза два, если не изменяет память, в УНХВ по телефону жаловались на меня, за мою «настырность» и жёсткость, с которой я веду эти переговоры. Как-то вызывает меня Малькевич и говорит:
                - Товарищ Кареев, Вячеслав Николаевич! На Вас поступают жалобы из некоторых министерств за Вашу жесткость и неуступчивость при проведении переговоров. Они говорят буквально следующее: «…приходит Ваш представитель, и, буквально, хватает всех за горло, требуя денег на строительство объекта. Но бывают обстоятельства, когда министерство само испытывает затруднения в этом смысле…». Звонят Владимиру Карповичу, а он требует от меня объяснений. Я ему объясняю, что из этой публики по-другому ничего не «выбить», а Кареева я знаю, как офицера выдержанного и корректного, я уже с ним больше года работаю, и очень доволен им за его обязательность и некоторый педантизм, при том объёме работы, какую он выполняет, эти качества необходимы. Проектировщики, например, им не нахвалятся. Так что, Владимир Карпович, в результате, остался доволен Вашей работой, но попросил, по возможности, быть с этим народом помягче, потому, что гонору у них у всех предостаточно.
           Настал и наш черёд со Смирницким. Надо было лететь на место и заниматься отводом земельных участков, в основном в Нукусе. Земля собственно полигона принадлежала Министерству Обороны. А вот под «Основную базу» (Производственную зону и жилой городок), земли пришлось просить у Каракалпакской АССР, входившей в состав Узбекистана. Пришлось сначала лететь в Ташкент, в Совет Министров республики, и там решать главные и принципиальные вопросы, а потом уже в Нукусе оформлять на местности и в Совете Министров ККАССР. Документ, который регламентировал все вопросы по строительству подобных объектов, Приказ № 0045, надо было брать с собой, на что я и получил указание от Смирницкого. По другому Приказу, такие документы перевозятся только с вооружённой охраной. Докладываю об этом Смирницкому, и спрашиваю:
                - Вадим Васильевич, Приказ №0045 требует вооружённого сопровождения. Чтобы не брать с собой лишнего человека, может быть мне взять свой пистолет?
                - Вячеслав Николаевич! Вы в  своём уме, какой пистолет! Не хватало нам ещё лишней головной боли! Положите приказ во внутренний карман пиджака и успокойтесь. Если мы потеряем Приказ, это полбеды, я выкручусь, а вот если у нас пропадёт пистолет, то нам обоим «крышка», в лучшем случае, увольнение без пенсии! А карман пиджака заколите булавкой. Всё!
           Итак, мы летим в Ташкент. При подлёте к Ташкенту, я обратил внимание на чёрное облако над Ташкентом. Я спросил у стюардессы, что это такое, неужели дождь на засмеялась и сказала, что это дым от шашлычниц в городе, стоящих на каждом перекрёстке. После приземления мы в первую очередь пошли в гостиницу, поскольку не знали сколько здесь пробудем. Из гостиницы направились в Совмин. Там мы проторчали почти целый день. Азиаты не любят торопиться, но очень обходительны и улыбчивы. На следующий день решили с утра ознакомиться с главной достопримечательностью, Алайским базаром, это почти город в городе. Но, как оказалось, ходьба по Алайскому базару, это не только развлечение, но и тяжёлая работа, поэтому, Вадим Васильевич решил отложить наш отлёт в Нукус на сутки, и посвятить ещё один день осмотру города. Мне эта идея пришлась по душе. Купили на базаре знаменитую ташкентскую дыню «торпеду» и целый вечер отводили душу в номере гостиницы.
            На фото: Аэровокзал, Совет Министров,  бывший Алайский базар, в современном издании и прыжки в речку Анхор.
            На следующий день, с утра съездили в аэропорт, купили билеты на Нукус на вторую половину дня и отправились любоваться Ташкентом. Город оказался весьма привлекательным, чистым и ухоженным, но постоянно преследовал неотступный запах шашлыка, от чего постоянно возникал аппетит. Увидели много интересного, но объём этого повествования ограничен, обо всём не рассказать. Пообедав на первом этаже гостиницы «Ташкент», в одноимённом ресторане, и немного отдохнув, отправились в аэропорт для следования в Нукус на ЯК-42. В Нукус прибыли ещё рабочий день не кончился, и мы направились в Обком КПСС Каракалпакии для выяснения ситуации и знакомства. Секретаря Обкома, Камалова, на месте не было, принимал нас, его 2-й заместитель, Киселёв. После общих слов и знакомства приступили к деловой части. Было видно, что нашему появлению здесь весьма довольны, что в последствии и подтвердилось. Под рабочую повседневную резиденцию нам отвели комнату в Республиканском Военкомате (Ресвоенкомат), для проживания и харчевания, Нукусскую резиденцию Ш.Рашидова, Первого Секретаря ЦК Компартии Узбекистана, тестя Калибека Камалова, Секретаря обкома ККАССР. Для работы с нашими особыми документами, особый отдел Совета Министров ККАССР. После краткой ознакомительной беседы с Киселёвым, мы были приглашены в нашу «гостиницу», как её ещё называли «дача Рашидова». За ужином состоялась первая встреча в неофициальной обстановке высокопоставленных лиц Республики. Стол возглавлял зам. Камалова Киселёв, присутствовали: Зампред Совмина Александр Александрович Юрьевец. Начальник организационного отдела Обкома Паселов, «градоначальник» Нукуса, Военком республики, Кужеков Андрей Николаевич (казах с русским именем и отчеством) и зав. делопроизводством Совмина, выполнявший роль «помощника» хозяина застолья. Когда мы подъехали к резиденции, я подумал: «…Господи, и этот «караван-сарай», резиденция Рашидова, при его посещении республики…»? Это было довольно высокое и невзрачное здание, прямоугольной формы, похожее на большую азиатскую «мазанку». В обращённой в нашу сторону стене, был вход и огромные окна с крупными переплётами, завешенные изнутри белой непрозрачной кисеёй. Но когда мы вошли  внутрь этих апартаментов, наше впечатление резко изменилось. На фото: Ташкент.
           Высота потолков была не менее 8 метров, стены холла, размером не менее 60 кв. метров, были отделаны редким видом узбекского мрамора «лиственита», нежно-зелёного цвета. Полы тоже отделаны мрамором светлого тона. Окна от пола и до самого потолка, и действительно были завешаны белой непрозрачной кисеёй. Все стены этого огромного холла были увешаны красивыми клетками с певчими птицами. В больших деревянных кадках стояли декоративные растения, лианы и небольшие деревья. Нам сказали, что это вроде зимнего сада. Через большой проём в левой от входа стене (то, что у нас в некоторых планировках квартир называют «ворота»), можно было видеть буфет-столовую со столом не менее 10 метров в длину, и постоянно сервированный на 20-30 персон. Все три остальные стены этого помещения для приёмов были заставлены сервантами, в застеклённой части которых, размещалась посуда всех видов, сортов и назначений, а в нижней, закрытой, как мы потом узнали, стояли вина и крепкие напитки, производившиеся тогда в СССР. Ничего не скажешь, умели приятно жить наши вожди! Дальше, в глубину помещения, шёл коридор, по левой стороне, которого были расположены комнаты для отдыха (спальни). Сколько их было, я уже не помню, но нам со Смирницким выделили две крайние. Двухстворчатые филёнчатые двери высотой немного ниже потолка, с бронзовой фурнитурой. Внутри комнаты (около 15 кв. метров), деревянные двуспальные кровати с шёлковыми пуховыми одеялами, такими же  подушки и белоснежными простынями из тонкого хлопкового полотна. Такое подробное описание этого места необходимо для понимания последующих событий. Фактически, весь нукусский период моей деятельности надо было бы описать более подробно, в отдельной книге. Но,  увы, на это, видимо, уже не останется времени. В этот период моей работы, мне, со всей очевидностью представилась возможность увидеть всю неприглядность бюрократической игры номенклатуры высокого ранга, их поведенческую мотивацию, публичные отношения между собой и скрытые механизмы этих отношений, «подковёрную» борьбу, страх потерять место, а, следовательно, и положение. Ну, да Бог с ними, это особый вид Homo Sapiens. И если мы сами позволяем им вытворять, что им вздумается, то виноваты в этом мы сами. Но пора возвращаться к главной теме.
           Землю под военный городок, с учётом его не безобидности, в смысле экологии, впрочем, слова этого тогда не знали простые смертные, нам выделили на некотором отдалении от города, на территории какого-то совхоза. Мы сами со Смирницким лазили по пустыне с рулеткой в руках, и занимались отводом земли «в натуре», а это несколько гектар. Температура воздуха не менее 40 градусов. Нас чуть «кондрашка» не хватила. Смирницкий на что человек выдержанный, и то весь изругался.
           Затем мы пошли в Совмин оформлять всё на бумаге. Пришли в секретный отдел. Заведующий мальчишка из местных, лет 19, наверно чей-то «сынок». Я ему задаю вопросы насчёт секретных тетрадей, а он смотрит на меня, как на инопланетянина, как у нас говорят «ни петь,  ни рисовать». На наше счастье, появился начальник КГБ республики. Я объясняю ему, в чём дело, а он смеётся, и говорит, что сейчас даст нам опытного сотрудника и всё будет как надо. Он был русский, и посоветовал, не обращать внимание на такую мелочь, и сказал, что здесь и не такое бывает, и что он не успевает за ними следить. Пришла пожилая русская женщина, сделала всё, что я просил. Документы отправили и в Москву и в Ташкент на утверждение. Встал вопрос об уничтожении секретной тетради и черновиков. Эта милая женщина сказала, что этим занимается лично начальник отдела, опять этот мальчишка. Когда он появился, я опять начал его «допрашивать», а как у них уничтожаются секретные документы. В этот раз он улыбнулся и сказал, что очень просто, и попросил следовать за ним. Я подумал, что мы сейчас пойдём в специальное помещение, где установлена машина для превращения бумаги в «лапшу», или,  на худой конец, печка для сжигания. Но он повёл меня на выход из здания. Я подумал, что это всё у них в отдельном помещении. Но он повел меня к уличному  (выгребному) туалету, который стоял метрах в 10 от здания Совмина. Я ни чего не понимал, и сказал, что мне туда не надо. Когда мы зашли за туалет, он сел на корточки, сложил все бумаги в виде костра и поджёг. Через 3 минуты всё было кончено, и он, с чувством выполненного долга, посмотрел на меня. Я сказал:
                - Молодец! Вы всегда так делаете?
                - Такие документы бывают очень редко, поэтому делаем так всегда.
           Когда вечером, после ужина в компании тех же лиц, я рассказал Смирницкому о том, как они уничтожают секретные документы, он, нисколько не удивившись, ответил:
                - А что Вы хотите от них, если ещё в 20-х годах они были дикими кочевниками. Вы правильно сделали, что проследили весь этот процесс до конца. Теперь душа спокойна. Мы  с Вами , практически, работу закончили и остались живы после прогулки по пустыни. По этому случаю, у меня есть предложение, в качестве вознаграждения за наши мучения, лететь через Ташкент. Мы летим завтра утром, в Ташкенте сходим на Алайский базар и купим по хорошей торпеде для домашних, как экзотический сувенир. У Вас возражений нет против такого мероприятия?
                - Да нет, Вадим Васильевич, моя жена, кстати, очень любит дыни. Ведь мы с ней часто летаем в Ашхабад к дальней родственнице.  Так что, этому деликатесу она будет довольна.
           После возвращения в Москву, и моего рассказа о нашем, с Вадим Васильевичем, странствии, моя сотрудница и хороший товарищ, Инна Киселёва,  прекрасно владеющая графикой и каллиграфией, к ближайшему моему дню рождения, от имени коллектива, преподнесла мне вот такой шедевр, в память о первой поездке в нукусскую пустыню.
           Теперь, когда с землёй всё было решено, необходим был выезд на место строительства группы проектировщиков для решения своих вопросов: разведка грунтов, ориентация посадки зданий, прикидка расположения всего «куска» в Нукусе. Звонит Макеенко:
                - Вячеслав Николаевич, мы без тебя не поедем, мы там будем, как слепые котята, а ты уже всех знаешь, и тебя знают, а главное, знают, кого ты представляешь. Я звонил Смирницкому, он не возражает. Я думаю, мы дня за 3 там всё сделаем. Ну, как?
                - А вы представляете, сколько у меня в Москве работы. Одни эти монстры промышленные что стоят. Из них же деньги вышибать надо, а кроме меня, этим никто не хочет заниматься. Ладно, тогда надо прихватить одного строителя от Пикалова, он же создал целую группу из 6 человек для этого строительства. Вот Вы с ним, там, на месте, всю «гражданку» и согласуете.
                - Это ты здорово придумал, он там предварительно может прозондировать почву насчёт технических условий подключения объектов, проведёт разведку и с нужными людьми познакомится. Спасибо за поддержку и помощь.
           А я совсем забыл про частную жизнь, и теперь переходим к ней.               

               
                Глава 5. Жизнь семейная. Проведение очередных отпусков.
                Новое открытие Средней Азии.
   


