Глава 9

Борисовец Анатолий Филиппович
В плацкартном вагоне пассажирского поезда. Трудовой семестр.
Неделя пролетела мгновенно. Все хлопоты на сборы легли на мамины плечи.
Папа подарил мне свою новую железнодорожную шинель. У мамы давно лежали две пары носок, две пары варежек, шарф, связанные ею из хорошей шерсти, пара тёплого китайского белья. Принесли из сеней валенки, кирзовые сапоги, телогрейку, шапку.
 Все вещи мама аккуратно сложила в сшитый чехол из мешковины. Хватило места Сашкиному полупальто, шапке и сапогам. Перетянули сыромятными ремнями, которые хранились у дедушки на все случаи жизни. Получился приличный багаж.
В конце августа купить билет на поезд в западном направлении оказалось непросто.
Студенты возвращаются после каникул в свои учебные заведения. Пришлось часов двенадцать, сменяя друг друга, дежурить у кассы. Нам повезло. Оба билета в один плацкартный вагон. И две свободные средние полки в одном купе,  переполненного вагона.
Нижние две полки занимали две сестры. Одна наша ровесница, а вторая, мать четверых детей, до школьного возраста. Часа через полтора выяснилось, почему две средние полки достались нам. Пассажиры, попадавшие в это купе, мгновенно переходили на освободившееся место в вагоне, при выходе хозяина места на ближайшей станции.
Маленькие пассажиры вели себя так же, как ведут себя маленькие дети. Один смеялся, второй плакал, третий просился к маме на руки, четвёртому приспичило посидеть на горшке, тут же в купе. Нас, отстоявших половина суток у билетной кассы, эта картина не смутила. Закинув свои тяжелейшие баулы на третью полку, застелили постель, и  отправились в вагон-ресторан. Здесь можно было хорошо покушать, за довольно символические деньги, и сидеть, поглядывая в окно, до самого вечера. Народу обычно было немного. Если, вдруг, официантка бросала на нас вопрошающий взгляд, мы просили принести фирменный напиток. На столике появлялся графин с цветной жидкостью. Обыкновенная вода, подкрашенная ягодным соком.  Цвет зависел от цвета ягоды. Мы наполняли фужеры и, не спеша, смаковали напиток.
Уроки студенток из Владивостока, с которыми я посещал вагон- ресторан, не прошли даром.
 Может сейчас покажется неправдоподобно, но спиртные напитки нас не интересовали, так, же как и табак. В нашем 10»А» курил только один ученик. Мой друг Витя Пьянников. Мы его звали Вица. У него рано умерла мать, оставив отцу троих мальчишек.
Витя был младшим. Все выросли, выучились. Витя окончил школу милиции в Москве. Умер очень рано. Может  курение, и было причиной болезни и смерти.
Вернувшись в свой вагон, увидели забавную картину. Наши соседки на полу разложили чемоданы, от одной полки до другой. Сверху положили покрывало и приготовились укладываться спать. В вагоне было тепло, и мы отдали им свои покрывала.
 Я уже не помню, кто спал на полках, а кто на чемоданах. Ночью я проснулся, Мне показалось, что кто-то смотрит на меня. В вагоне было темно, и только в проходе тускло горела лампочка. Я стал всматриваться и увидел мужика, стоявшего почти под этой лампочкой. Время шло, а он стоял не шелохнувшись. Я стал фантазировать, как брошусь сверху на него, если он попытается схватить чемодан. Так и не дождавшись, я уснул.
 Проснулся от плача и причитаний наших соседок. Дети тоже уже не спали, и тоже плакали. В проходе стояли сонные пассажиры. Всем хотелось узнать, что же произошло.
 Пришёл проводник. Картина стала проясняться. Оказывается, пропал один из чемоданов, на которых спали. Проводник ушёл и, вскоре, вернулся  в сопровождении двух милиционеров. Милиционеры выяснили, что чемодан принадлежал девушке.
 Попросили её обрисовать похищенный чемодан. Прошли по вагону, Проверили тамбуры и оба туалета.
