Глава 7

Борисовец Анатолий Филиппович
Путешествие из Шилки в Москву. Красная площадь.


Лето было в разгаре. Мы уже откосились, поставив на заимке два небольших зарода сена. Пропололи и огребли картошку. Поливку огорода я вообще не считал за труд, а ско-рее за спорт. И вот, однажды, мама  спрашивает меня: «Не хотел бы я съездить в гости к тёте Поле. От неё пришло письмо, в котором она приглашает вас с Сашкой в Мышкино».
 Я ещё дальше Читы нигде не был, а брат мой побывал на Кавказе. Профком награ-дил его бесплатной туристической путёвкой.  Все граждане, работающие на железной дороге, а также члены семьи, находящиеся у них на иждивении, имели право ежегодно пользоваться бесплатным проездом по одному билету в любую точку страны и обратно, а по второму в пределах области.
 Мамино предложение нам понравилось. Папа выписал на меня билет до Москвы. Сашка свой билет оформил самостоятельно. Дня за три, до  намеченной даты отъезда, Сашка, возвращаясь с речки, на большой скорости, проезжая через дамбу, резко затормо-зил. Мотоцикл остановился, как вкопанный, а брат, вместе с пассажиром, перелетел через руль. Пассажира скорая помощь доставила в больницу, а Сашку мои друзья на велосипеде привезли и посадили на скамейку около дома. Я пригнал мотоцикл, поставил во двор. От брата попахивало спиртным. Всё лицо и руки были в крови. Ссадины были заполнены мелким песком. Мимо нас, возвращаясь с обеда, проходил сосед,  дядя Коля. Он помог завести Сашку в ограду, а увидев двух щенков, бегающих по двору, посоветовал подпустить их к пострадавшему. Щенки стали вылизывать лицо и руки. Спасибо щенкам, шрамов на лице не осталось, и только усы мой брат уже носить не мог. С левой стороны щетина не росла.
 И вот мы в плацкартном вагоне скорого поезда №1 Владивосток - Москва отправля-емся в дальний путь. Я взял с собой несколько книг, но читать не пришлось. С утра и до вечера я не уставал смотреть в окно. Какая же огромная наша страна, и везде живут люди. Мелькали луга, поля, леса, пашни. Маленькие посёлки и большие станции. Вот и Петровск – Забайкальск, с его металлургическим заводом.
 Здесь отбывали каторгу декабристы. Через много лет, выполняя изыскательские ра-боты в Новопавловке, на Тигнинском разрезе, мне посчастливилось жить в бывшем доме Трубецких. Несколько раз мы навестили склеп  Александры Муравьёвой, похороненной на местном кладбище.
 Радиоузел поезда объявил: стоянка двадцать минут. Пассажиры высыпали из ваго-нов, обступая прилавки с огурцами, молоком, варёной картошкой. Самым покупаемым товаром, оказались кедровые орехи.   Проехали Улан – Удэ, и вот оно « Славное море, священный Байкал «. Начались знаменитые байкальские туннели. На станции Слюдянка, не было такого пассажира, который бы - не купил байкальского омуля. Омулем, солён-ным, горячего и холодного копчения, торговали на прилавках, и с полными вёдрами жен-щины, стояли у каждого вагона.
 А дальше Иркутск, Красноярск.
 День сменялся ночью и опять день, а паровоз всё мчал и мчал нас на запад. В нашем вагоне ехали молодые студентки из Владивостока. В гости к ним приходили бравые моряки из соседнего вагона.  Было весело и шумно. Из репродуктора звучала « о, голубка, моя». Из  этого же репродуктора мы узнали, что в Москве арестован английский шпион и бывший член Политбюро Берия.
 Кушать мы ходили в вагон- ресторан вместе с девушками. От них я получил первые уроки  поведения за столом. К концу нашего путешествия я чётко усвоил, что вилку нуж-но держать в левой руке, а ножик в правой. Вместо вина, из бокалов, можно пить фирмен-ный напиток, стоящий на каждом столике. Пользоваться салфеткой.
 Но однажды, знакомые моряки, стали проходить по нашему вагону вперёд, назад, не задерживаясь. Мы не могли понять причину. Девушки тоже были в растерянности.
 Поезд подходил к Свердловску. На больших станциях все выходили подышать, прогуливаясь вдоль вагона. Поезд остановился. То, что я увидел,  навсегда осталось в моей памяти.
