В земные страсти вовлечённый,
я знаю, что из тьмы на свет
однажды выйдет ангел чёрный
и крикнет, что спасенья нет.
Но простодушный и несмелый,
прекрасный, как благая весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что надежда есть.
Булат Окуджава
Книга эта, вышедшая в Вологде осенью прошлого года и кратко именуемая в народе «зелёный сборник», за какие-то несколько месяцев уже успела нашуметь и взволновала ряды критиков и авторов – и тех, которые туда попали, и тех, кто «не прошёл по конкурсу». Что думают просто читатели, не обременённые писательством, мне пока неизвестно.
Услышала о появлении сборника от знакомой, которая является одним из его участников. Когда узнала об авторском составе, читать не захотела. Выбор авторов на любителя: Галина Щекина, Ната Сучкова, Мария Маркова, Павел Тимофеев, Андрей Таюшев, Татьяна Корсунова... Это вологодские литературные звёзды или антизвёзды – для кого, как. Вобщем, мне хватило первых трёх, чтобы составить представление о книге.
Но в январе этого года в газете «Вологодский литератор» появилась статья Виктора Николаевича Баракова под названием: «Видя за собой пустоту», с которой можно ознакомиться здесь: http://literator35.ru (последний номер газеты за 2015г). Та самая, взволновавшая неравнодушые ряды некоторых моих знакомых авторов книги. Таким образом, и я оказалась вовлечённой в обсуждение сборника. Некоторые моменты в статье Баракова мне показались сомнительными, с некоторыми я согласилась сразу, и всё же я, наконец, решилась прочитать книгу, этот объект яростных споров. Многие из авторов-прозаиков мне были незнакомы. И я не пожалела. Открыла для себя новые имена. Но больше всего меня интересовало: прав ли Бараков и насколько?
Отвлекусь пока от статьи Виктора Николаевича и начну с личного впечатления от книги. Книга интересно оформлена двумя блоками цветных вклеек: первый – с графикой Едемского, второй – с цветными портретами авторов. Портреты, как и тексты, расположены по алфавиту. Во-первых, такая компоновка портретов показывает авторов в своеобразном коллективе, большой литературной семьёй. Во-вторых, не мешают портреты воспринимать тексты. Если для сравнения полистать «красный сборник» «Литературная Вологда», изданный одновременно Вологодским отделением Союза писателей РФ, то там мы увидим над фамилией каждого автора гигантскую фотографию, занимающую две трети страницы, если не больше, что слегка напоминает намогильный памятник. И если учесть то обстоятельство, что три поэта в этот сборник помещены как нелюди, совсем без портрета, то этот приём можно рассматривать и как средство дифференциации авторов: одни – певрого сорта, другие, беспортретные, – второго. Но это, согласитесь, для вторых, унизительно. Да и многих читателей покоробит.
Вернёмся, однако, к «зелёному сборнику», то есть «Вологодскому альманаху», предмету нашего обсуждения. Книга и составлена интересно, а составитель – профессор Вологодского университета Сергей Юрьевич Баранов. Читала в интернете интервью с самим составителем, в котором сказано: отбор текстов продиктован их качеством и композицией сборника. Последовательность определена алфавитным порядком. Хоть я читала тексты вразбивку, а не по порядку построения, принципы композиции уловила и обрадовалась, так как будучи однажды составителем сборника литО «Среда», руководствовалась теми же принципами. А что за принципы такие, спросите вы. Тексты пересекаются и объединяются общими темами, литературными приёмами, одинаковыми образами. Спросите: зачем? А затем – авторы разные, и освещают один и тот же предмет каждый по-своему, и видит его читатель одновременно с разных сторон, объёмно.
Вот, например, эссе Татьяны Андреевой так и называется: «Память старых фотографий». Рассматривает автор фотопортреты отца разных лет, и перед ней, и читателем проходит вся его жизнь, целая человеческая судьба. Почти следом за Татьяной Андреевой идёт текст Александра Быкова, отрывки из романа «Дело Варакина». В одной из глав известный профессиональный фотограф Гончарук рассматривает свои работы прошлых лет, на которых запечатлены исторические лица, и французский граф, и американский посол, и это рассматривание так же даёт повод для освещения некоторых событий прошлого. Есть подобный мотив в рассказе Натальи Мелёхиной «Матрац», в котором изучению подлежит уже групповая фотография большой семьи, объединяющей несколько поколений. А за этой фотографией стоит целое семейное событие, а именно: появление в неурочный час, но на наследственной кровати на свет нового члена семьи, продолжателя рода. И, наконец, подобный приём мы находим даже в поэзии! У Наты Сучковой некий загадочный «Младой дебил» изучает свои детские и юношеские фотографии, расставленные у стены на фоне ободранных обоев. Может, и ещё у кого-то это есть, а я по невниманию пропустила? И невольно сопоставив эти разные фотографии разных авторов, мы вдруг понимаем: рождение очередной правнучки в рассказе Натальи Мелёхиной такое же исторически значимое событие, как посещение Вологды в 1918 году американским посольством!
