Опыт нового прочтения марксизма

Софья Сенченко
Станислав Сенченко

                Опыт нового прочтения и дальнейшее развитие марксизма...



    В настоящее время многие уверенны в том, что марксизм опровергла история, что она пошла не по Марксу, что Маркс создал догмы, что никакой науки, никакого НАУЧНОГО СОЦИАЛИЗМА нет и быть не может, и т.д. В действительности, думать так – великое заблуждение. Маркс создал настоящую науку, не хуже физики. Дело в другом. Оно в том, что эту науку никто не понимает до сих пор. И поэтому ею не пользуются. Не применяют ее для господства над социально-историческим процессом. Отсюда вся неустроенность мира, кризисы, конфликты и т.д. Без возврата к марксизму, человечество не сможет выпутаться из сегодняшних противоречий, увязнет в них.

    =Дело дальнейшего исторического прогресса и дело возвращения к подлинному марксизму – одно и то же дело.

   =Настоящий марксизм понимали всего несколько человек. Они им пользовались и это позволило им оказывать гигантское, почти фантастическое влияние на ход истории. В СССР был не марксизм. Была схоластика, демагогия, начетничество, все, что угодно. Но настоящей науки не было. А она – подлинно научная социология – была крайне необходима. Дело в том, что организация человеческого труда, экономика, стала настолько сложной, что справляться со стихийно возникающими в ней противоречиями без подлинной науки уже невозможно. Те, кто говорит, что СССР стал экономически и социально отставать от Запада, что в нем начали развиваться межнациональные и другие противоречия, - совершенно правы. Они неправы только в том, будто все это органически присуще социализму, вытекает из марксизма, что покончить с этими недостатками можно было только революционным путем. Ничего подобного! Если бы страна пользовалась настоящим марксизмом, история и СССР, и всего мира пошла бы совершенно иным путем. Человечество было бы сегодня гораздо богаче, благоустроеннее, счастливее.

   =Но как получилось, что марксизма никто до сих пор не понимает? Это началось с самого начала. В науке есть множество случаев, когда новые открытия какое-то время оставались непризнанными и непонятыми. Это в мировой науке – явление, можно сказать, обыденное. То же случилось и с открытиями Маркса. Энгельс неоднократно отмечал, что современники проявили редкое непонимание открытий Маркса. Сам Маркс, видя как его ученики «усвоили» его выводы, не без юмора повторял: «лично я – не марксист». Обращаясь к молодым, Энгельс писал, что усвоение марксизма позволит легко делать научные открытия и отличиться. Не помогло. Ленин отмечает, что Маркса «не понял никто из марксистов и полвека спустя». Сегодня следует добавить: и полтора века спустя. В другом месте Ленин пишет, что «Марса не понял даже Плеханов, не говоря уже о других марксистах».

   =Если бы в советское время к этим указаниям отнеслись серьезно, то подняли бы широкую дискуссию, рассмотрели бы вопрос так и этак, и, в конечном счете, поняли бы не только то, чего не понял Плеханов, но поняли бы сам марксизм до конца – до того уровня, когда он, как всякая другая серьезная наука, применяется на практике – для выявления и разрешения постоянно возникающих по ходу развития истории все новых и новых социальных проблем. Но такая дискуссия в СССР не состоялась.

    =Тот факт, что в СССР не было настоящего марксизма, лежит на поверхности. Сталин еще кое-что понимал в марксизме, но и он, как он сам выражался, постоянно «советовался с Ильичем». Остальные генсеки были всего лишь заброшенными наверх председателями колхозов. Горбачев, начиная свое «ускорение», ни о каком марксизме уже и не вспоминал. Действовал, как он сам выражался «методом проб и ошибок». Как известно, этим методом пользуются крысы, выбираясь из лабиринта. Для ремонта СССР он не подходил в принципе. СССР создавался уже на основании социальной науки, он и дальше мог совершенствоваться лишь путем новых открытий в этой науке, лишь за счет ее развития и применения. Здесь такая же ситуация, как в естествознании. Самолет, ракета, Интернет и т.п. методом проб и ошибок не сделаешь и не усовершенствуешь. Ситуация, в которую попал СССР, а вместе с ним и весь соцлагерь, напоминает случай, как если бы в руки дикарей попал автомобиль. Какое-то время они на нем может быть еще и проехали. Но потом он бы остановился, дикари его разобрали бы на части и остались ни с чем. Вот такими же дикарями оказались и мы. Из-за отсутствия научных знаний в области социологии, СССР остановился, толкали вслепую – не помогло. Тогда разобрали СССР на части и оказались в экономической яме.

