В моём ближнем окружении до недавнего времени было три ветерана Великой войны. Двое ушли один за одним. Старший Меркулов Анатолий Иванович на 94-м году, младший Попов Алексей Арсентьевич – на 90-м.
Они оба были моими соседями по дому.
Пока ещё жив, слава Богу, Толоконцев Владимир Иванович, коллега по работе. Живёт на Левом берегу. Он постарше обоих ушедших. С него и начнём.
Помещаю не свой собственный текст, а журналиста, из «Московского Комсомольца». Скопировал из Интернета. Но я думаю, он не обидится, я же не присваиваю. А человек – мой знакомый. Мы иногда перезваниваемся. Он постарше, зовёт меня Володей. А под материалом была вот такая подпись.
Александр Федоров
Сюжеты: 70 лет Победы
«Ветеран советско-финской войны Владимир Толоконцев поделился воспоминаниями.
«Наверное, я – последний».
12 марта исполняется 75 лет со дня окончания советско-финской или, как ее еще называют, зимней войны. И тогда, в начале сороковых, и сейчас об этом вооруженном конфликте почему-то говорить не модно. А поговорить есть о чем и, что самое важное, пока еще есть с кем.
Герой этого материала - Толоконцев Владимир Иванович, полковник в отставке (с правом ношения формы). Родился 25 июня 1921 года в городе Ефремове Тульской области. В 1927 году его семья переехала в Воронеж. Окончив школу, в 1938 году поступает в Тамбовское Краснознаменное кавалерийское училище имени Первой Конной армии. Спустя два месяца приказом переведен в Тамбовское артиллерийско-техническое училище. Окончание обучения совпало с началом советско-финской войны. Приказом наркома обороны Климента Ворошилова в составе группы младших офицеров Толоконцев направлен в 1-й полк 1-й Финской народной армии (командующий Аксель Анттила), где он занял должность полкового арттехника.
Итак, 1939 год. По Европе уже давно уверенным маршем шагают солдаты Вермахта. СССР и Германия заключили договор о ненападении (пакт Молотова - Риббентропа) и поделили сферы влияния к востоку от Эльбы. Но у Советского Союза с географической и военной точки зрения явно просматривалась определенная «ахиллесова пята» - карельский перешеек. Граница с капиталистическим государством Финляндия проходила всего в сорока километрах от Ленинграда, колыбели революции, второй столицы и крупного военно-промышленного центра на тот момент. Иосиф Сталин на встрече с представителями МИД Финляндии заявил: «Мы ничего не можем поделать с географией, так же, как и вы… Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придётся отодвинуть от него подальше границу».
Враждебная позиция финских властей в отношении СССР была известна еще с момента провозглашения независимости Финляндии, а возможность предоставления ее территории немцам как плацдарма для наступления с Северо-запада была очень высока, поэтому советское правительство на переговорах с соседями предлагало следующие условия: оба государства разоружают свои укрепления на Карельском перешейке. Финляндия переносит границу на 90 км от Ленинграда и сдает СССР в аренду полуостров Ханко для постройки военно-морской базы. СССР передаёт Финляндии территорию в Карелии общей площадью вдвое больше полученной финской (5 529 км;). Для финнов такие условия казались неприемлемыми. 3 ноября 1939 года переговоры зашли в тупик, а 28 ноября СССР в одностороннем порядке объявил о денонсации договора о ненападении с Финляндией. 30 ноября советским войскам был дан приказ идти в наступление.
Вспоминает Владимир Толоконцев: «Очень интересная у меня судьба в этом плане. Я четыре раза принимал присягу. Три раза на верность СССР, один раз на верность финскому народному правительству… В 1938-м коллективную в Тамбове, затем там же личную с индивидуальной зачиткой и росписью. Причем в присутствии маршала Буденного. А буквально через год – финнам. Правительству Куусинена, которое было сформировано здесь в СССР и должно было поддерживаться финской народной армией, сформированной в основном из саамов, карелов и ингерманландцев. Эти парни о войне, в общем-то, не имели никакого представления, за исключением некоторых офицеров, вот нас и направили туда выполнять своеобразный интернациональный долг».