 Моряки высыпали из всех вагонов, и заняли площадь  перрона. Милиция или что – то почувствовала, или была предупреждена заранее, начальником поезда, моментально покинула перрон. Из вагона моряки вывели троих мужчин лет сорока. Поставили их в центре перрона. Через некоторое время поочерёдно стали подбрасывать. Сначала одного. Подбросили раз пять. В пятый раз очень высоко, а ловить не стали. Так же поступили со вторым. Третьего подкинули ещё выше и расступились.
 По вокзальному радио объявили, что поезд №1 отправляется через две минуты. Все поспешили в свои вагоны. Поезд медленно тронулся, а на свердловском перроне остались лежать трое мужчин.
 Оказалось, что утром рано у капитана второго ранга, ехавшего в купированном ва-гоне, украли все вещи. Он обратился к морякам. Моряки прочесали все вагоны, и нашли пропажу и воров. Ими оказались, недавно вышедшие из заключения по амнистии, три зека, одетые в морскую робу.
Опять мелькали за окном разъезды, станции. Скорый поезд мчался по несколько ча-сов без остановки. И вот он, Ярославль.
 На пригородном поезде мы доехали до Рыбинска, а как добирались до Мышкино, я не помню.
Муж моей тёти отдыхал на черноморском курорте, а она свой отпуск посвятила нам. С местными ребятишками рыбачил на Волге, ходил в лес за малиной, бегал посмот-реть на подошедший к берегу красавец теплоход « Россия». У тёти Поли детей не было. Хлопот, от посетивших племянников, хватило ей надолго.
  Сашку пришлось госпитализировать. Через несколько дней у него открылась на ноге язва, напомнила о себе мотоциклетная авария. Рану под брюками мы не заметили и собачки её не обработали. Пока я загорал и купался, Сашка принимал уколы и капельницы в больнице.
 Однажды, купаясь, затеяли соревнование: кто первым доплывёт до буя. Сначала плыли все вместе, а когда до буя оставалось ещё приличное расстояние, я почувствовал, что рядом никого нет. Оглянувшись, увидел, что мои товарищи уже далеко, и плывут в обратном направлении. Мне хватило сил добраться до буя. Это оказалась металлическая бочка вся в масляных пятнах. Ухватившись за конструкцию на бочке, стал переводить дыхание. Успокоившись и оглядевшись, понял, что обратно мне не доплыть. Оседлав бочку, стал с тоской смотреть в сторону берега, надеясь, что товарищи по заплыву поднимут тревогу. Так оно и вышло. Ребята прибежали к моей тёте и сообщили, что я утонул. Тётя подняла тревогу на весь посёлок.
 И вскоре к бую мчались несколько моторных лодок.  С буя меня сняли молодые парни, и всего в мазуте передали плачущей тёте.
 Иногда, в парке, играл в волейбол вместе с местными ребятами, пока не получил заряд в указательный палец из воздушной винтовки. В местной поликлинике дробину вы-тащили. Тётя Поля перестала меня одного выпускать из дома.  Каждый день, гуляя по по-сёлку, уговаривала меня остаться и оканчивать школу здесь. «Рядом Москва,- говорила она,- десятки ВУЗов, выбирай любой. Дома вас у матери пятеро, Родители не смогут тебе помочь, и придётся идти по стопам брата». Убедить меня было невозможно. Я уже соску-чился по своему дому, школе, своим друзьям.
Наступил день отъезда. Утром рано к дому подъехал райкомовский « москвич – 401». По пути забрали Сашку из больницы и понеслись с ветерком. Я впервые сидел в легковом автомобиле.
 Проехали Углич, Ростов – Ярославский и вечером сделали остановку в Переславле Залесском. Остановились у брата Ивана Васильевича, тоже первого секретаря райкома партии. Утром рано продолжили путешествие. И вот она, красавица Москва.
 Поливальные машины чистят и моют улицы. Милиционеры в белых кителях и фу-ражках, на больших красивых лошадях, разъезжаются по перекрёсткам. Ещё утро. Ма-шин мало. Мы едем на вокзал встречать Ивана Васильевича. Встретили и поехали знакомиться с Москвой.
