Рассказ написан для конкурса «Соседи»
3-е место по результатам судейского голосования
Работа №11
Название – Колыбельная за стеной
Псевдоним – Метель
Количество знаков – 21 119
***
Колыбельная за стеной
Вновь, память, надо мной ты верх взяла,
И прошлое нахлынуло волной.
Теперь хоть душу выжигай дотла,
Вот только... колыбельную не пой.
Олег с трудом приоткрыл глаза. Темно. Сон вязкий, тяжёлый медленно отступал, забирая с собой опьянение и оставляя головную боль и неприятный привкус во рту. Утро или вечер? Олег приподнялся, в голове закружилась карусель, подступила тошнота. Он рухнул обратно, пошарил рукой по постели, удовлетворённо вздохнул, нащупав сотовый. Даже слабый свет дисплея казался неприятно-режущим. Однако увиденное там заставило сон отступить ещё дальше, а глаза широко раскрыться. 23:45, суббота. Суббота?!
Повторная попытка сесть удалась. Получалось, отгулы, взятые на переезд, уже закончились. Ничего себе, отметил свободу. Олег потряс головой — что облегчения и ясности мышления не прибавило — и попытался воссоздать в памяти события минувшей недели. Понедельник и вторник вспомнились чётко. Среда...
Почему-то стояла перед глазами картинка: он сам возмущается лепниной на высоком потолке и торчащим в его центре крюком для люстры, Женёк и Пашка расставляют бутылки и закуску на оставшемся от прежних жильцов круглом допотопном столе. Женёк глубокомысленно замечает: «А что ты хотел? «Сталинка» — клетушка, но до потолка три с лишним метра. Да, братан, я там тебе стремянку приволок, в коридоре стоит. Вдруг обои поклеить надумаешь, а то тут со времён постройки ремонта не было». Олег пытается оправдаться. Женёк отмахивается: «Да понятно, что от своей бывшей быстрее свалить хотел. Даже на такой неудачный размен согласился». «Зато стены полметра, соседей слышно не будет, — вмешивается тугодум Пашка, — хорош базарить, водка стынет».
Вот с этого момента память отказала. Четверг и пятница стёрлись оттуда напрочь. «Надеюсь, никого не убил», — подумал Олег, спустил ноги на пол, и замер, пережидая очередной приступ головокружения. Из-за стенки, опровергая заверения Пашки, послышался плач ребёнка. Затем нежный женский голос запел: «Ай люли, люли, люли, прилетели журавли. Журавли-журавушки до зелёной травушки».
Олег почувствовал холодок, пробежавший между лопатками. Сразу отошли в сторону заботы последних дней как что-то мелкое и ненужное. Он сидел, боясь шелохнуться и пропустить хотя бы слово.
«До зелёной травушки, травушки-муравушки».
Колыбельная лилась, укачивая, успокаивая, убаюкивая, плач стих.
«Будет журавель плясать, будет крылышком махать. Будет крылышком махать, будет люлечку качать».
Сначала Олег пытался себя убедить: совпадение, просто совпадение, но теперь сомнений не осталось. Эту колыбельную сочинила Лена, его первая жена для их будущего ребёнка. Десять лет назад...
Она любила сидеть в кресле-качалке. Покачивалась и пела. Олег в такие моменты подходил, прислонялся к округлившемуся животу жены ухом и слушал, как шевелится их сын. «У тебя две макушки. Значит, должен дважды жениться. Но не надейся, мы с сыночком тебя никому не отдадим! — Лена звонко смеялась. Живот колыхался, ребёнок начинал активно толкаться. — Ну вот, из-за тебя разбудила», — и снова принималась напевать...
— Эх, Ленка, Ленка! Ты-то думала, что шутишь.
Олег прислушался — больше из-за стены не доносилось ни звука — встал, направился на кухню, задевая по пути стулья, углы и потихоньку матерясь. Свет на кухне казался тусклым из-за засиженного мухами светильника. Убогость обстановки не напрягала, Олег был даже рад, что квартира досталась с мебелью, стареньким холодильником и чёрно-белым телевизором. Возможность ничего не брать из прежнего жилья дорогого стоила. «Пусть подавится», — подумалось о второй жене.