           Примерно в этот же период нелегкой службу, в связи со строительством в Нукусе, у нас с женой открылась новая возможность проводить отпуска в Ашхабаде. Там у неё жила старшая сестра Капа с взрослыми детьми, работала она директором детского дома. Двухкомнатная квартира с огромной террасой на первом этаже 2-х этажного дома, на улице Н.В.Гоголя, почти в центре города. Она пригласила нас на отпуск и написала, что у неё сосед страстный рыболов, и что Славику, т е. мне, будет, чем заняться. Во время этого гостевания, она познакомила нас с давнишней приятельницей Аидиной мамы по эвакуации. Во время войны Аида с матерью и отцом была в эвакуации в Ашхабаде. Ей оказалась Александра Георгиевна Черкасова, проживавшая в своём частном доме, за железной дорогой, почти на окраине города, в районе, застроенном частными домами.
            С Ашхабадом у меня вообще связаны самые теплые и, я бы сказал, ностальгические воспоминания. Наверное, это потому, что тогда была совсем другая жизнь. Она была, безусловно, лучше сегодняшней, она была чище, открытей и безопасней и, самое главное, люди были совсем другие. Не было страшно поехать куда-то одному на рыбалку ли, на охоту, в лес за грибами или просто побродить и помечтать в одиночку. Всё это  безвозвратно кануло в Лету. Но не будем о грустном,  это так, просто накатило.
           В Ашхабаде у нас с женой оказалась родственница, степень родства которой с трудом поддаётся определению. У мужа старшей сестры моей жены Степана Васильевича Ерофеева была троюродная сестра Александра Георгиевна Черкасова, тётя Шура. Во время голода на Волге в 20-х годах прошлого столетия они с мужем дядей Аркадием в составе группы жителей Хвалынска уехали в Ашхабад. Так у нас появилась возможность посещать этот прекрасный город. У тети Шуры был свой дом, муж дядя Аркадий, сын Юра и племянник Саша Ларин. Кроме того, там  же проживала другая сестра жены, Капа, к которой мы и поехали первый раз. Это было в 1973 году. Все эти детали нужны для того, чтобы понять рыбацкие и охотничьи приключения имевшие место в последующие годы. А ездили мы, вернее сказать летали, в Ашхабад почти ежегодно, вплоть до 1982 года.
           Лето в Ашхабаде невыносимо жаркое даже для местного населения, ну уж, а нам северянам туда в это время приезжать, полный карачун. Вот поэтому мы и летали туда не ранее середины сентября, как раз к моему дню рождения, 15 сентября. Откровенно говоря, в первую нашу поездку я не предполагал, что в этом городе, расположенном фактически в пустыне, можно серьёзно заняться рыбалкой. Сестра жены, Капа, жила в центре города, на улице Гоголя, в 2-х этажном государственном доме на 1-м этаже. На  этой же лестничной площадке жила пожилая пара,  муж с женой, было им лет по шестьдесят. Вот этот самый дед и втравил меня  в рыбалку на местных водоемах. Соседский дедуля был рыбаком фанатиком, но скорее с промысловым  уклоном, нежели спортивным. У него был велосипед. Я был «безлошадный», но эту проблему удалось решить как раз с помощью тёти Шуриного племянника Саши Ларина, кстати, тоже фанатика рыбалки. А с тётей Шурой мы уже успели познакомиться, и как оказалось надолго.
           Как потом выяснилось, зарыблённых водоёмов в окрестностях Ашхабада было предостаточно. Во-первых, Каракумский канал, прямо на окраине города. Во-вторых, два крупных водохранилища: Куртлинское, до трёх километров в длину и около километра в ширину, в десяти километрах от города и озеро Спортивное, поменьше, примерно километр на километр и немного поближе к городу. Были ещё озёра в песках,  которые образовывались во время прорыва береговых дамб на канале, когда из Амударьи весной шла большая вода. Зарыбление всех водоёмов шло из Амударьи. Канал зарыбляли, дополнительно запуская большое количество малька травоядных пород рыб: белого и чёрного амура, толстолобика и сазана. Такие породы рыб каналу были необходимы для предотвращения зарастания  канала  камышом. В условиях местного климата этот процесс шёл очень быстро. Белый и чёрный амуры в течение суток, поедали столько травяного корма, сколько весили сами. Происходило это весьма оригинальным способом. Они на большой скорости выскакивали из воды, хватали метёлку камыша и, плюхаясь обратно в воду, утягивали её вслед за собой. Там они её спокойно поедали, как жвачные млекопитающие. Когда мне впервые показали зубы крупного амура, я подумал, что это зубы лошади или коровы. Толстолобики и сазаны поедали подводную растительность и остатки попавшего в воду камыша. Таким образом, эти породы рыб выполняли роль «газонокосилок».
           Дедуля специализировался на лове сазана и в основном на Куртлинском  водохранилище. Ездили мы туда на велосипедах, рано утром с восходом солнца. В Ашхабаде  климат резко континентальный, во второй половине сентября и первой половине октября суточные колебания очень значительные. Иногда утром приходилось надевать телогрейки, а возвращаясь с водохранилища раздеваться до трусов. Снастью нам служили донные удочки, или как их называют рыбаки, «закидушки». Такая снасть позволяет ловить рыбу на значительной глубине и на расстоянии 40-50 метров от берега. Наживкой обычно служил скатанный шариком мякиш белого хлеба, приправленный подсолнечным маслом, либо подсолнечный жмых, либо пучок навозных или земляных червей. Результаты наших  поездок были не однозначны. Были дни, когда крупный сазан совершенно не ловился, тогда мы переключались на ловлю «карпят», так почему-то местные называли мелкого сазана до 200-300 грамм весом.
           Однажды мой напарник предложил выехать на Куртли в ночь. Выехали с таким расчётом, чтобы половить на вечерней заре, ночью и с утра. Накануне погода не предвещала никаких  катаклизмов. По приезде на озеро обосновались на «своём» месте, забросили закидушки, оснастили их колокольчиками в надежде на хороший улов. Рыбак всегда думает, что сегодняшняя рыбалка будет особенно удачной. Поймали мы в тот вечер трёх сазанчиков, одного я и двух дедуля, не крупных, килограмма по полтора. Вечерняя зорька закончилась, после нехитрого ужина и чая, начали готовиться к ночному бдению. У меня была с собой надувная лодка, большая редкость для тамошних мест. Когда совсем стемнело, начали пристраиваться на ночлег в полглаза. Со стороны пустыни, или, как говорят местные, песков, нас прикрывали прибрежные барханы, поросшие саксаульником и верблюжьей колючкой. В тех широтах после захода солнца ночь наступает практически мгновенно. Солнце скрывается  за  горами и небо через некоторое время становится  черным, как тушь. И вот на этом бархатисто-чёрном пологе ночного неба появляется бриллиантовая россыпь мерцающих чрезвычайно ярких созвездий,  что становится  значительно светлее. Созвездия повисают настолько низко, что создаётся впечатление,  будто над миром повесили огромные театральные люстры, весь небосвод становится трехмерным, объёмным с удивительным ощущением глубины. В средней полосе России ничего подобного наблюдать не возможно, здесь небо плоское и не яркое, а видимых звезд в несколько раз меньше. Увидев эту красоту впервые,  я был просто поражён.
           С заходом солнца, дневная жара спала, и с озера потянул легкий прохладный ветерок. Мой напарник, пристроившись под нависшим гребнем бархана мирно похрапывал. Иногда не навязчиво тренькали звонки, мы, как по команде вскакивали и подбегали к удочкам, но тревога наша была напрасной, это всякая мелочь теребила наживку, не причиняя ей особого вреда. Я подтащил свою лодку тоже под бархан, улёгся в неё и задремал. Сколько времени прошло, я не помнил, но проснулся я от ощущения, что не могу пошевилить ни ногой ни рукой и мне трудно дышать. Когда я полностью проснулся, то обнаружил, что с ног до головы засыпан песком, а с наветренной стороны у лодки образовался небольшой холмик. На поверхности этого своеобразного «могильного» холмика торчала только моя голова. Первое, что я увидел и услышал это беспрерывно звонящие колокольчики на удочках, катящиеся по берегу озера огромные перекати-поле, а они там достигают метра в диаметре, плотный туман почти до самого неба, никаких сверкающих созвездий и вихри несущегося с огромной скоростью песка. Песок был везде: в воздухе, в волосах, в ушах, в глазах, во рту. Пошевелив плечами, я кое-как освободил руки, это позволило мне сесть в лодке, после этого я смог полностью освободиться из песчаного плена и встать на ноги. Посмотрел в сторону деда и, не обнаружив его на его спальном месте, посмотрел в сторону озера. Там я увидел нагнувшийся к воде силуэт и понял, что дед занимается удочками. Подойдя к нему, я спросил, что происходит? Он совершенно невозмутимо ответил, что это «афганец». В последующие наши поездки в Ашхабад мы ещё несколько раз наблюдали это явление, но уже в городе и не ночью, а днём, воочию. Зрелище впечатляющее. Мелкий песок вместе с лессовой пылью ураганным ветром поднимает на высоту нескольких километров над землёй, образуется плотный туман из песка и пыли, солнце превращается в слабо заметное пятно, и темнеет, как в сумерки. В городе начинают недуром реветь ослы, а в песках выть шакалы. В общем, картина полного «конца света». После этого регионального катаклизма жители города выгребают и вытаскивают из домов и квартир песок вёдрами. Ни закрытые окна и двери от проникновения песка не спасают.
           Но, вернёмся на берег Куртлинского озера, где мы оставили невозмутимого деда. Вместо того чтобы тоже заняться удочками, я пошёл к лодке и попытался освободить её от песка. Когда мне это удалось, я на несколько секунд выпустил её из рук и, не успев сообразить, в чём дело, как увидел лодку, подхваченную ураганным ветром и удаляющуюся от меня со скоростью борзой собаки. Я кинулся за ней  вдогонку и настиг метров через пятьсот, и то только потому, что она застряла в кусте саксаула. Вернувшись на место после удачной погони, я обнаружил безрадостную картину. Пока мы спали, разыгравшимся на озере штормом, нам перепутало все закидушки. Пришлось вытаскивать их на пляж и уже на берегу нудно их разматывать. Дома бы нам этого не сделать.
           Вот так одна прекрасная картина может в одночасье смениться  сплошным кошмаром.
            За двенадцать лет почти ежегодного проведения отпусков в Ашхабаде было много и рыбалок и охот, кстати, в начале восьмидесятых годов там была отличная охота на водоплавающую дичь, в основном на лысуху, или, как на местном диалекте, кочкалдака. Но об этом в другом месте. А сейчас хочу продолжить о рыбалке.
           Когда нашим постоянным местом проведения отпусков стал дом тёти Шуры, моими напарниками стали Шурик Ларин и сосед тети, Володя Бочков, попавший в Ашхабад во время войны из блокадного Ленинграда. У него был свой мотоцикл с коляской, и это делало нас очень манёвренными. Но он был рыбак по настроению, а вот Шурик Ларин, это рыбак-фанат. Когда он начинал рассказывать о рыбалке и о своих удачах или промахах, то это звучало настолько убедительно, что напоминало повседневную рутинную работу, и говорить-то об этом надо было без особого вдохновения, а так, между прочим. В то время ему не было ещё и сорока лет, а говорил он как старый дед, умудрённый жизненным опытом, медленно на одной эмоциональной ноте, без тени улыбки, как будто читал газетную статью или судебный приговор. От этой манеры говорить, все им сказанное принимало такие весомость и убедительность, что провокационные вопросы задавать никто не решался.
          Он учил меня ловить амуров. У него была на этот счёт своя «железобетонная» теория, поправки в которую вносить было не прилично. Ловили мы с ним  в основном на канале. Там  действительно амура было больше всего, и, самый крупный. На канале было довольно сильное течение, и ловить там, естественно, можно было только на донки. Наживка могла быть самая         разнообразная: «колобашки» из мякиша белого хлеба с подсолнечным маслом, подсолнечный жмых,  куски метёлок камыша, куски теста и даже небольшие грозди винограда. В общем, амур был приличный гурман. Крупных нам не попадалось, а так, килограмма на три четыре. Все мои знакомые рыбаки на полном серьёзе утверждали, что если повезёт, то может сесть на крючок амур килограмм на 15-20. Вываживание попавшего на крючок амура процедура не из лёгких. Рыба эта достаточно сильная. Сигарообразной формы тело в поперечном разрезе почти круглое и при необходимости развивает очень приличную скорость. Обладает, неприятной для рыбаков привычкой. Засекшись на крючке и почувствовав потягивание в сторону берега, он круто разворачивается и как торпеда уходит от берега. Даже 3-4 килограммовый амур может доставить значительные неприятности. Выбранная наполовину из воды леска, у вас на глазах начинает мгновенно исчезать в воде. Это самый ответственный момент лова, леску нельзя сразу брать руками и продолжать выбирать из воды, можно очень сильно порезать руки. Необходимо наступить на леску ногой и вдавливая её в грунт, постепенно затормозить её уход в воду. Амур, почувствовав сопротивление, начинает на другом конце лески заниматься водной акробатикой. В этот момент лучше всего поднять леску над головой и начинать быстрое выбирание лески, стараясь держать рыбу на поверхности воды, чтобы она нахваталась воздуха.
            Моя жена придумала более оригинальный, хотя и не совсем традиционный способ вываживания севшего на крючок амура. Как-то рыбачили мы с ней на озере Комсомольском, или, как его ещё называли, Спортивном. Озеро было свободно от зарослей камыша, и вся крупная рыба в нём ловилась на малька или рыбную «резку». Закидушки были поставлены, и я отошёл к небольшому мелкому заливчику подловить малька. Заливчик этот находился метрах в ста от  места нашей стоянки. Занимаясь своим делом, я боковым зрением заметил какое-то странное движение у наших удочек. Когда я оторвался от своего занятия, то увидел странную картину. Жена, слегка пригнувшись, как это делают при быстром беге, и, держа обе руки у правого плеча, как при переноске поклажи через плечо, неслась, со всей доступной для её комплекции, скоростью в сторону бархан, находящихся метрах в пятидесяти от берега. А двое рыбаков сидевших от нас метрах в пятидесяти, очень оживлённо махали руками и, что-то видимо кричали, повернувшись в сторону жены. Далее я увидел, что жена отбежала  уже метров на двадцать, а метрах в тридцати от берега стали заметны, приближающиеся к берегу буруны, а вслед за этим на берегу показался подпрыгивающий и удаляющийся вслед за женой очень приличный амур. Когда я подошёл к месту происшествия, то всё понял.
              Когда жена увидела, что на одной из  донок леску дёрнуло так, что с неё слетел сигнальный колокольчик, то, не придумав ничего другого, она с испугу схватила леску обеими руками, перекинула её через плечо и понеслась в сторону от берега. Когда я задал ей дурацкий, с её точки зрения вопрос, почему она таким способом вытягивала рыбу, то со свойственной женщинам непререкаемой логикой, она ответила,-«…прибегал бы и сам вытягивал, скажи спасибо, что рыбина и твоя удочка на берегу, а на в озере плавают…!». Не долго думая, я с ней согласился, действительно размышлять было некогда. А этим своим «приёмчиком» она подсказала способ вываживания  крупной рыбы, леску после поклёвки надо сразу выбирать с большой скоростью, чтобы не дать время рыбе на применение своих излюбленных «фортелей».
            Во время наших отпусков проводимых в Ашхабаде было много забавных и интересных случаев, но рассказывать обо всем подряд утомительно и, наверное, не совсем интересно. Расскажу только ещё об одной ашхабадской  «одиссеи» на озере Куртли. Тётя Шура, у которой мы постоянно останавливались приезжая в отпуск, жила на окраине города на тихой и уютной, почти деревенской улице, улице 9-ти Ашхабадских комиссаров, дом №39. Весь этот район, отрезанный от центральной части города железной дорогой местные жители называли «Хитровкой». Никто толком не мог объяснить почему, но мне кажется от того, что в этом районе, застроенном исключительно частным сектором, проживали почти одни русские. А название это появилось, видимо, по той же причине, что и московской «Хитровки». Все жители улицы были или просто знакомы или хорошими друзьями. Большинство хозяев домов были пенсионеры, поэтому жизнь здесь протекала патриархально в деревенском ритме, что нас с женой очень даже устраивало. Напротив тёти Шуриного дома, через дорогу, был дом тёти Дуси Немудровой, у неё был муж дядя Ваня, и два сына, Анатолий, живший отдельно с семьёй в центре города, и Геннадий, который жил вместе с ней, теоретически холостяком. У тёти Дуси в соседях была пара, работавшая на ашхабадской железной дороге. Так вот, эта-то самая пара, в один из наших приездов, и пристроила нас в железнодорожный пансионат, на целых десять дней. Пансионат этот располагался на озере Куртли, на живописном полуострове, на который можно было попасть только по узкой дамбе, заканчивающейся воротами пансионата. В смысле полной отрешённости от внешнего мира, это было идеальное место. А если учесть, что ашхабадцы заканчивают купальный сезон при температуре воды в 25 градусов, то пансионат был совершенно пуст, всё население состояло из нас с женой, туркмена смотрителя с женой и двух туркменских волкодавов размером с полугодовалого телёнка. Со всеми аборигенами пансионата мы быстро подружились, и началась буквально райская рыбацкая жизнь.
             Нам предоставили в одноэтажном домике хорошую комнату с кондиционером и холодильником, двумя кроватями, шкафом, столом и стульями. А, что нам ещё нужно было? Н и ч е г о! С одной стороны полуострова был небольшой залив, где размещались пансионатские весельные лодки, с другой, залив размером с футбольное поле для купания, с мыса открывалась вся акватория озера, т.е. наше местоположение было как нельзя лучше. Этот эпизод относится примерно к году 1979. К этому времени из Амударьи самостийно зашёл судак и до такой степени расплодился, что стал создавать большую проблему для проходимости канала. Этот прожорливый хищник начал интенсивно уничтожать молодь травоядных  видов, создавая дефицит естественных очистителей канала. Поэтому отлов судака приветствовался. Вот тут-то мы отвели душу по полной программе. Основная ловля шла на донки и кружки, на эту снасть ловился крупный судак, до 2-2,5 кг. Наживкой служил малёк, которого заготавливала жена маленьким «паучком» на  хлеб, с этим проблем не было. Всю снасть я ставил и днём и на ночь, ловился судак в любое время. А в купальне ловили на поплавочные удочки на рыбную «резку» мелкого судочка граммов по 300-500 в любое время суток, даже ночью при свете пляжных фонарей. У нас в номере стоял ЗИЛ-овский холодильник, в морозилку которого входило до 10 кг. судаков. Варили уху на месте с помощью жены смотрителя по российскому способу. Туркменам наша уха очень нравилась. Через каждые 3-е суток к нам приезжал Геннадий Немудров, он очень кстати работал директором автобазы, и забирал нас с судаками в город. Дома мы до отвала кормили всех желающих ухой и заливным, за день с этой задачей мы справлялись, и вечером Гена снова отвозил нас в пансионат.
            Пробовал ловить на спиннинг, но на блесну брал только жерех. Жерех ловился на спиннинг и на канале, но плохо, видимо его вообще там было мало, на другие снасти он не брал. Только один раз в пансионате я поймал 2-х кг. жереха на донку, наживлённую живцом.
           Почему так много о рыбалке? Откровенно говоря, я и ездил-то туда только из-за этого удовольствия. В первые года два, там ещё было одно увлечение, общегородское, это охота на пролётную водоплавающую птицу. В начале октября на Куртлинское водохранилище, на пролёте, садилось несколько тысяч лысухи, на местном наречии «кочкалдак», по внешнему виду, напоминающая больше ворону, чем утку. Все охотники города (не менее 200) человек, приезжали но озеро затемно, и ждали начала лёта. Но всегда у кого-то не хватало терпенья, и начинали палить по сидящей на средине озера птице. И начиналась канонады из всех стволов одновременно. Вся птица подымалась на крыло, и ещё в сумерках, начинала кружить над озером на большой высоте. Дробь сыпалась, как дождь. А с рассветом, птица начинала метаться и над берегом. Вот в это-то время и удавалось кое-что добыть. Но такая охота мне не нравилась, не охота, а какой-то «Сталинград».
           А Аиду больше всего прельщали ашхабадские дыни и виноград. За дынями и арбузами нас возил на базар Геннадий. Привозили сразу целый багажник. Дыни развешивали в «авоськах» по кладовкам, которых у Шуры было не меньше полудюжины, а арбузы выкладывали на земляном полу этих кладовок.
           Свободной от построек, площади, у Шуры было соток 5-6. На этой территории были два больших арыка, а в них посажен виноград. Некоторым лозам было до 30 лет от роду. Всё это пространство было перекрыто жердями, и разросшийся виноград, покрывал весь двор зелёной крышей, на которой висело не менее тонны прекрасного винограда. Так что, через несколько дней после приезда на виноград никто уже смотреть не хотел. А виноград ашхабадский, настолько сладкий, что губы слипаются при еде. По этой причине из него нельзя делать сухие вина.
           Нам самим видеть не приходилось, но нам рассказывали, что в начале мая, пустыня вся покрывается цветами, а к средине июня остаётся только верблюжья колючка, которую ничто не берёт.
           Аида нечасто принимала участие в моих рыбацких похождениях, но мы за время поездок в Ашхабад устраивали совместные экскурсии. У Геннадия была служебная «Волга», и он нам иногда устраивал такие экзотические экскурсии, куда ни на каком транспорте, в то время, доехать было не возможно. Так, в один из приездов, он отвёз нас в Бахарден, где находилась пещера с термальным озером, температура воды, в котором, была 36 градусов. Вода настолько прозрачна, что создаётся иллюзия, что глубина не более 3-4 метров, а на самом деле, около 15. В то время она ещё была только в стадии оформления для посещений, но было освящение и место для раздевания и подхода к воде, если кто рисковал окунуться в это озеро. Я рискнул, хотя Аида меня отговаривала. Когда я прыгнул в воду, то почувствовал непривычную тяжесть во всём теле, такое впечатление, что плывёшь в растительном масле, а не в воде. Во-первых, температура воды, а во-вторых, на 200 метров ниже поверхности земли. От озера отходил рукав, метров 5 ширины, и поверхность воды в нём уходила в толщу горы, пока не терялась в её глубине, свет туда уже не проникал. Я доплыл до границы освящённого участка, заглянул в эту чёрную бездну, и меня охватил какой-то первобытный ужас, и я быстренько от туда ретировался! Акустика в пещере превосходная, можно на расстоянии друг от друга в 15 метров говорить шёпотом, а слышно всё, как будто говоришь рядом. Высота пещеры от зеркала озера до купола около 100 метров. От наружного входа до озера идёт наклонный спуск, оборудованный деревянными трапами, протяжённостью около 150 метров. Ну, а какой выход видно на фотографии.               
           Свозил нас Геннадий в два живописных ущелья Копет-Дага. Километров 5-6 пришлось ехать рядом с афганской границей, пограничники 2 раза проверяли у нас документы. Сами горы совершенно «мёртвые», ландшафт, как на другой планете, а в ущельях свой микроклимат, в каждом протекает ручей или небольшая речка. Иногда горы отодвигаются на 100-150 метров, и тогда в этих местах образуются настоящие зелёные оазисы. Растут крупные деревья, увитые диким виноградом, а вдоль ручьёв и речек, бурно разрастается малина и ежевика. В таких местах обычно власти устраивали детские лагеря. Днём там температура не подымалась выше 22-24 градусов, когда в это время в Ашхабаде 40-45 в тени.               
           Ну что же, наверное, с Ашхабадом пора заканчивать  ведь впереди меня опять ждёт Нукус. Тем более что, все наши последующие поездки в Ашхабад, мало чем отличались от описанной.                               


                Глава 6. Очередная командировка в Нукус в составе группы специалистов.


