«Да вы не представляете себе, что такое, искреннее раскаяние!»
Владимир Сычин. Основатель Карате-До Кекусинкай в Пензе.
Стёрлась грань между сном и явью.
Йом Кипур – Судный день - иудейский праздник, который, впрочем, трудно назвать праздником. Целые сутки люди ничего не едят и не пьют воду. Они молятся, каются в грехах, которые сделали за прошедший год, просят Бога сделать им хорошую запись в книге. Они верят в то, что у Бога есть некая книга, в которой он записывает людские судьбы. Не знаю, как каждый узнает, хорошую ли запись Бог сделал для него в книге, но многие выглядят по окончании суточного поста довольно счастливыми, и они тут же начинают грешить опять.
«Судный день, согласно еврейской традиции, завершается тем, что каждый еврей получает положительную или отрицательную оценку своих деяний, а на ее основе — приговор милостивый или осуждающий. Это день, когда выясняется, принята или отклонена просьба о прощении Высшим судом на небесах. Особое значение приобретает «закрывающая молитва», произносимая при заходе солнца — после нее уже как бы закрыты врата милосердия, через которые поднимаются к небу просьбы и молитвы народа Израиля. Раздаются звуки шофара, и слышен завершающий все обряды призыв: «В следующем году — в Иерусалиме»».
Источник: http://www.calend.ru/holidays/0/0/641/
© Calend.ru
О чем бы я написала в своем дневнике.
И вот, в сентябре настал праздник – Судный день.
В один из вечеров Дима, как обычно, пришёл с работы, мы ужинали, потом уложили Вероничку спать. Дима уговарил меня выйти из дома, чтобы сказать что-то важное. Он был серьёзен и не весел. А я как раз находилась в хорошем расположении духа, даже хотелось смеяться. Из любопытства я согласилась пойти гулять. Одела короткую, бардовую маечку, серые трикотажные шорты с оборками по краям и свои любимые, белые кеды со стразами под вид жемчуга.
Пошли в сквер, и там Дима со слезами рассказал, что изменил мне один раз, пока был один. Я его успокаивала и смеялась: «Ну, подумаешь, занялся с кем-то любовью! Бывает!» Никакой ревности я не испытывала и удивлялась, что же он так переживает! Он ещё больше расплакался и поведал о том, что убил щеночка.
Когда мы приехали в Израиль, через три месяца у нашей собачки Микки родились два кутёнка. Один «мальчик», а другая – «девочка».
Дима ходил среди вилл и предлагал кутят. Мальчика взяли быстро, а «девочку» никто не хотел брать, и он убил её. Тогда он мне соврал, будто у него обоих кутят взяли.
Девочка была такая весёлая, игривая, с чёрной, очень кудрявой, короткой шерстью. У неё были длинные ножки, и она высоко прыгала, когда играла.
Жалко «девочку».
Потом вдруг и меня настигло раскаяние. Я вспомнила, как срывала зло на своем маленьком сыночке.
Я громко плакала и кричала, казалось, что из-под земли ко мне тянутся руки и хотят ввергнуть меня в преисподнюю. И я чувствовала себя уже в аду!
Внезапно, как кто за горло схватил её. Возрыдала она! Вспомнила, как била младенца невинного, заходила земля под ногами ее, потянулись руки из-под земли, из огненного жерла. «Нет мне прощения, нет мне! Грех-то какой! Боже! Страшно! Он маленький был, беззащитный, а я била его! Нет мне прощения! Нет мне! Грех-то какой! Боже! Дышит под ногами твердь земная, разверзается, адом пылает, вылезают из недр на поверхность уродливые, чёрные тени. За ноги её хватают. Хотят вниз утащить. Нет мне прощения! Нет мне! Боже! Прости меня, Боже! Прости меня, Боже!
Дневник:
С тех пор мне жаль грешников. Они не в ад попадают, а попадают в собственное раскаяние, и оно неизбежно! И они мучаются в нём страшно! Чем больше злодеяний совершил человек, тем страшнее его муки совести!
А прошлое не вернёшь, не исправишь! Боже! Прости меня! Боже!