Военная кампания
Официальным поводом к войне стал «Майнильский инцидент»: 26 ноября 1939 года советское правительство обратилось к правительству Финляндии с официальной нотой, в которой заявлялось, что «26 ноября, в 15 часов 45 минут, наши войска, расположенные на Карельском перешейке у границы Финляндии, около села Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артиллерийским огнем…». Было ли это финской провокацией или войска РККА для создания формального повода заведомо стреляли по своим – до сих пор неизвестно, но война началась.
Группировка советских войск состояла из 7-й, 8-й, 9-й и 14-й армий. 7-я армия наступала на Карельском перешейке на Выборг, 8-я — севернее Ладожского озера на Сортавалу, 9-я — в северной и средней Карелии, 14-я — в Петсамо. Весь период боевых действий можно разбить на два этапа: декабрь-январь и февраль-март.
Первый этап для Красной армии был явно неудачным. Финское командование сосредоточило основные силы обороны на так называемой «линии Маннергейма» (фронт наступления 7-й армии), а на остальных направлениях использовало тактику партизанской войны. Преимущество в танках и артиллерии советские войска не смогли развить из-за рельефа местности, погодных условий и слабой подготовленности как стратегической, так и оперативно-тактической. Легкие орудия не смогли взломать скальные и железобетонные доты линии Маннергейма, а существенные проигрыши в стрелковом вооружении (винтовки против автоматов в наступлении), обмундировании и мобильности (финны по снегу передвигались исключительно на лыжах) привели к существенным потерям в первые недели войны.
Вспоминает Владимир Толоконцев: «Ну, обмундирование даже у нас, – бойцов финской армии (смеется) было стандартным. Даже я, офицер, все свои два месяца службы на территории Финляндии проходил в шинели и буденовке. Вооружение было стандартное: винтовка Мосина со штыком, пистолет ТТ. На весь наш полк в январе 1940 года был всего один автомат ППД-40. Он считался секретным. Артиллерийское вооружение, которое мне приходилось обслуживать, было представлено в основном пушками Ф-22УСВ и Л-12. А они предназначены для борьбы в первую очередь с легкими танками и бронемашинами. В лесах и болотах по пехоте из них вести огонь не было смысла. А укрепленные позиции их снаряд не брал, мощи не хватало. В общем-то, использовать их можно было только при артподдержке наступлений. Но при интенсивной стрельбе стволы орудий часто трескались».
Лишь начиная с февраля 1940 года, когда на фронт были подтянуты дополнительные силы и тяжелые бетонобойные орудия, можно было говорить хотя бы о каких-то успехах в наступлении. С 11 по 21 февраля советские войска взломали вторую линию обороны на карельском перешейке. В это же время армии, наступавшие севернее, продвинулись на территорию Финляндии на глубину до 200 км. 13 марта Красная армия вошла в Выборг.
Итоги и последствия
12 марта был заключен мирный договор. Все официально объявленные территориальные претензии СССР были удовлетворены. Советский Союз получил полный контроль над акваторией Ладожского озера и обезопасил Мурманск, который находился вблизи финской территории (полуостров Рыбачий). Но еще задолго до этого 14 декабря 1939 года СССР за развязывание войны был исключён из Лиги Наций.
Красная армия учла уроки войны и начала активно переходить на автоматическое оружие. Винтовки заменялись на автоматы, соответственно отпадала и необходимость применения штыка. Чисто финским влиянием стало принятие на вооружение ножей НА-40 (знаменитой финки, созданной на базе «пуокко»). В 1940 году во всех войсках был введен обязательный курс лыжной подготовки. РККА получила боевой опыт в условиях ведения войны на севере и навыки преодоления глубоко эшелонированных укрепрайонов.
Но какой ценой все это далось! Если официальные потери Финляндии составили около 26 тыс. человек, то СССР – 131 тыс. А по подсчетам военных историков в 1991 году более 265 (такая цифра получилась за счет погибших от обморожений) или в десять раз больше, чем у наших противников. Для сравнения: совокупные потери за всю историю участия СССР в международных конфликтах составили около 17 тыс. человек (13 тыс. из них приходится на войну в Афганистане). А «зимняя война» унесла в двадцать (!) раз больше жизней. И о ней мало кто знает, и еще меньше вспоминают.