Олег пошарил в холодильнике, обнаружив бутылку минералки, жадно присосался к горлышку и махом выпил половину. Полегчало. Он открыл форточку и с наслаждением закурил. Пришло осознание реальности свободы: не нужно выслушивать вечное сетование на безденежье, постоянные придирки, упрёки в не таких уж и частых пьянках с друзьями, видеть откровенно ненавидящий взгляд пасынка-подростка. Второй брак казался теперь неудавшимся экспериментом, который с самого начала не стоило затевать. Бывшей оказалось далеко до Лены. Лена... Как долго он гнал воспоминания о ней, пряча в самый уголок сознания. Может, и дальше удалось бы не бередить рану, если бы не колыбельная.
Олег вновь прислушался: дребезжание холодильника, тиканье часов и никаких звуков извне, разве что шум ветра в листьях деревьев, доносящийся через форточку. Словно не было ни плача малыша, ни пения матери. «Наверное, послышалось», — подумал Олег, вернулся в постель и накрылся с головой одеялом.
Встал он утром бодрым и энергичным, настолько, что даже решился навести порядок в новом жилище. Весь день пытался услышать соседей. Пару раз даже прижался ухом к стене, сам себя мысленно высмеивая. В итоге поверил, что спьяну показалось. Спать лёг пораньше, готовясь к рабочей неделе. Проснулся как от толчка. Поставленный на тумбочку к изголовью кровати будильник показывал 23:45. Сон куда-то испарился. Олег ждал, помимо воли возвращаясь в прошлое...
Лена мечтала о ребёнке, но как-то не получалось. Олегу было комфортно и без детей, но он послушно отправился с женой на обследование. Вердикт врачей озадачил: «Вы оба здоровы». А Ленка обрадовалась: «У нас всё получится, Олежка! Только нужно постараться». Они старались, после нескольких лет супружества заново переживая медовый месяц. Хорошо старались. Олег словно наяву увидел Лену, весело прыгающую по комнате и кричащую: «Ура! Две полоски! Ты мой герой! Мы — родители!»
Послышался детский плач, затем неизвестная соседка запела Ленкину колыбельную. Олег соскочил и стал поочерёдно подходить к стенкам, пытаясь определить источник звука. Даже лёг на пол, не снизу ли, затем принёс из коридора стремянку и дотянулся до потолка, чуть не ударившись головой о крюк. Он прекрасно понимал нелепость своих поступков, но ему казалось жизненно важным найти ту, что поёт и выяснить, откуда знает слова песни. За стеной смолкли.
«Так, нужно думать логически. Дом трёхэтажный. Прилегающих к моей квартир четыре: справа, снизу, сверху и в соседнем подъезде. Хотя... ни разу не видел во дворе мамаш с колясками. Да, что голову морочить, завтра соседей поспрашиваю». На память пришла бабулька с первого этажа. Она живо интересовалась, кто он, и почему оказался в их доме, такие всё обо всех знают.
Однако утром Олег первой встретил соседку справа. Раньше он видел её мельком, отметив про себя: вот таких до конца жизни величают дамами, язык не повернётся назвать бабулькой. Сейчас же удостоверился, первое впечатление не обмануло. Современная одежда, стильная стрижка, макияж, царственная осанка, высокомерный взгляд сквозь стёкла модных очков. Лишь пигментация на ухоженных руках выдавала возраст. «За шестьдесят, точно», — решил Олег. Поздоровался:
— Доброе утро.
— Здравствуйте, молодой человек, — последовал ответ, произнесённый хорошо поставленным голосом.
Олег знал, что выглядит молодо для своих тридцати восьми, но сейчас и почувствовал себя юным студентом, отчаянно «плавающим» на экзамене. Задавать вопросы расхотелось.