             
           Ну, а теперь продолжаем командировку. Во время наших командировок в Нукус, к нам, в качестве постоянного помощника был прикреплён начальник орготдела Обкома Юра Паселов. Он обеспечивал нашу «проходимость» во все местные органы управления и хозяйственные организации. Кстати сказать, республиканское руководство было чрезвычайно заинтересовано размещением на их территории всего комплекса. А когда им рассказали, что в Нукусе разместится вся научно-исследовательская часть этого комплекса они, буквально пришли в восторг, объясняя это тем, что подобное учреждение должно значительно повысить их научный и культурный уровень. Особенно, к этой мысли склонялись члены руководства русской национальности.
           Пробыли мы там, вместо запланированных 3 дней, почти целую неделю. Я уже говорил, что на Востоке торопиться не любят. Нас ежедневно приглашали на ужин, на «Рашидовскую дачу». Мои спутники, когда всё там увидели, выразили мнение, что так жить можно! На каждое вечернее застолье приходили представители местной властной элиты, но они каждый раз менялись, видимо, для знакомства с нами и, не в последнюю очередь, видимо, для сохранения здоровья и работоспособности на следующий день. Дело в том, что все эти застолья сопровождались бесконечными тостами и здравицами в честь руководства Узбекистана, Каракалпакии и за успехи нашего предприятия. Я обычно сидел всегда рядом с Юрой Паселовым. И как-то спросил его:
                - Послушай Юра, у Вас, что, постоянно так встречают столичных гостей? При таком численном составе, если каждый произнесёт по одному тосту, то мало не будет. А ведь отказаться нельзя, можно обидеть хозяев. Ты представляешь, как моим коллегам на следующий день работать!
                - Вячеслав Николаевич, не только Вас, московских, но и ташкентских, и из соседних республик и, как ты правильно заметил, состав застолья меньше не бывает, а объём спиртного не ограничен. Мне ещё 40 нет, а печень я уже «посадил», держусь на одних таблетках, но толку мало.
                - А что ты пьёшь?
                - Аллохол.
                - Этого не достаточно, тебе надо пить «Эссенциале Форте», это самый эффективный препарат в подобных ситуациях. Этот препарат содержит аминокислоты и витамины. Химии практически нет.
                - Первый раз слышу, наверное, у нас его нет, иначе врач бы предложила.
                - В следующий приезд, я привезу тебе на пробу пару упаковок, потом скажешь, как впечатление. Не последний раз встречаемся.
                - Вячеслав Николаевич, буду очень тебе благодарен, познакомившись с этим лекарством, я смогу его заказывать или в Ташкенте, или в Москве, наши там довольно часто бывают. Спасибо большое.
           На 3 или 4 день нашего пребывания, не помню, по какому случаю, собралось очень представительное общество, кажется, у кого-то из местных вождей был день рожденья. Ужин был «царский» и убийственный, в смысле здоровья. Наконец, председательствующий сказал, что пора отдохнуть, и пригласил всех в кинозал, было там ещё и такое. Я подумал, слава Богу, возлияния закончились. Кинозал представлял собой помещение, действительно, напоминающее кинозал человек на 30, кроме этого там стояли два бильярдных стола, а на двух стенах были устроены полки на уровне барных стоек, очень напоминающие такие же устройства, как в московских пивных времён 40-50 годов. Не успел я закончить свои умозаключения, как на эти полки официантка перенесла из банкетного зала, закуски и напитки. Ну, думаю, нам конец! Кто-то предложил сыграть в бильярд на обоих столах двое на двое. Мне досталось играть в паре с зампредом Совмина Юрицем А.А. Это была не игра, а сплошная комедия, по шарам никто не попадал, и поэтому стоял сплошной смех. Ко мне подошёл полковник Волков В.И. из пикаловских строителей, в своё время строивший Байконур, и видевший всякое, и почти трагическим голосом произнёс:
                - Вячеслав, если мы немедленно не уберёмся отсюда, то в Москву вернутся не все, из-за безвозвратных потерь. В Сюратаме (место в районе Байконура) я тоже пил, но тогда я был на 15 лет моложе! Попроси своего приятеля Паселова, чтобы нас отпустили.
           После этого случая, приходя на ужин немножко раньше хозяев, мы убирали со стола больше половины, выставленных бутылок. Хозяева, кажется, намёк поняли, и «насиловать» нас перестали.
           За двое суток до отъезда ко мне подходит опять Володя Волков и просительным тоном говорит:
                - Николаич, тут, говорят рыбкой можно разжиться аральской, уж больно она здесь, по слухам хороша. Нельзя ли по каналам Паселова что-нибудь сообразить?
                - Нет, это не его «епархия», надо идти к Кужекову, в Ресвоенкомат, он мне как-то говорил, что у него все хозяйственники по стойке «смирно» стоят в кабинете. Он их держит в постоянном страхе призыва на переподготовку на 2 месяца, они для него что угодно сделают.
           Пошли вместе к Кужекову (я его в шутку называл Министром Обороны республики). Заходим в кабинет, здороваемся, справляемся о здоровье, о делах и т.д. Он смотрит на нас и говорит:
                - Садитесь! Вы что, трепаться пришли или по делу?
                - Андрей Николаевич, вот привёл представителя общественности от моих коллег. Просят, нельзя ли здесь где-то аральских деликатесов купить, московских товарищей побаловать?
                - Вас сколько человек, любителей аральской рыбки?
                - Семеро.
                - Так, по 5 кг. на человека, это практически стандартный заводской ящик!
           Снимает трубку телефона и куда-то звонит, говорит по-узбекски. Я понимаю только одно слово, Муйнак. Я знал, что это город на берегу Арала, где есть завод по производству, как раз того, о чём мы просим. Разговор закончился, передаёт нам содержание:
                - Разговаривал с начальником аэропорта, тоже не хочет на переподготовку (смеётся). Говорит, что у него, как раз через 2 часа У-2 летит в Муйнак, может забрать одного человека. Кто полетит, решайте. Пока долетите, на заводе будут знать и всё приготовят. Стоит это гроши. Дорога за мой счёт (опять смеётся).
           Обращаюсь к Волкову:
                - Володя я не полечу, я уже налетался досыта, решайте быстрей, кто полетит. До порта я попрошу вас подбросить Паселова, у него своя машина.
           В разговор вступает Кужеков:         
                - Борт уходит в Муйнак в 14.00, через 1 час 40 минут. Не опоздайте. До Муйнака 150 км. Час туда, час обратно, полчаса там. По дороге видами полюбуетесь. Вдоль Аму-Дарьи пойдёте. Желаю удачи. На фото:   Дно бывшего Аральского моря.
           Волков соглашается лететь сам, чтобы время не терять на поиски желающих. Операция «шемая», а привезли именно её, первейший аральский деликатес, закончилась благополучно. Привезли в заводской упаковке, в решётчатом ящике, рыба отборная, сказали, что на экспорт поставляют. Холодного копчения. От жира светится насквозь. Это вроде волжской воблы, только помельче (25-30 см.), но несравнимо вкусней. Ящик большой, высотой с меня ростом (182 см.), поставили в номер к Волкову, он жил на первом этаже. Теперь у его номера народ замедлял шаг и принюхивался, аромат стоял по всей гостинице. Можете представить, какой аромат стоял в самолёте, когда мы улетали домой. Каждому досталось почти по 6 кг. В самолёте пришлось угощать и экипаж и стюардесс.               

                Глава 7.Московские будни. Проектирование и одновременное формирование и строительство Полигона.               


           Командировка, не смотря на некоторые «трудности», прошла успешно, все участники, намеченные задачи решили. «Калпаки» старались вовсю.
           А на работе накопилось огромное количество дел, решать которые нужно было безотлагательно и, как говорят, «ещё вчера». Ко мне пришёл, уже назначенный на должность, начальник Полигона, полковник Степанов Николай Тимофеевич. И сразу до десятка просьб. Штаты, набор специалистов в Шиханах, бронирование их квартир по старому месту жительства (решается только через ВПК - Военно-промышленная комиссия при СМ СССР), заказы на оборудование и целый перечень подобного. К его приезду в Нукусе уже началось строительство объектов войскового назначения. Были уже построены: здание Управления (штаба), казарма для комендантской роты, караульное помещение, часть столовой и небольшой гараж. Началось жилищное строительство, начали с офицерского общежития.
           Проектировщики, буквально рвали меня на части. Они нашли субподрядчика по спецстроительству, главной нашей составляющей. Им оказался Институт «Оргсинтез», в Волгограде. Нужно было срочно ехать туда и вести предварительные переговоры.
           Я пошёл к Смирницкому, мне уже становилось не по себе, от всех этих дел:
                - Вадим Васильевич, что делать, задачи одна срочней другой валятся,  как из рога изобилия.
                - Успокойте Степанова, всё, о чём он печётся, всё будет делаться в срочном порядке. Постарайтесь его убедить, что он сейчас нужнее там, а не здесь. Мы и без его понукания знаем, что надо делать. Туда уже начинается отправка офицеров из Шихан, там надо постоянно следить за строителями, там уже целая рота солдат. Его место там, а не здесь. Я заготовил письмо в ВПК о согласовании бронирования квартир шиханцев. Они будут решать этот вопрос в Совмине. А письмо в ВПК повезёте Вы, не позднее послезавтра. Покажите его Степанову. ВПК находится в здании Совмина на территории Кремля. Вход через Спасские ворота, там же и бюро пропусков, пропуск на вас будет заказан. После этого, едете в Волгоград, возьмите с собой Янушевского из 4-го отдела. Они должны выдать Макеенко схемы установки лабораторного оборудования с соблюдением всех требований СНИП для таких корпусов. Объясните им,  что в Москву им всё равно приезжать придётся. Прекращаю подробное описание всех мероприятий и работ, которые я выполнял вплоть до марта 1980 года. Ограничусь простым перечислением всех этих малоинтересных, для читателя, дел. Но это я сделаю позже. А сейчас июль месяц 1978 года и у меня вышел камень из почки и застрял посредине мочеточника. Когда Смирницкий узнал об этом, он встревожено спросил:
                - А эскулапы в госпиталь Вас не уложат? Если это случится, то это катастрофа, ставить на Ваше место нового человека, это просто невероятно. Вы начинали с чистого листа, и теперь владеете таким объёмом информации и связями и в Москве и в Нукусе, что заменить вас просто провалить всё дел  как минимум на полгода!
                - Вадим Васильевич не переживайте так, острый приступ я перетерпел с помощью лекарств, врачи говорят, что такого больше не повториться, камень вышел в расширенную часть и сам по себе пористый. Проходимость нормальная, иногда слегка тянет, но терпеть можно. В Волгоград я поеду, тем более, поездом, в мягком вагоне.
                - У Вас отпуск когда?
                - Начало сентября, моё любимое время.
                - Я Вам обязательно достану путёвку в Трусковец, там говорят чудодейственная вода «Нафтуся», любые камни выгоняет.
                - Спасибо, Вадим Васильевич, обязательно воспользуюсь, если он добровольно не выйдет.
           А в Волгоград мы с Толей Янушевским съездили. Пробыли там суток трое. Жили в гостинице на дебаркадере, на матушке Волге. Во время ночного отдыха в этой необычной гостинице, мы чувствовали лёгкую качку от прибойных волн. Нашли этот «Оргсинтез», два дня вели переговоры, периодически звоня, то Макеенко, то Смирницкому. Договорились, что в ближайшее время начальник проектной группы приедет в Москву, а я его сведу с Макеенко, и они сами будут обо всём договариваться, без «испорченного телефона». День перед отъездом посвятили знакомству с достопримечательностями города: Малахов курган, Дом Павлова, панорама Сталинградского сражения, могила капитана Ибаррури, погибшего в Сталинграде. Купили на базаре знаменитых волгоградских помидор в Москву.  На фото: Волгоград с Волги.
            На начальном моём этапе нукусского строительства, после поездки туда со Смирницким для отвода земли, я по какой-то надобности летал туда один в июне месяце. В гостинице, я познакомился с командиром строительного батальона, который прибыл с Украины на нашу стройку. Как-то, встретив меня накануне выходного дня, спросил, чем думаю заняться в выходной день. Я ответил, не представляю. Тогда он пригласил меня на рыбалку на Аму-Дарью. А что из этого получилось будет видно из следующего эпизода.               


                Глава 8. Нукусская рыбалка на Аму-Дарье.               

             
           Придя рано утром на место сбора рыболовецкой компании, я был немало удивлён количеством техники и людей. На дороге стояли ВАРМ, авторемонтная мастерская на автомобиле ГАЗ-63, бортовой ГАЗ-63 с полутора десятком солдат и нескольких офицеров. Впереди этой маленькой колонны стоял УАЗ-ик, видимо, командирский. Я подошёл к группе офицеров, поздоровался со всеми, а комбата спрашиваю:
                -  Мы куда едем, на рыбалку или на войсковую операцию? Он засмеялся и ответил:
                -   На небольшую войсковую операцию по ловле рыбы, а в общем наберись терпения и всё увидишь сам. Спросил, куда всё-таки едем, я уже к тому времени неплохо знал окрестности Нукуса. Он назвал место, где я ещё не был, один из лиманов Амударьи, на котором располагался птицеводческий совхоз. Комбат пошутил, что если не наловим рыбы, уху сварим из местной фауны, как говорят рыбаки: -«…Самая хорошая уха, из петуха!».  Так,  обмениваясь шутками, расселись по машинам и отправились к месту рыбалки.
           Прибыв на место, началась суматоха по разгрузке и оборудованию стоянки. Первое, что бросилось мне в глаза, это сеть, которую солдаты вытащили из ВАРМ. Сеть эта напоминала обычную волейбольную сетку только раз в пять или шесть длиннее. Я спросил солдат, занимавшихся разборкой сети, кого мы будем ловить, акул или тигров? Солдатики рассмеялись и посоветовали мне набраться терпения. Я стал с любопытством  наблюдать за всем, что делается на берегу и в воде. Пока  разбирали сеть и растягивали её вдоль берега, работа на берегу шла полным ходом. Солдаты, исполняющие роль поваров, уже успели разложить костёр, из привезённых с собою дров, установить здоровенный таган, и на него, под стать ему кастрюлю литров на 40. Я опять спрашиваю, не рано? А мне отвечают будничным голосом, в самый раз. А на воде,  в это время, происходили очень интересные вещи. До десятка солдат, одновременно взяв сеть, зашли в воду и начали двигаться в глубь лимана, на берегу остались только двое крайних, по обоим концам этой непонятной сетки. Солдаты шли очень осторожно, почти не производя всплесков в воде. Для этого они высоко поднимали ноги, как при ходьбе на месте, и тихо опускали обратно в воду, пока  не образовали правильную дугу радиусом не менее 50 метров, своими концами примыкающую к берегу. Когда построение дуги закончилось, солдаты так же бесшумно перешагнули через опущенную в воду сеть, и встали возле неё лицом к берегу. Пока выполнялся этот манёвр-ритуал, я обратил внимание, что ноги солдат вынутые из воды до половины вымазаны густым чёрным илом, вода доходила им до чуть выше колена. Из этого наблюдения я заключил, что глубина воды в лимане не более 0,4 метра и подумал, какая же рыба может водиться в этой «луже». Далее последовали не мене интересные действия оставшихся на берегу. Желающих принять участие в заключительном акте этой, не совсем обычной рыбалки, набралось не менее 20 человек. Безусловно, принял участие в этом интересном занятии  и Ваш покорный слуга. Мы всем скопом вошли в воду и уже не соблюдая осторожности с шумом и плеском двинулись к сетке. Двигались мы не очень быстро из-за глубокого и очень вязкого ила. Пройдя половину пути, я заметил, что солдаты, стоящие у сетки время от времени наклоняются и опять выпрямляются. Подойдя уже совсем близко, я увидел, что у солдат на одной руке, зацепленная за жаберные крышки, висит рыба и довольно крупная, некоторые хвосты опускались значительно ниже локтя. Когда все пять пальцев были заняты, рыболов выходил на берег, а на его место вставал, успевший подойти один из загонщиков.                На фото: Аму-Дарья.
            Лов закончился, и начались приготовления ко второму, не менее ответственному этапу этого мероприятия, приготовлению ухи. Тут, как из рога изобилия, посыпались всякого рода мнения и предложения по части приготовления этого, так всеми обожаемого блюда, пока эту интересную дискуссию не прекратил комбат, заявив, что он уже дал команду поварам, как и что делать. А я пытался выяснить всё-таки нюансы этой рыбалки. Оказалось так можно ловить рыбу только в мелководных лиманах крупных рек Средней Азии. А всё дело в том, что рыба из коренной реки выходит на мелководье, в прогретую солнцем воду, где скапливается много всякого корма в виде рыбной молоди, всевозможных личинок, червей, водных насекомых и проч. То есть, крупная рыба использует эти лагуны или лиманы, как, своего рода, рыбьи «пастбища». А, поскольку вода в таких местах быстро прогревается, то рыба, зашедшая в такой лиман, ведёт себя довольно вяло и расслабленно, «сибаритствуя» на обильной пищевой акватории.
       Ассортимент рыбы, наловленный таким способом, напомнил мне мои ашхабадские рыбалки; здесь были белый и чёрный амуры, сазан, судак, лещ, аральская шемая и даже небольшие сомики. Рыбы было столько, что уха получилась настолько густой и наваристой, что просто объеденье! Я признался, что действительно такой ухи ещё не ел.
       Угощение ухой шло по обычной, для такого мероприятия схеме, для господ офицеров неразбавленный спирт, для рядового состава лимонад. Наелись все ухи буквально, как в басне дедушки Крылова про Демьянову уху. В общем, день провели прекрасно и с хорошим настроением отправились домой.               


                Глава   9. Продолжение «тягомотины» из 7-го раздела.               


           Возвращаемся в июль 1978 года. До отпуска мне нужно было: не реже 2-х раз в неделю появляться у Мекеенко. Они завели специальную «амбарную» книгу, озаглавив её « Согласование вопросов проектирования по объекту «Нукус». А я должен был визировать все сомнительные вопросы по Нукусу, как представитель заказчика. Я спрашивал, зачем это им нужно, а они, смеясь, отвечали, для прокурора. Я на них не обижался, было много вопросов, на которые мог ответить только я, или под свою ответственность, или предварительно согласовав его со специалистами моей группы.
           Неожиданно всплыл вопрос по аэродрому. Поскольку полигон, в основном, создавался под авиационные системы, то в первую очередь шло обсуждение проблему доставки наших авиационных изделий до полигона на Арале. На уровне большого начальства вопрос решался просто. Зачем строить в районе Нукуса новый аэродром, когда он уже есть, правда гражданский. «Умные» головы решили, что в сторонке от нукусского аэродрома можно поставить свои ангары, сделать свои рулёжки к основной взлётно-посадочной полосе (ВПП), и всё будет очень здорово, и сэкономим кучу денег. А когда колпаки узнали, с чем мы собираемся взлетать с их аэродрома, они очень вежливо начали задавать вопросы. А где вы будете хранить все эти ваши «штуки», а где будете подвешивать к самолёту, а если эта «штука» (ёмкостью до 2-х тонн) отвалится случайно, а здесь кругом люди и т.п. На более низком уровне эта идея считалась изначально чистым бредом. Я когда впервые услышал об этой задумке, то сразу пошёл к Смирницкому:
                - Вадим Васильевич, вы слышали решение по аэродрому, что вы об этом думаете?
                - То же, что и все нормальные люди, что эта идея абсолютно бредовая. Кстати до меня дошли слухи, что она родилась в Шиханах, а озвучил её впервые у Пикалова, Евстафьев. Меня лично это мало волнует, калпаки всё равно узнают, чем мы там собираемся заниматься, и, конечно, у них хватит ума зарубить эту идею.
                - Но ведь Абрамов ( начальник Главкомплекта при МО СССР), не без некоторой иронии, спросил меня:
                - Какого чёрта, вы строите калпакам ВПП 1-го класса, для приёма всех типов гражданских самолётов. Вы, что собираетесь оттуда летать в Лондон и Париж? Ситуация уже известная, аэропорт «Москва – Васюки»!
                - Мы пока ничего там строить не собираемся, откуда Вы это взяли?
                - Да, здорово калпаки Вас всех надули, они сами всю документацию заказали в Ташкенте, а наша «контора» уже отгружает в адрес Нукуса, самые первоклассные аэродромные плиты! Таких плит даже в Шереметьеве нет! Молодцы азиаты, теперь у них будет международный аэропорт!
                - Ну, и, что делать будем, ведь аэродром, один из важнейших элементов всего комплекса!
                - Ничего делать не будем, не вздумайте заговорить на эту тему с Малькевичем, это его головная боль, он её породил, пусть сам и расхлёбывает. Молчите, пока он сам не заговорит на эту тему. Кстати, я, как обещал, достал Вам путёвку в Трусковец. До вашего отпуска, неделя, и сматывайтесь быстрей, пока Вас Малькевич не зацепил. Аэродром придётся искать ему, а без Вас он не поедет первый раз. Путёвку можете забрать уже сейчас в нашей поликлинике. И желаю Вам избавиться от своего камня побыстрей.
                - Большое спасибо, Вадим Васильевич. А с аэродромом я всё понял.               


                Главва   10. Отпуск на водах в Трусковце.               


