Строительство дома. Пионерская дружина. Крушение поезда.
Летом, когда наступала наша очередь, мы с Сашкой пасли коров. Стадо, с каждым днём, увеличивалось. Каждая семья стремилась обзавестись коровой. В конце лета пришлось уже пасти несколько десятков бурёнок. Коров везли в товарных вагонах с запада на восток. И каким-то образом часть оставалась в нашем городе. Теперь в деревянной Шилке, почти в каждом дворе, была корова. Обзавёлся коровой и мой дедушка Тарас Данилович. Каждый вечер я встречал корову Марту и бычка Мишку, и загонял в стайку. Это была моя обязанность. И где бы я не находился: на речке, у друзей, как только с горы показывалось стадо, стремглав припускал к железнодорожному мосту.
Но однажды бычок не вернулся с пастбища. Мама решила, что я пробегал где-то, и не встретил животных. «Без бычка домой не возвращайся»,- сказала мама. Сашка пошёл искать по улицам и дворам. Мне же пришлось начинать с пастбища.
Я знал, что при плохих пастухах, несколько животных уходили на совхозную зелёнку в направлении районной больницы. Там я и нашёл своего беглеца.
Пока мы поднимались на вершину горы, вместо солнышка на небе появилась луна. Увидев кресты, стало понятно, что мы с Мишкой оказались на шилкинском кладбище. Со страху я вцепился в хвост моего попутчика, а он, бедняга, видимо от боли, рванул со всех ног, и протащил меня с запада на восток через всё кладбище. В себя, от страха, я пришёл, когда мы уже бежали под мостом, и только у калитки нашего двора я выпустил из рук хвост моего спасителя. Бычка могли угнать и на мясо.
Ещё не забылась история с коровой моей тёти Нюры. Она, вместе с мужем и маленькой дочкой, жила у самого железнодорожного переезда, на котором проработала много лет. История с коровой случилась летом. На ночь корову загоняли в стайку, а дверь дядя Ганя замыкал на засов с секретом. Сам ложился спать в садике, рядом с домом. Не знаю, шутили потом или нет, но говорили, что под одеялом у него лежало заряженное ружьё. Воры открыть ворота не смогли и разобрали крышу. Пока возились с крышей, наступил рассвет. С чужой коровой по посёлку утром шагать стало опасно, и воры скрылись, оставив бурёнку среди улицы.
Река Шилка, в те времена, часто выходила из берегов, заливая луга до самой Киюшки. Этот год не был исключением. Вся соцгородская ребятня следила, когда река вернётся в своё русло. Дождавшись, наконец, мы брали в руки лопаты и с утра шли искать небольшие впадины, заполненные водой. Вниз по рельефу копали траншейку, предварительно перегородив её заборчиком из тальника, и выпускали воду. Когда воды оставалось по пояс, начинали мутить воду ногами, руками, корягами. Рыба начинала всплывать и тут мы её выбрасывали на берег. Ежедневно наш улов не уступал улову деда Дубкова. Ближе к вечеру мы чаще поглядывали в сторону железной дороги. И, как только, от вокзала отправлялся пассажирский поезд № 74, мы знали, что уже семь часов. Быстро раскладывали пойманную рыбу на кучки. Количество кучек соответствовало числу рыбаков. Один из наших товарищей отворачивался в противоположную от рыбы сторону. Остальные, показывая на одну из кучек, спрашивали: «Кому»? И наш товарищ называл имя. Так продолжалось, пока каждая кучка рыбы, не обретала своего хозяина.
Всё было честно и справедливо.
Возвращаясь с рыбалки, каждый нёс свой улов. Только успевал занести в дом трофеи, как нужно было бежать встречать корову и бычка.