     =Когда я понял, что все дело именно в отсутствии подлинных научных знаний, и что этого никто в мире не понимает, то поневоле занялся «журналистским расследованием» этого вопроса. На особый успех, впрочем, не рассчитывал. Советская схоластика внушила мне, что марксизм – нечто невероятно сложное, недоступное простому человеческому уму. Но результаты превзошли все ожидания. Основы марксизма, а вместе с ними и принципы дальнейшего развития этой науки, оказались невероятно простыми и очевидными. Они вполне доступны для любого десятиклассника. Сейчас я постараюсь познакомить читателя с этими знаниями. Уверен, что всякий, кто проявит внимание к сказанному, поймет суть дела без труда. Итак, учу настоящему марксизму. Имеющий уши, да слышит!

     =Марксизм, на самом деле, есть ТРУДОВАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ.

     =Маркс, прежде всего, обратил внимание на то, что труд в нашей жизни – главное. Нас формирует то дело, которым мы занимаемся. Пошлите сына в пастухи, или в рэкет, или в научно-исследовательский институт, или в милицию – по истечении определенного количества лет в каждом случае вы получите своего, особого человека. Ибо физические, интеллектуальные, психологические навыки, которые под действием соответствующей обстановки выработает ваш сын в том, или ином варианте, будут различными. А они, в своей совокупности, и определят его облик. 
   
   =Второе, на что обратил внимание Маркс, это – что труд человеческий, по ходу истории, развивается. В каменный век не было ни железа, ни сотовых телефонов. Все это люди научились делать по ходу развития труда. Труд развивается не равномерно. Еще и сегодня есть места, где живут дикари, даже людоеды. Но он развивается. Само собой понятно, что вместе с ним, по ходу развития труда, развиваются, по особому формируются сами люди. В каменный век программистов не было. Следовательно, не было людей с этими навыками. Современный европеец от современного дикаря отличается значительным развитием. И эту разницу дает разница в развитии труда. Наше сознание, весь наш облик определяет наше трудовое бытие.

     =То, что труд развивается, а вместе с ним развиваются, по особому формируются и сами люди – понятно каждому. Великое основополагающее открытие Маркса, дающее начало научной социологии, заключается в том, что по мере развития труда, закономерно меняется и его организация. Каждому достигнутому уровню общественного труда соответствует своя особая, только ему свойственная организация. Это – основной закон истории, имеющий такое же фундаментальное значение для научной социологии, как Закон Ома для теории электричества. С него, с углубления в этот закон, начинается научная социология, раскрытие все новых и новых граней этого закона, превращает его в целостную, последовательно развивающуюся научную теорию, позволяющую практически решать возникающие социальные проблемы, которые, в конечном счете, всегда являются проблемами организации национального, а затем, и мирового труда.

     =Родовое общество, рабовладение, феодализм, капитализм, это – большие эпохи развития человечества. Каждая из них есть своя особая организация человеческого труда, соответствующая уровню развития самого труда. Задача научной социологии – вникать в эту организацию, раскрывать ее сущность, овладевать мастерством ее организации. Маркс этим и занялся. Прежде всего – капитализмом, анализируя логику его организации в «Капитале».