 Вернувшись, стали спрашивать: « Может ночью кто-то вставал, видел что-нибудь или кого-нибудь». Никто не вставал и никто никого не видел.
 И тут меня чёрт дёрнул за язык. Я рассказал, что видел стоящего под лампочкой мужика, обрисовал его. Милиционеры сразу оживились. Попросили меня спуститься с полки.
 Узнав, что я еду до Иркутска, предложили мне и пострадавшей девушке, пройти с ними в соседний вагон. Соседний вагон оказался купированным. Они открыли своим ключом дверь, и мы зашли в купе. На столе лежала газета и два пустых стакана в подстаканниках, в каких проводники разносят чай. Никаких вещей в купе не было.
 Один из милиционеров нам пояснил, что по прибытии в Иркутск их сменит другая бригада, поэтому до Иркутска нам нужно успеть составить протоколы.
 Из полевой сумки достал чистые листы бумаги и работа закипела. Из рассказа девушки я узнал, что она студентка Ангарского техникума жидкого топлива и едет в Ангарск со станции Магдагачи. В чемодане все её вещи. Милиционер попросил её назвать каждую вещь, цвет, рост, новая или б/у. Она расписалась в протоколе.
Наступила моя очередь рассказывать. «Ростом с меня, но шире в плечах и поплотнее. Лет 30-35. Одет был в лёгкую светлую короткую куртку. Но особенно мне запомнилась его кепка. Кепки из такого материала и таким козырьком только что стали появляться.
 Недавно я держал подобную кепку в руках. Козырёк у неё, говорили из каучука. Мужчина не славянской внешности. Мне кажется армянин».
Расписавшись в протоколе, я вместе с девушкой вернулся в свой вагон.
 Позавтракать мы не успевали. Из окна вагона уже была видна Ангара.
 Стащили с верхних полок свои огромные баулы, и через несколько минут стояли на перроне.
 К нам подошли уже знакомые милиционеры и попросили меня пройти в транспортную милицию. Не помню, как решился вопрос с моими вещами, но в здании  милиции я был налегке. Напоили чаем с печеньем, вручили книгу «Старая крепость», чтобы не скучал.
 А пока, будем ждать художника из областного управления. Прошло часа три. Не дождавшись художника, меня отпустили на все четыре стороны.
 На этом история не закончилась.
Месяца через полтора, на уроке физкультуры,  который проходил на стадионе «Локомотив», ко мне подошли двое в штатском и попросили проехать с ними. Посадили в «Победу» и привезли в то же самое здание, рядом с вокзалом.
 Там мне объяснили, что сейчас ты зайдёшь в комнату. У стены будут сидеть пять мужчин. Может, среди них узнаешь того, кто стоял ночью в проходе около вашего купе.
 Я прошёл в комнату, передо мной сидели молодые мужики и все в кепках. Я сразу узнал своего попутчика, и показал на него. Он улыбнулся, и произнес: « Не ошибся»? « Нет,- сказал я,- и улыбнулся в ответ». Меня провели в другую комнату. Попросили расписаться в протоколе опознания. Рассказали, что задержали, благодаря моему описанию, в Слюдянке, где он на рынке продавал туфли. Ещё сказали, что по паспорту он армянин.
Потерпевшую попутчицу, я встретил в Сашкином общежитии, накануне Нового 1955 года. Она очень обрадовалась, увидев меня, и сообщила, что ей вернули чемодан со всеми её вещами.
                Трудовой семестр в колхозе «Победа».
Через сутки я снова ехал в пассажирском поезде на запад. Пассажирами этого необычного поезда была 17-18 летняя молодёжь. Настроение у всех было прекрасное.
Пели, смеялись, играли в карты, шахматы. Рассказывали, где прятали шпаргалки.
На остановках покупали молоко картошку, огурцы. Поздно вечером наш десант высадился в конечном пункте маршрута, на станции Куйтун. На перроне кураторы проверили присутствие каждого, сверив со списком. Рядом с вокзалом стояли бортовые машины, готовые к погрузке. Две группы, ГГ-54-1 и ГГ-54-2, встретили на перроне представители колхоза «Победа» из деревни Бурлук.
