Пигмалион

Игорь Кадет
Эта история началась в очень давние времена и не закончится, видимо, никогда.
В одном, довольно известном, городе жил молодой человек. К своим годам он приобрёл прекрасное воспитание, отличался приятной внешностью и учтивыми манерами. А ещё, к моменту описываемых событий, он только вступил во владение значительным наследством, после безвременной кончины его отца. Отец молодого человека был преуспевающим художником и также сумел передать сыну художественное дарование. Более того: всегда, когда позволяли обстоятельства, смышлёный мальчик находился подле отца, всячески помогая ему в рутинной работе, которой у художника множество, но которая не бывает неважной. Отец не скупился на наставления, раскрывая секреты мастерства, но вершиной науки и праздника для ребёнка являлись походы с отцом по лавкам, торгующим художественными инструментами и принадлежностями. Товары, более похожие на экспонаты из лавок чудес, странные запахи, сами торговцы – люди важные, загадочные! Всё это необыкновенно развлекало и волновало мальчика. Постепенно он постигал умение отличить редкое от обычного, узнавал истинную цену выставленным товарам и осваивал искусство, да-да, обычной торговли. Ведь профессия художника, к которой он так тщательно готовился, предполагает умелого торговца. После внезапной смерти отца всё это стало крайне важным уже для него самого. Так с печальными мыслями, которым, однако же, не удавалось поколебать неизбывного юношеского оптимизма, шёл молодой человек знакомыми улицами, как внезапно заметил одну особенную лавку. Эта лавка не торговала инструментом, красками. Её назначение всегда было мальчику непонятно. Отец заходил сюда, хотя и редко, но с большим удовольствием. Иногда их встречал сам хозяин. И он был ещё более необычен, чем любой его товар. Очень смуглый человек, совершенно не из их мест. Говорили, что большую часть времени он проводит, лично скитаясь через моря, в поисках чудес. Когда же его корабль появлялся в городской бухте, это служило для знатоков сигналом. Ещё у него была совершенно необычная манера торговаться. Точнее, он не торговался вовсе, просто, тоном, не терпящим возражений, называл цену и отворачивался от обомлевшего покупателя. Странно, но при этом его дела всегда шли хорошо. Наверное, он как никто другой знал истинную цену, а его экзотический товар всегда находил своего покупателя. И с вихрем этих мыслей юноша повернул к странной лавке. Нет, не за покупкой. Может встретить внезапно ускользнувшее детство? Перешагнул порог. На звук колокольчика из сумеречного нутра лавки выглянул хозяин. Его окладистая борода стала совсем седой, словно соль морей навечно осталась в ней. Хозяин безмолвно ответил на учтивое приветствие, и юноша начал со всегдашним любопытством оглядывать помещение с бесчисленными шкафами, полками, ящиками. И тут! Он и прежде здесь видел подобное. В одном из углов, донельзя заставленного помещения стояло нечто. Внешне – едва обработанная часть ствола какого-то драгоценного дерева. Высотой примерно с человеческий рост, заготовка была надёжно закреплена на невысокой широкой подставке из другого ценного дерева и стояла колонной, словно часть древнего неизвестного храма. Однако юношу поразило не это. На него обрушилось чувство, что эта колонна живая. То ли скудный свет, то ли необыкновенная обстановка оказывали своё действие, но молодой человек ясно видел подвижный контур фигуры, стоящей в углу. Опомнившись, через немалое время, и взяв себя в руки, не зная зачем, он спросил цену. Цена оказалась не только, по обыкновению, большой. Она была запредельной! Торговаться было невозможно, да и не с кем. Хозяин уже не замечал посетителя, обратившись к своим делам.
Ошеломлённый художник пришёл домой. Мама, на которой теперь лежала большая часть хозяйственных забот, не на шутку встревожилась и сын рассказал обо всём, как есть. Но таких денег в доме не было. Однако утешения и наставления привели юношу в чувства. Долг старшего мужчины в доме, работа не позволяли предаваться унынию.
