«Пусть только счастье сопутствует тебе в жизни!» - получил я дома открытку-прощание от своей первой любви Лены. От тоски у меня сжалось сердце! Уже год мы не виделись, и я стал забывать свою первую любовь...
Тополя роняют клейкие почки – в открытое окно льётся их елейный аромат. Я вдруг сильно привязался к Люсе. Её родители отдыхают в отпуске – и я временно живу у неё.
- Спи, - слышу я сквозь сон её голос . – Ключи занесёшь в ателье.
Хлопнула дверь.
Зачем Ленка, после годового молчания, прислала прощальную открытку? Совсем стал забывать её образ...
На холодильнике, на пуфике возлежит пушистый кот Василий. Он ревнует меня к хозяйке. В утренней солнечной дымке млеют дома, громко чирикают воробьи и воркуют голуби.
После работы, прогуливая учёбу в институте - опять и опять спешу к своей ласковой Люсе.
По вечерам засыпаю под стрекот её швейной машинки. Она только закончила с отличием курсы закройщиц – с увлечением кроит и шьёт себе необыкновенные халаты и блузки. Часа через два, закончив шить, она прижимается, холодная после ванны.
- А ты во сне раскрываешься и постанываешь, - ласково говорит Люся. Она уже разговаривает по телефону с моей мамой, как будто у нас всё решено.
Она ждёт моего окончательного решения – смириться с потерей Лены и остаться только с ней. А мне страшно снова привязаться к Люсе, как это было на протяжении многих лет с Ленкой.
Всему виной моя страстная любовь к литературе. Лена хотела так мало от меня - чтобы я работал графиком-иллюстратором, и вместе с ней прилично зарабатывал. И чтоб мы купили дачу. Так мало она хотела.
А мне, эгоисту, нужен был весь мир. Нет, я честно пробовал чертить тушью на кальках скучные графики, технические механизмы, каких-то водолазов и теплицы. Но, душа моя разрывалась от одиночества и невостребованности.
Авторы любимых книг дразнили меня таинственными городами, я ощущал загадочный запах женских духов, купался в море, путешествовал где-то...
Я чувствовал этот волшебный и неведомый мир, ощущал его всей своей влюблённой душой. В мире этом переливалась мудрая суть жизни, где я всех хотел узнать и полюбить!
Люся, кажется, понимала меня или приручала:
- Отец обменяет квартиру – у нас летом будет своя комната. Купим стол – сиди и пиши!
И всё-таки, я позвонил Лене после того, как однажды увидел её в парке им. М. Горького. В огромной Москве, вдруг нежданно увидел Лену с подругой Светой и высоким темноволосым парнем. Они прошли рядом с нами, показывая на пивной ресторан «Пльзень».
- Что с тобой? – испугалась Люся, видя, как я побледнел. – Тебе, что – плохо?
Но я не смог ей ответить, у меня перехватило дыхание. Врать не хотелось. Оказывается Лена, и через год, могла вызвать в душе моей такое сильное волнение и едкую боль!
«Ну, почему же ей не встречаться с ребятами!» - обречённо подумалось мне. Значит, она прислала открытку, потому, что первая увидела меня с девушкой в парке.
И я позвонил, ничего не сказав ей о той встрече в парке.
Бывшая невеста приветливо пригласила меня на экскурсию в Поленово на Оку. Я даже весь похолодел – как же всё просто, мы опять увидимся. Душа люто истомилась по Лене! Вот только я ничего больше не мог Лене обещать. Остро почувствовал – это наша прощальная встреча.
Дом-музей художника В. Поленова – на высоком берегу Оки. Вид такой, что голова кружится от зелёного и синего простора!
С Леной мы молча бродим по огромной, построенной по эскизам художника усадьбе. И только мельком глядим друг на друга. Молчим и молчим…
Какой тонкий вкус во всём – резная тёмная мебель, картины, керамика, бронза, в аккуратных коробочках насекомые, коллекции старинного оружия, кожаные фолианты книг на многих языках…
Недалеко от усадьбы, где захоронен художник с домочадцами, мы поминаем его время «Праздничной» и пивом. Мы совсем захмелели от головокружительного простора реки, от жаркого ветра и запаха разнотравья. Её знакомые сдержаны со мной – они не понимают, что у нас за отношения?
Лена тоже отвыкла от меня, присмирела и изучает иногда широко открытыми глазами. Ощущение такое, что сейчас она не выдержит – стукнет или обнимет (если бы не люди).
Все опьянели. Подруга Света рухнула на руку и плачет. Девчонки норовят стегать всех крапивой. Ну, вот и Лена уже стегает меня с азартом по рукам – до белых волдырей. Всю боль скопившуюся - она вымещает на мне!
Нам мешали объясниться люди – невольно помогая нашему обречённому упрямству.
Ну, почему же я так и не спросил у неё о жизни, не рассказал правду о себе, не попросил прощения? Выходит, всё уже оборвалось меж нами – и юношеская влюблённость растаяла?
Пошли купаться. И я нырнул с берега, даже не узнав глубины. Ну, зачем ещё этот выпендрёж?
И десяти слов мы не сказали друг другу. Не дотронулись даже. Обоим было томительно и жутко, как во сне. Мы честно и мужественно рвали друг с другом.
И только потемневшие глаза говорили о переполнявшей нас нежности и боли от прощания…