 И вот, мы уже едем, тесно прижавшись, друг к другу. Временно, на одну ночь, нас развезли по разным домам. Человек восемь, и я в том числе, ночевали у деда, назвавшего себя Солохой. Всю ночь пришлось воевать с блохами, и слушать богатырский храп, приютившего нас, хозяина. Утром, по два, три человека, нас разместили по избам.
Меня и Валеру приютила женщина лет пятидесяти.
 Оставив свои рюкзачки, мы вернулись в правление колхоза.
 После короткого знакомства началось распределение на работу. Колхозники вырастили очень хороший урожай зерновых, и наша помощь была кстати. Требовались работники на ток, на погрузку и разгрузку зерна, на копнитель. Я дал согласие работать на лошади.
Каждое утро приходил на конный двор. Запрягал лошадь по всем правилам, и пристяжного молодого жеребца, по имени Аркашка. Брал в руки вожжи, усаживался в телегу и рысью направлялся к комбайну.
 При работе комбайна зерно поступало в бункер. Рядом с бункером закреплялась деревянная площадка. На площадке лежала стопка пустых мешков. Здесь же находились две девушки. Одна открывала заслонку бункера, вторая подставляла мешок. Низ мешка лежал на площадке. Наполнив мешок, заслонку закрывали. Горловину мешка хорошенько завязывали, а мешок сбрасывали на землю. И сразу же наполняли следующий мешок, завязывали, сбрасывали. И так постоянно, не давая бункеру наполниться доверху зерном.
Я ехал следом за комбайном, останавливался около каждого мешка.  Хватался за мешок обеими руками, поднимал и укладывал на телегу. Как только на телеге оказывалось десять мешков, ехал на ток. Возвращался, снова нагружал телегу и снова на ток.
 Сзади к комбайну цепляли копнитель, который принимал обмолоченную солому. Копнитель обслуживал парень или девушка. Как только копнитель заполнялся до- верху, нужно нажать на педаль. Солома вываливалась. Работа на первый взгляд лёгкая, но очень пыльная. И так каждый день.
Вечером своих уставших лошадок выпрягал на конном дворе, и передавал конюху. Приходил в отведённую избу, падал на постель, и засыпал крепким сном.
 Валера работал на погрузке зерна, тоже уставал. Постепенно втянулись в работу. Иногда вечерами посещали местный клуб, где приезжая и местная молодёжь танцевала под баян. Запомнился Бурлук морем подсолнухов. В клубе, к концу вечера, пол был усыпан шелухой от семечек. Деревня не отличалась от наших забайкальских деревень. Все трудились в колхозе. В каждом дворе бегали курицы, пели петухи, мычали коровы, хрюкали свиньи. За месяц я не увидел ни одного пьяного мужика.
 На трудодни мне причиталось несколько центнеров пшеницы, но, куда я с ней?- Пришлось продать колхозу и получить деньги.
Обратно всех студентов на машинах, из всех колхозов района, свезли в Куйтун. На перрон подали пассажирский состав. И у меня навсегда запечатлелась картинка. Поезд тронулся со станции Зима. На перроне стоял мой одногруппник Володя Ф., а рядом с ним, четыре мешка с пшеницей.
            Первая съёмная квартира.
Трудовой семестр закончился. Три дня нам разрешили отдохнуть, привести себя в порядок. Не успели мы переступить порог нашего нового жилища, как хозяйка вручила берёзовый веник и показала на здание за забором. Это было большое одноэтажное, из красного кирпича, здание бани.
 В Иркутске общественных бань, в годы нашей учёбы, было много. При каждой бане, как правило, парикмахерская. Но, пока волосы не подсохнут, мастер тебя в кресло не посадит. Сейчас, даже зимой, сначала окатят голову водой и, только после этой процедуры, приступают к стрижке.
 Намылись, напарились, подстриглись и предстали перед хозяйкой.