           Итак, я в знаменитой Всесоюзной здравнице, славящейся своими водами для больных мочекаменной болезнью. Прибыв в санаторий, и обратившись в приёмное отделение, я получил исчерпывающую информацию в самой приветливой форме, что основные многоэтажные, центральные корпуса все заняты, и мы Вас можем разместить только в корпусах коттеджного типа. Я спрашиваю:
                - Это что, подобие летних дач?
                - Вы почти угадали, когда это была территория Польши, многие состоятельные господа содержали при этом курорте свои дама, типа коттеджей. А при Советской власти всё это было передано на баланс санатория. Но Вы не волнуйтесь, это всё очень приличные домики на склонах холмов Карпатских гор. Там очень живописная природа. Домики в основном 2-х этажные, а некоторые даже с мансардами. Вы будите жить почти в Карпатах.
                - А где лечебницы, столовая, врачи, и всё остальное, ведь ночлег в санатории не самое главное.
                - В  вашем диагнозе написано, что у Вас камень в мочеточнике, человек Вы молодой, всё равно сидеть в номере не будете. Так что, пройти километр до центральной зоны и столько же обратно, это даже полезно при Вашем заболевании.
                - Ладно уж, чего с Вами сделаешь, другого-то всё равно нет!
                - Ну, и прекрасно, я Вам даю замечательный номер, в прекрасном, уютном домике, обстановка почти домашняя.
           И, действительно, основная часть санатория находилась в низине, а все эти «уютные» домики располагались на склонах холмов, как, впрочем, и весь остальной город. Из приёмного, направился разыскивать свой «уютный уголок». На всех коттеджах санатория были обозначены яркими номерами корпусов. Нашёл, сравнительно, быстро. Вошёл во внутрь, попал в очень симпатичный, и,  действительно , уютный холл. С коврами, цветами в горшках и маленькими деревцами в кадках. Меня встретила дежурная сестра, посмотрела моё направление, и почти с восторгом сообщила, что мой номер находится на третьем этаже, сиреч, в мансарде. Что там номер на двоих, и мой сосед, молодой лейтенант, и почти не ночует в номере. Оттуда открывается прекрасный вид на Карпаты, они совсем рядом. Весь, обвешенный приветливой и доброжелательной «лапшой», стал подниматься к себе в номер. Со второго этажа в этот номер вела винтовая лестница. Номер, действительно оказался вполне приличный, не смотря на своё положение голубятни.
           Трусковец,  городишко маленький, тихий, наподобие большого села, но очень живописный  опрятный. Меня поразила архитектура жилых домов частного сектора. Видимо большое влияние оказала культура Запада. Ни одной «развалюхи» или небрежно «сляпанной» хаты. Весь город можно считать этнографическим музеем на открытом воздухе. Деревянные постройки все украшены деревянной резьбой, а кирпичные, оштукатурены, углы домов и межоконные проёмы, все в цветной росписи. На Руси тоже есть красивые дома в подобных городах, но они явления единичные. Как большинство подобных городов, у него тоже нет «пригорода». Кончается улица, кончается город, и сразу начинается дикая природа.
           Добросовестно проходя курс лечения нафтусей, я, как всегда, в подобных обстоятельствах, занимался изучением окрестностей города и его быта.
           Мой «особняк» располагался на плато небольшого холма, с которого я мог спускаться, в одну сторону, к основной зоне санатория, а в другую сторону, в низину с живописным водохранилищем питьевой воды и сенокосными полями вокруг него. Через эту лощину шла дорога в сторону Карпат, которая в самой своей нижней точке плавно переходила в 150-ти метровый «тягун» с подъёмом на высоту до 150-200 метров. Здесь, пройдя мимо очень живописного пивного бара, и пройдя метров 100 лесом, в лево уходила огромная луговина, а в право, предгорный лес Карпат. Меня поразили карпатские ели, очень высокие и с очень светлыми стволами, почти белыми. Там же недалеко от пивного бара, в лесу, я, впервые увидел чёрно-бурую белку. Наткнулся я на неё совершенно случайно, а когда увидел, то замер, а она минут 10-15, в 2-х метрах от меня, занималась своими делами. Санаторий устраивал различные экскурсии, в двух из них я побывал. Первая была в горы, в настоящие Карпаты. Ехали мы туда на автобусе, по довольно крутым и извилистым дорогам и, как нам сказали, забрались на высоту около полутора километров. С левой стороны дороги постоянно шёл крутой обрыв, и когда мы забрались на место стоянки автобуса, то деревни,  расположенные внизу, смотрелись как с борта самолёта. Затем началась пешеходная часть экскурсии, по бездорожью, партизанскими тропами. В лесу преобладали бук и граб. Особенно впечатляли буковые великаны с ровными, гладкими и светлыми стволами. А кругом огромные валуны. Показали нам и партизанские пещеры, тоже зрелище впечатляющее. Когда мы только начали подъём в горы, я обратил внимание на сёла мимо которых мы проезжали. Во-первых, они были построены с хорошо продуманной планировкой, а во-вторых, все дома были одного «фасона», 2-х этажные,  все из красного кирпича, и  под шиферной кровлей. И всё это утопало в садах. Я спросил у экскурсовода:
                - Почему все дома одинаковые, и не одного из дерева, хотя древесины здесь вдоволь и рядом.
                - В Прикарпатье, да и в Закарпатье, так принято, дома строят большие, на 200 кв. метров, из-за больших семей, а кирпичные, наверное, на западный манер. Здесь в каждом колхозе свой кирпичный завод. Живут не бедно, колхозы богатые. Я сразу вспомнил про своё Мухино, Базулино, Антипино, серые бревенчатые избы, крытые полугнилой соломой. Правда, ни в Левобережной Украине, ни в Белоруссии, я такой деревенской роскоши не видел. На обратной дороге, когда мы остановились, вроде бы на привал, нам показали историческое место, многовековой дуб, по которым, по легенде, якобы, останавливался на отдых и трапезу Император Австро-Венгрии Франц Иосиф.
           На нижней фотографии: Городской парк.
           Побывал я и ещё в одной экскурсии. Возили нас во Львов. Но это мероприятие оказалось весьма утомительным, одной дороги 6 часов в оба конца. Времени на осмотры оставалось очень мало. А я ещё откололся от группы, решив посмотреть побольше и побыстрей, но заблудился, попал на какую-то «мёртвую «улицу, которой, я думал, не будет конца. Народ крайне не приветливый. Впечатления самые не определённые. Единственная мысль, которая меня волновала, это чтобы не отстать от группы. Вот всё, что я успел запечатлеть во Львове.
           Предлагалась ещё одна экскурсия. В соляные шахты старой выработки, оборудованные специально для экскурсионных посещений, и для длительного пребывания с целью лечения каких-то лёгочных болезней. Но я решил, что с меня достаточно, тем более срок мой заканчивался, слава Богу. Я в санатории больше 2-х недель не выношу. Отправляемся в Москву, на нукусскую «катаргу».               


                Глава  11. Опять труба зовёт. Работа на износ.               


           В Москву я приехал с камнем. Видел он эту нафтусю в «белых тапках». Смирницкий не особенно удивился и сказал, что результат всё равно последует. Одновременно с этим предупредил, что помимо всего прочего, что касается Нукуса, на всю зиму 1978-79 годов предстоит многотрудная задача. Принято решение создать «Положение о взаимодействии Министерства Обороны со всеми привлечёнными к этой проблеме промышленными министерствами». Я сразу понял, во что это может вылиться по объёму и по времени, и предложил:
                - Вадим Васильевич, я не буду задавать Вам вопрос, представляете Вы или нет, что это за документ и сколько потребуется время на его составление и, а уж про согласование я вообще не говорю.
                - Я пытался всеми силами отвести этот документ от нас, но ничего кроме ругани не услышал. Документ этот потребовался Военно-промышленной комиссии, но, поскольку, они сами ничего не делают, поручили это Пикалову, а он автоматом нам. Что предлагаете?
                - Я со своей стороны могу составить план-проспект из 6 разделов и раздать каждому отделу по разделу для написания. В преамбуле обозначить задачи этого документа, это я беру на себя. Установить срок не более месяца. Затем этот документ скомпоновать в Положение, размножить по количеству заинтересованных организаций и разослать для первичного согласования и посмотреть, что из этого получится. Министерствам тоже установить срок не более 3-х недель.
                - Согласен, запускайте документ в работу. Учтите, срок нам ВПК установила конец февраль будущего года.
           Есть старый, всем известный анекдот о вивисекции. Обычно задают вопрос, что получится, если скрестить ужа и ежё. Ответ простой, получится колючая проволока. Вот, примерно такой работой мне и предстояло заняться.
           Камень у меня, слава Богу, вышел, и случилось это на работе и совсем неожиданно. Произошло это конечно в туалете во время определённого процесса. Он вылетел, как из пистолета, и ударился об унитаз. Прошу извинить за подробности, но для меня это было событие. Три месяца он терзал меня, и вдруг освобождение. Я, естественно забрал его,  промыл под краном, и в первую очередь пошёл к Смирницкому докладывать о том, что его радение обо мне, в смысле санатория, увенчались успехом. Камень был, прямо скажем, не маленькой, 9 х 12 мм, неправильной формы и пористый. Это-то и спасло меня от серьёзных осложнений. Смирницкий искренне поздравил меня с избавлением от него и пожелал успехов на поприще создания Положения. В конце концов, мы его всё-таки «родили», и уже в готовом виде поехали визировать в министерствах. Занимались мы этим уже зимой. В помощь мне доли Янушевского, в качестве сопровождающего, Положение-то было секретное, а мы с ним разгуливали по городу. Подробности опускаю, объявляю только результат. «Положение» оказалось никому ненужным, Толя Янушевской «схватил» воспаление легких, предпочитая ждать меня на улице, а не подниматься в здания министерств, я в конце февраля угодил в кардиологию госпиталя им. Бурденко. Такова оказалась эффективность, моей и моих помощников, большой и очень нужной, с точки зрения больших начальников, многотрудной и бесполезной, в результате, работы.
           Кстати сказать, если государственную машину управления (состоящую из «приказных дьяков»), сравнить к какой-либо механической системой, и оценить её КПД по аналогии, с последней, то КПД этой госмашины управления приблизится к нулю (0) в отношении общественных интересов, и к 100% в отношении её собственных. Т.е. наша госсистема, а,  вернее, её госаппарат, работает сам на себя, а то, что случайно перепадает на долю простого трудящегося, это вроде, как побочный продукт её деятельности.
           Как-то в начале апреля, вызывает Смирницкий:
                - Вячеслав Николаевич, Вас приглашает Малькевич, подозреваю, что он наконец созрел для посещения Нукуса и ему нужен осведомлённый человек. Действительно лучше Вас никто во всём этом деле не разбирается. Предполагаю, что поездку может состояться после майских праздников. Он наверное хочет с Вами побеседовать предварительно, и войти в курс дела основательней. Потом я слышал, что возник опять вопрос об аэродроме. Калпаки, теперь уже получив почти законченную новую ВПП, вежливо намекнули, что с нашей «бякой» мы летать с «их» аэродрома не сможем в силу техники безопасности. Впрочем, они поступили, как деловые люди, получили хороший «калым» за то, что отдали. Я их не виню. Так что, идите и просвещайте высокое начальство. Есть вероятность, что и Пикалов может пригласить и тоже чем-то поинтересоваться. Вы готовы к этому?
                - Если меня ночью разбудят, и будут задавать вопросы по Нукусу, я отвечу на любой вопрос.
                - Ну, и прекрасно, я в этом не сомневаюсь, желаю удачи.
           Я направился к Малькевичу, захожу, докладываю:
                - Проходите, Вячеслав Николаевич, садитесь,  разговор серьёзный и не короткий.
           Разговор пошёл об аэродроме в первую очередь. О том, что местное руководство, сначала согласившись,  потом отказало. И что теперь, поставлена задача, найти другой аэродром, поблизости от Нукуса. И что, вроде, такой аэродром есть в районе Ташиаташа, в 30 км. от Нукуса. Это бездействующий аэродром подскока местного ПВО. Там необходимы не большие доработки, и он вполне может справиться с задачами полигона. Что в мае месяце планируется поездка в Нукус для общего контроля хода строительства и формирования, а так же для исследования на месте пригодности тахиаташского аэродрома для наших целей. Что из Нукуса планируется выезд в Джаслык, и, если время позволит, то и на плато Устюрт для ознакомления с местными условиями. Что надо тщательно продумать состав выездной группы. Что в состав нашей группы он добился включения специалиста по проектированию и эксплуатации аэродромов. И я услышал ещё много всякой всячены. Уйдя от Малькевича, пошёл к Смирницкому, чтобы проинформировать его о намерениях начальства. Он внимательно выслушал меня и сказал:
                - Вячеслав Николаевич, я совершенно потерял интерес к этой проблеме. Поскольку изначально не был уверен в её реальности. Вы думаете, почему промышленность так упирается, да потому, что она прекрасно понимает, что с такой разбросанностью  (на сотни километров) полигонных объектов ей там работать невозможно. Все это понимают, а сказать открыто никто не хочет, боятся. Поэтому, когда Пикалов назначил ответственным за строительство Полигона Малькевича, я вздохнул с облегчением. Ну, а Вам, придётся теперь работать,  фактически, под его руководством. Поскольку Вы единственный в Управлении осведомлённый по всем вопросам этого строительства, то Малькевич теперь без Вас ни шагу. Вы полностью освобождены от обязанностей перед отделом и спокойно занимайтесь во всём объёме вопросами Полигона. А сейчас займитесь подготовкой майской экспедиции. Желаю успехов. Но если будут трудности,  заходите без стеснения.
           Нукусская экспедиции во главе с Малькевичем состоялась, по-моему, в третей декаде мая, до наступления изнуряющей жары. В её состав вошли проектировщики, московские строители, из группы Леонарда Калинина, специалист по аэродромам, Евстафьев от Шихан, представитель от 3-го отдела нашего Центра и я грешный. Форма одежду, как всегда гражданская, обращение к Малькевичу только по имени и отчеству. Чистой воды «собачий цирк», поскольку нас уже все в Нукусе знают, кто есть кто. Малькевича разместили на даче Рашидова, а остальную «братию» в городской гостинице, гостиница Степанова ещё не была готова для приёма постояльцев из-за отсутствия мебели. По случаю приезда генерала, хоть и в гражданке, местные власти опять устроили свои традиционные вечерние «посиделки», по месту его пребывания, на даче Рашидова, в знакомом нам по прежним дружеским ужинам. На этот раз была сменена обстановка. В мраморном холле был поставлен круглый стол, накрытый тонкой ковровой скатертью и сервированный на 20 персон. Диаметр стола был не менее 3,5 метров. Наших с Малькевичем вместе было человек восемь, а остальные места занимали представители местной элиты. От Обкома был Киселёв, Паселов, Юриц А.А. от Совмина и с ним заведующий отделом делопроизводства с особой ролью, Кужеков А.Н., «мер» Нукуса, пьющий коньяк из пиалушек, Председатель Верховного Совета ККССР, и ещё какие-то,  незнакомые мне, люди. Всё началось по знакомому мне сценарию. Первый тост за Шарафа Шарафовича Рашидова, второй за Калибека Камалова, потом за Пикалова, потом за Малькевича, потом, кто во что горазд. Вокруг стола с двумя бутылками, в одной водка, в другой коньяк, бегал завделопроизводством Совмина, и предлагал налить рюмки, кому водкой, а кому коньяком. Эта «карусель» работала беспрерывно, он еле успевал менять бутылки.
           Наконец, когда вся компания «дошла до кондиции», по сигналу Киселёва, две поварихи водрузили на центр стола огромное расписное узбекское блюдо с полуметровой горой рассыпчатого отварного риса, на склонах этого рисового «Эльбруса» были уложены куски отварной баранины, а на самой вершине его помещалась баранья голова, целиком! Нам тут же дали пояснение, что это плов по каракалпакски. Т.е. рис отваривается, как для плова, а молодая баранина, отваривается отдельно, до полной готовности. Затем, рис насыпается горкой на блюдо, поливается отваром из-под баранины, а расчленённая баранина раскладывается на рисовую горку, увенчанную бараньей головой.
           После этих кулинарных объяснений, поварихи сняли с рисовой горки баранью голову на отдельное небольшое блюдо и подали Малькевичу!
           Варёная баранья голова смотрела на генерала в штатском, так же, как и он на неё, с недоумением и немым вопросом. За столом сразу стало оживлённо. Эта сцена длилась не более 2-3 секунд. На выручку Малькевичу поспешил заместитель Секретаря Обкома Киселёв, сидевший рядом с ним:
                - Дорогие друзья, уважаемые гости! Не удивляйтесь, таков местный обычай. Голову барана преподносят самому уважаемому члену застолья, каковым и является уважаемый Юрий Станиславович. Смущённый  Малькевич:
                - А что я должен с ней сделать, мне её одному не одолеть!
                - А этого и не требуется. Вы должны отрезать от неё, понравившуюся Вам часть, а остальное передать ближайшему соседу по столу, вместе с блюдом. Обычно, привычные к этому обычаю люди, отрезают одно или оба уха.
           Малькевич, с помощью одной из поварих, справился с этой задачей, и передвинул блюдо с головой Киселёву. Рядом с Киселёвым сидел Юра Поселов, а следующим,  я. Когда голова оказалась около меня, я, не долго думая, вывалил из неё щёку, и не прогадал, мясо оказалось сочное и очень вкусное. Парень из Совмина продолжал бегать вокруг стола с предложениями наполнить рюмки. Я обратил внимание, что некоторые члены нашей делегации, уже знакомые с местным гостеприимством, положили на свои рюмки кусочки лаваша. После каракалпакского плова Юрий Станиславович поднялся с последним благодарственным тостом, и наша рабочая группа была отпущена на отдых, в связи с большим объёмом работы на следующий день.
           На следующее утро сбор был назначен в штабе Степанова, Малькевич объявил примерный план на время нашей командировки. Он со Степановым, Евстафьевым и строителем нашего управления, отправлялись на УАЗе в Джаслык, с надеждой доехать до Устюрта в район собственно полигона, а скорее всего, посмотреть на Арал. Я оставался с проектировщиками в Нукусе, для связи с местными органами энергетики, водопровода, канализации, связистами и газовиками, на предмет подключения будущих лабораторных корпусов и получения технических данных на это подключение. Коммуникации для всего этого хозяйства нужно было уже закладывать. Малькевич уезжал на двое суток, а нам работы надавал на неделю. Как раз в то время, когда он со своей группой совершал вояж в окрестностях полигона, на следующий день, утром, и произошло то землетрясение, о котором я написал выше.
           По приезде Малькевича из дальней поездки, на следующий день поехали в Тахиаташ смотреть аэродром ПВО. И что же мы там увидели? А увидели мы там полное запустение и разруху. В открытой степи полупустыни лежала ВПП, сляпанная из ракушечника или из бетона, наполнителем в котором была галька наполовину с ракушками. По самой полосе, уже успевшей прорости травой, и вокруг неё, мирно паслись верблюды, овцы и несколько коров. Я обратил внимание специалиста по аэродромам, прибывшего вместе с нами из Москвы, на неровность полосы по всей её длине. Она представляла собой огромную стиральную доску. Помимо этого во всей округе не было признаков аэродромных приводов, ни в смысле подсветки, ни в смысле диспетчерской станции с вышкой. Завязывается разговор между Малькевичем и специалистом по аэродромам:
                - Виктор Васильевич, что Вы скажете обо всём этом, можно здесь что-то сделать, чтобы принимать и отправлять наши военные самолёты?
                - Юрий Станиславович, то, что я здесь наблюдаю, это полное убожество! На эту полосу не садились лет 15, не меньше. Здесь, практически нечего реконструировать, здесь нужно новое строительство, с нуля. Сравните всё это с той ВПП, которую Вы сейчас достраиваете в Нукусе, на аэродроме ГВФ. Сейчас, непосредственно здесь, я Вам не могу ничего ответить, даже приблизительно. По приезде в Москву, я подробно доложу своему начальству положение вещей, и после подробной экспертизы нашими специалистами, Ваше Управление получит официальное заключение. Моё личное мнение, Вам лучше построить ВПП в районе Джаслыка. Тем более, у Вас там предполагается, какая-то промежуточная база.
           Чтобы закончить эту аэродромную «сагу», скажу совсем коротко. К началу 1980 года в перечне объектов Полигона значилось 3 аэродрома: тахиаташский (?), нукусский (гражданский) и запланированная на Джаслыке ВПП с упрощённым приводом. Всё это прошло мимо меня, чему я был очень рад. Это было личное «хобби» Малькевича. Об этой несуразице, каким-то образом узнал Начальник ГШ и устроил Пикалову «выволочку», по причине того, что у химиков скоро аэродромов будет больше чем у авиации! Мне позвонил Смирницкий и взволнованно сообщил, что меня срочно вызывает Малькевич. Прихожу. Малькевич стоит посреди кабинета с озадаченным видом и вертит в руках какую-то бумагу:
                - Мы получили от Начальника ГШ нагоняй, за необоснованность такого наличия аэродромов в нашем перечне. Как выпутываться из этой истории, какие есть соображения на этот счёт?
                - Надо составить в ГШ докладную записку о невозможности использования аэродромов в Тахиаташе и Нукусе, естественно с соответствующими обоснованиями. Решение о ВПП в Джаслыке принято?
                - Принято, после получения экспертного заключения от аэродромщиков по Ташиаташу.
                - Тогда всё просто, я пишу «отлуп» на тахиаташский «аэродром», а мои помощники из 3-го и 4-го отделов, на нукусский. Я их объединяю в один документ и докладываю Вам через 3 дня. Получив такой документ, в ГШ успокоятся.
                - Согласен, готовьте итоговый документ в машинописной форме, чтобы я мог доложить Начальнику войск. Но это было опять небольшое забегание вперёд.
           А сейчас после поездки в Нукус, нужно было лететь в Ахтубинск во Владимировку, где располагалась научно-испытательная база КБ Микояна. Кому-то «взбрендило» оборудовать новый Полигон артиллерийскими и авиационными директрисами, с полным мониторингом испытываемых образцов на участках пролёта образцов над территорией полигона. Нужно было ехать к чужим дядям и всё у них выспрашивать, высматривать и записывать. Оказывается, такими директрисами были оборудованы все серьёзные полигоны страны: Владимировка, Капустин Яр (Капъяр), Эмба, Ленинградский артиллерийский полигон.
           Во Владимировку (Ахтубинск), была одна дорога, на воздушном транспорте. С аэродрома «Чкаловский», в то время о нём знали только военные, летали до Владимировки служебные Ту-104 три раза в неделю. Билетов покупать не надо, а вместо этого подавалась заявка на количество мест и цель командировки.
           В эту командировку мы отправились с Толей Янушевским, наверное, потому, что он носил авиационную форму. После прилёта на место, нас поместили в местную, городскую гостиницу и заказали на нас на следующий день пропуска. На следующий день, прибыв в отдел, который значился в командировке, представились коллективу и объявили о цели прибытия. Начальник отдела, выслушав нас внимательно, сказал:
                - Друзья мои, Вы хорошие ребята, но прислали Вас сюда не по делу, ваши плохие дяденьки. То, что вы хотите узнать, этими вопросами занимается очень серьёзная проектная организация. Вы даже не представляете, какого объёма эта работа. Но чтобы Вас ваши начальники не ругали, за то, что Вы зря проездили и ничего не привезли, мы вам кое-что дадим, в виде блок-схем и перечней основных узлов и оборудования. Если Вы хорошо будете работать до обеда, то дня за 3-4 справитесь с этой работой. После обеда у нас с вами заниматься некому будет, так что, найдёте время и окрестности наши обозреть. А сейчас идите в нашу секретку и оформляйте себе рабочие тетради, а мы их потом переправим в ваш адрес.
           Так, в ослабленном режиме, мы с Толей проработали 4 дня. После обеда занимались каждый по личному плану. Я лично, познакомился с городком, а в основном ходил на Ахтубу, рукав Волги. Очень живописное место, и не только сама река, но и её берега, на которых сохранились старые дореволюционные лабазы, пристани, и постройки совершенно непонятного назначения. Все это выглядело, как декорации к фильму из купеческой торгово-промышленной жизни. По окончании работы, и поблагодарив хозяев за приют и оказанную помощь, тем же манером, как и прилетели, утром, часов 10.00 отбыли восвояси.
           Фотографии: Стр. 448 – Правая – улица Ахтубинска.
                Левая – дорога на Ахтубинск.
                Стр. 449 -  Верхняя – Фасад  КБ  Микояна во Владимировке.
                Нижняя – Проспект  Авиаторов, Ахтубинск.
          Сколько же можно работать, пора и в отпуск. С путёвками в санатории у нас было не здорово, а уж с семейными, и говорить не приходится. Уж больно много было родных, друзей и знакомых у сотрудников ЦВМУ (Центрального военно-медицинского управления) и 3-й поликлиники, и все они тоже хотели отдыхать в санаториях, и тоже семьями. Например, какая-нибудь тёща хотела отдыхать обязательно с тестем, а то ещё и внучат, непрочь прихватить. А начальства, прикреплённого к поликлинике, целая прорва, и все хотят в санатории. А ведь в военных поликлиниках путёвки давали не по состоянию здоровья, а по рангу просителя. Так что до нас грешных, простых смертных, не обременённых «длинными и лохматыми» руками, путёвки доставались по остаточному принципу. А отпуск мне дали только во второй половине сентября, вероятнее всего, именно по этой причине, мне и удалось достать путёвку в санаторий на двоих, сиреч, семейную. И то, по представлениям постоянных пользователей санаторных путёвок, путёвка наша было не из престижных, а плебейская, в Приозерск, Ленинградской области. Когда я спросил у своих сослуживцев и знакомых, никто понятия не имел, где это, и вообще в какой части нашей необъятной Родины.               