Прошло некоторое время. Часть заказов, которые ему достались неоконченными от отца, были благосклонно приняты заказчиками. Появились и свои собственные заказы. Молодой человек полновластно занял мастерскую и, как раньше отец, проводил в ней всё время, не очень замечая, что происходит в доме за пределами мастерской. Заработанные средства юноша передавал маме, довольствуясь едой и уходом. А дом, тем временем, освобождался от обстановки, занимавшей его многие годы. Постепенно исчезла значительная часть антиквариата, собранного несколькими поколениями, исчезла и мебель вмещавшая его. Но всё это прошло мимо внимания молодого человека, потому что как бы он ни был занят работой, видение из лавки чудес не отпускало его.
И вот настал торжественный день! С блестящими от чувств глазами и совершенно неожиданно для юноши, мама вручила ему ту самую невероятную сумму, которую он слышал от торговца.
Ни минуты не медля, юноша бросился в заветную лавку. Страх, что он не застанет свою покупку едва не душил его.
Вбежал в лавку – всё стояло, как если бы он оставил её вчера. Стоял на месте хозяин. Дрожащими, от волнения, руками юноша выложил деньги. С каменным лицом хозяин пересчитал всю сумму, а затем кликнул слуг. Ведь столь массивную покупку ещё необходимо было доставить на место. А юноша совсем не подумал об этом. И даже денег на это у него с собой просто не было. Но хозяин, не обращая внимания, на попытки благодарности предоставил свою повозку, слуги тщательно упаковав и уложив столь драгоценный тяжёлый груз отправились в путь. Доставив покупку в дом и даже установив её в указанное в мастерской место, слуги категорически отказались от платы за труд, явно руководствуясь полученными строгими указаниями. Молодой человек не мог поверить своему счастью, благодарил маму и совершенно не представлял дальнейшее. Ведь так хорошо было сейчас.
Однако жизнь настойчиво возвращалась в назначенное русло. Заказы надо было выполнять. А для покупки освободили просторный угол в мастерской, накрыли тканью и занялись повседневными делами.
Художник работал, порой поглядывая в заветный угол. Неясные волнения тревожили его. И однажды он всё же решился. В день, свободный от посещения заказчиками, юноша снял покрывало и приступил. Образ, почти законченный образ стоял в его воображении, оставалось только воплотить. Художник работал медленно, не каждый день, порой, не каждую неделю, объясняя это себе обилием заказов и нехваткой свободного времени. А заказов и, правда, прибавилось. Внезапно в их краях возникла мода на античное искусство. Прекрасным дамам, девушкам хотелось увековечить свои черты, а античность они понимали, как необходимость максимально обнажиться. Это весьма тревожило мужей, братьев, покровителей новоявленных натурщиц. Стены мастерской даже увидели то, что прежде не видели никогда – семейные сцены. Но всегда побеждали настойчивость, ласка, слёзы.
У молодого художника оказался удивительный дар: не погрешая против истины ему удавалось найти в каждой новой модели такие черты, что каждая уходила от него красавицей. Это ещё больше придало ему популярности и позволило поднять цену за труд. Ведь необходимо было восстановить изрядно разорённое хозяйство, чем и занималась его мама. Была ещё и побочная слава. Мужчины, сопровождавшие в мастерскую прекрасных заказчиц, поначалу с особым вниманием наблюдали за творческим процессом. Но постепенно в мужском сообществе о художнике сложилась неоднозначная репутация человека не от мира сего. Благородным кавалерам наскучило находиться часами в мастерской подле своих дам, да и дела позволяли не всем прохлаждаться в помещении больше похожем на цех непонятного назначения, нежели на богемное место.
Совсем немного свободного времени было и у художника. Работа продвигалась очень медленно. Наиболее значительное препятствие случилось, когда художник, своим мысленным взором, дошёл до лица. Неделями он никак не мог поймать её взгляд. И тогда, после продолжительных мук, он оставил её глаза закрытыми.