Самое ужасное, что я должна оставаться одна, без Димы, когда он уходит в ночную смену. Я просто в панике! Теперь я боюсь ходить одна, в темноте, по тёмным комнатам. Хорошо, что у меня сохранился мой голубенький крестик, и я его взяла с собой из России. Крестик я не снимаю, ношу всё время, даже на улице. А на улицах только иудеи. Они глядят на меня, как на врага. Но Иисус защитит меня, я верю.
ЗОГ.
Она одна. Она засыпает. Смотрю на неё. Она чувствует взгляд. Открывает глаза и смотрит точно в сторону моего взгляда. Она видит на полу огромного таракана. Встала медленно со шлёпанцем в руке, бесшумно, на цыпочках подошла и хлопнула по таракану.
Тараканы у нас в Африке большие, мясистые, в мае они могут летать и залетают в окна домов. В домах они приземляются и больше не летят. Иногда они приземляются на лица спящих.
2011 год. Ссора.
- Дима, ты помнишь, что же я такое сказала, после чего открылся вход из нижнего мира, и комнату заполонили сущности Хаоса?
- Не хватало ещё, опять произнести эти слова!
- Да я только хочу написать всё, как было! Что тут страшного? Ты, хотя бы помнишь, почему я начала призывать существ из нижнего мира? У меня испортилось настроение. А почему? Я решила отдать своё тело…
- Я помню твои слова, после того, как ты произнесла то, что произнесла.
А ты сказал: «Что ты делаешь?! Ты же не человек теперь! Ты Маг! Надо думать, что говоришь, а тем более не предварять это словом «Пусть»!»
У Димы вот-вот начнётся истерика:
- Я ничего не помню! Ничего не помню! Мне это неинтересно!!!
- Да я только спросила, может, ты помнишь?
- Нет!!
Да он всё ещё в плену своих страхов!
И так, первым словом было «Пусть».
Я сказала: «Пусть все, кто хочет из нижнего мира, те, кто незримо ласкали меня в этой комнате…
Пишу и чувствую, как кто-то держит меня сзади за бока. Я не буду дописывать эту фразу.
А тогда я говорила громко, и как только прозвучали последние слова, по полу стремительным, неиссякаемым потоком понеслось что-то беспорядочно-скачущее и вертящееся. Оно быстро заполняло пространство вокруг нас. Я увидела мир Хаоса. Не знаю, как это описать. Только я остро ощутила и прочувствовала, что наш мир Людей, где нам повезло родиться, намного лучше! В нём есть порядок и покой, по сравнению с нижним миром. И я поняла, если попадёшь туда, в Хаос, то это, как будто тебя сначала разорвёт на мелкие клочки, а потом эти клочки будут нестись в разных направлениях и продолжать рассыпаться на ещё более мелкие. То есть, ты будешь терзаем бесконечно и не найдёшь спасения! Твоя душа будет вопить, взывая о помощи, но никто не откликнется! У людей много страданий, но всё-таки нам повезло быть людьми!
Вероника видела всё и не пугалась, не плакала. Её лицо было серьёзным, глаза не моргали.
Дима взял её на руки, и мы зашли в душ, там оказалось спокойней, встали друг к другу лицом, а Вероника между нами, обнялись, читали «Отче наш», смотрели вверх, звали Христа.
«Двери» закрылись.
Мы собрались и пошли к Тане.
Она вызвала на поверхность мир Хаоса.
Вернее, он всегда находится здесь, на поверхности. Она только позволила ему проявиться в полной мере. Она явственно ощутила, как этот мир сейчас разнесёт её на мелкие кусочки.
Дим тоже почувствовал это, а их младенец равнодушно смотрел на происходящее. Он недавно был собран в мире Людей, и его не пугала смерть, переход в новое качество.
Дим схватил своего младенца и жену, и они обнялись, сплотились, читали христианское заклинание: «Отче наш»
«Дверь закрылась».
Они бежали. Они могли бы и не бежать никуда, а остаться стоять на месте. Стоять в эпицентре вихря, проносящегося сквозь их тела, насладиться бурей, слиться с нею. А если больно, то с воплями и стонами быть растерзанными…
Но они сбежали, пока…
Через три с половиной года я стояла в русском храме, прислонившись к косяку двери, ведущей в зал, где происходило таинство крещения Вероники. Поп говорит мне с укоризною:
- Как стоишь? Почему голова не покрыта? Не знаешь? В церкви нельзя с непокрытой головой!