Видимо как начали замалчивать в далеком уже 1940 году, так и продолжаем? Неужели те герои менее героичны, чем павшие во времена Великой Отечественной войны или выполнявшие интернациональный долг в ДРА? А ведь вспомнить есть о ком: за участие в финской войне звание Героя Советского Союза было присвоено 412 военнослужащим, свыше 50 тыс. были награждены орденами и медалями. Эти орденоносцы, да и просто отдавшие свои жизни безымянные солдаты взывают к нашей памяти.
Вспоминает Владимир Толоконцев: «Да нет, мы особо не геройствовали. Каждый старался выжить и помогал в этом товарищу. Финны-то изначально были готовы к этой войне лучше нас. И если мы одерживали какие-то победы, то зачастую количеством. Хотя в некоторых случаях было не без везения. Как-то однажды мы с моим другом-лейтенантом вывезли на полуторке окруженный пулеметный взвод.
Проехали мимо опешивших финнов, которые от удивления даже не открыли огонь. Вот за это можно было бы, и наградить, да война к тому времени уже закончилась».
Владимир Иванович сожалеет, что о событиях тех дней ему не с кем поговорить. Тех, кто с ним воевал в 1939-1940 годах, судьба и Великая Отечественная война раскидала по разным фронтам, да и ветеранов со временем становится все меньше. Еще три года назад прошедших от границы до Берлина в Левобережном районе было шесть человек. А уж участников финской войны по мнению Владимира Толоконцева в области совсем не осталось «Наверное, я – последний».
Закончил войну Владимир Иванович в городе Вальсденбурге (Саксония). В июле 1945 года его часть передислоцирована в Западную Украину для борьбы с бандеровцами, а два месяца спустя капитан Толоконцев снова попадает в знакомый уже Петрозаводск на должность начальника атрмастерской. Окончил подполковником Калининскую Военную академию тыла и транспорта имени А. В. Хрулёва. Военную службу завершил на должности старшего преподавателя военной кафедры СХИ.
Кавалер двух орденов Отечественной Войны II степени, двух орденов Красной Звезды, медали «За боевые заслуги».
Пара слов от Ильича Третьего. Я Владимира Ивановича знаю с начала шестидесятых. Но раньше я был односторонне знаком с его отцом. В пятидесятых я работал на юге области главным инженером одной из МТС.
А отец В. И-ча, Иван Григорьевич, был начальником областного ГУТАПА, единственной организации по снабжению автотракторными запчастями».
Я бывал у него в кабинете с просьбами о дефиците. Серьёзный был мужчина, крупный, под стать своей должности.
В. И-ч в те годы сотрудничал с областной ГАИ. Даже вёл телепередачи. Он и преподавал-то ПДД.
И был грех, купил я новенькие «Жигули», и на радостях забыл про привязные ремни. Права забрали, послали на лекцию. А лекцию читал В. И-ч. Но, он не даст соврать, я её добросовестно прослушал, и выручил права не по блату.
«5 июня 2016-го нашему герою – девяносто пять. Он настоящий полковник, хотя и в отставке. Только что поговорил с ним по телефону, голос бодрый, активный, ну а телом, конечно…
Пожелаем ему ещё долго-долго радоваться жизни!
Второй наш ветеран МЕРКУЛОВ АНАТОЛИЙ ИВАНОВИЧ. И о нём приведу не свой текст. Скопировал из того же бездонного Интернета сочинение школьницы, его родной правнучки.
Никулина Виктория Вадимовна
Судьба моей семьи в годы ВОВ
Великая Отечественная Война 1941-1945 годов, которую вел Советский Союз с фашистской Германией, была одной из крупнейших в истории войн. Линия фронта простиралась от Черного моря на юге и до Белого моря на севере. Все население Советского Союза участвовало в этой войне. Трудно найти семью, в которой кто-то не был на фронте, в которой кто-то не был погиб, ранен или стал инвалидом.
