Осень майора Петрухина, или В погоне за смертью

Василий Мустяца
                1
Нойманн прыгнул со шмайсером в русский окоп; Женя Федорук, находившийся в окопе, оглянулся к фашисту. Нойманн направил на советского бойца автомат. Женя ударил ногой по его автомату.
Шёл сентябрь 1941 года, гитлеровские войска двигались к Москве.
К русскому окопу подбегали и Хартманн с Ханке.
Женя сцепился с Нойманном. Нойманн толкнул его, Женя ударил его в челюсть. Метрах в десяти левее в окоп прыгнул Риккерт; Сергей Гуцу, у которого кончились патроны, отбросил свою винтовку и вцепился в автомат этого фашиста. Хартманн и Ханке прыгнули в окоп.
- Сдавайся, русский! – направил Хартманн автомат на Женю.
Нойманн поднялся со дна окопа, куда его повалил Женя.
Сергей, выхватив автомат у Риккерта, ударил его автоматом и выстрелил в спину Хартманну, Хартманн упал к ногам Жени. Женя ударил ногою Нойманна.
Был третий час дня.
Вечером Женя, Сергей и Миша Новаков сидели за столом в избе одного из сёл. Бабушка Наталья угощала их яичницей, хлебом и кефиром.   
- Кто-нибудь ещё остался из нашего полка? – спросил Женя.
- Все полегли, - ответил Миша, кушая кефир с хлебом, - весь полк. Только мы трое остались. Надо прорываться за линию фронта.
- А командир полка Петрухин? – спросил Женя.
- Его раненого взяли в плен, он не успел застрелиться.
Бабушка Наталья вышла из кухни в гостиную, где ужинали бойцы.
- Бабушка, - сказал Женя, - мы поспим несколько часов и в три утра пойдём через лес. Спасибо за хлеб – соль.
Утром Нойманн и Ханке привели перебинтованного, раненого дядю Витю Петрухина в избу, где сидел штурмбанфюрер Альтман.
- А, ты ещё не умер, Петрухин? – сказал Альтман. – Хочу тебя огорчить. Сталин приравнял ваших сдавшихся в плен к изменникам. Тебя расстреляем или мы или расстреляют ваши же.
Дяде Вите было лет пятьдесят. На его лице уже была небольшая щетина. Он насмешливо смотрел на Альтмана.
Женя, Сергей и Миша, с немецкими автоматами в руках, вышли из леса на опушку. В густой траве лицом вниз неподвижно лежала женщина. Женя подошёл и взглянул на её лицо.
- Ещё одна убитая? – спросил Сергей.
- Это Таня Генчу – Апостол, - сказал Женя.
- Знакомая? – спросил Сергей.
- Она из Екатериновки. Но она не мертва, - Женя сплюнул. – Она мертвецки пьяна.
               
                2
Только допустив бесконечно – малую
единицу для наблюдения –
дифференциал истории, то есть
однородные влечения людей, и
достигнув искусства интегрировать
(брать суммы этих бесконечно – малых),
мы можем надеяться на постигновение
законов истории.
            Л. Толстой, Война и мир

В дверь камеры постучали. В конце коридора за столом сидели Нойманн и Беккер. Нойманн выпил стакан воды.
- Из какой камеры стук? – спросил Беккер.
- Из камеры Федорука, - ответил Нойманн. – Пойдём, успокоим его.
Фашисты встали, прошли по коридору до восьмой камеры, Нойманн отпер её дверь ключом из большой связки ключей, и фашисты с автоматами в руках вошли в камеру. В камере стояли две пустые двухъярусные нары, в стене было маленькое зарешечённое окно: Жени Федорука не было.
- Куда он делся?! – воскликнул Беккер.
Женя укрепился в углу под потолком над дверью камеры, позади фашистов, и они его не видели, глядя на пустые нары, а не назад. Женя прыгнул им на спины, и столкнул их головами, они упали без чувств. Женя взял их автоматы и связку ключей, перекинул ремни автоматов за свою голову и вышел в коридор. В коридоре посторонних не было. Женя прошёл к девятой камере, отпер её.
- Товарищ майор, - заглянул он в камеру, – выходи.
Дядя Витя Петрухин поднялся с нар, его левая рука была на перевязи.
Женя прошёл к пятой камере, подобрал ключ и отпер её.
- Миша, - сказал он громким шёпотом, - выходи.
Миша Новаков, небритый, как и остальные, подошёл к двери из камеры; Женя передал ему один автомат.
- Сергей в третьей камере, - сказал Миша.
Женя прошёл к третьей камере, подобрал из связки ключ и вставил его в замок двери. Миша с автоматом вышел в коридор и посмотрел по сторонам.
- Серёга! – шепнул Женя в открытую дверь третьей камеры.
- Новаков! – сказал дядя Витя, который тоже уже был в коридоре. – К столу!
Миша подбежал к столу, в конце коридора, откуда пришли фашисты. Здесь находилась и дверь во двор тюрьмы.
Фашистские офицеры Альтман и Бонке в этот обеденный час только сели за стол – подкрепиться. Чего только на столе не было, не было лишь вина. Бонке отломил кусок хлеба, положил в рот и взял из тарелки кусок сыра.
- Стоять! – кто-то крикнул.
Альтман и Бонке подняли взоры от кушаний на дверь. У двери стояли с немецкими автоматами Женя и Миша, дядя Витя и Сергей Гуцу стояли без оружия. Фашисты подняли руки.
- Новаков, Гуцу! – приказал дядя Витя. – Свяжите их.
Миша и Сергей быстро связали офицеров и положили их на пол. Бойцы сели за стол, основательно подкрепились; что осталось, положили в сумку.
Они вышли во двор, где стоял Мерседес, у которого возились Шпренгер и Риккерт. Женя и Сергей подбежали к ним и оглушили, Женя – автоматом, Сергей – увесистым камнем, подобранным у выхода из кабинета фашистских офицеров.
- Бензин? – спросил дядя Витя.
Женя посмотрел.
- Есть.
Бойцы сели в машину, Женя – за руль. У ворот двигались Ханке и Хакль.
- Патроны беречь! – сказал дядя Витя.
Мерседес тронулся к воротам. Ханке взглянул на машину.
- Привет – Борману! – крикнул фашистам, проезжая в открытые ворота, Женя.
Шёл сентябрь 1941 года.