Рано утром побежали в институт. Никакого общественного транспорта я не припоминаю, кроме трамвая, курсирующего по маршруту: трампарк - вокзал.  В деканате, каждому из нас, выписали направление в хозяйственную часть института. Оказывается, проживающим на квартире, кроме постельного белья, полагается и кровать, и стол, и стулья, и тумбочка.
 Всё это добро мы загрузили на подводу, которая, вместе с возчиком, была нам предоставлена. И вот уже, лошадка со скарбом тронулась в путь от улицы Коммунистическая до улицы Коминтерна, в нашем сопровождении.
 Проблема жилья была решена. Хозяйке понравилось, как мы обустроили свою комнату. Воспользовавшись её хорошим настроением, получили разрешение пользоваться подпольем. Не откладывая на завтра, привезли с рынка три мешка картошки, и спустили в подпол.
Пришла соседка с предложением покупать у неё молоко. Она готова каждое утро приносить двух литровую бутыль и оставлять под окном. Нам предложение понравилось, и мы согласились.
 Сейчас покажется фантастикой, но в описываемое время, почти в каждом дворе, на улице 2-я Советская держали корову. Утром мы просыпались под звуки пастушьего рожка.
 Каждая хозяйка выпускала свою бурёнку из калитки. Дальше стадо направлялось в сторону Ангары. Ваня любил поспать, а мы с Вовкой бежали до конца 8-ой Советской по улице Коминтерна. Здесь город заканчивался, и начиналось пастбище.
 Делали зарядку и бегом возвращались домой. Бутыль с молоком уже стояла под окном. Когда начались заморозки, соседка заносила молоко в дом, а мы продолжали каждое утро бегать.
 В период вступительных экзаменов завтракали, обедали и ужинали в столовой по улице 5-ой Армии. На каждом столе хлопчатобумажная скатерть, всегда чистая. На столе ваза с хлебом, солонка, горчица, перец. И, внимание!- хлеб бесплатно. Утром брали какую-нибудь кашу и по два стакана чая. Помню, чай, хорошо заваренный, с сахаром стоил 22-е копейки. В обед, первое приносили в больших тарелках, Обслуживали молодые опрятные официантки. Если мы могли позволить себе три раза в день питаться в такой столовой, то можно судить о существовавших тогда ценах.
                Учиться, учиться, учиться.
Наконец наступил долгожданный день. Первая лекция, по высшей математике.
 В аудиторию, где собрались обе группы маркшейдеров, входит высокий, седой, плотного телосложения, мужчина. Мы стоя, отвечаем на его приветствие. Он представляется: кандидат математических наук, профессор, заведующий кафедрой Иркутского Государственного Университета Васильев Владимир Васильевич. Пять семестров мы будем слушать лекции  преподавателя высокой культуры. Практические занятия по математике вела, Антонец В. И. На первом занятии, поздоровавшись с нами, и усаживаясь на преподавательское место, произнесла: Борисовец, к доске. Все были удивлены, а больше всех, мой друг Валера. В дальнейшем, каждое практическое занятие по математике, начиналось с этой фразы. В моей зачётной книжке, в графе экзаменационная отметка, в первом семестре стоит единственная пятёрка – по математике.
Весной, когда первые пять студентов, готовились отвечать на вопросы в билетах, открылась дверь, и вошла Антонец.  Владимир Васильевич, быстро  встал, помог даме снять пальто, посадил её рядом, и пригласил принять участие. «Ну, кто пойдёт отвечать», - произнесла В. И. Присутствующие, ещё ниже склонили головы над своими листочками, и упорно продолжали писать. Перед В. В. все были в одинаковом положении, а В. И. знала каждого. Некоторым, ещё несколько дней назад, после второго захода, с трудом поставила зачёт. Пришлось мне прикрывать своих товарищей. Погоняв меня, подвигает зачётку к В. В. и просит поставить пятёрку.