Всё время, пока в мастерской находились заказчики, его тайну скрывало покрывало. Однако какие тайны могут быть от женщин, даже если эти тайны укрыты плотным покрывалом? И по мере продвижения работы, в заветный угол стали всё чаще прилетать ревнивые взгляды. А работа двигалась. Молодой человек не спешил. Он быстро становился зрелым мастером. Образ, стоящий перед его мысленным взором, получал зримое воплощение. Губы, шея, плечи проступали своим чередом. Иногда волнение от работы становилось столь велико, что художник не прикасался к покрывалу неделями, занимаясь исключительно заказами, коих у него было множество. Случалось, что очередная «античная» модель начинала бросать на художника совсем уж пылкие взгляды, но его погружённость в работу и неискушённость в житейских делах служили прочной бронёй на пути возможных недоразумений.
Однажды, уже работая над почти завершённым торсом, он вдруг явственно почувствовал стук из-под левого ребра скульптуры. Потрясённый художник замер, веря и не веря себе. С этого дня он перенёс свою постель в мастерскую на видавший виды огромный кожаный диван, доставшийся от отца.
Месяц шёл за месяцем, уже несколько раз сменились времена года. Маэстро очень и очень возмужал, ко всегда длинным волнистым волосам добавилась изящная бородка. В нечастые прогулки по городу за очередным материалом красавец-мужчина привлекал внимание дам, любезно раскланивался, снимал приветственно шляпу разбрасывая кудри по плечам и вызывая изрядное смятение среди прекрасного пола. Но слишком уединённый образ жизни продолжал удерживать его в добровольном заточении.
Скульптура приобретала всё более законченный вид. Бёдра, обворожительные колени. Касаясь руками тёплого дерева, он ощущал жизнь и трепетал всё более и более. На щиколотках он сменил весь инструмент, перейдя на самый мягкий, который только мог быть, работая едва ли не голыми руками. Работа резко замедлилась, обилие мелких деталей, требующих тщательной проработки занимали много времени и труда, но всё это приносило ни с чем не сравнимое упоение. И всё же однажды работа была закончена. Только заканчивал её не юноша, который начинал, а мужчина. Был непоздний вечер. С удовлетворением осмотрев свой труд, художник привычно накрыл скульптуру покрывалом. Давно не переживаемое, абсолютное спокойствие разлилось по его телу и художник сном младенца уснул на таком привычном уже диване. Утро разбудило его солнечными лучами. Солнце заглядывало в мастерскую сквозь высокие витражи. Лучами прыгало по стенам, неоконченным работам, полкам, верстакам. Касалось лица художника, целовало его в губы. Был выходной день, не ожидались никакие заказчики и можно было нежиться сколько угодно. Художник поднялся, чувствуя себя необыкновенно легко, при этом не осознавая причину своего такого прекрасного самочувствия и настроения. О законченной скульптуре, которая столько времени не отпускала его от себя, с тех самых пор, когда он увидел её неясный силуэт в загадочной лавке, он вспомнил далеко не сразу.
Едва же вспомнив о ней, он моментально утратил свою беззаботность. Волнение всецело завладело им опять. Медленно подойдя к ней, аккуратно снял покрывало, уронил ткань на пол. И начал рассматривать статую так, словно не он видел её тысячу раз. Отступая и приближаясь, смотрел, уже не смея коснуться. Повинуясь внезапному порыву, он бросился к фигуре. Обнял её колени, прижался лицом и вновь, как уже случалось, ощутил тепло и жизнь в своих объятиях, бархатистость нежной кожи. Отпрянул, воззрился, стараясь что было сил оставаться на одном месте и не отрывать глаз. Шторм бушевал в его душе. Невероятная надежда на невозможное и страх, что чудо не случится разрывали его. Стук собственного сердца оглушал. Каким-то образом он всё же услышал ещё один звук в комнате, это раздался тихий вздох. Фигура в углу немного повернула голову, веки, так долго опущенных прежде глаз, затрепетали. Время остановилось.