      Глава 12. Отпуск. Санаторий в Приозерске. Карельский перешеек.
                Бывшая «Южная Финляндия».               


           Но поскольку, мой родной отдел занимался оперативно-тактическими вопросами, мои коллеги по отделу, взяли карту Ленинградской области, и очень быстро отыскали эту, бывшую часть Финляндии, её южную часть, которая стала нашей территорией, после пресловутой советско-финской войны, и когда финны очень сильно расстроили вождя народов, умением драться за свои интересы. И хоть как-то компенсировать этот позор, отец народов, ссылаясь на чрезвычайно близкое расположение финской границы к Ленинграду, оттяпал у финнов этот прекрасный кусок территории. Моя тёща, например, до революции, на дачу выезжала всей семьёй только в Финляндию, поскольку жили они в Питере.                Московский вокзал.
           Ещё в поликлинике мне объяснили, что дорога до санатория не простая, а с пересадкой в Ленинграде. И, что по прибытию на Московский вокзал, надо переехать на Финляндский, там сесть на пригородную электричку до Приозерска, но  не сказали, сколько времени, ехать. Когда я спросил, то мне сказали, что не проедите, это конечная станция. 
           Счастливые и весёлые, мы едем в Питер. Хоть и вторая половина сентября, но всё-таки не ноябрь месяц, и то, хорошо. В Питере у нас было всего 3 часа времени, чтобы побродить по городу в районе Финляндского вокзала. Когда покупали билету на электричку, выяснилось, что до Приозерска она едет 3.5 часа, останавливаясь у «каждого столба, и до финской границы остаётся всего 25 км. Когда мы это всё узнали, Аденька так прокомментировала эту информацию:
                - Ни фига, себе! Это чуть-чуть ближе, чем от Москвы до Ленинграда! Это точно, что мы попадём в какую-нибудь местную тайгу.
                - Слушай, а чего ты, собственно, расстраиваешься, сейчас самый грибной сезон. И я слышал, что там, как в Венеции, кругов вода. Значит и рыбалка неплохая! На фото: Финляндский вокзал.
                - Господи! Кто про что, а «вшивый про баню». Ты, вообще, можешь просто по-человечески отдыхать! Неужели надо обязательно кого-то ловить или собирать!
                - А как же, это же самый хороший, активный отдых. А тебе бы только по процедурам бегать. Ты вспомни Мухино, Фролищи, как ты восхищалась и природой и процессом собирания грибов. А потом,  надо сначала доехать до этого удовольствия. А пока, пойдем, побродим по родине твоих предков. Была бы жива Глафира Прокофьевна, она, наверное, позавидовала бы нам.
           Погуляв по окрестностям вокзала, дальше побоялись забираться, и, бросив в свои животы по нескольку питерских пирожков с мясом, типа московских, направились на свою электричку. На электричках на такие расстояния никто из нас не ездил. Электричка была самая «кондовая», с деревянными реечными сиденьями, довоенного образца. Но мы были ещё молоды и могли и это вынести. За окном, леса перемежались с болотами и бесконечными озёрами, протоками и речками. Мы ехали в рыбацкий рай, так мне казалось.
          На станции в Приозерске нас, по-моему, встречал санаторский автобус. Доехали очень быстро, там вообще всё рядом. Санаторий расположен в очень живописном месте, фактически, в парке. Кругом каналы, канальчики, озерца, и мостики через все эти водные преграды. Когда мы получше познакомились с территорией санатория, то создалось впечатление, что он расположен на островах, соединённых, различного размера и фасонов, мостами и мостиками. Разместили нас в центральном корпусе, во вполне приличном номере. Откровенно говоря, я очень плохо помню наши занятия в санатории, в смысле нашего лечения, но, зато, прекрасно сохранились в памяти все наши походы по городу и его окрестностям. Как сейчас говорят, он относился к «моногородам», т.е. был создан на базе бумажно-целлюлозного комбината, стоявшего недалеко от Ладоги. Городок не большой, больше похожий на посёлок сельского типа. Но очень уютный и компактный. По всему городку разбросаны сосновые куртины, видимо, оставленные при строительстве города. С восточной стороны, в районе ЦБК, город ограничен Ладожским озером, с западной, цепью больших и малых озёр на реке Вуоксе, тянущихся, большой,  прогнутой на юг дугой, вглубь Финляндии, а с севера и юга, сплошные озёра, речки и леса. На всех 3-х фото, корпуса санатория с разных точек. Пока Аида выясняла возможности санатория по лечебным процедурам, я исследовал местную флору и её возможности удовлетворить моё увлечение, в отношении рыбалки и собирания грибов. Про возможности порыбачить,  я узнал в санатории. У них можно было взять всё напрокат, даже лодку. Но, я решил попробовать сначала порыбачить с берега, подходящих мест там было достаточно. Но заведующий этим рыбацким прокатом предупредил меня, что на поплавочную удочку, в это время, вряд ли можно добиться успеха. И он оказался прав, конец сентября, самое спиннинговое время. А спиннингов у них в прокате не было, кто приезжал не первый раз, привозили свои. Тогда мы занялись ближним туризмом. Осмотрели город и его достопримечательности. Место это было довольно, исторически древнее. Даже царь Петр I приложил к этому месту свою десницу.
           Самым замечательным и уникальным явлением природы в этом месте является река Вуокса.
           Вуо?кса (карел. Vuok?a, V?ksa, финск. Vuoksi, швед. Vuoksen) — река, а скорее водная система, включающая также систему озёр в Финляндии и России, самая крупная река Карельского перешейка. В новгородских летописях и переписных книгах нижнее её течение упоминается как Узерве (от карел. Uuzij?rvi, "новое озеро").
           Вытекает из озера Сайма, расположенного на высоте 74 м над уровнем моря, и впадает в Ладожское озеро двумя рукавами: северным у Приозерска и южным — через озеро Суходольское (длина 32 км, ширина 3—4 км) и протоку Бурную. Фактически представляет собой обширную систему проточных озёр, соединяемых многочисленными рукавами и протоками. В силу этого говорить об истоках, протяжённости, русле и т. п. можно только достаточно условно.
           Протяжённость реки 156 км (из них по России — 143 км), площадь бассейна — 52,4 тыс. км2. Средний расход воды — свыше 600 м3/с.  Русло Вуоксы несколько раз менялось. До 1818 года озеро Суходольское (финск. Suvantoj?rvi) сбрасывало излишек своих вод в Вуоксу, но в мае 1818 года воды озера размыли озовую гряду, отделявшую его от Ладожского озера, уровень озера понизился на 7 м, и Вуокса изменила своё течение. Северный рукав Вуоксы, по которому до 1857 шёл весь поток воды, в ряде мест частично или полностью пересох. Этот рукав состоит из двух больших озёр — Балахановского и Нижней Вуоксы, соединённых длинной узкой протокой.
           В верховьях пересекает одну из конечных ледниковых морен — гряду Салпаусселькя (финск. Salpausselk?), образуя в Финляндии один из самых высоких водопадов в Европе — водопад Иматра.
            Название Вуокса также носит отдельное озеро, раскинувшееся перед впадением большой Вуоксы в Ладогу. Оно имеет множество островов, самый большой из которых - остров Олений. На берегу озера расположены Приозерск, Синёво, Горы, посёлок и туристическая база Яркое (финск. Suotniemi — болотный мыс).
           Бассейн Вуоксы обитаем с доисторических времён. Древнейшее население появилось здесь уже в IV—III тысячелетиях до нашей эры. Об этом свидетельствует обнаруженная в районе Каменногорска (финск. Antrea) стоянка первобытного человека. Вуокса упоминается в эпосе Калевала.
           Следующим, не менее замечательным объектом на берегу Вуоксы, является крепость Карела.
           В новгородских летописях упоминаются недобрым словом «свейские немцы» (шведы), поставившие укрепленный город в Кореле. Шведы же сообщали, что Кексгольм был взят христианами и уцелел от огня, а язычников много побито (шведами) и уведено в Выборг. То есть укрепленный городок был тут до шведов. Впервые упоминается в летописи за 1143 года.
         Следующие сообщения относятся к 1295 году. Через короткое время город Карела был взят новгородцами.
         В 13-14 вв. Карела был пограничным укреплением новгородцев и неоднократно штурмовался шведами. В 1610 году была ими завоёвана (полководец Я. Делагарди), на 100 лет попала под власть ландскроны и была переименован в Кексгольм. В сентябре 1710 года была обратно отвоёвана русскими (под командованием Р. Брюса) и после заключения Ништадского мира вошла в состав Выборга. На нижнем фото, память от пребывания на этой земле шведов – протестантская кирка. Так что, посмотреть и послушать в этом отдалённом уголке, нам с Аидой было что. Когда с городом было покончено, мы занялись его окрестностями. Начали мы с Ладожского озера. Отец Аиды, Ладогин Николай Максимович утверждал, что фамилия его рода пошла именно от названия Ладожского озера, а сам он был уроженец Санкт-Перербурга, как и его будущая жена Ладогина Глафира Прокофьевна. Последней носительницей этой старинной фамилии является, внучатая племянница моей покойной жены, а следовательно и моя, Ладогина Анастасия Юрьевна, дочь племянника жены, Ладогина Юрия Борисовича, ныне покойного, к великому сожалению.
           В древнерусских Несторианских летописях XII века упоминается как «озеро великое Нево» (от фин. nevo — море)
           В древних скандинавских сагах и договорах с ганзейскими городами озеро именуют Альдога (швед. aalto — волна).
           С начала XIII века входит в обиход название Ладожское озеро, образованное от названия города Ладога, в свою очередь получившего название по одноимённому притоку в низовьях реки Волхов (фин. alodejoki — река в низкой местности). Другие варианты происхождения названия озера: от карельского слова аалто (карельск. aalto — волна; отсюда карельск. aaltokas — волнистый); от диалектного русского слова алодь означающее открытое озеро, обширное водное поле.
           Когда мы первый раз подошли к озеру, впечатление было удивительное, лично я испытывал ощущение, как будто я стою на берегу древнего моря, в эпоху динозавров! Этому способствовала не совсем хорошая погода. Во всём облике этого огромного озера, почти моря, чувствовалась мощь и величие природы, а мы с Аидой на этом фоне, как две маленькие букашки среди этих ледниковых валунов! Берега озера поросши настоящей тайгой. Первый гриб я нашёл именно там. Среди леса внезапно появлялись скальные выступы или огромные валуны. Хвойные деревья увешаны бородами многолетних лишайников, придающему этому дикому лесу ещё большую дремучесть. С этого прионежского леса всё и началось. Я уже говорил, что городишко был маленький и компактный. В центре была площадь, к которой сходились три или четыре улицы города. С этой площади ходили местные автобусы в соседние отдалённые посёлки, в разных направлениях. На этой же площади, у местных бабулек, я узнал, в какую сторону лучше поехать, где есть боры беломошники. Одна бабуля проявила к моей заинтересованности некоторый интерес:
                - Интересно, и зачем же тебе, милок, именно беломошники, а у нас их зовут ягельными? Уж не за грибами ли собрался? Немножко опоздал, надо бы на недельку пораньше, грибов было страсть!
                - А какие грибы-то были?                На фото: Ладожское озеро.
                - Да всякие, мы-то больше всё белые да боровички берём на сушку, зимой-то, как хорошо грибной лапшички-то похлебать! А в эту-то пору могут быть только рыжики с волнушками по молодым ельникам. А в ягельниках могут быть и моховички жолтенькие, осенние.
                - Бабушка, а в какую сторону лучше поехать, и долго ли ехать?
                - А вот садись на (называет № автобуса), он идёт до Берёзова, это посёлок у границы, до неё-то всего 25 верст. А ты проедешь минут 20, да попроси водителя, он остановится , где попросишь. Там почитай одни ягельники, может чего и найдёшь.
                - Большое спасибо, бабушка, доброго Вам здоровья!
                - И тебе не хворать! С Богом!
           На следующий день, с утра, отправив жену на её любимые процедуры, сам быстренько на площадь, на автобус и в вожделенный лес. Действительно, когда я увидел подходящие места, то попросил водителя высадить меня. Он это сделал без вопросов и удивления, видимо здесь так было заведено.
           Я, действительно, оказался в давно знакомой мне обстановке. Ни живой души, тихо, как в пустом храме, кругом корабельные сосны, лес просветлённый, без подлеска. Естественно, услужливая память сразу предложила такие же картины Мухина и Фролищ. Сойдя с дороги и углубившись в лес, я неожиданно вышел к лесному озеру. Да это было и не удивительно, весь этот край был пронизан озёрами реками и ручьями. Мои ожидания и предположения бабушки оправдались, по белому мху куртинками стояли, по осеннему, крепенькие жёлтые моховички. У меня с собой был пакет. Не уходя далеко от дороги, я насобирал почти полный, в качестве вещественного доказательства и красноречивого убеждения, заняться делом, а не тратить зря время на совершенно бесполезное занятие, такое, как санаторские процедуры.
           Когда я вернулся перед обедом в санаторий, и мы встретились с Аидой в номере, она, глядя на грибы и мой счастливый вид, заявила:
                - Господи! Всё-таки нашёл, и где же это грибное Эльдорадо? И вообще, что с ними здесь делать? Сушить не получится, погода уже не та. И тогда зачем всё это?
                - Есть идея, и совсем неплохая, и, по-моему, вполне осуществимая. Я в местном магазине уже присмотрел отличное эмалированное ведро с крышкой, и небольшую эмалированную кастрюлю. Электроплитку попрошу у сестры-хозяйки. Я с ней договорюсь, не беспокойся! Мы будем грибы отваривать, воду сливать и складывать в ведро. Ведро будет стоять на балконе, сейчас ночи уже довольно прохладные. Привезем домой отварных грибов, а дома доведём их до кондиции. Прекрасно отдохнём в атмосфере соснового леса, кстати, тебе это очень полезно и лучше всяких процедур, и привезём домой прекрасный деликатесный продукт! Ну, как тебе моя идея?
                - Сумасшедший, больше ничего не могу сказать!
                - Ладно, завтра я свожу тебя на это место, ты сразу вспомнишь и Мухино, и Фролищи, и, может быть, своё мнение об этом изменишь!
           На следующий день, после завтрака, взяв с собой какую-то тару под грибы, мы отправились по моему маршруту. С автобуса сошли в том же месте, где вчера сходил и я. Аида всё беспокоилась, как же мы теперь выберемся из этой тайги. Я её только предупредил, что вслед за автобусом не пойдём, а то можем ненароком попасть к финнам. Она очень удивилась и спросила:
                - А что, тут так близко граница!
                - От этого места, где мы сейчас с тобой находимся, наверное, не более 10-12 км. Бабушка на площади мне сказала, что от города до границы всего 25 вёрст. Вот и считай, половину пути мы с тобой проехали.
                - А нас тут не заберут?
                - Думаю, нам это не грозит, поскольку городские автобусы ходят, практически до самой границы, там какой-то посёлок с нашей стороны. И вообще, кончаем митинг и идём, за чем пришли.
           Короче говоря, после этой совместной вылазки, Аида просила свои процедуры, и мы две недели, ежедневно посещали этот прекрасный лес с большой пользой для здоровья, и, не упуская гастрономические интересы. План мой сработал, к концу нашего пребывания в санатории, у нас на балконе стояло полное ведро отварных грибов. До Москвы мы их довезли в полной сохранности. Дома мы их переработали, и в течение года имели к столу прекрасную закуску, в виде маринованных грибков собственного сбора.
           На фото: Церковь в центре города и памятник Петру I за алтарём этой церкви.
           Так закончился наш последний санаторный вояж за счёт Министерства обороны. Были мы до этого ещё в двух санаториях, в Евпатории и Юрмале, но ничего примечательного там не было, обычное санаторское времяпрепровождение.               

