- Мне нужно сделать это одной, - говорит Миа, лениво поглаживая свой олд-фэшн с напитком цвета марганцовки. - Я так устала за эти дни. Так устала.
Она закидывает голову, открывая моему взгляду исцарапанную шею.
Сегодня Миа оделась по-модному. Она могла позволить себе узкие брючки, подчеркивающие стройность ног и округлость ягодиц, а из рубашки, расстегнутой до краев чашечек лифчика, поднималась и опускалась грудь, даже сейчас наводившая меня на пошлые мысли.
В марганцовке растворяется лед, разбавляя розово-фиолетовый цвет, и мне приходится собрать все самообладание в кулак, чтобы не разбить бокал и не перерезать Мие глотку.
Вместо этого смотрю на свои руки, на тоненькую полоску не загорелой кожи на безымянном пальце и гадаю, успею ли выкупить в ломбарде кольцо. Успеем ли мы все исправить, пока не стало совсем уж поздно.
- Возьми мне еще коктейль. - Миа кивает в сторону бара, куда я старательно не смотрел половину ночи. Краем глаза замечаю растрепанную рыжую голову, ловкие руки, орудующие стрейнером и джиггером. Почему мы пришли именно сюда? Почему в его смену?
Ловкач замечает меня и роняет тейбл-тент, который ставил на бар. С потолка свисает привидение из марли, касаясь маленькой тыковки. Она смеется криво вырезанным ртом, смотря на мои неловкие попытки достать смятые купюры из бумажника.
- Не знаю, что она там пьет, но ей то же самое.
- А тебе что?
Мотаю головой, избегая взгляда его зеленых глаз, таких ярких, словно подсвеченных изнутри. Хочется взять мадлер и выдавить их. Уверен, он бы позволил мне сделать это. Чувство вины способно на многое. Поколебавшись, он берет деньги и выбивает мне чек.
- Сегодня после смены я переведу тебе на карту.
Кладет в шейкер сухой лед и добавляет джин.
- Сколько потребуется.
Черед фиолетового джина и лимонного сока. Яичный белок.
Говорит, что все в прошлом, а сам готовит коктейль на сливочном ликере с ароматом фиалок Cr;me de Violet.
- О чем вы разговаривали с Мартином? - Мия отпивает новую порцию коктейля и, тихо замычав, закрывает глаза. Так же она реагирует, когда моя голова оказывается у нее между ног или когда я сжимаю и оттягиваю под одеждой ее соски.
- Он поможет. Сегодня, после смены.
Ох Мия. Когда же все пошло наперекосяк? Зачем я так всецело доверял тебе?
- Мне страшно, - моя красавица заправляет за ухо прядь волос и начинает складывать салфетку, приглаживая линии сгиба картой для проезда в метро. - Все это так унизительно и опасно.
Представляю Мию в больнице. Вот она сидит в длинном узком коридоре с белыми стенами, нервно пролистывая новости в ленте. Пишет мне сообщения, на которые я не смогу вовремя ответить.
- Пожалуйста. - шепчет она, доверительно сжав мою ладонь. - Проводи меня до станции. Мне страшно спускаться в метро.
К Мартину с подобной просьбой она не обращается. Смотрю на него, а он не отводит взгляд.
- Я ошиблась, все мы накосячили, но ведь еще не поздно все исправить. .
Сомневаюсь в успехе этой затеи, но молчу.
Ее голос понижается до шепота, и большей частью я угадываю ее слова по губам.
- У нас скоро свадьба. Все это так невовремя.
Она берет меня за руку, но я не поднимаюсь.
- Я хочу тебя, - произносят малиновые губы.
Когда мы только начали встречаться Мия была недоступна по десять часов в день. Выключала телефон с утра и была на связи ближе к полуночи. «Там, где я гуляю, нет мобильной сети».
- Что это за дно земли такое, где нет мобильной связи? - кричал я в трубку, забрызгивая слюной бокал с пивом, не представляя, насколько мой вопрос близок к истине.
- Каждому нужно свое место для смеха.
Вот и все. И только через месяц она мне призналась.
- Погоди, я все правильно понял? Ты все выходные катаешься в метро?
Она закатила глаза и из ее горла вырвалось низкое недовольное гудение.
- Ты хоть знаешь, какая у меня любимая ветка?
Начало нашей совместной жизни не изменило ее привычек, в свои выходные Мия уходила часов в пять утра и пропадала. Пару раз спускался искать ее, катался по станциям, высматривая в толпе знакомый силуэт, но ни разу мне не сопутствовала удача. Беспорядок в нашей квартире становился все больше и больше, не вызывая ни у кого из нас желания что-то упорядочить или хотя бы вынести мусор. Мой обед состоял из контейнера размороженной лазаньи из магазина напротив.
- Это либо есть в тебе, либо нет, - большие карие глаза с сожалением следили за моими передвижениями по квартире.
Перед тем как уйти Мия седлала сонного меня и трахала так, словно это наш последний раз.
Одной ночью она вернулась вся в слезах и, ничего не объясняя, заперлась в ванной. Эти месяцы эволюционировали от осторожно-взволнованных до истерично-требующих расспросов.
Иногда она объявляла себя вегетарианкой, а после накидывалась на наггетсы в местном фуд-корте, или плакала над пакетом тухлых яблок, которые обнаружились под мешком с одноразовыми порциями соусов у нас на кухне.