    =Но мы давайте займемся более подробным рассмотрением основного закона развития истории, потому, что здесь основное русло дальнейшего развития научной социологии. Лишь после того, как в подробностях понят этот основной закон в целом, есть смысл подробно анализировать каждую отдельную организационную стадию, каждую общественно-экономическую формацию, как говорит Маркс. И лишь после этого получаем возможность применять научную социологию практически. Итак – общая ориентация в истории. Принцип организации рабовладельческого строя в том, что раб является вещью в руках рабовладельца, вещью, закованной в цепи и управляемой палкой надсмотрщика. При феодализме – шаг вперед: находящиеся в личной зависимости от феодала крепостные имеют свои земельные наделы. При капитализме – еще шаг вперед: рабочий – формально независимая рабочая сила, которая, однако, вынуждена наниматься на работу к капиталисту, иначе она умрет с голоду. Налицо, таким образом, исторический прогресс: отношения по ходу развития труда, В ЦЕЛОМ, содержат все меньше прямого насилия, становятся все более гуманными. Это – общеисторическая тенденция. Далее, из самого основного закона истории само собой вытекает, что вслед за капитализмом, по ходу развития человеческого труда, должен возникнуть другой строй, другая организация  труда, не такая как при капитализме, а еще более гуманная. Маркс назвал этот строй коммунизмом. Но что такое коммунизм, как к нему придти – это на основании основного закона истории можно видеть лишь весьма отвлеченно, далеко не конкретно. Дальнейшая задача научной социологии и состоит, и состояла во все большей конкретизации этого пути. Позже Маркс разделил сам коммунизм на две фазы – низшую, называемую впоследствии социализмом, и высшую – собственно, коммунизм. Он сделал вывод, что переход от капитализма к коммунизму должен произойти вследствие пролетарской коммунистической революции, и что задачей этой революции является превращение частной собственности в общественную, что совершенно необходимо для превращения хаотического капиталистического производства в развивающееся планомерно общественное производство.  В целом, все это соответствовало времени Маркса, но когда по ходу развития капитализма организация капиталистического труда стала воплощаться реально, то оказалось, что сам капитализм имеет отдельные фазы, отдельные ступени организации труда, разнящиеся друг от друга. Маркс этого не видел, и потому допустил ошибочные выводы. После Маркса история пошла в соответствии с открытым Марксом законом, но конкретизация этого пути пошла тоньше, богаче переходами, не так грубо и просто, как представлял Маркс.
 
     =Как это выглядит конкретно?

    =Реальный капитализм прошел уже две, не предвиденные Марксом фазы своего развития – хаотический капитализм и монополизм. Сейчас он находится на третьей фазе, которая называется социальный рынок. Эти фазы различаются между собой именно своеобразием организации общественного труда. Но Россия этих фаз не понимает и не учитывает. По ходу развития этих фаз тоже проявляется рост гуманизации. Достаточно сравнить, как чувствовали себя рабочие и безработные в диком капитализме и сейчас, в социальном рынке. Но, повторяем, этого Маркс не предвидел. Маркс описал стихийный, дикий, или, как его еще называют, цикличный капитализм. Его особенностью было то, что стихийно развивающиеся на постфеодальном пространстве капиталисты столкнулись между собой, вследствие чего каждые 10 лет возникали кризисы, производство останавливалось. Само собой напрашивался вывод о необходимости планового ведения хозяйства. Маркс считал, что его, путем превращения частной собственности в общественную, может осуществить только пролетарская революция. Но он ошибся. Оказалось, капиталисты сами смогли вступать между собой в сговор, сообща планировать. Так возник монополистический капитализм, при котором регулярные кризисы прекратились.

   =Ленин подробно описал характеристику этой новой фазы капитализма, новой организации капиталистического труда, назвал его загнивающим и кануном социализма. Дело в том, что этот монополизм шел в сторону советского социализма, который есть лишь тотальный монополизм, принципом организации труда принципом которого есть положение, когда всем национальным производством управляют, по выражению Ленина, из одной конторы.

    =На то время такая социалистическая организация труда соответствовала уровню развития самого труда, была передовой. Поэтому СССР и рванул в развитии, дошел до атомной энергии и космоса. Но и эта организация труда оказалась не вечной. Из основного закона истории следует, что каждая новая организация туда сначала способствует его развитию, а потом становится тормозом и требует перехода к новой, более гуманной организации, соответствующей достигнутому уровню производства. Открытый Марксом закон развития истории проявился и здесь. По ходу времени, когда монополизм исчерпал свои прогрессивные свойства, и качество и количество советской продукции перестало соответствовать возросшим требованиям.

    =В это время капитализм, благодаря открытиям Эрхарда, еще раз сменил организацию своего труда: перешел от монополизма к социальному рынку и, тем самым, обогнал советский монополизм по качеству и количеству своей продукции. При этом, Эрхард не только опирался на Маркса и дальше развивал его открытие. Он также и для нас, для СССР, сделал важные выводы. Эти выводы должен уяснить сегодня всякий, кто думает о судьбе России. Должен еще раз заглянуть в труды Эрхарда и его сподвижников по экономическому кружку и воочию убедиться, что то, что я говорю ниже – истинная правда.

   =Во-первых, Эрхард сказал, что СССР есть закономерная ступень развития истории. Это понятно, поскольку наше хозяйство представляло собой монополизм, который был необходим также и капитализму.