                Глава 13. Возвращение на работу в Центре. Новые задачи, новые заботы.               


           По возвращении из отпуска на меня, как из рога изобилия, посыпались новые проблемы, Степанов атаковал начальство всевозможными просьбами и требованиями в отношении комплектации личным составом, техникой и оборудованием. Малькевич все его письма хранил у себя до моего приезда, и в первый же день вручил мне целую кипу документов, по которым я должен был подготовить ему решения. Мне всё это порядком начинало надоедать. Не смотря на то, что я прекрасно понимал бесполезность своего поступка, но я, всё-таки, пошёл к Смирницкому:
                - Вадим Васильевич (показываю ему пачку документов, накопленных Малькевичем), а если бы я в отпуске умер, что бы стало с полигоном!?
                - Вячеслав Николаевич! Бог с Вами! Отплюньтесь! Я не знаю почему, но Малькевич считает, что все вопросы по полигону квалифицированно можете решать только Вы. Если бы он поставил меня в известность в отношении этих документов, я бы конечно привлёк бы Вашу группу, и поручил бы Янушевскому разобраться со всем этим. Я подозреваю, что у Вас в руках вопли Степанова. Он, откровенно говоря, за последнее время обнаглел, особенно когда получил генерала, и думает, что теперь всё управление должно работать на него. Успокойтесь и не принимайте так всё близко к сердцу. То, что требует решения Пикалова, подготовьте сами, а остальное отдайте Ибрагимову, пусть отписывается.
           Пришлось так и сделать. А некоторые бумаги Степанова вынудили нас с Малькевичем, почти месяц, «путешествовать» по нашему «пентагону», из Управления в Управление, и «выколачивать» технику и оборудование для Нукуса, в соответствии со штатным расписанием.
           После Нового, 1980 года, нас с Янушевским и Ибрагимовым отправили в Питер, на Центральный артиллерийский полигон, с той же задачей, что и во Владимировку, за пресловутыми директрисами. У нас было письмо от начальника ГРАУ (Главного ракетно-артиллерийского управления). Начальник питерского полигона никак не мог взять в толк, зачем химикам, перечень оборудования и обустройство артиллерийских директрис. А мы не могли ему открыть правд, поскольку были связаны особой секретностью проблемы. Когда мы, на вокзале в Питере, спросили, как проехать на полигон, нам тут же, подробно, объяснили дорогу. Оказалось, что полигон расположен чуть ли не в городе, на его окраине, и до самого КПП шёл трамвай. И что больше всего нас обрадовало, что КЭЧевская гостиница была рядом. В Питер, после работы, уже вечером, мы ездили посмотреть Невский проспект и купить что-нибудь на ужин и водки. А в то время была очередная компания по борьбе с пьянством. Мы спрашивали у прохожих, где можно купить водку, а они нам отвечали, что на Невском, в это время, мы ничего не найдём. Искать надо в переулках, как правило, совершенно не освещённых, в подвальных магазинчиках, если повезёт, то найдём. За неделю мы сделали все свои дела и с удовольствием покинули западную столицу. Лично у меня от Питера того времени остались самые негативные впечатления. Один раз мы попали в город засветло. Дома все выгоревшие, облупленные. Потом я решил прокатиться на питерском метро. Вышел на Васильевском острове, уже стемнело, кругом не одной живой души, сплошная темень кругом, как в мёртвом городе. Я постоял у станции метро, покурил и обратно. Питерцы,  видимо, большие домоседы, и по улицам в тёмное время гулять не любят. Я был очень рад, что все дела по службе сделаны, и мы отправились домой.
           Сейчас,  набирая этот текст, поймал себя на мысли, что когда мне надо писать о службе, особенно о периоде последних 3 лет в Центре, то я с большой неохотой сажусь за компьютер. И совсем с другим настроением я набираю текст, касающийся личной жизни и,  особенно, периоды проведения отпусков. Видимо, я до такой степени был «измордован» Нукусом, что, по прошествии стольких лет, не могу даже писать об этом спокойно. Помилуй Бог, я не хочу приписывать своей персоне выдающееся место в той ситуации, но то, что я фактически выполнял работу полнокровного отдела, в этом я не сомневаюсь. Для примера, могу сказать, что у Пикалова был по штату один строитель, и один внештатный помощник у него, а после выхода Постановления и Приказа, эта группа была доведена до 6 штатных единиц. Задачи её были крайне узкими и по объёму многократно меньшими, чем те, которые возлагались на Центр, и которые Смирницкий очень ловко спустил на меня одного. А та нештатная группа, которая было создана, вместо штатного отдела, была чистой воды фикцией. Меня просто использовали, благодаря моей порядочности,  исполнительности и чувству долга.
           В средине марта 1980 года, второй раз за «нукусский» период попадаю в кардиологию госпиталя Бурденко. После первичных анализов, ко мне в палату пришёл начальник отделения, пожилой седоголовый подполковник, и задаёт мне вопрос:
                - Слушай, голубчик, где же тебя так «укатали», я смотрел все твои старые кардиограммы, лет за 8, никакой серьёзной патологии не нахожу. Кстати, а где ты трудишься, если не секрет?
                - В 3-м доме, на Фрунзенской набережной.
                - Тогда всё ясно, я слышал, что у вас там, как в сумасшедшем доме, по коридорам всё бегом бегают?
                - Бывает и такое, начальство ждать не любит, поэтому и приходится, иногда и побегать!
                - Вот что я тебе скажу, все эти твои сердечные дела, от стрессов, на нервной почве. Это ещё наш великий физиолог Павлов сказал, что всё от нервов, а от удовольствия только две болезни известны. Так что, если хочешь сохранить здоровье, сматывайся ты от туда,  да побыстрей. Больше судьбу не испытывай.
                - Доктор, мне не реже 2-х раз в год, в весенне-летний период приходится летать в Среднюю Азию, в командировку, это не очень опасно?
                - Про Среднюю Азию забудь, категорически противопоказано, а чтобы облегчить тебе разговор с начальством, я в эпикризе об этом укажу. Тебе сколько осталось служить?
                - 21 мая следующего года будет ровно 30 лет в кадрах.
                - Ну вот, последний год можно и расслабиться, смотри на всё проще, не пропускай все проблемы через сердце. Ты парень,  видимо, больно старательный, а этим начальство не удивишь, ему всё мало и все не так. Я ведь тоже погоны ношу, и хорошо знаю, как это всё бывает.
                - Большое спасибо Вам доктор, за эту беседу, советы и лечение. Я обязательно всем этим воспользуюсь.
           После этой беседы с начальником отделения, я спросил у сестры, какие лекарства мне дают:
                - Основной препарат это седуксен, чтобы вывести Вас из состояния хронического стресса.
           Так я узнал, что меня лечат, фактически от устойчивого нервного напряжения, а проще сказать, от психоза. Несколько раз звонил Смирницкий, справлялся о моём здоровье, желал скорейшего выздоровления, видимо для того, чтобы снова впрячь меня в эту «угробиловку».
           Явившись на службу после госпиталя, я доложил Смирницкому, что врачи категорически возражают против моих вояжей в Среднюю Азию, а сталобыть,  в Нукус. Реакция была мною ожидаемая:
                - Вячеслав Николаевич, как Вы себе всё это представляете, Малькевич уже мне весь телефон оборвал, когда появится Кареев, что я ему скажу?
                - То же, что и я Вам сказал. Можете добавить, что все вопросы, которые требуют безвыездных решений, я буду продолжать решать. За пределы Москвы, ни ногой, я не хочу возвращаться из командировки в цинковом гробу. Если это случится, то ситуация будет ещё хуже. Проектный институт полностью беру на себя. А в Нукусе есть целый генерал и достаточно шиханских специалистов. Кроме этого, есть Ибрагимов и Янушевский, члены «моей группы», они прекрасно вросли в эту проблему. А консультировать по любым вопросам, касающихся Нукуса я не отказываюсь. Если такие условия кого-то не устроят, я могу написать рапорт. Я всё-таки, думаю, что Вы меня по-человечески поймёте.
                - Я Вас прекрасно понимаю, потому что, видел, как вы работали, об увольнении и речи быть не может. Пока я возглавляю Центр, Вас никто не уволит. Работайте спокойно. А у проектировщиков действительно много вопросов, и Макеенко ни с кем больше не хочет работать, он о Вас очень хорошего мнения. Я Малькевичу всё доложу и объясню, я думаю, он поймёт. Но возможно он захочет с Вами сам переговорить, будьте готовы.
                - Я готов к такому контакту, и то же думаю, что Юрий Станиславович поймёт меня. У нас с ним установились нормальные отношения, и мне кажется, он мне доверяет. Вы сумели убедиться, что хитрость, изворотливость и неискренность не в моём характере
           Короче говоря, всё успокоилось и в Нукус меня больше не посылали. Но когда туда собиралась экспедиция, особенно с Малькевичем во главе, меня приглашали на совещание, и я давал, если это было необходимо, пояснения по некоторым вопросам. Малькевич своего отношения ко мне не изменил, они остались вполне корректными и доброжелательными.
          В конце июля Аида, придя, как-то, домой после работы, а она теперь работала в Минэнергомаше (в его ведении были АЭС), в одной из «книжек» на Новом Арбате (Калининском проспекте), и с приподнятым настроением сообщила:
                - Сегодня у меня был  Ян с Таллиннского механического завода и пригласил нас с тобой в гости в Таллин. Обещал поселить нас в заводской гостинице на окраине Таллина. Фактически, это обычный жилой дом, в котором он выделит нам однокомнатную квартиру, полностью меблированную и с полным комплектом кухонного инвентаря. По его словам, мы можем готовить дома или ходить в кафе или столовые, как нам будет удобно. Это до обеда, а после обеда, он приезжает за нами на своей служебной «Волге», и становится нашем гидом по городу и его окрестностям. Обещал обязательно сводить нас в единственное в СССР кабаре. Он сказал, что лучше всего, если мы приедем, не позже начала августа. Как тебе такое проведение отпуска. Ты ведь ни разу не получал отпуск раньше третье декады сентября. Может быть, в этот раз, дадут отпуск в августе?
                - Я с удовольствием. В Риге мы с тобою были, а вернее, в Юрмале. Можно посмотреть и Таллин, всё-таки Европа, хоть и советская. А за какие заслуги перед Отечеством или Таллиннским механическим заводом, устраивается это турне полусанаторного типа?
                - Я помогла Яну в этом году выполнить годовой план без натуги. Он же коммерческий директор завода, и в конце года все с надеждой смотрят на него. Ведь от этого зависит премия, всем работникам завода, включая и начальство.
                - Так это, что-то вроде взятки «борзыми щенками»?
                - Ни какая это не взятка, просто я помогла заводу получить кое-что из резерва, конечно же, с разрешения зам. министра, курирующего моё направление. Так что, никаких борзых щенков.
                - Ладно, завтра пойду к Смирницкому. Буду упирать на мой юбилей в этом году, и неплохо бы сделать человеку, ничего не стоящий, подарок, в виде отпуска в августе. Мои доводы сработали, и с 5 августа я был в отпуске. А через день мы отправились к Яну в гости.               

                Глава 14. Отпуск  в  Таллине.               


           На вокзале Таллина нас встретил на своей машине Ян, и сразу отвёз к нашему месту жительства на период пребывания в Таллине. Он привёз нас в недалёкий пригород Таллина, а вернее сказать окраину, застроенную кирпичными 5-тиэтажками в перемешку с частным сектором, которого, в то время, на окраинах города было достаточно много. А теперь, как всегда, немного истории, поскольку город древний и имеет не простую историю.
         
             История и этимология.

         «Предполагается, что название «Tallinn(a)» в эстонском языке происходит от слов «taani linn» («датский град»), «tali linn» («зимний град») или «talu linn» («дом, усадьба-замок»). Корень -linna означает то же самое, что и русский -град или немецкий -burg — вначале означавший «крепость», а сейчас использующийся для формирования названий городов.
         Первое упоминание о Таллине, предположительно, относится к 1154 году, когда арабский географ Аль-Идриси описал в своём труде «Развлечение тоскующего о странствии по областям» некий город под названием Колывань (в написании Quoluwany). Причем упоминание исконно русского топонима Колывань (что означает пир, празднество) отмечено за 65 лет до даты официального основани. Время проникновения этого топонима в устную традицию, а так же обстоятельства основания города пока неизвестны. Хотя следует упомянуть, что в древнерусских письменных источниках он встречается с 1223 года и выходит из употребления только в XVIII веке.
         В «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского (1-я половина XIII века), написанной на латыни, используется скандинавское название Линданисе (дат. Lyndanisse, швед. Lindan;s). Эстонское название города — Tallinn (Taani linn, Talyna) впервые упоминается в письменных источниках в 1536 году. Существует версия, по которой слово linda, позднее трансформировавшееся в linna, могло означать «город» или «крепость». Основанием для данного предположения является наличие в очень близком эстонскому водском языке слова lidna, имеющего точно такое же значение. Согласно этой версии корень -nise мог означать «полуостров», по примеру -niemi в старинном финском названии Таллина Кесониеми (фин. Kesoniemi).
         Позднее, скандинавы и немцы называли город Ре;валь (Reval).См. также: Колывань (Таллин).
         Русское название города Ре;вель было заимствовано из немецкого (шведского) языка и стало официальным после присоединения отвоёванной в ходе Северной войны Эстонии к Российской империи. В 1719 году была учреждена также Ревельская губерния. Однако фактически использовалось три варианта: русский (официальный) — Ревель, немецкий — Reval и эстонский — Таllinn.
         Когда после Октябрьской революции Советская власть признала право народов России на самоопределение, она признала и местные названия в той форме, как они употреблялись коренными народами. Таким образом, в русском контексте стало употребляться эстонское название города Таллинн[источник не указан 199 дней].
         Форма написания Таллин (через один «н») сложилась в годы, когда распространялось мнение, согласно которому в иноязычных именах и названиях следовало избегать несвойственных русской лексике стечений согласных или гласных. По той же причине тогда не обозначали длинных гласных в эстонских и финских названиях, например Сарема вместо Сааремаа. Со временем, однако, этот подход стал всё более вытесняться стремлением как можно точнее передавать оригинальное написание названия и тем самым сохранять информативность названий. Это соответствует международным принципам, принятым на международных конференциях ООН по упорядочению географических названий, отдающим приоритет транслитерации — побуквенной передаче названия.7 декабря 1988 года на сессии Верховного Совета Эстонской ССР была принята поправка к русскому тексту Конституции республики, согласно которой название города стало писаться с двумя «нн» (Таллинн). Эта реформа объяснялась стремлением привести русское написание в соответствие с эстонским».
          Оставив нас в наших «апартаментах», Ян отправился на работу, пожелав нам всего хорошего на новом месте. Квартира была не хуже нашей московской, и по планировке напоминала нашу родную. Только кухня была немного побольше. Первое, на что я обратил внимание, подойдя к кухонному окну, а оно выходило на междомовый проезд, где стояли мусорные контейнеры, это то, что вместо московских ворон, ящики контролировали чайки. Квартира наша находилась на 3-ем этаже, и стоило мне открыть кухонное окно, как чайки сразу от контейнеров переместились к открытому окну. Я сначала не понял их манёвра, а потом догадался, что они ждут кокой-то подачки. В наших дорожных сумках я нашёл остатки московского батона. Я начал отламывать от него куски и кидать чайкам. Ни один кусок не упал на землю, они хватали их на лету, и тут же проглатывали. В это время Аида осматривали наше жилище и была в комнате, и, наверное, разбирала наши вещи. Я не мог оставить это необычное зрелище без её внимания:
                - Аденька! Иди сюда и посмотри, что тут делается!
          Она, чуть ли не бегом появилась в кухне и с удивлением воскликнула:
                - Что же это такое! Откуда их здесь такая прорва! Наши вороны ведут себя гораздо приличней, и в окна не лезут. Ты их особенно не приучай. Вспомни, что было в Юрмале. Окно нельзя было открыть из-за грабителей белок. Мы их тогда приучили к балкону, а они настолько обнаглели, что и на столе в комнате нельзя было ничего оставить, всё без нас утаскивалось!
                - Ты понимаешь, это,  видимо, из-за близости моря. Здесь чайки вытеснили ворон с их «хлебных» мест, и полностью выполняют их функции, функции мусорщиков. Ты посмотри, некоторые из самых наглых, готовы хватать хлеб прямо у меня из рук. Вот видишь, утром, во время завтрака, можно немного развлечься. Ну что ж, если ты всё разложила по местам, то можно проехать в центр города и познакомиться с ним.
                - Да, я только переоденусь, и поедем для первого знакомства, чтобы было о чём Яна потом спрашивать.
          День был солнечный и тёплый, прогулка в город обещала быть увлекательной. По нашей улице ходил троллейбус. Мы спросили у прохожих, идёт ли он в центр города, нам ответили утвердительно. Через несколько минут подошёл полупустой троллейбус, мы сели в него и поехали. У кондуктора спросили, где лучше сойти, чтобы осмотреть центр города. Она нам очень любезно всё объяснила. Оказалось, что до центра всего-то минут 15 езды. Тогда ведь о пробках понятия не имели. Чтобы мы не блудили в полной безвестности о географии города, Ян снабдил нас путеводителем. Это значительно облегчило нашу участь. Безусловно, Таллин город красивый своеобразной древней красотой. А если сказать точнее, то, на мой взгляд, Таллин и ему подобные города, которых в Европе, наверное, тысячи, привлекательны своею историей, выраженной в памятниках архитектуры и планировке этих городов, складывающихся многие столетия. Город чист и опрятен, не только в центре, но и на окраинах.
           Но, не смотря на всё это, меня лично, эти осмотры быстро утомляют. Наверное, потому, что вся эта красота и необычность мёртвая, а не живая. При общении с живой природой, я никогда не устаю, и мне не бывает скучно. На оригинальность не претендую, такова, видимо, моя душа.           Но, когда нас начал знакомить с городом Ян, как и обещал, то всё это стало видеться по-другому, вся эта история зазвучала. Когда мы закончили с соборами, костёлами, кирками и крепостными укреплениями, и Ян увидел, что мы от этого уже устали, он переключил нас на, близкие моему сердцу объекты. Оказалось, что в Таллине прекрасный этнографический музей под открытым небом, заповедный уголок живой природы на речке Кейла, Кейлапарк, небольшой, но очень уютный зоопарк. И, наконец, сказал он, у нас есть море в Пярну, в 125 км. от Таллина, а езды по хорошей дороге не более 2-х часов. И что, всё это он нам покажет и обязательно в Пярну свозит. В первую очередь мы отправились в этнографический музей, расположенный в парковой зоне города. Ян сказал, что примерно так выглядели постройки на хуторах, в придорожных корчмах, на окраинах небольших городов.
           После интересной прогулки на свежем воздухе, Ян повёз нас в совершенно не знакомое нам заведение, кафе-гриль. Столы были поставлены в открытые кабинки, с перегородками не выше плеча среднего человека, но когда ты садишься за стол, то не видишь посетителей соседнего стола.
           Я удивился, что в таком солидном заведении нет официантов. Ян показал на окно выдачи, типа барной стойки. Мы с Яном подошли и заказали курицу гиль и всё остальное. После окончания трапезы мы собрали всё со стола и отнесли обратно в окно раздачи. Мы спросили, почему, фактически, в ресторане, нет официантов. Ответ был очень простой. Так выгоднее! Трудно было с этим не согласиться. Однажды мы с Аидой столкнулись с непонятным для нас явлением. Нам нужно было перейти дорогу по «зебре», но не было светофора. Мы подошли к переходу одновременно с несколькими подъехавшими машинами. Мы встали и они встали. Мы ничего не понимаем, машем им рукой, чтобы они проезжали. А водители высунулись из окон, и машут нам руками, чтобы мы проходили. Так продолжалось минуты 2-3. Пока один из водителей не крикнул нам, чтобы мы быстрей переходили, а то мы их задерживаем. Мы, естественно, перешли, так ничего и не поняв. Когда мы рассказали Яну этот эпизод, он рассмеялся и начал объяснять:
                - Для Вас не секрет, что у нас в стране с правилами дорожного движения дела обстоят не лучшим образом. Водители и пешеходы, вечные антагонисты. Особенно тяжёлое положение с нерегулируемыми переходами. Правительство республики решило установить европейский порядок, в т.ч. и с пресловутыми пешеходными переходами. На всех переходах нарисовали «зебру», всем водителям объяснили, что на нерегулируемом переходе, пешеходы имеют преимущество перед транспортом. Всё ГАИ Таллина во главе с начальником целый месяц стояли на переходах и штрафовали и тех и других беспощадно. И вот, как видите, добились успеха.
           А я сейчас подумал, что у нас в Москве к этому подошли только через 30 лет! Побывали мы и на знаменитом таллиннском Певческом поле. Но во время нашего посещения никаких мероприятий не было.
           Несколько дней посвятили Кейлапарку, прекрасному уголку почти дикой природы. Ян рассказал, что этот, бывший когда-то парк, принадлежал остзейскому борону, а теперь превратился почти в девственный лес, где горожане любят проводить выходные, не выезжая далеко за город. Самое примечательное место на речке Кейла, это водопад, шириной около 50-60 метров, и высотой сброса воды, до 2,5 метров
           Главным моментом нашего пребывания в Таллине было посещений единственного в то время в СССР ночного кабаре, со всеми его атрибутами. Это было большое здание, стоявшее на небольшой естественной возвышенности. К парадному входу вела широкая гранитная лестница. По своей архитектуре оно сильно отличалось от своего окружения, в нём уже просматривались современные линии и формы. Внутри была почти круглая сцена, окружённая зрительскими рядами в виде восходящего к противоположной стене, полукруглого ступенчатого амфитеатра. На каждой ступени этого амфитеатра в два ряда стояли столы, как в ресторане. А между сценой и амфитеатром стояли два ряда столов, и образовывали, как бы партер. Амфитеатр от партера отделялся трубчатым металлическим барьером. Ян купил билеты как раз в первом ряду амфитеатра у самого барьера, всё было прекрасно видно.
           Хорошо освещалась только сцена, а в зале царил полумрак, но мимо рта никто не проносил. Время Яном было выбрано с субботы на воскресенье, потому, что программа была рассчитана до 4 часов утра. Гвоздём программы считался сын Георга Отса, но голосок уже не тот, и успеха он большого не имел. В общем, на фоне постоянного кордебалета, вокальные, танцевальные и акробатические номера. Если бы не выпивка с хорошей закуской, можно было бы и заскучать. Ну, а так всё вместе, вроде и ничего.
          Когда представление закончилось, и мы выходили на улицу, я обратил внимание на нескольких прилично одетых человек, спящих прямо недалеко от входа на площадке под козырьком входных дверей. Я спросил у Яна:
                -  А это что за публика?
                - А это финны, перебрали парни, и теперь отдыхают, проспятся, пойдут куда-нибудь похмеляться, а потом на паром и восвояси. У них водка гораздо дороже нашей, вот и приезжают попить дешёвой водки.
           Свозил он нас и в Пярну, как и обещал. Там Рижский залив узкой губой вдаётся в береговую линию, 15 км в длину и столько же в ширину. За счёт небольшой глубины и отсутствия перемещения воды внутри этой «лужи», температура воды вполне нормальная для купания. Чем мы и воспользовались. А на снимке я запечатлел дикий пляж неподалёку от нормального. Запечатлел я и Аиду с Яном на скале, с которой фотографировал этот разрисованный пляж.               
           Хорошо отдохнув и получив массу новых впечатлений, мы начали подумывать об отъезде. Без малого 3 недели Ян, как хороший хозяин, развлекал нас на «полную катушку». Мы ему были чрезвычайно благодарны. За сутки до отъезда, мы устроили «отходную», в, знакомом нам уже, кафе-гриле. Посидели по дружески, вспомнили все наши походы и поездки, ещё раз поблагодарили  Яна за его гостеприимство и за потраченное на нас время. Расстались мы друзьями. На вокзал он нас отвёз на своей машине. Пожелал нам благополучной дороги и звал приезжать опять погостить.
          Когда поезд тронулся, я сказал Аденьке:
                - Мне кажется, что это наш последний отпуск за счёт Министерства обороны.
                -  Почему ты так думаешь?
                - Потому, что я, как вспомню про Нукус, мне не по себе делается. До мая 1981 осталось 9 месяцев, исполнится 30 лет календарных. Наверное, хватит. Если ты не возражаешь, я действительно очень устал, значит надо уходить.               
                Глава   15. Последний год в кадрах Советской Армии.               