 Наша экскурсия закончилась на Красной площади. Мавзолей, после похорон И. В. Сталина, был закрыт. На мавзолее большими буквами написано: ЛЕНИН и ниже СТА-ЛИН. Красная площадь, начищенная и намытая, блистала чистотой. Послушали бой кремлёвских курантов и посмотрели смену караула. Народу было много. Все, неспеша, прогуливались по площади. Вдруг я увидел мужчину, идущего нам на встречу, лицо которого мне показалось знакомым. Он прошёл мимо нас. Я оглянулся, и он оглянулся, и мы бросились друг к другу. Это был инженер с электростанции Валентин Фадеевич, весной перешедший в нашу школу преподавать физику. Лучший футболист шилкинской команды. Дома мы ни разу даже не говорили друг с другом. А здесь, на Красной площади, обнялись, как родные. В январе 1991 года, находясь в командировке в Московском геологоразведочном техникуме, я специально приехал 21 – го января со станции Алфёрова в Москву. Пришёл на Красную площадь. По всему периметру стояли металлические ограждения, перегораживающие доступ на площадь. С внешней стороны ограждений стояли сотни, а может и тысячи, иностранцев и моих сограждан, пришедших почтить память В. И. Ленина. С внутренней стороны ограждений площадь была завалена снегом. В центре площади стоял большой самосвал, и две женщины, в жёлтых куртках, кидали лопатами снег в самосвал. Позже я поехал на трамвае в кассу аэрофлота купить билет до Иркутска. Выходя из трамвая, я по пояс утонул в сугробе снега.
Вернёмся в год 1953- й. С площади мы приехали к зданию МГУ. Дух захватило от высоты и красоты. Иван Васильевич спросил меня: «Нравится»? «Очень»,- ответил я. «Твоя мама писала, что учишься хорошо», - продолжал Иван Васильевич, - «оставайся, окончишь школу с медалью, и я сам привезу тебя сюда».
Обедали в большом зале ресторана на втором этаже. Играл оркестр. Официанты все мужчины. От волнения и робости я пролил бокал красного вина, налитого мне впервые, на белоснежную скатерть. На Ярославском вокзале мы распрощались, и я больше никогда не видел не свою тётю, не дядю.
 Возвращались в плацкартном вагоне скорого поезда №2. Под стук колёс я прочитал от корки и  до корки «Тихий Дон», подаренный на прощанье тётей Полей. Позже, в институте, а затем в  длительных командировках я не один раз перечитывал любимый роман.
 И вот мы уже стоим на шилкинском вокзале.  По громкоговорителю объявили, что стоянка поезда двадцать пять минут. Долго прощаемся с соседями по вагону.
В прошлом году, посетив Шилку, от двоюродной сестры Гали узнал, что скорые по-езда уже давно проскакивают Шилку без остановки.
 Первого сентября собрались на торжественную линейку. Нас оказалось девяносто девять, жаждущих получить знания и аттестат зрелости.
На каникулах большинство десятиклассников выезжало в разные города страны.  Наша классная, Калугина Антонина Николаевна, волновалась и переживала за нас на протяжении учебного года больше, чем каждый из нас.
 Я продолжал ходить в клуб на репетиции ансамбля танцев. На первое занятие со-брались все десять пар. В спортзале Геннадий Александрович готовил нашу команду к первенству школ Забайкальской железной дороги по волейболу. Я с ростом 173 сантиметра был самым маленьким и, как говорил Геннадий Александрович, самым ценным  в команде, разыгрывающим. На зимних каникулах в Чите мы выиграли кубок среди школ Забайкальской железной дороги. У меня долго хранилась фотография нашей команды. Все стоят, а Геннадий Александрович сидит за не большим круглым столиком. В центре стола стоит, завоёванный кубок.
 Через много лет эту фотографию выклянчил у меня Юрка Крюков, наш бессменный капитан. К этому времени он уже поиграл за сборную России на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве, будучи студентом Омского института физкультуры.
В ранге чемпионов, на весенних каникулах, Наталья Антоновна организовала поезд-ку нашей команды по всем крупным железнодорожным станциям Забайкальской дороги. Мы играли в Карымской, Чите, Могзоне, Хилке, Петровск – Забайкальске. Незабываемая поездка. На каждой станции принимала нас местная железнодорожная школа. Жили в интернатах, которые были при каждой школе. В этих интернатах жили дети железнодорожников со всех разъездов и не больших станций, на полном государственном обеспечении. В каждом посёлке мы проводили по две игры. Сначала встречались со школьниками, а на следующий день с местными железнодорожниками. Чести своей мы не уронили. Геннадий Александрович, вернувшись из поездки, поместил грамоты, фотографии, кубки и вырезки из газет на специальном стенде.
 Проучившись десять лет в одной школе, совершая волейбольное турне, мы впервые узнали, что наша команда состоит из троюродных братьев.
 Оказалось, что моя мама, Сашки Селина, Геры Ядониста, Сашки Морозова, Юрки Крюкова, двоюродные сёстры, а наши бабушки родные сёстры. Бабушкина родословная принадлежала забайкальскому казачеству. Казаком всегда себя чувствовал мой друг Сашка Селин. У него и отец был родом из забайкальских казаков. Но что удивительно, мы все умели сидеть верхом на лошади, но лучше всех Сашка.