 Кафедра маркшейдерского дела располагалась, во втором корпусе. Через дорогу - гостиница « Сибирь «. На лекции по горному делу нужно было бежать через площадь им. Кирова, в первый корпус. На геологию, в третий корпус, сейчас на этом месте гостиница « Ангара «.
 В первом корпусе размещалась библиотека, читальный и актовый зал. Во втором здании, на втором этаже, большой актовый зал. В этом зале студенты первого курса всего геологического факультета слушали лекции по марксизму- ленинизму. Здесь же проводились комсомольские собрания, смотры художественной самодеятельности.
 По субботам и воскресеньям - танцы.
Из сорока четырёх будущих маркшейдеров – девять девушек. Я был самым младшим. Тридцатилетних было шесть человек. Единственный иркутянин – Сашка Дерес, прошедший с боями от Сталинграда до Берлина.
 Самым большим ударом для большинства первокурсников, стало известие об отмене формы. Пришедший к власти, интриган и самодур Хрущёв, 12-го июля 1954 года отменил форму горнякам.
 У одного гнилого либерала, представителя той части интеллигенции, которую В. И. Ленин назвал говном нации, через много лет я прочитал: «это был период, когда вся страна одевалась по желанию безумного генералиссимуса в форменную одежду. Мундиры начали носить железнодорожники, дипломаты, юристы, горняки».
 Спасибо, что железнодорожники в войну и после войны могли получать от государства  костюм, шинель, фуражку, сапоги. Всю папину одежду, да и свою, мама за годы войны, обменяла в ближайших деревнях на продукты.
 Дядя Володя, вернувшись с двух войн, донашивал солдатскую форму, а устроившись работать на железную дорогу, получил железнодорожную форму.
 Мои друзья все пять лет проходили в отцовских шинелях.  В мастерской, где шили форму, я приобрёл фуражку с кокардой и пуговицы. У железнодорожной шинели обрезал все пуговицы и пришил горняцкие.
 На заработанные в колхозе деньги купил брюки, белую рубашку, ботинки и лёгонькую куртку из вельвета с замочком. При собеседовании с директором института, перед зачислением, на вопрос, почему я поступаю в горный институт, ответил, что хочу быть инженером. На самом деле, в любом другом институте, учиться не смог бы.
 Во всех иркутских ВУЗах стипендия – 220 рублей. Общежитие было только в финансово – экономическом институте. В горном институте, первокурсникам платили 420 рублей. На втором и третьем курсах - 450 рублей. На четвёртом и пятом курсе стипендия составила 475 рублей.
 Платили  успевающим по всем предметам студентам. И ещё, я очень надеялся получить форменную одежду.
 Проживающим на квартирах студентам, институт доплачивал 25 рублей ежемесячно.
 Через каждые десять дней, я складывал в наволочку простынь, полотенце, пододеяльник и шагал на улицу Коммунистическую, откуда возвращался с чистым постельным бельём. Форма нам была бы кстати.  Стипендию выдавал ежемесячно староста группы, Ваня Емельянов. Рядом с третьим корпусом стояла студенческая столовая нашего института, в которой можно было хорошо покушать. Желающие обедать в институтской столовой, приобретали абонемент на месяц, который выдавал староста, одновременно со стипендией. Таким образом, я получал 315 рублей плюс 25 рублей, мы их называли квартирные, и лист, на котором отпечатано 30 абонементов. На каждом была проставлена дата.
 На абонемент можно было только покушать  и только в день проставленной даты. И. если вдруг, у студента до стипендии оставалось несколько копеек, один раз в день, хороший обед, ему был гарантирован. Большинство студентов горного института умудрялись жить только на стипендию. Мысленно, возвращаясь в прошлое, в годы студенческой жизни, должен честно сказать, что продовольственная проблема в нашей стране  была решена.
  В магазинах было всё и в достатке. В витринах были выставлены сыры в форме больших кругов, пирамид. В каждом гастрономе свободно и в любое время можно купить любые колбасы, рыбу солёную, свежую и копчёную, икру нескольких видов. Молоко, масло и молочные продукты. Вина всех сортов. Водка, свободно, за восемнадцать рублей семьдесят копеек за бутылку.