Посмотрим теперь на одинаковые образы в исполнении разыми авторами. Рассказ Романа Красильникова так и называется «Арбуз». Его арбуз – символ обмана, социальной несправедливости. Очень незрелый, горький такой арбуз. Горек он горечью обмана, ведь мальчика обманул продавец-южанин. Но есть в книге, к счастью, другой арбуз, арбуз-антипод, в рассказе Натальи Мелёхиной «Древо жизни». Главный герой рассказа дядя Гриша тащит домой из леса новогоднюю ель, останавливается отдохнуть под другой елью и вспоминает о том, как много лет назад возвращался домой из города с беременной женой. Они катили новую коляску для будущего малыша, а с ней лежал огромный арбуз – подарок для домочадцев. Коляска упала на бок, арбуз разбился, но молодую пару это только развеселило. Тот арбуз оказался сочным и сладким. И для героев рассказа, и для автора, и для читателей этот южный гость становится символом радости бытия и продолжения жизни. Ведь арбуз так похож на беременный живот. Недаром потом, уже дома, дядя Гриша обращает внимание на старинную ёлочную игрушку – фигурку космонавта, похожего на беременную доярку, и снова вспоминает ТОТ арбуз.
Ещё пример сходных сюжетов. Знаменитый мотив так называемой «женской прозы». Это история женщины, брошенной и обиженной любимым мужчиной. Женская проза – это женская обида на сильную половину человечества. В книге перед читателем два очень разных образца, два противоположных освещения одной темы. Посмотрим на рассказ Руфь Рафалович «Изъян в родословной» и короткую монопьесу Ольги Олевской «В ожидании оно». Заметим в скобках, что оба автора случайно неслучайно оказались в книге алфавитными соседями! Героиня Рафалович обижена. Сначала одним женихом, потом другим. И за эту обиду она мстит. И находит в этой мести радость и успокоение. Причём мстит не только обидчику, но и всем, мимоходом подвернувшимся под руку. Но к счастью, наш мир разнообразен, и есть другое решение этой проблемы. Героиня Олевской тоже предана и обижена, и не раз, но у неё хватает и юмора, и жизнелюбия, и внутренней доброты, просто посмеяться и над собой, и над своими незадачливыми кавалерами. А самое главное, – простить. Она не перестаёт надеяться и ждать того самого, единственного принца, который ей нужен. В рассказе «принц» не показан, всё кончается его звонком в дверь. Но соль-то вся в самом ожидании. Есть подобный мотив женского ожидания даже в мужской прозе Антона Чёрного! В повести «Лето всегда кончается» две женщины с символическими именами Марта и Маргарита ждут каждая своего мужчину. И неожиданно приходит тот, которого давно уже все «похоронили». А вот и поэтическая интерпретация вечной женской темы: «Две женщины мужА не поделили...» в несколько ироничном стихотворении Инги Чурбановой. Где мужчина изображён в довольно-таки карикатурном виде. Вот и третье решение: а стоит ли страдать?