Однажды, в конце августа, мы, как всегда, проводили глазами, удаляющийся поезд, и пошагали по направлению к дому. Расстояние от реки до дома километра три. Пройдя половину пути, увидели, движущийся к станции, тендером вперёд паровоз, толкающий впереди себя почтово–багажный вагон. Вскоре от вокзала на восток спешил восстановительный поезд. По дороге, в этом же направлении, мчались пожарные и санитарные машины. Пробежав остаток пути, и. оказавшись на улице Вокзальной, мы услышали страшную новость. Все вагоны пассажирского поезда № 74 ушли под откос с высокой насыпи, ломая и круша, друг друга. Трагедия произошла, примерно, в двадцати километрах от станции Шилка. Недалеко от деревни Мирсаново. Из отпуска во Владивосток возвращались моряки, студенты. Даже одна шилкинская семья погибла. Поехали на празднование дня шахтёра в Арбагар. Ехать то до Холбона всего несколько минут. Живых было мало. Часть погибших, родственники увезли хоронить на родину. Остальные несчастные люди нашли свой последний приют на шилкинском кладбище, заняв почти четверть его территории. Причиной трагедии явилась небольшая тучка, которая пролилась мгновенно. Железнодорожная насыпь была отсыпана из песка и так же быстро, на протяжении десяти метров, её размыло. Рельсы оказались висеть в воздухе. Паровоз и один вагон чудом проскочили. Такую версию я услышал тогда от соседей железнодорожников.
К рыбалке в тот год мы уже не возвращались. Да и пора пришла идти в школу. Наступил новый учебный год.
Постепенно жизнь менялась к лучшему. Начиная с 1949 года, каждое первое апреля, наши родители, дедушки и бабушки, включали радио на всю громкость, чтобы услышать Левитана об очередном снижении цен на промышленные и продовольственные товары.
Мои родители всё чаще вслух стали мечтать о собственном доме. Как раз в это время освободилась территория, которую занимала детская трудовая колония. Территория занимала участок от Соцгорода до улицы Луговой, с востока на запад, и от улицы Балябина до железной дороги, с юга на север. Колония появилась сразу после окончания войны. Колонисты - мальчики лет четырнадцати - пятнадцати. Днём они работали в слесарных мастерских. Вечером учились в вечерней школе, здесь же на территории колонии, огороженной по всему периметру высоким сплошным забором. Но как-то умудрялись появляться и за забором. И как память об этих визитах наколки, оставленные на наших руках и ногах. Мы завидовали колонистам. Их три раза по расписанию кормили. Они писали на фабричных тетрадях. У них был свой духовой оркестр. В то время, когда мы гоняли тряпичный мяч, они, у себя за забором, играли в футбол настоящим, кожаным мячом.
Колонию убрали после страшного пожара. Сначала горело одно здание. Мгновенно ветер перенёс огонь на второе здание. Когда горели крыши, стояла канонада, от лопающей черепицы.
Правую сторону улицы Балябина отдали под частное строительство. Моей многодетной маме одной из первых выделили участок под строительство дома и огород. Папе на работе дали отпуск. В лесничестве он, заплатив деньги, оформил порубочный билет и отправился на заготовку брёвен. Нам, мне и брату, было поручено заготовить мох. На тележке, мы каждый день, отправлялись на заболоченный участок между Шилкой и Митрофаново. Раздевались и, находясь в воде по колено, граблями драли мох и вытаскивали на сушу. Вечером сухой мох складывали в мешок и увозили домой. Так продолжалось больше недели. Когда папа вывез брёвна, Сашка стал копать траншейку под фундамент, а я шкурить брёвна, освобождая их от коры. И какую радость я испытал, когда первый венец лежал на фундаменте.
Техническим руководителем и главным исполнителем был дед Дубков, папа и Сашка были у него рабочими. Я не знаю, сколько лет этому деду было на самом деле. Знаменит он был своей кудрявой шевелюрой, и такой же кудрявой и чёрной, как смоль бородой. В любой мороз он ходил без шапки. Уважали его за умение работать топором. Мы же, соцгородская ребятня, поражались его рыбацкому таланту. Каждый раз, возвращаясь с рыбалки, он демонстративно в своей корчажке тащил пять- шесть большущих сомов.
Много раз мы пытались следить за дедом, но безуспешно. Сомы водились в Кривушке, заросшей по обоим берегам густым кустарником. В этом кустарнике и скрывался от нас удачливый рыбак. За лето он несколько раз менял место рыбалки, обнаружив слежку.