— Вы что-то хотели спросить? — Соседка заметила заминку.
— Извините, вы ничего по ночам не слышите, никаких звуков? — решился Олег.
Соседка посмотрела слегка презрительно и ответила:
— Если вы о своей попойке с приятелями, не беспокойтесь, не слышала, благо стены здесь толстые. А вот сомнительное удовольствие лицезреть вынос пустой тары имела. Объёмы выпитого спиртного впечатляют.
Видимо, посчитав разговор законченным, дама направилась к лестнице. Олег замешкался, возясь с замком. «Поленился сразу новый врезать, получай», — укорил самого себя. Когда вышел из подъезда, дамы уже не было, от дома отъезжало такси, зато обнаружилась бабулька с первого. После приветствия она сказала:
— Ну что, отбрила тебя, сынок, профессорша? Она такая. Не любит Ритка людей. Вон с собственной дочерью поругалась и не общается, дай Бог памяти, сколько лет-то... Точно не меньше десяти. Внуки не смягчили, даже смотреть на них отказалась. Как отрезала. Кремень, не баба. Ты, ежели чего узнать хочешь, у меня спрашивай.
Олег машинально кивнул, затем сообразил: задай он сейчас вопрос, точно опоздает, отделаться от словоохотливой бабульки будет непросто, лучше отложить расспросы до вечера.
— До свидания, мне пора идти, э... э... — Олег тщётно пытался вспомнить имя соседки, а ведь та представлялась.
— Баба Валя я, — улыбнулась бабулька, — вижу, запамятовал. Ты уж, сынок, так больше не пей, упаси Господи, сопьёшься, как мой дед. Ну, иди-иди, а то заболтала тебя.
После работы, вымотавшей авралами и придирками начальства, никого встретить не удалось. Несмотря на чудесную погоду, двор как будто вымер. Олег насторожился, затем расслабился — вспомнил о новом сериале, идущем по вечерам. Его собственной матушке звонить в этот час было бесполезно. «Эх, бросить бы всё к чертям и уехать к маме, она обрадуется», — Олег печально улыбнулся. Он докуривал у подъезда, подставляя лицо заходящему солнцу...
Матушка новую сноху возненавидела с первой минуты. Не признавала она полутонов: либо ненавидела от всей души, либо так же любила. Лену любила. Приезжала часто, гостила подолгу. А уж когда о внуке будущем узнала... Впервые со смерти отца Олег видел маму такой счастливой и помолодевшей. Она убеждала: «Леночка, дочка, ты о детском приданном не заботься. Нельзя заранее, примета плохая. Только тебя отвезём в роддом, сама всё куплю, на Олежку надежда плохая».
Горький ком встал в горле, заставил сделать глубокий вдох. Олег закашлялся, поперхнувшись дымом. С досадой отшвырнул окурок. У дома остановилось такси. Соседка-профессорша вечером уже не выглядела такой высокомерной. Скорее, усталой. Олег подумал, что не у него одного понедельник на работе чёрный и открыл перед женщиной дверь в подъезд.
— Благодарю, — кивнула соседка.
Дома, наскоро перекусив, Олег засел за ноутбук: поработал над чертежом, поиграл в стрелялку, отослал несколько писем по электронной почте, в том числе и маме, успешно освоившей подаренный сыном планшет. Почитал ответы. Время убить удалось. Ближе к полуночи поймал себя на мысли, что смотрит в экран и ничего на нём не видит. Встал, заходил по комнате из угла в угол. Едва за стенкой раздались детский плач и колыбельная, выскочил в подъезд. Подошёл к двери соседней квартиры, прислушался. Поднялся на третий этаж, бегом спустился на первый. Тихо. Выбежал на улицу, и принялся всматриваться в окна. Свет кое-где был, но не в «подозреваемых» квартирах.