После она начала рисовать картины. Темные тоннели метро, с бликами фар поворачивающего на станцию поезда. Порой рисовала и сам поезд — допотопного монстра, изрисованного какими-то письменами и рунами.
- Я очень нехороший человек, и мой поезд скоро приедет за мной.
- Это ты еще что такое говоришь?
Она молчит, нервно вздернув плечом. Черная ручка, зажатая в тонких пальцах, вырисовывает очередной состав.
- Я сплю с другим.
Женщины, никогда они не говорят ничего конкретного.
- Почему ты это сделала?
Хочется спросить — почему ты делаешь из меня унылого мужлана, но к теме это не совсем относится.
- Сделала что? Ты о Мартине? Мы спали с ним еще до того, как мы с тобой начали встречаться.
Вот оно что. Значит, вот она, твоя тайная девушка, чьего имени ты не раскрывал. Спасибо, коллега.
- Как будто у тебя нет девушек, с которыми ты иногда спал. Или спишь.
Как будто нет.
Мия прищуривает взгляд.
Вернемся в то утро, когда на меня вылили признание в неверности. Бесконечные потоки пассажиров острыми локтями и сумками проталкивали меня от вагона к вагону, несли к эскалаторам и выплевывали на платформу. Оказавшись в метро в качестве наблюдателя, а не просто пассажира, мое внимание привлекли такие вот одиночки, какой и является моя Мия. Они никуда не спешили. Разбросанные тут и там по вагонам, невозмутимые, они читали книги или наблюдали за дыханием подземного мира. Когда в тоннеле мигал свет и на пару секунд стальная пуля с порохом из людей погружалась во тьму я чувствовал на себе липкий взгляд одного из «наблюдателей». Взгляд проникал под кожу, залезал в карманы, прикидывая, достоин я быть посвященным в некое таинство или нет. Когда освещение приходило в норму, взаимодействие прекращалось, контакт мгновенно прерывался и я оставался наедине со своим сбившимся дыханием, опустошенным и вывернутым наизнанку парой цепких глаз.
Паутина метро растворяет время и пространство, в прохладе холлов и километров тьмы жизнь там, наверху, кажется такой ненастоящей.
Я стоял у белой черты, вдыхая полной грудью запах креозота, а его все мало, мало, мало, но в легких уже нет места для воздуха, так что приходится сдаться и выдохнуть.
Мия звонила мне десять раз. Прислала пять смс и закидала сообщениями в социальных сетях. «В одиннадцать на станции». Ок ок ок. Как скажешь, любимая.
Выглядеть привлекательно нужно всегда, другой причины объяснить, зачем Мия надела чулки перед абортом, я найти не могу. Она стоит у входа в метро, потерянная и грустная, ковыряя носком туфли асфальт и нервно стряхивая пепел с кончика ароматизированной сигареты. Вот ее холодные руки обвивают мою шею, я утыкаюсь носом в ее волосы и разрываюсь в желании никогда ее не отпускать и столкнуть с края платформы. Какого хера, Мия, какого хера?
- Хорошо, что в частных клиниках можно договориться на удобное время.
- Шлюха, - вырывается из моих губ прежде чем я понял, что озвучил мысли.
На ее запястье звенят серебряные кольца-браслеты, такой родной звук, навевающий воспоминания о прошлом Рождестве, кашемировом свитере и снежных ангелах за домом. Задубевшая щека взрывается ледяным огнем.
- Мне пора, - карие глаза устремляются к часам у входа в метро. Глухой стук каблуков по лестнице не иначе как удары костью по бетону. Смотрю, как она спускается в беззубую пасть черноты, вспоминая, что мы кое о чем забыли. Что-то очень важное.
- Мия! Стой!
Конечно, она меня не слышит. Ее уже нет в поле моего зрения.
- Мия! - размахиваю в воздухе рукой, словно бы это что-то изменит. Словно я привлеку чье-то внимание на безлюдной станции.
Перепрыгиваю через турникет, задней мыслью спрашивая — а где охрана?
- Мия подожди! Ты забыла!
От утробного шума закладывает уши, и из дышащей земляной глотки вырывается поезд.
Я бегу, бегу изо всех сил, но вот Мия входит в раскрывшиеся двери и даже не оборачивается на шум, который я поднял своими криками.
- Мия!
С поездом что-то не так.
- Ты забыла карту!
Поезд с рисунков Мии.
Двери закрываются.
Встретившись с Мартином в баре, я показываю ему творчество нашей девушки. Не знаю, как это возможно. Да, в произошедшем я уверен. Нет, из полиции мне еще не звонили и Мию никто не нашел. Она вошла в поезд и больше ее не видели. Наружу она так и не поднялась.
Есть необъяснимая сила мысли, сила любви и ревности. Она прорастает из глубокой земли, глубже линий метро, там, где похоронены наши предки.
Спускаясь в метро, я опасаюсь, что Мия где-то рядом. Что она так и ходит в тех чулках, в которых ехала в больницу, живот ее все растет и растет, в дрожащих пальцах тлеет сигарета и она ищет нас с Мартином, чтобы наконец поставить точку и разбить этот болезненный треугольник тайных отношений.
Засыпая, мне до сих пор чудится запах креозота, тянущей прохладой из лабиринта тоннелей, тоскливый вой поездов, рвущих расстояние, и горячий шепот Мии, такой волнующий, что на руках поднимаются дыбом волоски:
- Черная. Моя любимая ветка метро — черная.