  =Во-вторых, Эрхард показал, что советское плановое хозяйство ни в принципе, ни на практике НЕ ОТЛИЧАЕТСЯ по своей сути от капиталистического монополизма. По сути, это – одна и та же хозяйственная система, одна и та же организация общественного труда, только в СССР она была проведена тотально. Не замечали этого, только вследствие идеологического визга, который не давал увидеть эту одинаковую суть дела.

  =В-третьих, он и его сподвижник по экономическому кружку Ойкен, обращают особое внимание на то, что в наше время широких и всесторонних взаимосвязей между хозяйственными единицами, форма собственности не играет уже никакой роли – будь-то госсобсвенность, собственность группы акционеров, коллективная собственность и т.д. Для организации социального рынка это - все равно. Ибо – принцип социального рынка – тотальный общественный компромисс. Общая формула этого компромисса: между ценами, зарплатой и производительностью труда должно быть соответствие. Цены в этой хозяйственной системе не свободны, как в диком капитализме, но и не строго фиксированы, как в бывшем СССР. Они ограничиваются и зависят, как и доходы людей, только от роста производительности труда. Вследствие этого, плановость не исчезает полностью, она приобретает более тонкие черты: отрицательные качества советского планирования отпадают, положительные – сохраняются и развиваются.  За соблюдением этого принципа должны следить общественность и государство, поправляя любую хозяйственную единицу, независимо от формы собственности.

    =В-четвертых: поскольку советский и капиталистический монополизм «ни в принципе, ни на практике» не отличаются друг от друга, при этом, форма собственности роли не играет, то переход к социальному рынку и для капитализма, и для социализма – одинаковый. Суть, или как говорит Эрхард, НАИВАЖНЕЙШАЯ ОПАСНОСТЬ   этого перехода – при получении хозяйственной свободы – не соскользнуть с общей формулы социального рынка, НЕ СКАТИТЬСЯ К БОРЬБЕ ГРУППОВЫХ ИНТЕРЕСОВ, т.е. к полному хаосу и бесплановости. «НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ВЫСОВЫВАТЬСЯ», не должен получать прибыль за счет игры цен. Только в этом случае народное хозяйство будет двигаться к единому гармоническому целому, обеспечиваемому быстрый рост количества и качества выпускаемой продукции. В противном случае – экономика соскользнет к дикому капитализму, со всеми вытекающими последствиями, - учит Эрхард..

   =Эти указания Эрхарда в ходе капиталистических реформ, проводимых у нас Чубайсом и Гайдаром, совершенно не учитывались. Мы все сделали наоборот. Все свели к организации частной собственности. Учение Эрхарда о том, что в наше время общественный труд развился и усложнился настолько, что представляет собой сложную целостность самых разнообразных комбинаций собственности, и что вся суть именно в этой целостности, что без этой целостности общественный труд расстроится, остановится, - нашими реформаторами было совершенно пригрорировано.  Стали продавать, раздавать, перехватывать госсобственность различными группами. Если во Франции 80% госсобственности, то у нас осталось только 5%. Между группами начались драки и новые переделы. Вслед за одними группами стали высовываться другие, люди оказались застимулированы не на рост производительности, а на комбинации, перетрубации, махинации. При этом, цены тоже были отпущены как в диком капитализме. Одним словом, мы ввели организацию труда, свойственному дикому капитализму. Помогли нам в этом американские советники. Когда Гитлер сосредотачивал войска для нападения на СССР, то на нашу обеспокоенность немцы отвечали: это вас не касается. Подобным образом поступили и американские советники: мы вам только советуем, но ответственности за последствия не несем.

  =В наше время, когда социальная структура, т.е. организация общественного труда, играет решающую роль, и когда, при этом, общество оказалось непонимающим, не разбирающимся в этом вопросе, умелое разрушение социальной структуры противника превратилось в мощнейшее средство ведения холодной войны.

    =Всякий, кто уяснил сущность основного закона развития истории, согласно которому, каждому уровню развития труда должна соответствовать особая, только этому уровню предназначенная организация труда, легко поймет, что должно было получиться, когда мы, к мощно развитому за счет монополизма индустриальному хозяйству приложили в безумии своем правила игры, правила организации труда, свойственные стихийному, домонополистическому капитализму. В этом капитализме, как уже отмечено выше, циклично происходили кризисы, останавливающие и разрушающие производство. Что же случится, если организацию труда, присущую этому первобытному капитализму, применить к более развитому индустриальному обществу? Ясно что: тотальный, безостановочный, выжигающий индустриализацию кризис, возвращающий страну в доиндустриальное состояние.