Олег сообразил, что несколько окон выходят на другую сторону, и кинулся огибать дом. По дороге спугнул целующуюся парочку и бродячего кота, издавшего дикий вопль. У соседки справа мерцал слабый неясный свет. «Телевизор, а может, ночник, — предположил Олег. — Хотя, какая разница, у неё-то точно нет младенцев». Он отправился назад. Дверь в подъезд неприветливо скрипнула, полумрак и неестественная тишина создавали ощущение бункера или склепа. Олег остановился перед своей квартирой и тихо выругался — снаружи торчал ключ, забытый в спешке. С замком вновь пришлось повозиться. «Завтра поменяю», — решил Олег. Но на следующий день забыл об этом намерении.
Неделя выдалась суматошной. Несмотря на поздние возвращения, Олег успел окольным путём выведать у вездесущей бабы Вали, что в доме грудных младенцев «уж давно не водится», жильцы все «уважаемого возраста», приходящие внуки «из пелёнок давненько выросли», а стены настолько непроницаемы что «ежели, упаси Господи, кого резать будут, мы и не услышим». Сама баба Валя сделала попытку разузнать у нового жильца о его личной жизни. Олег отшутился, откровенничать не стал. Отпугнул огонёк жадного любопытства в глазах соседки. Ещё будет судачить о нём за спиной, так же как о профессорше.
С соседкой справа пересекались редко, и здоровалась та заметно приветливее. На работе аврал сменился сначала затишьем, затем общим оживлением перед корпоративом в честь юбилея предприятия. Жизнь вошла бы в привычную колею, если бы не неизменная полуночная колыбельная, отправляющая в прошлое. Олег пытался накачаться спиртным, пил снотворное, рано ложился спать, но неизменно просыпался в 23:45 трезвым и бодрым, и если днём удавалось воспоминания заглушить, в эти пятнадцать минут до начала песни память брала реванш, отыгрываясь по полной.
Олег сделал попытку затащить к себе друзей на «междусобойчик», с тайным умыслом задержать подольше. Ведь если и они услышат колыбельную, то это точно не галлюцинации. Начал с Женька. Женёк сначала оживился, затем замялся.
— Не, братан, моя после прошлого раза ещё не отошла, имя твоё слышать не может. К Пашке даже не суйся. Его благоверная вообще тогда детей в охапку схватила и к маме. Пашка еле упросил вернуться. А знатно погуляли! Эх, жизнь-жестянка!
Неудача с друзьями заставила вспомнить о субботнем корпоративе, на который Олег до этого идти не собирался. «А что, схожу, оторвусь от души. Наши обычно под утро расходятся», — решил он. Глубоко в душе пряча надежду, что если пропустит колыбельную, то больше её не услышит.
Олег с трудом высидел торжественную часть, аплодируя в нужные моменты, его всё больше охватывало непонятное беспокойство. Немного расслабиться удалось на банкете. Сотрудницы наперебой за ним ухаживали. Видимо, узнали о разводе. Олег о семейных неурядицах особо не распространялся, но разве от «Штирлицев» в юбках что утаишь. Хитрые офисные барышни объявили, что сегодня каждый танец — белый. Олег принимал приглашения и танцевал, танцевал. Он даже получал удовольствие, обнимая податливое тело очередной партнёрши и чувствуя ритм музыки. Однако около полуночи беспокойство проснулось, заставив выскочить из зала и побежать очертя голову вниз по лестнице, забыв о наличии лифта.
«Быстрее. Быстрее, быстрее», — билось в висках. Такси на стоянке не было, и Олег кинулся к своей машине. Выпитая пара рюмок коньяка не волновала, он лишь молил судьбу, чтоб не напороться на ГИБДД-шников. Он не опасался получить штраф или даже лишиться прав, боялся потерять и так стремительно утекающее время. «Быстрее, быстрее, быстрее». Словно внимая этой отчаянной просьбе, светофоры горели зелёным. Но когда, распахнув дверь, Олег забежал в квартиру, та встретила равнодушной тишиной. Часы показывали начало первого. Опоздал. Вновь опоздал, как и десять лет назад...
Лена позвонила не вовремя. Олег только вышел из кабинета начальника злой после полученной взбучки, во многом несправедливой.