Монашка несёт мне белую косыночку. Надеваю. Монашка тычет пальцем в грудь:
- А где крест? Почему нет нательного креста?»
- Он у меня в сердце, - тихо говорю я.
- А надо, чтобы на теле был!
Мне показалось, или она и впрямь смутилась от собственных слов?
А через четыре года мы опять вернулись в Израиль. Поехали в Иерусалим и посетили там храм с гробом Иисуса. Туда пускали всех! В платках, без платков, в чём кто приходил, в том и заходил внутрь. А внутри стены из грубых булыжников, полумрак. Как в пещере.
О чём бы я написала в дневнике.
Таня приходила к нам, когда мы с Вероничкой приехали. Хотела посмотреть на жену человека, который понравился ей, оценить её.
Тане 22 года, а выглядит на сорок. Курит почти беспрерывно и мало двигается. Я ей поначалу понравилась, особенно внешне, а потом Дима мне рассказал, что она советовала ему бросить меня, назвала паразиткой. Ну, может, она и права. Как говорит Джовет: «Характер – это то, что о тебе думают люди».
Ну вот, наконец-то я, Джовет, опять могу продолжать.
Таня. Кареглазая Помпушка, хохотушка, хохлушка. А её муж высокий и тощий. Его светлые глаза всегда чему-то удивляются. А ещё их бесноватый мальчик. Ну, да ладно. Дим со Светочкой отоспались у них.
Танюша обрадовалась:
- Ой! Вы мои хорошие! Хотите у нас переночевать? Да хоть, на совсем!
Но её разбирает любопытство!
- Почему вам страшно в той квартире? Что вас пугает?
Они рассказывают обо всём, и она верит. Её жизнь кажется ей однообразной, лишённой динамизма, приключений. Она мечтательно смотрит в никуда:
- Я вам завидую! Вот это приключения! Древний Маг!
Какая жара! Уютный Танюшин домик среди кустов и деревьев, с травкой в маленьком дворике.
Послеполуденный отдых. Дети спят. Светочка у себя в комнате, а Таня лежит в своей постели, разомлевшая от жары, смотрит эротический канал и ласкает себя, изнемогая от желания. Из её спальни есть дверь, ведущая во дворик. Летом они с мужем не закрывают двери и окна спальни, чтобы ветерок проникал в комнату. Жаркое лето у нас, в Африке!
Она идёт к Светочке, садится рядом и говорит, что ей очень нравится Дим: «Когда он жил у нас, я любила расчесывать его длинные волосы».
- Ты знаешь, а я бисексуальна. Мне нравятся и мужчины, и женщины. Давайте устроим занятие любовью вчетвером! Мы с Колей уже так делали. Ко мне пришла подружка с мужем, мы выпили, и я всех их трахнула.
У Светочки нет ни малейшего желания ласкать Таню и быть обласканной ею. Она уходит от ответа, рассказывает о своей любви исключительно к мужчинам, описывает интимные подробности своей жизни с Димом, чтобы хоть как-то удовлетворить Танино побуждение. Таня в свою очередь рассказывает о своей интимной жизни.
Детки просыпаются, и беседа заканчивается.
Вечером приходят с работы Дим с Николаем, все вместе ужинают. Время течёт медленно. Света с Димом сидят вдвоём на крылечке. Николай смотрит телевизор, и Таня говорит:
- Какой бессмысленный и бесплодный вечер! Ни смеха, ни плача, ни любви, ни даже ссоры!
А теперь пора уже просто спать!
Света слышит эти слова и думает: «Как хорошо, что этот вечер такой спокойный!»
Ночью Светочка просыпается от громкого, ритмичного звука. Она не может понять, что это за звук и откуда он идёт. Она встаёт и идёт в туалетную комнату. Рядом с этой комнатой спальня Тани и Коли. Дверь в спальню открыта, оттуда, слышится грохот, и Света уже догадывается, что является причиной этого грохота, и краем глаза видит толстую Таню, сидящую верхом на своём тощем муже и прыгающую на нём. Таня тоже замечает, что кто-то идёт мимо их двери, и замирает.