           15 сентября 1980 года мне исполнялось 50 лет, юбилейная дата, и по традиции мне устроили чествование. В конференц-зале Центра собрались почти все сотрудники Центра, мои коллеги, товарищи и друзья. Были и представители, взаимодействующих с нами, организаций, в частности, от Центрального проектного института МО (от КБ Макеенко), из Нукуса, от группы строителей нашего управления, т.е., все те с кем я непосредственно работал и сотрудничал последние три года. Кроме руководства Центра, на первый этап этого мероприятия пришли Начальник Управления Пикалов В.К. и его заместитель, с которым я непосредственно работал более 2-х лет. После короткого благодарственного и поздравительного выступления ВРИО Начальника Управления Малькевича Ю.С, начались выступления с вручением адресов юбиляру. Первый адрес от Центра:                                на первой странице разворота, по традиции, расписались сотрудники Центра.               
           После Смирницкого выступил Макеенко, самый дружественный для меня коллектив.               
Мне было приятно слушать выступление Александра Григорьевича, поскольку, не смотря на некоторые непонимания в начале нашей совместной работы, потом, я до конца сотрудничества, ходил к ним,  как на работу, и с большим удовольствием.               
           После проектировщиков выступил сам Начальник нукусского Полигона, Степанов Н.Т., и тоже с вручением адреса.               
           Не смотря на то, что мы с ним, иногда, очень круто разговаривали, по поводу всех его проблем в Нукусе, он не только нашёл хорошие и справедливые слова для меня, но и передал поздравления от всех моих нукусских знакомых: от начальника отдела Обкома Юры Поселова, от начальника Ресвоенкомата Кужекова А.Н., от заместителя Председателя Совета Министров ККАССР Юрица А.А., и от целого ряда, знакомых мне офицеров-шиханцев, переехавших в Нукус на службу.
           Последними зачитали свой адрес мои близкие коллеги по нукусским делам, это строительная группа Начальника Управления во главе с Леонардом Калининым, которого я в шутку называл Леонардом да Винчи. С ним пришли почти все из его группы с моим соратником по Нукусу Владимиром Николаевичем Орловым.                               
           На следующий день меня с утра пригласил к себе Малькевич, и, выйдя ко мне навстречу из-за стола с улыбкой, что с ним редко случалось, конфиденциально поздравил меня с юбилеем, пожелал мне всякого разного, поблагодарил за совместную работу и вручил  поздравительную грамоту от УНХВ МО.               
           Я когда вернулся от Малькевича, сразу зашёл к Смирницкому и спросил:
                - Вадим Васильевич, почему Малькевич вручил мне грамоту от УНХВ МО только сегодня, не знаете, случайно?
                - Я так думаю, что просто элементарно забыли, а может быть захотел сделать это в неофициальной обстановке и побеседовать с Вами. Он Вам говорил что-нибудь, кроме обычных дежурных слов, обычных, в таких случаях?
                - Да, он сказал, что ему было очень приятно работать со мной, и, что, он лично благодарит меня за совместную не простую работу. Он всё это время был спокоен за порученное мне дело. По-моему, это не совсем дежурные слова.
                - Вы правы, такие слова обычно при официальных поздравлениях не говорят. Так что, можете работать спокойно, Вами доволен не только я, но высокое начальство.
           Всю зиму, до мая 1981 года, я проработал в своём родном отделе, во вновь созданной секретной группе. Не удивляйтесь, в сверх секретном Центре, секретная группа, в армии ещё и не то бывает! Занимались мы …НЛО, да,да НЛО! К нам поступали все сведения на эту тему со всех военных округов по линии химических войск. Мы всю эту информацию систематизировали, обобщали, писали отчёты и направляли в ГШ ВС и …в Гидрометцентр СССР тов. Израэлю!? Группой руководил Валера Шамбаров, прибывший к этому времени в наш отдел из Шихан.
           Потом, возможно, в начале октября, а может быть, и позже, по части пронёсся слух, что Смирницкий увольняется! До этого момента никаких предпосылок к этому не было. Я никогда не интересовался различными сплетнями, которых в нашем Центре генерировалось достаточное количество, поскольку половину сотрудников составляли гражданские лица (т.н. служащие СА), из которых 80% было женщин. Я не хочу обидеть женщин Центра, поскольку и среди офицеров с определённым складом характера, достаточно было особей, с удовольствием занимавшихся этим делом. Это мне известно совершенно достоверно. Я уже, по-моему, упоминал где-то, что это явление имеет место, обычно, в замкнутых, малоподвижных, с точки зрения должностных перемещений, коллективах. А Центр и был именно таким коллективом.
           Мне неудобно было пойти к Вадиму Васильевичу и «в лоб» задать такой вопрос. Я считал это не корректным. Меня иногда «дергали» по каким-либо проблемам полигона, и поэтому приходилось заходить к Вадиму Васильевичу. Как-то зайдя к нему в очередной раз, уже после этих слухов, он посмотрел на меня с невесёлой улыбкой, и, видимо, увидев в моих глазах немой вопрос, хотя я старательно это скрывал,  сказал:
                - Да, Вячеслав Николаевич, это правда, я ухожу, а вернее, меня вынуждают это сделать. Зная вашу порядочность, я надеюсь, Вы не поверите тем инсинуациям, которые распространяются в отношении меня по всему Управлению и Центру. Видимо, Пикалов решил сделать из Центра филиал шиханского Института со всеми его привычками и «традициями». А интриги и «подсиживания», это образ жизни Института. Это его, если хотите, внутриструктурная сущность. Когда наш коллектив стали усиленно разбавлять шиханскими работниками, в Центре началось то же самое. Всё это делалось помимо моей воли, с моим мнением перестали считаться, а я не привык так работать. Поэтому я и ухожу. Хочу Вас по дружески предупредить, после моего ухода могут взяться и за Вас. Уже ходят слухи, что мы с Вами родственники! Мою к Вам симпатию и доверие, как к честному и порядочному человеку и офицеру, превратили в родственную связь. Это плоды в высшей степени ущербного интеллекта, другую оценку всему происходящему дать не могу. Так что, будьте ко всему готовы. Эти люди не гнушаются самыми низкими провокациями, будьте очень внимательны. Когда я уволюсь, приглашу Вас к себе домой в гости, в Сокольники, и за бутылкой хванчкары, я Вам расскажу много интересного.
                - Вадим Васильевич! Я никогда не обращаю внимания на сплетни, хотя меня и стараются, иногда,  вовлечь в этот процесс. Участвовать в этих «играх» считаю для себя не достойным и оскорбительным, у меня есть для этого очень веские основания, о которых я вам поведаю во время, обещанной Вами встречи, после Вашего увольнения. А то, что касается Вашего предостережения в отношении меня лично, я думаю, мне всё-таки дадут дослужить до 21 мая 1981 года, когда исполнится 30 календарных лет моей службы в кадрах ВС. В этом году мы с женой проводили отпуск в Таллине, по приглашению её знакомого эстонца, коммерческого директора одного из заводов её Министерства. Мы увидели там совсем другую жизнь, и решили, что мне пора «завязывать» с лавочкой под названием МО СССР.
Я могу предположить, кто придёт на Ваше место, кроме Евстафьева некому, а работать с этим человеком  мне не хотелось бы. Я долгое время с ним сотрудничал по проблемам полигонного строительства на стадии разработки идеологии и структурного состава этого объекта, как в самом Институте, так и при поездках в Нукус. Мнение у меня о нём сложилось не в его пользу. Постоянно улыбающийся, внешне приветливый и доброжелательный, на мой взгляд, это человек малопочтенный, неискренний, я бы сказал, лживый, добивающийся своих целей любыми средствами, в том числе и теми, о которых вы упомянули выше.
                - Совершенно согласен с Вами, Вячеслав Николаевич. Вы совершено точно определили кандидатуру на моё место. Подтверждаются мои предположения о перерождении Центра, не только в научном плане, но и в морально-этическом. Так что решение Вы приняли правильное. Я тоже думаю,  что до мая Вас не тронут, а на всякий случай я поговорю с Юрием Станиславовичем, это единственный человек с которым здесь можно разговаривать. Кстати, он к Вам, вполне, хорошо относится.
           А Евстафьев, это мальчишка, слишком рано попавший на высокую должность, видимо не без тех качеств, которые Вы перечислили. А здесь он будет марионеткой, и выполнять чужую волю, а не свою. Впрочем, меня это уже не трогает, я честно выполнил свой долг и перед Центром и перед ВС. Я ухожу со спокойной совестью. А Вам желаю благополучно дослужить намеченный срок и спокойно уволиться.
           После моего получасового пребывания в кабинете Смирницкого, некоторым моим коллегам очень хотелось знать, о чём же мы столько времени беседовали. Я отвечал, что только на служебные темы. Мне, конечно, не поверили, какие могут быть служебные темы, когда человек увольняется.
           Совершенно не помню момента ухода Вадима Васильевича и, сопутствующих такому случаю, торжественно-прощальных мероприятий. Подозреваю, что я опять оказался в госпитале. Выйдя на работу,  встретил старого знакомого и соратника по нукусскому строительству Евстафьева И.Б. В течение 3-х, с лишнем, лет, мы часто общались на этой почве, ездили вместе в командировки в Нукус. Часто встречались, на различного рода, совещаниях. Отношения у нас были абсолютно нормальные, звали мы друг друга при личном общении по именам. Я не чувствовал с его стороны и тени неприязни из-за разности служебных положений.
           Моя человеческая доверчивость и доброжелательность к людям часто подводила меня, но я ничего не мог с собою сделать. Встретил я его в коридоре при входе в Центр, подошёл поздороваться, спросил:
                - Опять по полигонным делам к нам, я готов включиться в меру своей компетентности, я ведь теперь только с проектировщиками работаю. Всё остальноё распределено по отделам.
                - Да нет, я теперь не в командировку, а навсегда, назначен на место Смирницкого, начальником Центра.
                - Тогда поздравляю троекратно, генеральская должность, самостоятельная работа и наконец, Москва!
                - Большое спасибо за поздравление, но сейчас извини, я пригласил людей для разговора, ещё успеем поговорить, кстати, и по твоему направлению тоже. Что-то проектировщики опять по тебе соскучились. Кстати, как со здоровьем?
                - Спасибо, всё нормально. Это Нукус меня немного придавил, а так всё в порядке.
           На этом наша короткая встреча на ходу кончилась. А потом началось по прогнозу Смирницкого.
           Уже где-то весной, наверное, в средине марта, я шёл по вызову к Малькевичу. В коридоре меня перехватил Красота (зам. Пикалова по науке):
                - Кареев, зайдите ко мне на минуту, я Вас не задержу.
           Заходим к нему в кабинет, около которого мы и встретились. Стоим, друг против друга, я молчу, он тоже. Ситуация дурацкая, чувствую, что он хочет о чём-то меня спросить, но не решается. Молчание становится не выносимым, иду ему на выручку:
                - Павел Ефимович, а вы знаете, моя жена познакомилась с вашей, и совершенно случайно.
                - Это, каким же образом?
Чувствую, что он расслабился и начинает выходить из ступора.
                - Моя жена страдает от гипертонии, и ходит в 68 городскую больницу к одному врачу на специальные уколы, где встретила другого врача, женщину, работающую там же. Ну, а Вы знаете, что две женщины всегда найдут, о чём поговорить. И договорились до того, что выяснили, что их мужья работают в одном Управлении, у одного начальника.
                - Интересно, я ничего об этом не знаю, но спрошу. Впрочем, я хотел у Вас спросить, по всему Управлению ходят слухи, что Вы родственник Смирницкого, это правда.
                - Нет,  конечно, это чистой воды бред, но он кому-то нужен. Вадим Васильевич, перед своим увольнением, предупреждал меня, что после его ухода возьмутся за меня, он тоже об этом слышал и предупредил меня о последствиях. Ваш вопрос это, наверное, первая ласточка?
                - Не говорите глупостей, к вам это никакого отношения не имеет, если бы это было и правдой. Я Вам верю. Вы шли к Малькевичу? Идите, а то он начнёт Вас разыскивать. И о нашем разговоре, пожалуйста, ни кому!
                - Не беспокойтесь, Павел Ефимович, я не шиханец, я совсем другой породы!
                - Я советую не афишировать Ваше мнение о шиханцах, они Вам этого не простят!
                - Я не испытываю никаких иллюзий в этом смысле, там более, что ходит еще, более омерзительный слух, что я якобы являюсь автором анонимки на начальника 1-го отдела с целью занять его должность. Так, что коллективный интеллект нашего Центра резко пошёл на убыль. А ведь Вы, Павел Ефимович являетесь куратором этого коллектива по науке. Не допускайте шиханских традиций ни в Управление,  ни в Центр. Мне осталось не долго, всего три месяца. Я думаю, Юрий Станиславович позволит мне дослужить до 30 календарных.
                - Я тоже так думаю, и лично против Вас ничего не имею, там более, что по Нукусу Вы проделали огромную работу. Идите! Малькевич Вас заждался, можете сослаться на меня. Желаю успехов.
           О своих планах, об увольнении из кадров, я не говорил никому, даже близким «друзьям». Мне просто хотелось посмотреть, как будут развиваться события естественным образом. Мне было интересно узнать, каким способом меня начнут выживать из Центра. После разговора со Смирницким и Красотой, в этом уже не было никакого сомнения. Мне, как человеку любознательному, было интересно, какую ещё форму может принять человеческая подлость. Ждать пришлось не долго. Где-то в средине апреля я простудился, чаще всего это случалось со мной именно в это время, а не зимой. Сижу дома, на больничном, лечусь от хвори. Раздаётся телефонный звонок. Хорошо узнаваемый милый голос, самого моего близкого, в то время, друга, и очень взволнованно и настоятельно рекомендует прибыть мне немедленно на службу по поводу чрезвычайного происшествия, пропажи из моего секретного портфеля одной секретное тетради! Ни больше, ни меньше!
           По её голосу и интонациям, чувствую, что она здорово кем-то проинструктирована, начинается диалог:
                - Инкен! Это,  что, такая шутка?
           В интонациях голоса проскальзывают плохо скрываемые официальные нотки.
                - Да ради Бога, расскажи, что всё-таки произошло, ведь это явная глупость. Зачем мне, дома, на больничном, секретная тетрадь? За 30 лет службы у меня и в мыслях не было делать что-либо подобное! Это бред какой-то!
                - Я ничего не знаю, мне начальство приказало позвонить Вам и сообщить об этом!
                - Ты можешь сейчас пригласить к телефону кого-нибудь, Огородникова или Михайлова, Шамбарова на худой конец!
                - Их никого нет, я не знаю где они, я передала, что мне было велено. И очень советую приехать,  как можно быстрей! Тут полный скандал!
                - Интересно, кто же скандалит, если никого нет! В общем, передай этому анонимному начальству, что сегодня я не приеду, у меня температура 38,4. Приеду завтра, когда температура немного спадёт.
                - Хорошо, я передам, но Вы зря так делаете!
                - Вопрос решён и обжалованию не подлежит, не переживай, я уверен, что это недоразумение!
            Закончив разговор, думаю, вот оно, началось. Про Инну ничего плохого не подумал, решил, что втянули человека в грязное дело, о котором она и не подозревает.
           Как потом выяснилось, вся эта подлянка была рассчитана на мой вспыльчивый характер, когда дело касалось моей порядочности. Эти подонки оказались неплохими психологами.
           Всё время оставшегося дня и по дороге на работу, на следующее утро, я постоянно анализировал ситуацию. Вдохновителя и организатора вычислять долго не пришлось, им был, конечно, Евстафьев, эта лиса с повадками росомахи. Но сам он ничего делать не будет, а найдёт какого-нибудь «швейка» в исполнители. Своих старых товарищей по отделу, с которыми я пришёл в Центр, Огородникова и Михайлова, я сразу исключил из подозреваемых.Осталась одна кандидатура, начальник группы геофизики (способов ведения геофизической войны: искусственные землетрясения, цунами, ураганы и тайфуны, ну и прочие прелести природы), Валерка Шамбаров, совсем недавно, не известно за какие заслуги, переведённый в Москву, и сразу на должность начальника группы. Значит, заслуги были и совершенно определённого качества, которые, видимо, требовались новому начальнику Центра и теперь. Преданность его Евстафьеву бросалась в глаза. Третьего я вычислил, как только пошёл в хранилище секретных чемоданов. Им оказался тоже шиханец. Группа злодеев предстала передо мной в полном составе. Роль Киселёвой И.Г. была нейтральной, простой исполнитель поручения, тем более все знали о наших добрых отношениях. Несмотря на весь свой опыт, я «прокололся», как последний «лох». Сказались, видимо, и моя природная эмоциональность, и напряжение ожидания чего-нибудь подобного, и не совсем здоровое состояние. Прекрасно зная секретное делопроизводство, я знал, что брать мне свой портфель без свидетелей (одного из членов комиссии), кто его вскрывал без меня, мне нельзя. А секретчик не имел право мне его выдавать без одного из членов комиссии, если она,  конечно, была. Секретчик, майор-шиханец, выдал мне мой портфель, как ни в чём не бывало. Т.е. и с моей стороны и с их стороны были нарушены все мыслимые законы хранения секретных документов. Я тут же вскрыл его при нём и предъявил ему все 6 тетрадей в полной сохранности, и с горяча зря накричал на него. Он побежал жаловаться Евстафьеву, а я пошёл в отдел, и всем,  кто там был, показал все тетради, и сел писать рапорт на имя Евстафьева, об устроенной против меня беспрецедентной провокации, с требованием немедленного служебного расследования. После того, как я передал этот рапорт Евстафьеву, он почему-то оказался опять у секретчика, и тот полдня бегал по Центру и выяснял, как правильно пишется слово «беспрецедентный». Почему-то многим хотелось после слога «ЦЕ», воткнуть ещё одно «Н». Мне до такой степени стало смешно, что даже настроение улучшилось. Мне кажется, что эту орфографическую истерию прекратила Инна Георгиевна Киселёва, как самый грамотный сотрудник Центра. Но, а я, не стал дожидаться разрешения этой трагикомедии, и уехал домой долечиваться. Когда я вернулся в Центр после окончательного выздоровления, меня пригласили к начальнику Центра. Когда я вошёл в кабинет к Евстафьеву, то увидел там, присевшего с другого края стола, его заместителя и моего «однокашника» по академии Сашу Моксякова. Оба они улыбались, и вид у них был такой, словно они встретили своего, давно невиданного друга. Евстафьев встал и вышел из-за стола, чтобы поздороваться:
                - Приветствую, Вячеслав Николаевич! Ну, как здоровье, совсем поправился?
                - Благодарствую, только и жив, что Вашими молитвами!
          В разговор вступает Сашка:
                - Слав, не лезь «в бутылку», мы тебя пригласили не ругаться, а поговорить по-хорошему.
                - Так это можно было сделать без всяких фокусов с пропажей тетради!
          Евстафьев:
                - Вячеслав, извини, действительно произошла дурацкая история, я приказал провести эксперимент. Оказалось, что при встряхивании портфеля с тетрадями в мягких обложках, в одном случае из 7, происходит тоже, что и в твоём случае. Портфели старые, днища потеряли свою жёсткость, видимо из-за этого всё и происходит. Я приказал при проверках портфелей вынимать не только видимые тетради, а вытряхивать из него и всё остальное. Забудем это недоразумение и поговорим о деле. Вот твой старый товарищ и «однокашник» имеет предложение.
                -  Слав, ты сам понимаешь, что перспективы роста в нашем Центре для тебя нет, а тебе уже надо полковника получать. Ты очень много сделал, занимаясь, фактически один, проблемами создания нового испытательного полигона. Ты мог сам в этом убедиться, когда в прошлом году, тебя чествовали по поводу твоего 50-тилетия. Мы с Игорем Борисовичем посоветовались, и пришли к заключению, что лучшего места для твоего роста, чем ниша академия, нет. Я уже провёл переговоры с начальником 8-й кафедры, и они готовы взять тебя преподавателем. Тем более, почти вся кафедра знакома с тобой по твоей работе во Фролищах, и относятся там к тебе с большой симпатией. Что скажешь?
                - Скажу, что весьма благодарен Вам за Вашу заботу о моём будущем. Но у меня другие планы. За последние 3 года, работая с Нукусом, я 3 раза побывал в госпитале по сердечным делам. Один раз меня прихватило в самом Нукусе, пришлось вызывать скорую, ты, Игорь, об этом знаешь, поскольку был там в это время. Отпустите меня на покой по-доброму. 21 мая вручите мне обходной, я сам напишу рапорт на увольнение по болезни. В госпиталь ложиться не буду, комиссию пройду в поликлинике. По закону мне пора увольняться, я переслуживаю 5 лет. Я сам всё объясню Малькевичу, вас никто ни в чём не упрекнёт. А в академию я попаду, обязательно, только в другом качестве. Ну, что теперь Вы скажите?
           Евстафьев:
                - Мы уважаем твоё решение, но это как-то неожиданно, могут подумать…
                - Никто ничего не подумает, мне стоит объяснить ситуацию только одному человеку, и на следующий день об это будет знать весь Центр. Обоюдное алиби будет соблюдено. А Малькевичу я сам всё объясню, если Вы не успели рассказать ему про тетрадь.
                - Об этом не беспокойся, я приказал не выносить это из Центра.
                - Вы забыли классику советского кино. Помните, что сказал Мюллер:  «Если знают двое, знает и свинья!». Но будем надеяться, что этого не случилось.
                - Хорошо, Вячеслав, мы твоё желание учтём, есть ещё две недели, подумай над нашим предложением. А пока работай спокойно. Желаем удачи. А к Малькевичу, раньше 20 мая не ходи, пока не решим всё окончательно.
                - Хорошо, обещаю!
           Решение я своего, естественно, не переменил, взял направление на медкомиссию, недели за две, не торопясь, её прошёл, и стал ждать приказа на увольнение. Я, действительно, как и обещал, зашёл к Малькевичу, объяснил своё решение, поблагодарил за доброе ко мне отношение. Он поинтересовался моими планами, и, узнав, что я думаю пойти в академию и продолжить работу в той же проблеме, одобрил мои планы, выразил благодарность за совместную работу, и очень тепло попрощался со мной.
           Процесс моего перехода из одного качества, кадрового военного, на «гражданку», прошёл для меня совершенно безболезненно. Смягчающим фактором, видимо, явилось мое решение продолжить службу в армии, но уже в другом качестве.
           Заканчивая 1-ю часть своей книги, ради исторической справедливости, я специально поместил в конце последней главы эти две фотографии. Цель – показать читателю, кого Центр потерял, а кого приобрёл взамен. На левой фотографии интеллигентное, осмысленное, доброжелательное выражение Смирницкого Вадима Васильевича. На мой взгляд, преждевременно ушедшего из жизни, не без косвенной помощи человека, изображённого на правой фотографии, с лицом, выражающим качества совершенно противоположные лицу, изображённому на левой фотографии. Чтобы понять это, не надо быть профессиональным физиономистом и психологом. Короче говоря, слева – Homo Sapiens Sapiens, а справа – Homo erectus. Пишу это без капли злого чувства к этому человеку, а просто из сочувствия, поскольку, я по своей природе, человек совершенно не злой, не злопамятный и всепрощающий. Аминь!
           Ту оценку, которую мне дали мои коллеги и товарищи по работе, я поместил выше, поскольку счёл это необходимым в подобном произведении. А вот чем меня облагодетельствовало моё «любимое» государство, в лице Министерства Обороны, я отчитаюсь на последних страницах этой, заключительной главы.
          Не ради похвальбы, а для полной картины моей военной службы.