Мы с раннего утра устраивались на дедово место, но сомы не клевали.
С каждым днём наш дом поднимался всё выше и выше.
Справа и слева тоже стучали топоры и визжали пилы. Это строились наши будущие соседи братья Симатовы, дядя Коля и дядя Саша. Справа от нас рубил дом дядя Миша с фамилией Могила. Папа с Сашкой вдвоём носили и поднимали брёвна. А я, со своим дедушкой, расчищал участок от мусора. В основном это были различные железные обрезки. Раньше на этом месте стояла кузница. Каждую весну огород, под посадку картошки, вскапывали лопатой и года три, при этом, выворачивали куски жести, и арматуры.
Пока стелили потолок, дедушка на своей лошадке навозил шлака. Этого добра в Шилке хватало. Сашка опускал сверху верёвку, которая заканчивалась самодельным крючком.
Я насыпал полное ведро шлака и подцеплял ведро. Пока он поднимал первое ведро, у меня готово было второе. Через несколько дней папа принимал нашу работу и остался доволен. Папа с Сашкой начали стелить полы, а мне пришлось осваивать новую профессию. Дедушка выстругал из дерева приспособления, и мы, я, мама и дедушка принялись конопатить щели между венцами. Печку класть доверили самому лучшему шилкинскому умельцу, но строго по маминому проекту. Штукатурку стен и потолка оставили на следующий год. Осенью мы стали жить в новом доме.
Наши соседи, с улицы Вокзальной, все побывали у нас в гостях.
На следующий год начали строить свои дома дядя Петя Козёл, его брат Кузьма, Юнцевы. Все из нашего дома.
Не повезло дяде Коле Землянову, с которым мы жили в одном подъезде. Он был лучшим машинистом Забайкальской дороги. Впятером: тётя Стеша, её старенькая мать, и две девочки Сашкиного возраста, ютились, как и мы, в квартире из одной комнаты и кухни. Бабушка спала на деревянных полатях, которые соорудил дядя Коля на кухне. Карабкалась бабушка на полати по самодельной лесенке. Жили они хорошо, по понятиям середины сороковых годов. Дядя Коля, как и все его коллеги – машинисты, получал хорошую зарплату. И во время войны и после Победы о нём, как лучшем машинисте, писала газета «Забайкальский рабочий».
Беда случилась в декабре1949года. На дворе стояла суровая забайкальская зима, с ветрами и туманами. Дядя Коля вёл состав с углём, и на одном из разъездов, проскочил красный сигнал светофора. С опозданием было включено торможение. Паровоз и несколько вагонов успели проскочить стрелку, разрезая её.
Это считалось аварией на железной дороге. Дяде Коле дали пять лет тюремного заключения. Все соседи очень переживали за дядю Колю, но никто не считал, что произошёл произвол, или случилось беззаконие. Надеялись, что дело может ограничиться понижением в кочегары, учитывая заслуги. Семья осталась без кормильца. Тёте Стеше пришлось идти работать. Дядя Коля и в заключении продолжал работать машинистом паровоза на строительстве железной дороги Иркутск – Култук. Вернулся в Шилку в 1954 году, говорили даже с орденом.
Моя жизнь стала меняться. Я остался верен дружбе с соцгородскими ребятами, но у меня появились и новые друзья – товарищи. С ними я был знаком с первого класса, но теперь мы вместе ходили в школу и возвращались из школы. На фото: Сашка Селин, Вовка Аранин, Коля Паёнок, Вовка Минин, Вовка Луньков. На переднем плане Толька Симатов и я. Моей соседкой теперь была и моя одноклассница Аля Лескова. Лидером считался Вовка Аранин. Если мы с удовольствием бегали, прыгали и на уроках физкультуры, и на школьных соревнованиях, то Вовка признавал только бокс и борьбу. Его кумиром был Никита Крутиков. Фильм «Первая перчатка» он не пропустил ни разу. Во дворе у него стояли две двух пудовые гири, самодельная штанга и турник. В руке у него постоянно находился мячик из каучука. Начиная с шестого класса, Геннадий Александрович разрешал Вовке, на всё лето, брать две пары боксёрских перчаток. В его дворе из верёвок соорудили ринг. Вот на этом ринге и проходило наше приобщение к боксу. Большинство уроков заканчивалось нашим избиением. Но проходило два – три дня и мы снова шли по улице Восточной к Вовкиному дому. Боксёров из нас не получилось, но постоять за себя я мог в любой жизненной ситуации. Заниматься спортом в нашей школе любили все, благодаря нашему учителю физкультуры Геннадию Александровичу Кустову. Все спортивные призы, которые разыгрывались в Шилкинском районе в те годы, принадлежали нашей школе.