Света возвращается в свою комнату, и звуки возобновляются.
18 марта. Пятница. 2011 год. Израиль.
С утра я хотела пойти на море и походить босиком по тёплому песку. Но утром на небе были облака, я замёрзла и не пошла на берег. А пошли с Димой в магазины за продуктами. Он стал говорить мне, что моё погружение в прошлое и в тот период, когда мы ничего не понимали, вредно. То есть написание моего рассказа – вредное действие. Я не согласилась с ним:
- Вредное? Но ведь сейчас ты понимаешь, что всё, что «ОН» делал тогда – было направлено на наше просветление? Просто «ОН» применял методы древних и «ОН» сам сказал, что современные люди от этих методов быстро сходят с ума, и обучение заканчивается. Вот Раиса, женщина, которая жила в той квартире до нас, сошла с ума.
- А ты знаешь, что с ней случилось потом?
- Откуда я знаю, ты же мне не хочешь ничего рассказывать! Я помню, что она написала нам письмо в Пензу, в котором звала тебя в Израиль.
- Так вот, Раиса спрыгнула с крыши. Она тоже уезжала в Россию, но её сын там решил, что она сумасшедшая, говорит про не пойми, что.
У меня пошли мурашки по телу.
- А ты откуда всё узнал?
- Ну, я же, когда без тебя в Израиль приехал, ездил в Ашкелон, заходил к ней, и соседи сказали…
О чем бы я написала в дневнике
Иногда по вечерам мы пели под гитару, Таня хорошо пела.
Она рассказывала, как они с Димой познакомились на пардесе (в апельсиновой роще), собирая апельсины, как он жил у них, и она любила подолгу расчёсывать его длинные волосы.
Таня и в меня влюбилась. Она мечтала заняться любовью вчетвером, чтобы участниками оргии стали она, я, Дима и её муж Николай. Таня сказала, что она бисексуальна и что они с Колей уже устраивали подобные увеселения с её подружкой и другом подружки.
А у меня Таня не вызывала ответных чувств.
Она была очень любезна, гостеприимна, а мне не очень-то нравилось жить у чужих людей. Но я у неё дома бросила курить! Я бросила курить без усилия воли, просто совсем не захотела больше курить и всё!
Обычно, днём, Таня сидела, развалившись в кресле перед телевизором, и играла с игровой приставкой «Денди» в Марио. Она жала на кнопки и курила, курила. Это продолжалось часами.
Как-то мы все вместе пошли на море, так она с пляжа еле притащилась. А ведь ей всего 22 года!
И вот я смотрела на неё, как она сидит или лежит весь день, играет в Денди, или смотрит телевизор, беспрерывно курит, ещё больше толстеет и дряхлеет, и мне стало страшно. Я увидела, как бессмысленно проходят её дни. К тому же, у меня не было денег на сигареты. Мне надоело стрелять сигаретки у Тани или тайком таскать окурки из пепельницы. Я увидела себя как бы со стороны, в один из таких моментов, когда движимая одержимостью желания покурить, брала окурок. И тогда я с отвращением посмотрела на свое действие и оставила окурок на месте. С тех пор я больше не курила.
У Таниной семьи начались проблемы. Они были не в состоянии выплачивать больше ссуду за дом. Решили его продать и купить жильё подешевле. Они так и сделали, продали дом многочисленной узбекской семье. Но жильё подешевле ещё не нашли, и некоторое время жили вместе с этими узбеками. В доме получилось столпотворение. Узбеки вырубили все кустики и деревца в садике у дома, и забетонировали дворик. Теперь вокруг домика летом был раскалённый бетон.
А мы вынуждены были вернуться в «свою» квартиру.
Таня с Колей нас провожали, помогали носить вещи. Мы переезжали, как всегда, вечером, в темноте. Не люблю, когда соседи начинают допытываться, куда мы, откуда, и зачем.
Таня поставила кресло посередине салона, напротив окна, и села в него. Ей было грустно.
- Почему вы говорите, что в этой квартире плохо? – спросила она, - Здесь очень даже хорошо! Можно сидеть вот так и смотреть из окна на звёзды.