Также в сборнике освещена тема медицинская, пребывания человека на грани жизни и смерти, отношения к нему окружающих – и ближних, и дальних. Опять же отношение – разное, контрастное. Есть рассказ Валерия Тимошичева «Случайный папа», в котором мы видим неожиданное и чудесное спасение детдомовского мальчика совершенно чужим ему молодым человеком. А мальчик, заметим в скобках, болен какой-то таинственной неизвестной болезнью, и этот факт придаёт рассказу некий фантастический оттенок, но в целом рассказа не портит. Главное в нём – такое редкое в наше время человеческое милосердие. А вот противоположное решение той же проблемы в рассказе Сергея Громыко «Виталик». Подросток с повреждённым мозгом, но здоровыми прочими органами в состоянии комы был добровольно передан матерью клинике трансплантации «на органы». Скорее всего, мать была обманута хирургом, заинтересованным в собственном профессиональном эксперименте и не боролась за жизнь единственного сына до конца. Вероятнее всего, Виталик бы мог выжить, но погиб, отданный в жертву для «спасения» пятерых людей с патологией разных органов. И в рассказе мы видим этих пятерых, собранных вместе, которые не стоят и мизинца погибшего. А вот для характеристики этих спасённых и понадобилось автору «претензия на интеллектуальность, деланный юмор и пошлая ирония, ёрничанье, разговоры ни о чём, легкомысленные отношения героев, игривая вульгарность...» (точно цитирую уважаемого критика Баракова, который почему-то не понял, зачем автор пошёл этим путём). Тут нужна маленькая поправка – не автор идёт по этому пути, а главный герой рассказа Алексей Артемьев. И некоторые его собратья по «счастью».
Хочу добавить несколько слов о необычной композиции этого текста. Может быть, это и сбивает с толку некоторых читателей. Мы все помним со школы роман Лермонтова «Герой нашего времени» и его композицию. Сначала автор видит Печорина чужими глазами, затем самолично, и только потом читает его откровения в знаменитом «журнале». То есть у Лермонтова принцип приближения. Как в кино: сначала общий план, потом крупный, камера «наезжает». У Сергея Громыко всё наоборот. Сначала мы «видим» мысли героя, что он думает, оценивая незнакомую девушку на улице, потом слышим его раскованный разговор на лестнице Анастасией. Затем «камера» удаляется ещё немного, и мы видим Артемьева в зеркале, его внешность, затем уже «приличного» Артемьева, умеющего держать себя в обществе и говорить цветистые речи, и даже предостерегать от неосторожных слов своих собратьев по спасению. И наконец, в самый напряжённый драматический момент, мы видим поступок Артемьева. А что он делает? Он выходит вон. Вместо того, чтобы помочь мужчинам справиться с обезумевшей матерью Виталика, вместо того, чтобы помочь женщинам оказать первую помощь раненому Кеше. Вот такой своеобразный видеоряд: от мысли до поступка. И здесь читателя вдруг пронзает страшное подозрение: а не напрасна ли была жертва? Ради кого зарезали невинного агнца? Если убрать все «разговоры ни о чём», всю «игривую вульгарность», что же останется от рассказа? Сухой репортаж с места происшествия??? Конечно, можно заменить все вульгарные диалоги на лестнице и кухне и мысли на улице одной короткой фразой: «Артемьев был рядовой журналист с низкой зарплатой и легкомысленный бабник, в свои тридцать лет не обременённый семейными узами». Но это будет авторская оценка, а в рассказе-то её и нет! Пусть читатель решает САМ, «что такое хорошо, и что такое плохо»! А читатель-то уже и думать разучился?! Конечно, можно этот сюжет написать по-другому, но это будет другое авторское решение! И совсем другое литературное произведение.
Интересно подана в книге тема нечистой силы, мотивы русского язычества. Как бы случайно и совсем неслучайно алфавитными соседями оказались два автора: Галина Щекина и Лета Югай. Образы русалок в рассказе Галины Щекиной «Меандры» комичны, да и весь рассказ представляет собой большой комикс. Комична сама героиня, её псевдоязыческое имя Чернава, переделанное родителями на западный манер в Черри. Смешны даже те, как бы поднимаемые писательницей общественные проблемы, как экология и безработица. Но над этими вещами я бы смеяться не стала. А вот над русалками, представителями «древней расы рыболюдей», – в самый раз! Потому что в стихах Леты Югай эта самая нечисть настолько реальна, что по-настоящему страшна. Хорошо, если читатель догадается читать сначала Югай, а уже потом Щекину, чтобы не так страшно было. Отрывки из языческого опуса Николая Белозёрова «Путь бога», грешна, не прочитала. Уж больно не люблю я жанр фэнтэзи...