   =Так и произошло. Почему? Только по одной причине – сначала мы, не понимающие даже основного закона истории, не умеющие применить его для анализа экономической действительности, слепо поклонялись марксизму и чванливо пренебрегали разъяснениями Эрхарда, а затем, когда стало припекать, во всем обвинили марксизм, отбросили его, также слепо восхвалили капитализм и как младенцы пошли в науку к американским «советникам».

   = Из сказанного выше, само собой понятно, что страна, обладающая таким социально-экономическим устройством, в наше время – обречена.

   =Что же делать? Ответ опять подсказывает основной закон развития истории. Мы так отстали, что нам мало сегодня просто социального рынка. Для нас важно открыть принцип организации ЧЕТВЕРТОЙ фазы – не скажу капитализма, скажу – индустриального общества. Дело в том, что после разъяснений Эрхарда об отсутствии принципиальной разницы между советским хозяйственным устройством и монополистическим капитализмом, коренным образом меняется понимание КАПИТАЛИЗМА И СОЦИАЛИЗМА и отношений между ними. Мы должны учитывать это открытие при развитии нашего мировоззрения. Мы должны говорить теперь о ИНДУСТРИАЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ В ЦЕЛОМ. На второй его ступени (монополизме) он распадается на враждующие противоположности – империализм и социализм советского типа, сбившийся с научной основы на слепую веру в коммунизм, так сказать, на религию социального типа с обожествлением вождей. В социальном рынке происходит смешение капитализма и социализма, конвергенция. А четвертая фаза – уже чистый социализм. Т.е. общество, где труд будет гармонически организован на основе строго научной социологии, не мистифицированной, всем доступной, свободно развивающейся, основы которой заложил Маркс.

    =Мы видели, что основные принципы организации труда каждого строя, а также отдельных фаз индустриального общества, в общей своей форме не представляют собой ничего сложного. Сложное – это лишь не понятие простое. «Руководство хозяйством при социализме исходит с одной конторы», - разве это не просто? Так же проста и формула социального рынка. Столь же простой, замечу теперь, и общая исходная формула ЧЕТВЕРТОЙ ФАЗЫ индустриального общества. Она легко выводится из проведенного Марксом анализа сущности человеческого труда. Однако, для ее разъяснения требуется отдельная статья, которую намереваюсь поместить в будущем.

  =Отмечу лишь одно. Ленин писал, что в будущем капитализм может перейти в социализм мирным путем, без революции. Сейчас это время пришло. Мирно нужно и можно было переходить уже от монополизма к социальному рынку. Тем более, это не нужно для перехода к четвертой фазе индустриализации. Революция, всегда сопровождающаяся хаосом и разрушением производства, в наше время высокой индустриализации, стала уже не прогрессивным, а регрессивным явлением. Но чтобы реформы не проваливались в революцию, они должны проводиться правильно, т.е. с применением научной социологии. Поэтому ни деприватизации, ни революции для перехода к третьему социализму, как его называет «Справедливая Россия», не требуется. Ибо, повторяю, дело не в форме собственности, а в особых правилах экономической игры. Эти правила, принятые Думой, сами все упорядочат.

   =В заключение, стоит сказать, что и сегодняшний мировой кризис, его причины и пути преодоления, легко объясняются, исходя из основного закона развития истории. В общей форме это определяется настолько легко, что, думаю, вдумчивый читатель справится с этой задачей теперь и сам.      
 =====


   Относительно марксизма убивающий науку догматизм проявился в решающей степени. Энгельс говорил о редком непонимании сделанного Марксом открытия; Маркс с горькой усмешкой замечал, что «лично я не марксист»; Ленин пишет, что «диалектики Маркса не понял даже Плеханов, не говоря уже о других марксистах». Это кажется странным. Но в науке временное непонимание новых открытий – явление обыденное. Что непонимание Маркса сохраняется до сих пор, видно из того, что только Сталин  «советовался с Ильичем». Остальные шли по течению, и Горбачев, по его собственному выражению, проводил ускорение уже не марксизмом, а «методом проб и ошибок».
   Возвращение к научной социологии может и сегодня осуществляться лишь опровержением сегодняшних догм.