В девяностые годы Марк Захаров, мой ровесник, сжигая свой партбилет, перед всей страной, с экрана телевизора жаловался, что в Москве, кроме мороженого есть, было, нечего. За все годы учёбы я единственный раз получил в письме, от моего дедушки, Тараса Даниловича, пять рублей. Мама каждый год, как по расписанию, отправляла одну посылку с салом и вторую с яйцами. Яйца умудрялась отправлять в фанерном ящике, вместе с опилками.
 Первый cеместр я полностью посвятил учёбе. Вернувшись из института, шёл в библиотеку им. В, И, Ленина. Она находилась на  перекрёстке улиц 3-ей Советской (сейчас Трилиссера) и Коминтерна (сейчас Байкальская). Библиотека, с большим выбором художественной литературы и прекрасным читальным залом. Здесь можно было спокойно заниматься, никто не мешал. Только изредка, с улицы отвлекала музыка духового оркестра, исполнявшего похоронный марш. Выглянув в окно, можно было увидеть похоронную процессию. Впереди шла грузовая машина с открытыми бортами. В кузове помещался гроб, с обеих сторон которого сидело несколько человек. За гробом несли венки и цветы, а дальше шли музыканты, один из них с огромным барабаном. За музыкантами, плачущие родственники и провожающие в последний путь. Процессия направлялась на Лисихинское кладбище. Прошло время, и музыка уже не отвлекала.
Вскоре, Вовка и Ваня тоже стали постоянными посетителями библиотеки. Постепенно входили в самостоятельный ритм жизни. Регулярно посещали баню. Обычно брали на один час номер на троих, и успевали намыться и постирать свои вещи.
Съездили в Ангарск. Ребятам очень хотелось посмотреть на новый город.
 Разыскали моего брата. Он очень обрадовался нашему визиту. Сводил нас в столовую, и повёл на экскурсию по городу. Очень понравился город, техникум, общежитие.
Брат жил вдвоём в комнате с молодым парнем лет двадцати. Оба учились и работали в техникуме. Сашку, сразу после зачисления, оформили электриком, сначала на полставки. Через месяц, убедившись, что он может чинить даже электроплиты, оформили на полную ставку.
В техникуме спорт был в большом почёте, и уже весной мой брат был чемпионом города Ангарска на дистанции сто и двести метров. Через год, выступая за команду « Нефтяник»,  на летней « Спартакиаде Народов СССР», стал серебряным призёром на дистанции двести метров.
 Сашка приезжал в гости, как только менялась программа в цирке.
В Иркутске, в те годы, цирк находился рядом с Крестовоздвиженской церковью, по улице Тимирязева. Это был громадный брезентовый купол. К моему стыду я ни разу в нём не был. Сашке компанию составляли шилкинские ребята, курсанты училища гражданской авиации: Боря Куликов, Сашка Селин, Сашка Морозов. К ним присоединялись и Вовка, и Ваня. После представления все собирались у нас.
 Кровать я разбирал и стелил на полу. Ребята, лёжа, засыпая, долго делились впечатлениями. Помню, как они, перебивая друг друга, рассказывали про итальянца, у которого не было рук, и он всё выполнял ногами, даже играл на скрипке.
 Хозяйка не выражала вслух своё отношение к гостям, но по глазам её я чувствовал недовольство.
Первый раз я встречал Новый год вдали от родного дома. Обе группы маркшейдеров собрались в общежитии на пересечении улиц Седова и 4-ой Советской. Небольшое двухэтажное здание, в котором несколько комнат занимали молодые преподаватели, а в остальных комнатах жили студенты. И что удивительно, все первокурсники.
 И ещё больше было моё удивление, когда этими первокурсниками оказались студенты  ГГ- 54 – 2, т.е. маркшейдера из второй группы. Стало понятно, что и у меня, и у Вовки, и у Валеры были пробелы и школьного, и домашнего воспитания. Отсутствовала нахрапистость.