 В моих венах текла казачья кровь, вперемешку с дедушкиной и папиной кровью.  Мои братья и сёстры бледнолицые блондины, Юрка Крюков, вообще огненно рыжий. А Сашка Селин и все его братья и сёстры смуглые красавцы.
Моя мама смуглая красавица, с длинными и чёрными волосами могла сойти и за итальянку и за испанку.
 Мне вспоминается один осенний вечер 1954 года. Нас, первокурсников Иркутского Горно-Металлургического института, привезли в село Бурлук колхоз « Победа» Куйтун-ского района на уборку урожая.  Мы поселились с моим другом Валерой Ракевичем  в се-мье колхозника. Однажды, придя с работы, стали невольными свидетелями разговора де-ревенских женщин, собравшихся за столом нашей хозяйки. Мы уже улеглись спать, но слышали каждое слово. Речь шла о девушке из их деревни, которая вышла замуж за ино-странца. Одна из женщин, которой посчастливилось его увидеть, нарисовала словесный портрет. Он такой красавец: « Высокий, смуглый, вьющиеся волосы, нос горбинкой». Стали называть национальности: « Испанец?- нет,- итальянец»?- нет. Вернулись в нашу страну: « грузин?- нет,- осетин»?- нет. Женщина, которой удалось увидеть молодого му-жа, произнесла: « Он живёт там, далеко, за Байкалом». Вот тогда нас осенило.
 Мой друг, приподнявшись, спросил:- «может гуран»? « Вот, вот,- радостно согласи-лась женщина,- гуран».
 Коренных жителей Забайкалья называли гуранами. Они умели работать на земле. Пахать, сеять, косить, убирать урожай. Самым вкусным напитком пользовался хорошо заваренный чай с молоком или сливками.
 Я никогда не приезжал к маме без нескольких плиток чая. Иркутская чаепрессовоч-ная фабрика славилась грузинским и индийским чаем. С приходом демократии и ей при-шёл конец.
 В один из приездов, сидим с мамой пьём чай. В окно видно всех кто проходит мимо нашего дома по улице Балябина. На противоположной стороне увидели тётю Иру, Саш-кину мать. Голова её была перевязана платком. Мама бросилась на улицу и стала её при-глашать к себе. Зашли они вместе в дом. Мама спрашивает: « ты чего обвязала голову-то платком»? « Ой, Надя,- отвечает тётя Ира,- второй день голова раскалывается, в доме ни крошки чая не осталось». Мама посадила гостью за стол и стала угощать чаем. Напились, наговорились, а на прощанье мама вручила ей плитку чая.
 Когда мама, проводив тётю Иру за калитку, вернулась в дом, я спросил её: « как она догадалась, что у тёти Иры болит голова». «  . Эта традиция городищенских женщин. Наши матери,- начала рассказывать моя мама,- родные сёстры. Родились и выросли в Городище, Сейчас уже нет этого села. Оно стояло между Ононом и Казаново. Мои дедушка с бабушкой, да и мои родители,- продолжала мама, - ездили на лошадях в Китай. Привозили мануфактуру, конфеты и конечно чай. Без чая наши бабушки начинали болеть. Они перевязывали голову платком и шли вдоль улицы, пока какая-нибудь соседка не пригласит её и не напоит чаем».
 Свою маму, приезжая в отпуск всего на несколько дней, я мог слушать часами.
 Мама никогда не выпила ни одной рюмки спиртного, не выкурила ни одной папи-росы. Вырастила пятерых детей, в самые тяжёлые годы. Война, первые послевоенные го-ды. Все окончили среднюю школу. Два сына и две дочери получили высшее образование. И только последний сын заочно,  в тридцать лет, окончил железнодорожный техникум, никогда не подержав в руках ни литовки, ни грабель.
 Мои родители прожили по восемьдесят восемь лет каждый. Папа с 1905 года рож-дения, а мама с 1914-го.
 Я каждую осень приезжал к родителям копать картошку. Приехал и в этот год. Осень стояла тёплая, ласково светило солнышко. Я копаю, ношу вёдра с картошкой, а папа сидит в валенках и телогрейке на завалинке и поглядывает на меня. Я присел к нему рядом передохнуть. Обнял его и спрашиваю: « Папа, ты, наверное, уже устал от жизни, столько вашему поколению пришлось работать, пережить, о чём ты сейчас думаешь, о чём мечтаешь»? « Знаешь, сынок,- сказал мой папа,- хочется ещё пожить, чтобы  посмотреть, что у этих б….й получится».