На каникулах мы всей своей компанией любили загорать и купаться на реке Шилка. Река быстрая, стремительная. Мы уходили по берегу, вверх по течению, километра за два, три. Заходили в воду, и нас несло обратно с приличной скоростью. Выбирались на берег, грелись на солнышке, и делали новый заход. Напротив нашего места купания, по - середине реки, стоял огромный остров, заросший кустарником. Считалось правилом сплавать до острова и приплыть обратно. Научить плавать, нас было не кому. Наш стиль мы называли в размашку.
На этом фото наш 6»А» В центре, классный руководитель Геннадий Александрович Кустов. Я, второй слева, в первом ряду, рядом, в белой рубашке, Вовка Луньков. После седьмого класса, в пионерском лагере, я из воды вытащил тонущего мальчика из Читы. Звали его Славка Бардадымов. Читинские мальчики смотрели на нас с высока, и Бардадымов не был исключением. Но после этого происшествия отношение к нам резко изменилось.
На каникулах, после шестого класса, Вовка Аранин попросил меня составить ему компанию в одном деле. Я, согласился, не спрашивая, о чём идёт речь. Оказалось, Вовкиному отцу разрешили разобрать двухэтажное кирпичное здание диспетчерского пункта, а кирпич забрать. Оно стояло посередине железнодорожных путей на Шилке товарной.
Целыми днями Вовкин отец и дедушка разбирали здание по кирпичику, а мы, вооружившись носилками, выносили кирпич через все пути под откос. Стояла страшная жара. По несколько раз мы бегали в паровозное депо, и обливались холодной водой. Мне и сейчас кажется, что труднее и тяжелее работы у меня никогда больше не было. Осенью в Вовкином дворе стояла просторная летняя кухня. Через тридцать лет мой друг, брошенный всеми, будет доживать последние дни в этой кухне.
В школе вся наша компания училась хорошо. Анатолий Константинович теперь преподавал физику и я до сих пор помню его формулировку «правила буравчика», а его должность директора занял, приехавший из Читы, Юрий Иосифович Шостак.
Школьный драмкружок приступил к репетиции спектакля «Красный галстук» по пьесе Сергея Владимировича Михалкова. Замечательная пьеса о дружбе, справедливости, пионерской чести. Мне доверили роль шестиклассника Шуры Бадейкина. По сюжету пьесы у моего персонажа в последний день войны погибает отец. Вскоре в больнице умирает мать. Мне пришлось играть очень правильного, принципиального мальчика и идейного пионера. Спектакль мы играли много раз. Однажды выступили перед родителями. По ходу пьесы, когда Шура узнаёт, что у него в больнице умерла мать, мне приходилось по настоящему плакать на сцене. Большинство мам сидели с мокрыми глазами, а моя мама успокоилась только дома. Мне и Вовке Лунькову постоянно доверяли главные роли. В старших классах, со школьной сцены, я читал стихи своего любимого поэта В. В. Маяковского. «…Пятиконечные звёзды выжигали на наших спинах панские воеводы, живьём по голову в землю закапывали нас банды Мамонтова, в паровозных топках сжигали нас японцы, рот заливали свинцом и оловом, отрекитесь! – ревели, но из горящих глоток лишь три слова: Да здравствует коммунизм»!