Есть в сборнике и «мужская проза», про любовь. Короткую новеллу Романа Красильникова «Интересно» я не считаю недописанной. Если краткую вторую часть дополнить обстоятельствами времени и места и распределить диалог героев по ролям, как предлагает уважаемый критик Бараков, мне кажется, из финала исчезнет волшебство взволнованности, которое там присутствует. Ещё один замечательный рассказ про любовь у Валерия Тимошичева «Балерина». Не нахожу его затянутым и скучным. Хотя и он, как и рассказ «Случайный папа», мне кажется немного фантастичным. Хотя могло бы быть и больше этой темы, но... не любят мужчины писать «мужскую прозу»! Искала любовную тему у поэтов-мужчин – нашла-таки, к своей радости! Есть два стихотворения у Павла Тимофеева: первое называется «Контракт», второе – «Болезнь». Но контракт – он и есть контракт, то есть деловое соглашение, в котором повествуется довольно рационально, холодновато и как бы со стороны об отношениях с любимой. Второе – уже почти про любовь. Лирический герой Тимофеева, хоть и «хмурит харю», а по любимой всё-таки скучает. Уже почти тепло, но не так тепло, как у двух вышеупомянутых прозаиков, – к сожалению...
Наконец, самая важная и самая традиционная для вологодской литературы тема –вымирающая деревня и её последние жители – освещена у двух авторов сборника. В повести Анатолия Ехалова «Бабка Горошина и другие неофицальные лица» последними «из могикан» оказываются одинокая, но деловая бабка Александра Титова по прозвищу Горошина, сбежавшая из дома престарелых, и тридцатилетний бобыль Мишка Новосёлов. И название у деревни выразительное и само за себя говорящее: «Конец». В рассказе Натальи Мелёхиной «По заявкам сельчан» тоже в пустующей деревне мы видим двух последних чудаков – одинокого старика Женьку, сбежавшего из психбольницы, и нестарого ещё бывшего участника войны в Чечне Вадима, тоже почти сумасшедшего, чеченская война не прошла для него бесследно. Здесь речь уже о двух деревнях – Евсеевка и Васильевское. Если в первой избы ещё стоят на месте (там и живёт Вадим), то во второй все строения уже снесены, но стоит всё ещё одна, как перст, красная телефонная будка. Престарелый дурачок Женька ищет во второй деревне свою родную избу, находит телефонную будку, звонит по телефону Господу Богу и произносит пронзительную искреннюю молитву за всех покойных сельчан. И Бог его слышит, потому что в финале случается чудо – к Вадиму возвращается разум. Если в первом произведении – смех сквозь слёзы, то во втором – драма космического масштаба.
В том же рассказе Мелёхиной звучит и другая тема – православно-христианская, и дублируется она в повести Антона Чёрного «Лето всегда кончается». Одна из героев повести безумная Маргарита полжизни молится Богу за своего погибшего мужа, отдавая при этом все материальные средства церкви, становится совсем нищей. Бог тоже её слышит, и тоже случается чудо – без вести пропавший муж неожиданно возвращается. Получается, что только безумным старикам даётся высшее знание и Божья милость. В скобках добавлю о композиции повести. Я не нахожу её части композиционно несвязанными. Здесь можно наблюдать параллельно три истории: семьи рабочего Непейко, бабушки Мишки Мешкова Марты и, наконец, безумной Маргариты. Все три истории связаны с ожиданием, все эти люди ждут больших перемен в жизни и сильно волнуются. А волнуются они, может быть, как-то нарочито одинаково: Татьяна Непейко и Марта, каждая в своём доме, нервно переставляют вещи с места на место. Но это их роднит. Есть и поэтический отзвук христианской темы, его мы находим в поэзии Инги Чурбановой: «Может, боль эта – лучшее, что дано пережить», «Трава умирать накошена, а пахнет медовой радостью».
Я отметила, наверное, далеко не все тематические, сюжетные и образные «пересечения» альманаха, да простят меня те авторы, чьи произведения я не упомянула в данном исследовании.
