Мудрёная развязка

Владимир Зезиков
         
          Мокушки, конечно, очень переживали, но старались не подавать виду и не расстраивать друг друга.
         
          - Володька, а правильно мы всё-таки сделали, что всё время эти самые билеты да квиточки не считали. А то бы вот так всё время и переживали, а то ещё, не дай Бог, и переругались бы.
         
          - Что сделано, то сделано. Пусть Мария Ивановна считает.
         
          Пока Мокушка раскочегаривал баню, Клавдия смоталась в магазин, погуторила там с подружками, прикупила хлеба и других продуктов и, вернувшись домой, взялась за ужин.
         
          Истопилась баня, надо было уже идти и смыть с себя этот дорожный пот и вагонную грязь, а за одним и южный загар, как зазвонил телефон Клавдии.
         
          - Кто звонит, - спросила она, не глядя на дисплей.
         
          - Что уже и мать не узнаёшь, совсем городской на энтих югах стала что ли?
         
          - Да нет, мам, извини, я не посмотрела. Слушаю. Что звонишь?
         
          - Да вы мне столько всякой дряни привезли, что разобраться невозможно. Сбегай, пришли ко мне Михалыча, а то он что-то по телефону не отвечает, батарейка села что ли. Да пусть с собой этот, как его, счётную машинку прихватит.
         
          Клавдия сходила к Михалычу и передала ему просьбу матери. Потом они пошли с Мокушкой в баню наслаждаться жарким паром и свободой дышащего голого тела. Раздевшись в предбаннике и зайдя в саму баню, Мокушка первым делом распарил берёзовый веник. Привыкли они уже к берёзовым, хотя в последнее время некоторые сельчане перешли на дубовые, так как посадки дуба, высаженные перед Шульгин – Логом, заматерели и там уже можно было наломать дубовых веток.
Мылись после дороги долго. После каждого захода попариться отдыхали в предбаннике при открытых дверях и вели неспешный разговор:
         
          - Что-то мамы долго нет, - вздыхал Мокушка, - квитки считает всё что ли?
         
          - Да не считает, а считают. Ты забыл что ли, они же вдвоём там разбираются.
         
          - Да нет, не забыл. Просто, что они в трёх соснах там заблудились что ли? Билетов-то там совсем вроде и немного.
         
          - Как это немного, скоко мы с тобой экскурсий-то посетили? Штук 20 – 25 наверное, а скоко раз на этих экскурсиях ещё деньги платили, а скоко раз поели? Так что пусть считают.
         
          - Да я не против, пусть считают. Только пусть окончательный подсчёт сегодня будет. Тошно ждать как-то.
         
          - Я согласна. А давай ещё разок похлещемся и хватит.
         
          - Давай. Пошли.
         
          И они пошли снова хлестать друг друга веником.
         
          Мокушка парил Клавдию по науке. Сперва он готовил воду, которую потом поддавал на раскалённые камни. Наливал в таз крутого кипятка и специальной меркой добавлял туда домашнего хлебного кваса. Потому что, если налить кваса сверх меры, будет дымно и угарно. Потом он не просто хлестал Клавдию веником, а сначала поддавал парку. Когда раскалённый пар доходил до полки, потихонечку помахивал в воздухе веничком перед голым телом Клавдии, не касаясь его. Жар от колебаний воздуха раскрывал её поры, пот начинал струиться по упругому телу.          
         
          Потом этот пот этим же веником, самым пушистым местом, лёгким движением стягивал вниз. И только после этого начинал потихоньку махать веничком, уже касаясь тела. Работал он всегда в брезентовых рукавицах и старой шляпе, потому что его действия разгоняли такую температуру, что без этих принадлежностей было просто не обойтись. Пропарив Клавдии спину, он просил её перевернуться и проделывал такую же процедуру с её передней частью.
         
          А вот распаренная Клавдия, даже после длительного отдыха в предбаннике, не умела так тонко и научно парить Мокушку и, сделав несколько замахов, она, укрыв лицо от невыносимого жара, выбегала в предбанник, после чего ему приходилось париться уже самому. А парился он с большим воображением и желанием, и при этом часто кричал как раненный медведь. Крик его разносился на пол-улицы. Но соседи уже знали его привычку и относились к ней спокойно.
После того как Мокушки помылись и накрыли стол, пришла Мария Ивановна.
         
          - Ну что, голубчики, - надуть меня хотели, но не удалось. Деньги-то счет любят.
         