               
                Прощай Армия.  Да здравствует  Свобода!               



                П  О  С  Л  Е  С  Л  О  В  И  Е
                (вместо эпилога)


           Для чего же было затрачено столько физического и интеллектуального труда при написании представленного текста (эссе). Для начинающего самодеятельного «писателя», это было поистине трудом нелёгким, если принять во внимание одновременное осваивание непростой компьютерной техники. Однажды, ни с того, ни с сего, из компьютера пропало 80% написанного текста!! Автор в панике, поскольку не представляет, что делать. На помощь пришёл мой надёжный и доброжелательный учитель по работе на компьютере Леша Шумилин, муж моей внучатой племянницы Настеньки Ладогиной. С помощью совсем непростых манипуляций, ему удалось восстановить 90% пропавшего текста. За что ему огромное спасибо и низкий поклон!
           В тексте достаточно много схем и фотографий, как своих, так и взятых из Google. На мой взгляд, подобное иллюстрирование текста делает его более живым и воспринимается он более эмоционально. Это моя точка зрения, вполне допускаю мнения и отличные от неё. Не обладая достаточным опытом работы со вставками, пришлось много повозиться с прикреплением их к тексту. Литература на этот счёт практически ничего не даёт, поскольку написана (даже для «чайников») слишком профессионально. Никто из авторов не может понять, что для начинающих, писать надо алгоритмически, т.е. в виде пошаговой инструкции. Но их чрезвычайный профессионализм не позволяет им этого делать.
         А  теперь о самом главном. Что же получил автор от всей этой, с позволения сказать, затеи?! Некоторым моим читателям покажется это просто блажью, или, как некоторые мои знакомые называют, психоторопией. Этим доброхотам, я бы посоветовал заняться тем же, и с удовольствием посмотрел,  что бы из этого  вышло. Критику доброжелательную и конструктивную признаю и уважаю, но не переношу провинциальный снобизм и безапелляционность на основе элементарной безграмотности и амбициозности (по определениюБСЭ). Да простит меня Господь!
           Текстуально исследуя свой жизненный путь, прямо скажем, не усыпанный лаврами, я понял, что умный человек, подсказавший мне эту идею с экрана телевизора, и о котором я упоминал в разделе «От автора», оказался прав. Умозрительно это сделать достаточно трудно, поскольку невозможно одновременно представить весь пройденный путь, и отчётливо увидеть его основные этапы и крутые повороты. И что же я увидел из первой части моего повествования, закончившегося увольнением из ВС СССР, и перейдя в новое качество?
           Во-первых, я заново, ещё раз, прожил этот отрезок моей жизни со всеми её радостями и горестями с дорогими и близкими моему сердцу людьми, которые, к великому моему прискорбию, уже давно ушли из жизни. В этом смысле пускаться в ретроспективу пройденного жизненного пути, занятие довольно тяжкое, поскольку, неизбежно приходиться вновь эмоционально переживать все перипетии и коллизии, пройденного пути. Но я об этом не сожалею, а скорее наоборот, хотя это было и нелегко.
           Во-вторых, я отчётливо увидел все промахи и утерянные возможности объективного и субъективного характера, которые очень круто повлияли, или могли повлиять на мою, а вернее сказать,  и  на нашу с Аидой жизнь. Их было достаточно много, и оценку им теперь даёт человек не с позиций того времени, когда всё это происходило, а с позиций умудрённого большим жизненным опытом человека.               
           А теперь, что называется, «разбор полётов».
           1-е. Отказ ехать в Германию (ГСВГ) после окончания военного училища, считаю вполне оправданным и естественным поступком мужа, не захотевшего оставить свою молодую жену (со времени брака не прошло ещё и года) в сомнительном «подвешенном» состоянии на неопределённое время. Это был порыв души любящего человека, не пожелавшего расставаться с любимой женой.
           Многие мои сослуживцы, узнав о моём поступке, отнеслись к нему, в лучшем случае, с иронией, а некоторые открыто осуждали, за потерю прекрасной возможности сделать карьеру. Да, если бы я пренебрёг своими чувствами, и уехал бы в Германию один (жён в это время туда не пускали), в последствие, мы с Аидой могли бы иметь совсем другую жизнь. Об этом я узнал позже, от своего приятеля по Академии, Вадима Николаева. Правда, особого благополучия и материального достатка в его семь, я не наблюдал, хотя он прослужил в Германии 7 лет! Этот пункт для меня совершенно ясен и сомнению не подлежит.
           2-е. Упорное стремление поступать в химическую Академию, а не в общевойсковую им. М.В.Фрунзе (срок обучения 3 года, вместо 5 в ВАХЗ), что было бы вполне естественным, после окончания с Золотой медалью самого престижного в этом разряде, Московского Краснознамённого пехотного училища им. Верховного Совета РСФСР (МКПУ, «Кремлёвские курсанты», как нас называли). Теперь я понимаю, что командир полка в Калинине, когда, подписав мой рапорт на поступление в ВАХЗ, и обругав меня последними словами за мой выбор, наверное был прав. Окончив Академия Фрунзе, я бы имел совершенно другую перспективу, теперь я в этом совершенно уверен. Пример из последующей жизни. Придя на службу во 2-ю гв. Таманскую дивизию в Москве, на должность ниже предложенной  (об этом ниже), я встретил там своих сверстников, пришедших после окончания Академии Фрунзе в одном звании со мной, и занявшие должности на ступень выше своего звания. Впоследствии я узнал, что через 5 лет они все полковники и на высоких должностях. Этот вопрос оставляю открытым, однозначного отношения   к этому моменту моей службы у меня нет. Но не в моих правилах было о чём-то жалеть. То, что выбрано или сделано мной, обижаться не на кого!
           3-е. Получив после окончания Академии отличное назначение, начальником химической службы танковой дивизии в Польшу, я вынужден был отказаться в силу семейных обстоятельств, и согласиться на низшую должность в Москве, опять в свою «родную» Таманскую дивизию, на должность с «секретом», благодаря которому я «загремел» через 2 года на Дальний Восток воевать с китайцами. В этом случае я не мог поступить иначе потому, что у жены мать была при смерти. Я понимал, что от меня в этой ситуации ничего не зависит, но я не мог, смотря жене в глаза, наполненные слезами, страхом и тоской, всё бросить и уехать делать свою карьеру! Это противоречило моим жизненным принципам. Это было бы предательством!
           4-е. В январе 1966 года, защищая честь и достоинство своей жены от поганцев «врачей», принадлежащих к народу, избранному Богом, я вынужден был вступить с ними в конфликт (подробности в тексте) и был сурово наказан лицемерной коммунистической «моралью», окончательно прикончившей мою офицерскую карьеру. Но я и об этом не жалею. Думая об этом, и вспоминая этот эпизод, с расстояния в 40 лет, я с удовлетворением отмечаю правильность своих действий. После того, как через 4 месяца меня восстановили в звании, и объявляя мне об этом, командир дивизии, заслуженный генерал, Герой Советского Союза Тенищев И.И. сказал мне:
                - Как командир, я обязан был тебя наказать, чтобы отвязаться от этих подонков, но, как мужик, я был на твоей стороне, и не знаю, чтобы я сделал, окажись я на твоём месте. Не вешай нос, и учти, за одного битого, двух небитых дают! Работай спокойно, мне известно, что большинство твоих товарищей по службе, на твоей стороне. И это была чистая правда. Когда меня в управлении дивизии опять увидели в майорских погонах, товарищи по службе с радостью поздравляли меня. Так что, майорские погоны я обмывал дважды, как и Присягу принимал тоже дважды.
           5-е. Когда в 1968 году, после годичного бессмысленного пребывания в ДВО, меня первый раз увидел НХС округа генерал Козырев, и после короткого знакомства со мной и моей работой в дивизии «Бумажный тигр», он сразу же предложил мне должность НХС зенитно-артиллерийской дивизии на Камчатке. Разговор происходил tet-a-tet, и поэтому я ему ответил:
                - Товарищ генерал! Вы очень внимательны и я Вам искренне благодарен. Но продвигаться ещё дальше на Восток у меня нет никакого желания! Извините! Овчинка выделки не стоит.
                - Хорошо! Если не подходит Камчатка, я имею возможность месяца через два забрать Вас в Хабаровск, в химотдел округа, обещаю квартиру, если перевезёте жену.
                - А бронь на московскую квартиру Вы оформляете? Или нужно распрощаться с Москвой навсегда?
                -  К сожалению, нет, и я лично, считаю это упущением Правительства. Из-за этого у нас большой дефицит хороших кадров, добровольно никто не хочет сюда ехать. А чем у Вас в Москве занимается жена, если не секрет?
                - Никакого секрета нет, работает в Министерстве автомобильной промышленности, старшим инженером. Из Москвы навсегда она никогда не поедет, да и я тоже.
                - Очень жаль, но я через неделю буду в Москве, и постараюсь убедить Вашу жену оставить Москву ради карьеры мужа. Через 6-7 лет Вы можете вполне занять моё место, это вполне реально, исходя из возрастного ценза наших сотрудников.
                - Ещё раз большое спасибо за участие в моей судьбе, но даже такая перспектива, для меня сомнительна, не говоря уж о жене. Если Вам удасться с ней встретиться в Москве, Вы это поймёте.
           На этом разговор закончился. А потом я от Аиды узнал, что он действительно её нашёл и не менее 2-х часов уговаривал переехать в Хабаровск, и расхваливал тамошнее житьё на все лады. В этом случае мы оба были солидарны, и никогда не жалели об этом.
           6-е. И самое печальное. У нас мог быть ребёнок, сын, 1953 года рождения. Но я полностью опускаю этот вопрос, вопрос сугубо интимный. Я имею на это право по причине того, что ещё жив человек, родственник которого был инициатором и исполнителем этого преступного деяния. Обстоятельства моей службы были чрезвычайно туманны, и Аида поддалась на уговоры своих родственников, а я не был поставлен в известность. Впоследствии мы оба очень сожалели об этом, но было уже поздно.
           30 лет своей службы в Советской Армии я отдал своей Родине с полной отдачей, совесть моя чиста и душа спокойна. Наша жизнь с Аидой вполне удалась, она была наполнена любовью, взаимным доверием и уважением. У нас было много счастливых минут. Мы много ездили и много видели, жизнь была интересной и наполненной. Единственное, что меня печалит, это отсутствие детей и ранний уход Аиды из жижни. Я думаю, что я всё сказал честно и откровенно!
 
                М о с к в а                м а р т  2010 года.

                               

                Издание, редакция и корректура авторские.
                МОСКВА, 2010 год.