— Привет, — голос у Лены был слегка осипшим. — Что-то меня познабливает. Схожу, наверное, в поликлинику. А то СМИ страху нагнали эпидемией.
— Лен, не выдумывай, просто простыла. Говорил же: одевайся теплее! С этим свиным гриппом шумиху раздули, чтоб лекарства раскупали. Вызови врача на дом, скользко на улице.
— Да ладно, тут идти-то два шага... — Лена немного замялась, тон стал просительным. — Олежка, отпросись на работе, сходи со мной.
И тут Олега прорвало:
— Ленка, имей совесть! На той неделе я отпрашивался, на этой тоже. То тебе кажется, что схватки начались, а ведь до родов ещё два месяца, то, что ребёнок в животе не шевелится. Нельзя же так паниковать! — услышав в трубке обиженное сопение, Олег опомнился. — Извини, малыш, сегодня никак не могу.
— Я всё понимаю, не обращай внимания, сама справлюсь, — послышалось в ответ.
— Не обижаешься?
— Нет, конечно. Не забудь по пути с работы купить яблоки. Ну те, зелёные. И вяленую рыбку. Хорошо? Мы тебя любим, папочка!
После разговора с Леной Олег понял, что значит выражение «сердце не на месте». Выдержав минут сорок, он отпросился с работы и поехал домой. Жены дома не оказалось, телефон не отвечал. Лена всегда отключала его, заходя на приём. Казалось, ничего необычного, но Олег забеспокоился и кинулся в поликлинику. От крыльца поликлиники отъезжала машина скорой помощи с включенными мигалками и сиреной...
Олег с силой тряхнул головой, отгоняя воспоминания о дне, перечеркнувшем всю его жизнь. Не помогло.
Лену не довезли до больницы. «Свиной грипп, молниеносное течение, инфекционный шок», — гласило заключение врачей. После похорон Олег пытался повеситься. Матушка не дала, ни на шаг не отходила. Она, друзья, психологи убеждали, он ничем не смог бы помочь, даже если бы приехал раньше. Олег кивал, но сам себе вердикт вынес: «Виновен». Со временем горечь утраты притупилась, он пытался строить жизнь заново, в том числе и семейную. И вот сейчас боль вновь разрывала на части, словно и не было десяти прошедших лет. И рядом не было мамы, чтобы помешать завершить неудавшуюся попытку.
Олег прошёл в коридор, рывком открыл дверь кладовки. На верхней полке взял верёвку, на которой прежние хозяева сушили бельё, сам недавно хотел растянуть на балконе, стряхнул прищепки, сделал петлю. Входную дверь оставил приоткрытой с торчащим снаружи ключом. Подумал, так быстрей обнаружат. Прихватил стремянку и направился в комнату. Сдвинул к окну стол, поставив стремянку на его место. Придирчиво осмотрел крюк под потолком, удовлетворённо кивнул: годится. Затем зачем-то стал произносить вслух слова колыбельной как некое заклинание:
— Ой люли, люли, люли, прилетели журавли.
Верёвка легко закрепилась на крюке.
— Журавли-журавушки до зелёной травушки.
Петля охватила шею.
— До зелёной травушки, травушки-муравушки.
Стремянка отлетела от сильного толчка ногой.
Олег почувствовал рывок, дыхание перехватило на несколько секунд. И тут же он обрушился на пол, больно ударившись боком и ногой, рядом упал большой кусок штукатурки с крюком, оцарапав щёку. В глазах потемнело, в висках пульсировала кровь. Олег машинально принялся ослаблять петлю. Он почувствовал, как кто-то помогает освободиться. Сильные пальцы уверенно прощупали его шею.
— Скажите что-нибудь, — приказал знакомый голос.
— Всё в по... рядке, — с трудом произнёс Олег.
— Шея не сломана, связки не повреждены, — с облегчением сказала соседка-профессорша — Олег разглядел обладательницу голоса. — А я услышала шум, решила посмотреть. Как же вы так, молодой человек?