          - Что такое, мама? Не хотели мы тебя обманывать, мы даже не знали, на сколько денег там бумаг разных.
         
          - Там много бумаг ваших разных и даже больше, чем восемьдесят тысяч, но вы туда положили лишние билеты.
         
          - Какие лишние билеты? – удивился Мокушка.
         
          - А как мы с вами в прошлом годе договаривались? Два билета на поезд туда и обратно и траты там. А у вас чё?
         
          - Чё? – растерялась, не понимая мать, Клавдия.
         
          У вас тута по два билета на автобус до Новосибирска дважды проходят на сумму излишков 1400 рубликов – это подлог, раз. У вас туды по два билета на поезд тоже дважды проходят на сумму излишков 7140 рубликов- это подлог, два. У вас обратно по два билета на автобус с Новосибирска дважды проходят на сумму излишков 1400 рубликов – это подлог, три. А зачем вы на святые источники дважды смотались, сильно понравились что ли? Это подлог на 700 рубликов – четыре. Таким образом вы туды засунули лишних билетов на общую сумму 10640 рубликов.
         
          Хорошо ещё, что прошлогодние билеты на самолёт туды не затолкали. Ну, а как быть с посещением, как его Геленж… Гелендж…, ну в общем аквапарка, там билеты по 750 рубликов, а мы с вами договаривались не боле 500.
         
          - Ну, мама, ваши цены сильно устарели, и на пятьсот рублей в день уже нигде не отдохнёшь.
         
          - Ладно, я тожа так думаю, засчитываю. Ну, в общем, когды я от ваших билетов отняла эти лишние, то оказалось, что вы мне предоставили билетов, ровненько на сумму 79500 рублей. Так что 500 рублей не хватат.
         
          - Мама, а вы учли то, что мы  Фоминишне за постой заплатили 14400 рублей, а квиточков на них она нам не дала?
         
          - Что я глупая, что ли совсем? Я с энтой суммы считать ваши траты начала. Вот так-то!
         
          - Мама, а вы хорошо квиточки-то посчитали?
         
          - Да на восемь раз с Михалычем вместе. Вот вам ваша коробка, лишние билеты, которые вы туды впихнули, я вынула. Считайте, думайте. Даю вам месяц. За месяц не найдёте, пасека в доме престарелых. Всё. Это моё последнее слово.

          И снова у Мокушек бессонная ночь. Они тоже на восемь раз пересчитали стоимости билетов и разных квиточков. У них получилось немного больше, чем у Мари Ивановны, а именно 79700 рублей, но триста рублей всё равно не хватало.
         
          Тогда они стали вспоминать, где они тратили деньги, на какие экскурсии ездили. И удивительное дело, в конце концов, они нашли их, эти деньги. Но безуспешно они перебрали на несколько раз кучу бумажек.
      
          Тех «документов», которые они искали, там не было. А искали они квитанции на свою самую первую покупку, на Мокушкины плавки и Клавкин купальник. И стоило это всё как раз пятьсот рублей. Вот если бы они нашли те квитанции, а они точно были, вопрос был бы решён, но они как в землю провалились.
         
          Клавдия не раз с этими покупками ходила к матери, но та упёрлась, и ни в какую не захотела вместо квитанций принять купальник и плавки. На все предложения принять купальник и плавки вместо квитанций она говорила:
         
          - Деньги счёт любят. Это не деньги, а купальники. А их вы могли спереть на пляже или где-нибудь в другом месте, а не купить, и значить не истратить этих денег на отдых, а пропить.
На утверждение, что Мокушка уже больше года как не пьёт, она не верила.
         
          - При мне не пьёт, а я в сторону, сразу нажрётся, - обычно говорила она.
         
          Прошел месяц. Квитанции так и не были найдены. Мария Ивановна позвала к себе Михалыча:
         
          - Михалыч. Ты знаешь в райцентре дом престарелых?
         
          - Нет, не знаю. Но я знаю начальника. Это мой старый знакомый Великанов Семён Давыдович.
         
          - Позвони ему и скажи, что я хочу с ним встретиться.
         
          - Да я его телефона-то не знаю. Ну ладно, завтра съезжу.
         
          На завтра, заведя свой старенький автомобиль, он поехал в райцентр. Язык до Киева доведёт, - говориться в пословице. Так вот этот язык и довёл Михалыча только не до Киева, а до районного дома престарелых. В фойе его встретила молоденькая фельдшерица.
         