   Догма №1, - заключается в объявлении самого марксизма очередной утопией. То, что в СССР называлось марксизмом-ленинизмом и что считалось невероятно сложным для понимания учением, действительно было утопичным и непонятным. Но настоящая научная социология, как любая подлинная наука в своих исходных положениях проста и легко доступна.  Знакомство с ней начнем с понятия абстракции, эвристическая роль которой проявляется уже на уровне простого понятия. Например, благодаря общему понятию о березе, при встрече с любой новой березой, мы уже наперед знаем, что под корой находится древесина, не надо ждать осени, чтобы увериться, что листья упадут, и т.д. Аналогично и с историей.  Обобщая исторические явления, выявляя их всеобщую основу, Маркс создал трудовую теорию истории. Что труд – главное и для отдельного человека, и человечества, что могущество человеческого труда по ходу истории увеличивается, понятно каждому. Великое, превращающее социологию в строгую науку открытие Маркса заключается в том, что по ходу развития труда, меняется и его организация. В частности - рабство, феодализм, капитализм, социализм – закономерные эпохальные ступени этой организации. Марксизм установил их дальнейшие общие свойства. Во-первых, - по ходу развития труда, его организация становится все более гуманной (раба привязывали к делу цепью и палкой, современного рабочего – зарплатой). Затем, - эта организация становится все более обширной и постепенно доходит до охвата всего человечества. В-третьих, она становится все более сложной. Далее, поскольку люди сначала не представляют механизма и характера предстоящей новой формы организации общественного труда, то поиск этой формы идет противоречиво, революционно - с разрушением достигнутого, блужданиями. «Муки родов нового строя зависят от интеллектуального уровня партии, руководящей переворотом» (Маркс). В-шестых, этот интеллектуальный уровень по ходу развития истории должен подняться до подлинной науки, до того, что вслед за научным естествознанием, закономерно появляется и научная социология. И только с ее появлением человечество вполне овладевает «господством над историческим процессом» (Маркс), и лишь вследствие этого, дальнейшая организация общественного труда может идти без накопления противоречий и революционных потрясений, без мук, эволюционно, путем реформ.
Наконец, что особенно важно, указанная общая логика истории усложняется, неповторимо (как неповторима каждая березка) конкретизируется диалектикой. Реальная история идет не в виде указанной «мертвой» схемы, а, как отмечает Ленин, подобно любому живому развитию, -   с богатым разнообразием. С перерывом постепенности, скачками, в виде спиралей, противоречиво, смешано, неравномерно во времени и по территориям, кувырком, впадая в крайности, нередко возвращаясь назад.
Это упустили из виду.

    Отсюда произошла догма №2, утверждающая, что история пошла не по Марксу. С позиций советской догматики, утверждение правильное. Ведь, по Марксу, капитализм должен обязательно придти к революции, социализм - нет. Социализм должен дать учетверенный продукт и свободно, постепенно перерасти в коммунизм. А получилось наоборот: соцстраны закончили экономическим отставанием и революцией, капитализм ее избежал. Тем не менее, все произошло именно по Марксу. Вначале века логическую последовательность истории нарушил диалектический перескок вперед. В конце - возврат назад. Это обусловилось советской организацией труда. Тотальное планирование вовсе не было «аппендиксом». Оно соответствовало времени и обеспечило индустриализацию. Но его негативная сторона - командно-административные отношения – при дальнейшем развитии стали «смирительной рубашкой» на творческой инициативе людей. Научная социология, развиваясь дальше на основе теории Маркса, должна была эволюционно перевести страну на более совершенную организацию национального труда. Но этого, вслед за Плехановым, делать не научились. Наука сначала подменилась слепой верой в коммунизм, потом –  разочарованием.

   Отсюда произошла догма №3, гласящая, что научной социологии не только нет, но она и не нужна. Защитившиеся будто бы на марксизме академики, которые затем от него отреклись (но научные звания за собой сохранили), стали вообще отрицать необходимость теории. «Достаточно простого крестьянского смысла», - проповедовал, например, академик … Невежество дошло до крайности. В итоге, нарастающее противоречие между старой организацией труда и потребностями дальнейшего развития (между производительными силами и производственными отношениями) раздулось до того, что разрешилось мучительной «антикоммунистической» революцией. Она, в свою очередь, опять же в силу  невежества руководителей переворота, провалилась в контрреволюцию: в возвращение к дикому капитализму. Организацию национального труда разрушили, нравственный уровень народа опустили, численность населения сокращается... Со времени «ускорения» прошло времени больше, чем Сталину потребовалось на индустриализацию. А мы все гадаем: кто мы? Где мы? Что с нами происходит?