Что-то в этой фразе показалось Олегу странным, но что именно он не понял.
— Я — Олег, — представился он.
— Маргарита Львовна, — тоже представилась соседка и улыбнулась. — Лучше поздно, чем никогда.
Вскоре они сидели на кухне, пили крепкий чай и курили не менее крепкие сигареты, стряхивая пепел в блюдце. Как это ни странно, но профессорша в криво застёгнутом халате, с всклокоченными волосами по-прежнему выглядела дамой. Сам не зная, зачем Олег всё рассказал, о Лене, о воспоминаниях, о колыбельной. После слов о колыбельной, преследующей его каждую ночь, соседка вздрогнула, затем затушила сигарету и произнесла:
— Надо же, как совпало... Простите меня, Олег.
— За что? — спросил он и вдруг понял, что удивило в фразе, произнесённой раньше. — Вы сказали, что услышали шум. Значит и я реально слышал колыбельную? Но как так? Откуда?
— Раньше между нашими квартирами была дверь. Когда мы вселились, решили не закладывать, очень удобная получилась ниша, просто заставили мебелью. Если бы вы делали ремонт, обнаружили бы дверь за шкафом. А колыбельная... Пойдёмте, вам стоит это увидеть.
Маргарита Львовна легко поднялась со стула и направилась к себе. Олег, припадая на ушибленную ногу, заковылял следом.
Квартиру соседки освещал ночник. Она включила верхний свет, указала на кресло, направилась к телевизору и вставила кассету в
— Каждую ночь я смотрю видеописьмо дочери, вернее отрывок с колыбельной. Незаметно вошло в привычку, уснуть без этого уже не могу. — Затем присела на диван.
На экране красивая молодая женщина убаюкивала малыша и пела колыбельную. Ту самую. Когда ребёнок уснул, она подняла лицо, показавшееся Олегу знакомым.
— Видишь, мама, Леночкина колыбельная действует, уснули мы! — И обратилась к тому, кто снимал: — Саша, возьми малыша крупным планом. — На экране появилось лицо безмятежно спящего младенца. — Посмотри, бабушка, какой у тебя замечательный внук. — Камера вновь показала лицо женщины. — Мамочка, пожалуйста, не поступай так с нами. Ведь столько времени прошло. Неужели так трудно простить?
— Это Юля, одноклассница Лены, — узнал Олег. — Она нас приглашала на свадьбу, но вас там...
— Меня там не было, — резковато прервала Маргарита Львовна. — Трудно простить, когда дочь уходит на занятия в институт и пропадает на две недели. Когда обзваниваешь знакомых, поднимаешь на ноги весь город... Когда идёшь в морг на опознание, и молишь Бога, чтоб это оказался не твой ребёнок. Врагу не пожелаешь. А они всего лишь ездили знакомиться с Сашиными родителями... Извините, Олег, просто нахлынуло. Себя терзаю этой записью, и вам пытку устроила.
— Вы ведь простили? — спросил Олег.
— Давно.
— Так скажите дочери об этом.
Маргарита Львовна задумчиво произнесла:
— Трудно простить, но ещё труднее преодолеть взлелеянную из обиды гордыню, — встала, выключила рябивший серым экраном телевизор, затем повернулась с удивительно просветлевшим и умиротворённым лицом. — Думаю, мне давно пора познакомиться с собственными внуками.
Олег случайно бросил взгляд на окно.
— Светает. Я пойду, пожалуй. Вам стоит поспать.
— Олег, а вы больше не попытаетесь... — встревожилась соседка.
— Нет, — твёрдо ответил Олег. — В древности, когда во время казни обрывалась верёвка, преступнику дарили жизнь. И помилование... хотя простить себя тоже трудно. Спокойных вам снов.
Когда Олег вышел на площадку, обнаружил бабу Валю, с опаской и любопытством заглядывающую в его приоткрытую дверь с торчащим в ней ключом.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2016
Свидетельство о публикации №216030200010
обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2016/03/02/10