Теперь время поговорить о поэзии. Как ни странно, но поэзия, вплетённая в общий алфавитный порядок и перемешанная с прозаическими произведениями, всё же воспринимается как нечто совсем отдельное. Наверное, и следовало бы выделить её отдельным блоком, если бы... не её качество, которое, увы, не высшей пробы. Самое здесь интересное – это блок стихотворений известной и любимой читателями поэтессы Ольги Фокиной, вынесенный за рамки общего алфавитного блока альманаха. Её стихи не просто вынесены за рамки, они стоят ПЕРЕД общим блоком и все они на одну тему – о поэтах и поэзии. Поэтому я, например, воспринимаю их как эпиграф к последующему содержанию книги. Смотрите, какие выразительные строки: «Поэты кончились. Читатель / Их смерть легко благословил», «Поэзия проблем не поднимает», «Озабоченные поэты / Как не знают, что есть Амур» (стр. 24 – 25), и дальше, там же; «Не бракованное ли сено, / Упаси бог, жуёт Пегас?» (стр. 26). И, наконец, «Просты стихотворца забавы – / Рифмуй до победы, до славы! / Но вреден поэзии навык: / Поэт – не ремесленник он!» (стр. 27)
Лично я прочитываю эти строки как предупреждение читателю: мол, не взыщите, будьте снисходительнее к тем авторам-поэтам, которые в сборнике. Если суммировать и перефразировать эти строки, то получится примерно так: «Поэты кончились. Пегас жуёт бракованное сено, и поэтому остались одни стихотворцы, рифмующие до победы и до славы!» А теперь прочитаем статью Елены Титовой «Куда ж нам плыть?», замыкающую центральный блок книги. А в ней сказано, что «погоду делают» в вологодской поэзии десять имён. Среди них лидируют: Мария Маркова, Ната Сучкова, Антон Чёрный, Лета Югай – авторы, которые «дорифмовались» и до победы, и до славы. Это и победы во всероссийских конкурсах, и издание книг в московских издательствах, и даже премия президента Российской Федерации. Те авторы, о которых говорят в Москве. Но эти победа и слава никак не определяются, к сожалению, качеством их поэзии, в чём убедится самолично любой искушённый читатель (с немалым багажом чтения лучших образцов мировой литературы), взявший в руки «зелёный» «Вологодский альманах».
Мне кажется, блок стихотворений Ольги Фокиной в альманахе и надо воспринимать в паре со статьёй Елены Титовой, вторая продолжает и подтверждает первый. Здесь Ольга Фокина выступает больше не как поэт, а как литературовед и критик поэзии. И это правильно. Ведь как поэт она величина несопоставимая с остальными авторами стихов данной книги.
Что ж, попробуем быть снисходительными. Я не буду делить поэтов на делающих погоду и не делающих, а оценивать их немного по другому принципу. Я бы все присутствующие стихи разделила на три слоя по степени зрелости. Первый слой, нижний, это так называемый «авангард» иди «псевдопоэзия». Стихи, дроблёные по мысли, в которых мы наблюдаем мир, как бы отражённым в осколках разбитого зеркала. То есть в них нарушена целость мысли и образа. А вот представители этого ряда: Вячеслав Вахрамеев, Мария Маркова, Татьяна Корсунова. Это тот случай, когда невероятно трудно и даже невозможно определить, о чём стихи, их содержание. При этом в стихах можно найти обрывки и осколки красивых образов, поэзии, что выдаёт наличие таланта автора. Второй слой, средний: классика в худшем варианте или «стихопроза», рифмованные строки, почти или полностью лишённые вещества поэзии, но оснащённые целостью смысла и образа. Вот представители данного слоя: Наталья Адлер, Ната Сучкова, Павел Тимофеев, Лета Югай. Здесь небольшое отклонение представляет, пожалуй, Сучкова, которая напускает искусственный смысловой туман, дабы читатель не догадался, что ёжик в тумане совсем не поэтический. (Счастливым исключением является стихотворение про деда Бориса и деда Николу в раю, где нет тумана и есть поэзия). Но этот туман, к сожалению, создаёт у читателя впечатление косноязычия, неумения грамотно писать по-русски. К этой же группе отнесу и Антона Чёрного как поэта с его нашумевшим «Зелёным ведром», так как его поэзия обсуждается в статье Титовой. Третий, верхний слой, в сборнике представляют Андрей Таюшев и Инга Чурбанова. К ним примыкает в лучших своих образцах и Галина Макарова. Хотя зачастую у неё в стихах можно найти и вкрапления прозаизмов, и незавершённость мысли, что характерно для первых двух слоёв. Поэты Андрей Таюшев и Инга Чурбанова своего рода антиподы по роду излучаемой энергии. Если Чурбанова – белый ангел, ибо она излучает свет: «И даже не к ученью привлечение, а просто световое излучение...», то Таюшев – ангел чёрный, ибо он распространяет мрак. (Не согласна с мнением Елены Титовой, что во всех его стихотворениях просматривается полоска света, во всяком случае, в подборке альманаха её не видать). Выразителен образ скачущего по глубокому снегу в завязанном мешке: «Или вдруг ничего не увидишь, поняв, что ослеп?» В его поэзии много экспрессии и даже иногда агрессии: «Императрица Анна, сука...» А читателей это мало радует. Хотя, на чей вкус... Некоторым – чем больше злобы и ненависти, тем лучше.