О войне мне рассказывал прадедушка – Меркулов Анатолий Иванович, который и сам принимал участие в этой войне. В его семье было четыре брата, трое из них поочередно, по возрасту, были призваны в арию, направлены на фронт. Один брат погиб при форсировании Днепра. Прадедушка окончил авиашколу и стал штурманом. Его направили на фронт, где он летал на тяжелом бомбардировщике американского производства под названием «Бостон». Прошел боевой путь от Краснодара через Крым, Белоруссию, Польшу до немецкого города Штеттин.
Прадедушка рассказывал много интересных эпизодов из его фронтовой жизни. Летал он днем, и всякий вылет мог быть последним. Зенитная артиллерия немцев яростно обстреливала крупными снарядами наши самолеты при перелете через линии фронта и, особенно, над целью. Целями были аэродромы немцев, артиллерийские позиции, ж/д станции, плавсредства на море и др. Прадедушка был штурманом. Его обязанностью было провести самолет по маршруту до цели, через особый прицел сбросить бомбы, сфотографировать результат бомбежки — поражения цели. Без фотосъемки уничтоженной цели боевой вылет не засчитывался. После посадки на аэродром он обходил вокруг своего самолета и считал пробоины от осколков зенитных снарядов в дюралевой обшивке самолета, а технический состав потом их заделывал.
Вот один из эпизодов, рассказанных Анатолием Ивановичем. Это было летом в Белоруссии. Над целью был подбит один из двух моторов самолета. Возвращались на одном, а лопасти второго, неработающего, вращались как ветряк и оказывали большое встречное сопротивление.
Начали терять высоту. Конструкцией было предусмотрено ставить лопасти винта во флюгерное положение, и командир сделал это. Трехлопастный винт остановился, но высота полета была уже потеряна. От повышения температуры воздуха на малой высоте начал нагреваться работающий мотор. Прадедушка по летной карте увидел, что впереди лес до самого аэродрома. Если тянущий мотор перегреется, то падать или садиться придется на лес. Поэтому он предложил пилоту делать вынужденную посадку «на живот», т.е. не выпуская шасси. Сажать самолет решили на показавшуюся ровной полосу нескошенного поля. Командир вывел на посадку бомбардировщик слишком высоко, не учел, что под самолетом нет выпущенных шасси и что «поверхностью земли» были колосья высокой ржи. Самолет рухнул на фюзеляж, прополз и остановился, развернувшись на 180°. Оказалось, что лопасти работающего винта легко согнулись от удара о землю и заскользили по ней. Винты поврежденного самолета глубоко погрузились в землю, развернув самолет.
Крупнокалиберные пулеметы, размещенные впереди под кабиной штурмана, были вырваны и с кривыми стволами валялись на полосе стертой ржи. Носовая часть самолета развернулась, дав трещину. С такими ранами самолет ремонту не подлежал.… Четыре члена экипажа: летчик, штурман, стрелок-радист и стрелок, отделавшись встряской, не пострадали.
Был еще случай с прадедушкой, когда его самолет после взлета с бомбами при сборе в группу был по ошибке протаранен нашим же бомбардировщиком. Была обрублена часть хвостового оперения, чудом летчик удержал самолет в воздухе.
Над своей территорией бомбы сбрасывать было опасно. Прадедушка дал команду пилоту осторожно развернуть самолет и дал курс на свой полевой аэродром. Подлетая к едва различимой взлетно-посадочной травяной полосе, прадедушка из ракетницы выстрелил серию красных ракет в специальное отверстие из кабины. Это было предупреждением о срочной аварийной посадке с полным боекомплектом. А он составлял восемь стокилограммовых бомб. В эти минуты командование на земле приказало остановить выруливание на полосу и взлет самолету связи Бо-2. Заходим на полосу. Проносимся мимо приводных огней… Касание… Посадка…
По возвращении эскадрильи с задания, генерал авиадивизии построил летный состав и спросил: «Кто таранил самолет?» В ответ – молчание.
«Осмотреть самолеты!» — скомандовал генерал тех составу.