          - Могу ли я видеть господина Великанова? – спросил её Михалыч.
         
          - Извините,- скорбно ответила девушка, - Но Семён Давыдович потерялся.
         
          - Как потерялся? Куда потерялся? - не понял Михалыч.
         
          - Да вот уже два месяца как его не можем найти. Никто не знает, куда человек делся. А главное человек-то не простой, сам Великанов, - ответила она и подняла при этом указательный палец правой руки вверх.
         
          - А его жена что говорит?
         
          - Маргарита что-то про какие-то юга бормочет, мол, туда поехал.
         
          - А кто же тогда сейчас руководит домом престарелых?
         
          - Да никто. Я вот прихожу, присматриваю за стариками и всё. Правда говорят, как три месяца Великанова не найдут, так другого будут назначать.

          К Марии Ивановне Михалыч вернулся ни с чем.
         
          - Ну что подождём ещё месяц. Нового начальника назначат, тогда и будем с ним решать вопрос на счёт передачи пасеки, - решила Мария Ивановна.

          Приближалась зима. Перед «Седьмым», выпал первый снег, который быстро и растаял. Но это было предупреждение о приближающихся холодах. Клавдия перебрала зимнюю обувь и обнаружила, что её валенки прохудились и она попросила Мукушку:
         
          - Володя, я перебирала пимы. И твои, и мои требуют ремонта.
         
          - Хорошо, завтра подошью.
         
          - А мне ты кожанку на пятки пришей. Она так хорошо смотрится на валенках и сохраняет пятки.
         
          - А где я тебе кожанку-то найду?
         
          - Да я уже присмотрела. Моя сумочка, с которой мы уже дважды съездили на юг, пришла в негодность, вот от неё и отрежь.
         
          Мокушка взял в руки сумочку жены. Осмотрел её, и ему захотелось сказать Клавдии, что сумочка ещё хорошая и её носить и носить ещё можно но, немного подумав, не стал. Женщина есть женщина, и её до конца понять невозможно. Скажи, может обидеться, ещё жадным назовёт. Он взял ножницы и начал аккуратно вырезать полукруглые нашлёпки на валенки.
         
          Вдруг из прорезанной дырки выпала какая-то бумажка. Она была помята и пошаркана, но вполне читабельна. Мокушка решил посмотреть, что это туда при пошиве сумочки засунули, а когда разобрался, руки у него затряслись и во рту пересохло. Он хотел позвать Клавдию, но звуков из горла не вылетало.
         
          Схватив эту драгоценную бумажку, он побежал её искать. А Клавдия в это время в полутёмной кладовке налаживала корм курам для чего доставала из ларя зерно. Подскочив к ней, он трясущимися руками показал ей бумажку и прохрипел:
         
          - Она, она, нашлась родимая.
Клавдия, увидев Мокушку в таком состоянии, решила что он пьян.
         
          - Вот, сволочь, ведь целый год держался и надо же, напился. Где взял?
         
          - В твоей сумочке. За подкладку завалилась, - сдавленным голосом сказал Мокушка.
         
          - Как это бутылка может в сумочке за подкладку завалиться?
         
          - Да какая бутылка, квитанция, квитанция на купальник и плавки. Пасека наша, - только и мог прохрипеть Мокушка.
         
          Мария Ивановна приняла эту квитанцию и необходимость передачи пасеки отпала.
         
          После некоторых процедур в районном центре Владимир Иванович стал хозяином пасеки. Правда, внешне ничего не изменилось он, так же как и раньше, работал. Только вот реализацией мёда Мокушка стал заниматься сам. Мария Ивановна, познакомила его со своими оптовыми покупателями и отошла от дел. Все свои заботы по дому так же передала Клавдии и своему любимому зятю Владимиру. Но деньги, которые она заработала за двадцать лет (при помощи Мокушки), вытащить из неё так и не смогли:
         
          - Деньги всему голова. Ежели отдам вам деньги, не нужна стану. Куды я тогда денусь. А пока деньги у меня, беречь будете и холить. Вот ежели умру своей смертью, получите миллионы, а не своей – сядете в тюрьму.
         
          Правда, если сказать честно, то Мокушка часто останавливался на берегу реки, высматривая то место, где была «яма». А ещё чаще смотрел на Бабурган, который синей громадой постоянно висел над горизонтом. По воскресеньям он обычно переходил на другую сторону реки, поднимался на вершину горы Змеинки, сидел там, и в одиночестве и о чём-то мечтал.