Итак, мы наблюдаем в одной книге три ступени, три степени поэтической зрелости одновременно. Как в жизни мы наблюдаем людей трёх разных возрастов: в детстве, молодости и зрелости. Старость оставлю за рамками этого сравнения, так как зрелость к полноценной поэзии подходит больше. И это совмещение разных уровней качества стихов само по себе очень интересно. Как мы не считаем детей и подростков за нелюдей, зная, что они вырастут, так и не будем отвергать поэтов, находящихся на начальной стадии развития. Тем более, имея перед глазами поэтов второй ступени, которые ещё совсем недавно находились на первой. Например, Антон Чёрный. О его поэтическом росте и пишет как раз в своей статье Елена Титова. Может быть, я повторюсь, если скажу, что хорошо помню презентацию его сборника «Возница августа» весной 2007 года и сам сборник, наполненный авангардными изысками формы. К сожалению, процитировать не могу, так как книгу эту подарила. По сравнению с тем сборником, «Зелёное ведро» уже большой шаг вперёд и вверх. Поэту удалось уйти от абстракций и достичь целостности образа и мысли, жизненного наполнения, но... при этом он впал в другую крайность – некий неприятный натурализм, зачастую напрочь лишённый поэтичности. Какой гражданский пафос содержится в описании фрагментов Гагарина, лежащих в зелёном ведре? Скорее вспоминаются в связи с вышеупомянутым ведром жестокие стишки, которые были модны в конце 70-х, когда я училась в старших классах, вроде этого: «Дети в подвале играли в гестапо, зверски замучен сантехник Потапов». Невинная детская жестокость. Я думаю, Антону Чёрному вполне по плечу и третья ступень, которая приведёт к золотому равновесию поэтичности и здравого смысла. То же могу сказать и о Нате Сучковой. Как-то мне дали почитать её книгу, я очень искала, за что зацепиться, но ни одного осмысленного стихотворения так и не нашла. И Ната Сучкова, как мы видим, уже шагнула на новую, более высокую ступень – от модной бессмыслицы до вполне содержательных стихов, но опять же с перекосом в сторону прозаизмов. Её нашумевшая книга так и называется «Деревенская проза». Я и думала сначала, что там проза, ан нет, оказалось – стихи. И вот уже – ура – прорыв!!! Перед читателем живое, личное, а потому по-человечески тёплое стихотворение про деда Бориса и деда Николу, которое уже по праву можно отнести к третьей, зрелой ступени. Но, к сожалению, оно пока единично. Будем с нетерпением ждать новых достижений молодой поэтессы. Тот же путь проделал и Павел Тимофеев, у меня где-то хранится его ранняя книга «Ванна в отеле». По сравнению с ней подборка в альманахе это большой прогресс.
Уникальный и универсальный образец представляет в этом сборнике Галина Макарова, она одновременно сидит как бы на трёх стульях и при этом чувствует себя вполне комфортно и прекрасно вписывается и в компанию классиков, и в компанию авангардистов, и в компанию стихо-прозаиков.
Не правда ли, увлекательно оказаться наблюдателем живой поэтической мастерской, литературного процесса в его лучших образцах? Но мне кажется, поэтов здесь могло быть и больше. Почему-то остались за бортом Елена Виноградова, временно проживающая в Великом Устюге, и Наталья Усанова. К этому списку можно добавить и Александра Черницкого с его яркой любовной лирикой, и совсем юного Егора Эсаулова, и Константина Павлова с его симпатичными стихами для детей, и Олега Сметанина, молодого баснописца... Эти талантливые авторы могли бы прекрасно обогатить «Вологодский альманах» и сделать его поэтическую часть более яркой.
И, тем не менее, сборник состоялся и удался, и читать его интересно. И воспринимать и оценивать его я советую как единое целое, а не каждого автора по отдельности, как это сделал критик Бараков. А в целом идея книги, может быть, заключается в постоянном соседстве и противоборстве Чёрного и Белого ангелов. Ведь без тени мы не заметим и света, как говорят художники.
Огромное спасибо составителю. Особенно радостно отметить прибытие новых талантливых прозаиков, главное слово которых ещё впереди и уже не за горами. Да и поэтические Пегасы, я уверена, когда переварят «бракованное сено», обязательно найдут качественное, самого первого сорта!
Вера Коричева
1 – 15 марта 2016 года