How can I then return in happy plight
That am debarred the benefit of rest?
When day's oppression is not eased by night,
But day by night and night by day oppressed;
And each (though enemies to either's reign)
Do in consent shake hands to torture me,
The one by toil, the other to complain
How far I toil, still farther off from thee.
I tell the day to please him thou art bright,
And dost him grace when clouds do blot the heaven;
So flatter I the swart-complexioned night,
When sparkling stars twire not thou gild'st the even:
But day doth daily draw my sorrows longer,
And night doth nightly make griefs' strength seem stronger.
Как же мне тогда вернуться в благополучное состояние,
если мне отказано в благе отдыха -
когда тяготы дня не облегчаются ночью,
но, _наоборот_, ночь усиливает дневной гнет, а день — ночной,
и оба, хотя каждый является врагом власти другого,
пожимают руки, соглашаясь мучить меня,
один - тяготами пути, а другая - _заставляя_ сокрушаться,
что чем больше этих тягот, тем больше я отдаляюсь от тебя?
Я говорю дню, чтобы угодить ему, что ты _так_ светел,
_что_ оказываешь ему любезность, _заменяя его_, когда тучи
затмевают небо;
так и смуглоликой ночи я льщу,
_говоря, что_, когда блестящие звезды не мерцают, ты озаряешь
вечер.
Но день каждый день продлевает мои печали,
а ночь каждую ночь все усиливает мою тоску.
Как мне вернуть себе благой настрой,
Коль отдых не включен в мой распорядок?
Мой день мне уготовил гнет ночной,
А ночь стремится дню добавить тягот.
Они сдружились, спор их позади,
Меня измучив, жмут друг другу руки...
Один тяжелой ношей наградил,
Другая безутешностью разлуки.
Я дню пытаюсь угодить, сказав,
Что в споре с тучей ты ему поможешь,
И ночи льщу, на то же указав,
Мол, ты и звездам помогаешь тоже.
Но день лишь рад продлить печаль мою,
А ночь горда, что от тоски не сплю.