    Догма №4, уже полностью либеральная, заключается в идее саморегуляции. Мол, капитализм сам, стихийной игрой рыночных конкурирующих сил, частнособственническим интересом, обеспечивает упорядочение труда, технический прогресс и т.д. Крах либеральных реформ, расстроивших производство во всех постсоциалистических странах, затем - мировой кризис, расстроивший общепланетарную организацию труда, неуклюжие попытки запоздалого регулирования; с другой стороны – очевидные успехи социалистического Китая, на практике эту теорию сегодняшних либералов полностью опровергают. Чтобы они  очнулись окончательно, им необходимо показать все еще и теоретически. Нужно показать, что научная социология действительно существует и развивается, и показать, как она объясняет происходящее.
Поскольку главное в истории – организация труда и эту организацию нужно открывать научно, то, естественно, что научная социология, реально развиваясь, именно этим и занималась. Маркс, как известно, считал, что регулярные кризисы первоначального капитализма преодолимы только пролетарской революцией, несущей тотальный монополизм. Но оказалось, что капиталисты сами могут быть  монополистами. Ленин проанализировал эту империалистическую фазу и сделал новые, соответствующие ей, конкретные выводы насчет революции и перехода к тотальному планированию. Наконец, Л. Эрхард научно раскрыл хозяйственные пределы монополизма. Он нашел выход к еще более совершенной системе – к социальному рынку.
    Если  до сих пор социального рынка по-настоящему тоже не понимают, то из-за общего непонимания научной социологии. 100 лет назад Ленин отмечал, что в будущем возможен переход от капитализма к социализму мирным путем. Так и произошло. По сути, Эрхард организовал социализированный капитализм. Мы же, вынужденные заниматься индустриализацией лишь после социалистической революции, могли, из-за экономической отсталости, подняться только до феодализированного социализма. И что получилось? Социализм плюс феодализм – ниже, чем капитализм плюс социализм. Социальный рынок Эрхарда, утверждающий принцип «Благосостояние для всех», превзошел советскую хозяйственную систему потому, что формула Маркса «от каждого – по способности», требующая раскрепощения и стимуляции личной инициативы, здесь воплощена лучше, чем при нашей бывшей уравниловке. Гармонизация частного и общего интересов в этой хозяйственной системе достигается не только за счет благоприятных условий для малого и среднего бизнеса, но также за счет такого, обеспечиваемого законодательством, компромисса между ценами, зарплатой и производительностью, которая дает возможность богатеть только путем роста производительности труда. Лоббирование, «высовывание» групповых интересов в этой хозяйственной системе наказуемо, агрессивная конкуренция тоже; все направлено на общее гармоническое сочетание производств и отраслей, ведущее к упорядоченному целому.
    Единство Маркса, Ленина, Эрхарда обусловлено единством самой научной социологии. Поскольку первоначальный капитализм раздирали противоречия, то и  социология внешне тоже распалась на враждующие формы и какое-то время развивалась конфронтационно. Без научного подхода перерасти эту идеологическую вражду невозможно, так что она сохраняется до сих пор.  Но истинная наука беспристрастна. Она – единственное поле всемирного единомыслия. Поэтому научные открытия в области социологии тоже всегда были едины. Маркс совершил свое открытие, опираясь на анализ Смита и Риккардо. Ленин характеризовал империализм, исходя из выводов буржуазных экономистов. Еще значительнее Эрхард. Он исходит из открытия Маркса, признает закономерность и историческую необходимость советского экономического будто бы «аппендикса», соглашается с будущим отмиранием классов, т.е. с неизбежностью коммунизма. И одновременно с такой научной ясностью видит превосходство социального рынка, что еще в 47-м году (!) уверенно предсказывает: его экономическая модель, в конечном счете, опрокинет советскую командно-административную систему, как менее эффективную. Но что еще более важно, Эрхард указывает: если отбросить идеологические шоры и беспристрастно посмотреть на саму организацию труда, то между советским и капиталистическим монополизмом существенной разницы нет. Ни с научно-теоретической точки зрения, ни с практической. Но, ведь, это значит, что перейти к социальному рынку при соответствующей теоретической подготовке и нам можно было без произошедшего провала!