 В последние дни на этой земле он думал о своей стране, которой служил верой и правдой всю свою сознательную жизнь, не вздрагивая по ночам от стука в дверь или от звука, проезжающей мимо машины. У него никогда не стоял «на всякий случай» саквояж со сменой белья.
 Десятого сентября родился внук Саша, и я поспешил домой. Успел один раз выку-пать малышочка и пришлось возвращаться в Шилку на похороны любимого отца. Бросая горсть земли в могилу отца, я сказал, что вместе с моим папой мы хороним Советскую власть. Семнадцатого сентября он утром позавтракал и сел отдохнуть на диван и умер, тихо и незаметно.
 Какое счастье, что ему не пришлось смотреть, как из танков расстреливали здание Верховного Совета в центре Москвы. То, что не смогли фашисты, позволили себе те, ко-торые всю жизнь прожили с фигой в одном кармане и партбилетом во втором.
 В августе 2010 года Таня, Андрей и я, ехали на машине в Шилку. Всю дорогу, начи-ная от Иркутска, нас сопровождал дождь. Наши мобильники молчали, а нам нужно было узнать, где сворачивать с тракта на Шилку. И неожиданно Таня дозвонилась до Гали. Она рассказала, где свернуть и где она будет нас ждать. Доезжаем до железной дороги и упи-раемся в переезд. « Вперёд»,- командует Таня. Проезжаем под шлагбаумом. За окном поздний вечер. Видим, горит не большой костёр. У костра сидят человек пять людей, очень смахивающих на иркутских бомжей. За спиной у них кирпичное одноэтажное здание, с вывороченными окнами и проёмами вместо дверей. Спрашиваю: «Какая улица»?- в ответ – «Профсоюзная». Едем дальше. Снова группа людей, сидящих кружочком. Спрашиваю: «Какая  улица»?- в ответ –« Ленина». Андрей смотрит на меня. Я в растерянности и даже немного в панике. В Шилке улицы с такими же названиями. Наконец, спрашиваю: «Как называется ваш населённый пункт»? «Митрофаново»,- слышу в ответ. «Неужели на вашу деревню метеорит упал? Почему такая разруха?» - об-ращаюсь я в темноту.
 Андрей разворачивает машину.  Снова пересекаем переезд. Едем вдоль железной дороги, и упираемся в другой переезд. Через несколько минут попадаем на улицу Баляби-на, и в свете фар я вижу свою двоюродную сестру. И вот уже здороваемся, обнимаемся. Я её знакомлю с Андреем. Она начинает посвящать нас, где мы будем ночевать и в чей двор поставим машину. Я  прошу её не беспокоиться.
«Проводи нас до своей дачи, и мы там спокойно переночуем, и машина будет при нас». Галя грустно рассмеялась и призналась, что дачу уже давно сожгли.
 Вот такой я застал свою малую родину в 21-ом веке.
Утро нас встретило ясной и солнечной погодой, но помня, что всю дорогу ехали в сопровождении дождя, поспешили на кладбище. Шилкинское кладбище занимает самую высокую сопку. Вся Шилка видна, как на ладони.   С нами поехала Галя с племянником Славкой, и работа закипела. Поставили памятник, покрасили оградку, положили охапку искусственных цветов.
 Только переступили порог Галиной квартиры, как на город налетел шквалистый ветер с  ливнем и градом. Позже, под моросящий дождь, не выходя из машины, я показывал Тане и Андрею школу, улицу Вокзальную, Балябина, дом, который мы построили своими руками. На доме торчала телевизионная антенна, которую вместе с телевизором я привёз на поезде в 1972 году из Иркутска.
Съездили на реку, и я её не узнал.
Поработала техника. Теперь Шилке не грозят наводнения.
Утром, моросящий дождь проводил нас в обратный путь.
Слева и справа от дороги всё заросло бурьяном. Я не увидел не то что зарода сена, а даже плохонькой копны. Разучились работать люди за двадцать лет свободы и демократии. Вместо вкусного, крепко заваренного чая, с молочком да со сливочками, пьют потомки митрофановских казаков, у костров, посередине деревни, всякую гадость, в самый сезон сенокоса и уборки урожая.
 Выехали на тракт Хабаровск – Чита.
Ещё на многокилометровых участках стояла дорожная техника, и лежали горы гра-вия, занимая то левую сторону дороги, то правую, Было утро, моросил дождь, и не одного человека кругом. Андрей на очень маленькой скорости преодолевал такие участки, а я сочувствовал нашему премьеру, недавно проехавшему по маршруту Хабаровск – Чита. От Читы помчались с ветерком. От Шилки до Иркутска проехали 1450 километров, встретив на своём пути одну позную и туалет при ней.