В пионеры меня приняли в третьем классе. Лучшим горнистом школы был Лёня Шлямин. Он уже учился в седьмом, а когда перешёл в восьмой класс, свой горн передал мне. Мне нравилось быть горнистом. Открывать пионерские сборы, городские и районные слёты. Трубил я почти до конца седьмого класса, как вдруг, совершенно неожиданно, меня избирают председателем совета Дружины школы №35.
В конце восьмидесятых или в начале девяностых годов я в последний раз держал в руках газету « Советская молодёжь». Нет, это был не последний номер газеты. Может она и продолжала издаваться, но для меня она умерла, вместе со всей редакцией и главным редактором. В майском выпуске газеты была напечатана фотография девочки в красном пионерском галстуке. Редакция обращалась к читателям с вопросом: «Почему у девочки такие грустные глаза»? И сама же отвечала: «Потому, что раньше,- имелось в виду, в Советское время,- у неё был только один путь – в пионеры». А теперь, наконец,- свобода. И вот уже двадцать лет наши девочки, идут по новому пути, являясь живым товаром для всех борделей мира, и нашей, как любят сейчас провозглашать, великой России.
В пионеры принимали с десяти лет. Накануне первого мая и седьмого ноября все пионеры школы выстраивались на торжественную линейку. Под звуки горна и барабана выносили знамя пионерской дружины в сопровождении ассистентов. Руководила торжеством старшая пионервожатая Неля Шлямина. Каждый, вступающий в пионеры давал торжественное обещание: « Я, юный пионер Союза ССР, перед лицом своих товарищей обещаю, что буду твёрдо стоять за дело Ленина – Сталина, за победу коммунизма. Обещаю жить и учиться так, чтобы стать достойным гражданином Социалистической Родины».
Заранее приглашённые товарищи, в основном это были уважаемые в городе люди, машинисты, токари, составители поездов, работники райкома комсомола. Их количество соответствовало числу вступающих в пионеры. Они подходили с пионерским галстуком, надевали его на шею и завязывали два конца на специальный узел. Кто-нибудь, при этом произносил: « Как повяжешь галстук, береги его. Он ведь с нашим знаменем цвета одного, а под этим знаменем в бой идут бойцы, за отчизну бьются братья и отцы».
Высшим органом являлся пионерский сбор. Ежедневной работой руководил, помогал, спрашивал совет Дружины. Совет Дружины избирался всеми пионерами на сборе. Совет Дружины открытым голосованием выбирал председателя совета. Руководила всей пионерской работой в школе много лет, любимая нами, Шлямина Неля. Дружина состояла из отрядов. Каждый отряд объединял пионеров одного класса. Возглавлял отряд председатель совета отряда, избираемый пионерами отряда. Отряд состоял, обычно, из трёх звеньев. Во главе каждого звена стоял звеньевой, избираемый пионерами звена. Каждому отряду назначали вожатого. Это были молодые ребята из вагонного депо, но чаще, учащиеся старших классов. Летом, пионеры работали на сенокосе, на уборке урожая в соседнем колхозе. Разбивали клумбы и высаживали цветы вокруг школы. Ухаживали круглый год за могилой преподавателя орденоносца, похороненного в 1946 году рядом со школой. Его фамилию я не помню, но в нашем классе учился его внук по фамилии Старосельский. Пионерами было высажено много саженцев и во круг школы, и по улицам Шилки. Соревнование по сбору металлома среди отрядов не прекращалось весь учебный год.
В городе Петровск-Забайкальске в те годы работал металлургический завод. Сырьём для него являлся металлический лом.
Призовые места занимали отряды, у которых вожатыми были комсомольцы из вагонного участка. На летних каникулах выступали с концертами в саду железнодорожников.
Кипела работа и непосредственно в школе. Лучшие пионеры назначались вожатыми в младшие классы. Готовили октябрят к вступлению в пионеры. Весь учебный год шло соревнование в каждом отряде среди звеньев. Соревнование между отрядами. Выпускались стенные газеты. Каждый отряд носил имя пионера или комсомольца - Героя Отечественной войны. В каждом классе был оборудован стенд, посвящённый этому Герою. Успеваемость, дисциплина пионеров стояли на первом месте в работе совета Дружины.