Прибегают и докладывают: «Товарищ генерал, на лопастях винтов самолета младшего лейтенанта Моисеева, вмятины».
«Моисеев, почему молчишь?» — возмутился генерал.
«Товарищ генерал, я ничего не заметил!» — ответил младший лейтенант.
«Куда ты в воздухе смотришь?» — вскричал генерал, — «в бутылку?!»
Оказалось, командир авиадивизии знал о поклонении этого летчика богу виноделия – Бахусу.
По прошествии нескольких дней командир экипажа самолета прадедушки Борис Порозов жаловался на боль в ноге. Он изо всей силы давил на педаль, удерживая самолет от опрокидывания в штопор. От тряски по грунтовой полосе окончательно заклинило хвостовое оперение.
Перед этим видел себя во сне в белом белье. Ну, думаю, мне конец неминуем. Каждый последующий вылет считал последним. Позже узнал, что сон был счастливым.
Мой прадедушка видел с воздуха, как горел немецкий город Кенигсберг, дым поднимался до высоты полета — 3000 м. У него есть и медаль: «За взятие Кенигсберга».
Войну он закончил под Берлином, не получив ни единого серьезного ранения. Затем служил в Польше в городе Познань. Потом его направили в Липецк на высшие офицерские курсы командного состава. После окончания высших офицерских курсов получил назначение на Дальний Восток. Военная часть располагалась на острове Сахалин, а их эскадрилья – на острове Итуруп. Далее — служба в нескольких городах Украины. Закончил службу мой прадедушка в г. Львов. После демобилизации вернулся в Воронеж, где сегодня и проживает.
Прадедушка награжден четырьмя боевыми орденами — орденом «Красной звезды», орденами «Отечественной Войны» первой и второй степени, орденом «Боевого Красного Знамени». Медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и многими другими юбилейными медалями. Сейчас он подполковник в отставке. 24 декабря 2014 года ему исполнится 94 года.
Молодец правнучка! К сожалению, мой сосед по дому Анатолий Иванович не дожил до указанного правнучкой дня рождения. 2-го сентября его не стало. Схоронили ветерана со всеми воинскими почестями.
Говаривал ветеран: - Лётчик - кучер, шофёр. А воевали штурмана.
Я его знал и в другом качестве – художника. Он даже подарил мне свою картину маслом. Она у нас на почётном месте.
И третий ветеран – Арсентьич. Так мы все го называли.
Алексей Попов, старший сержант радиоразведки 89 лет, Воронеж
Вот Из его личных воспоминаний. Это он беседует с посетителями.
На стене висит портрет родителей. Вы видите, что глаза отца чуть пониже маминых? Он был на полголовы меньше мамы. Но мужик был симпатяга! Дети в него пошли. Были три мальчишки и четыре девчонки. Я седьмой, последний сын.
Нас, ребят 24-го и 25-го года рождения, местный военкомат призвал в 1942 году. Мне было 17. Нас, значит, военкомат взял, и мы пешком шли до Усмани. Бомбил нас постоянно немец с воздуха. Но всё удачно — никто даже не погиб. Потом через Воронеж прошли горящий. Вернее, по Задонскому шоссе до Воронежа дошли, а дальше нас уже на север направили, в сторону Москвы.
Из Воронежа все бежали. С детишками, сумками, велосипедами, — кто с чем. Потому что Воронеж уже горел — бомбили.
Посадили на поезд в Москву, в телячьи вагоны. А у нас продукты кончились. И наш главный, который вёз нас из Воронежа, пошёл за продуктами. А у него спрашивают: «Ты какой возраст везёшь?». «25-й и 24-й», «25-й ведите на восток, обучайте для войны. А 24-й нам пригодится в ФЗО». И нас взяли в ФЗО: фабрично-заводское обучение. Я там на электроконтролера выучился.
Мы спали — одни ботинки разували. Шапка, рубаха, пальто на тебе. Холодные бараки были. Нас кормили, конечно. Три раза в день. Но кормили очень скромно. Голодовали.
А потом вдруг повестка! 17 января 1943 года. На нашем этаже стояли девушки, которые аэростаты подымали. На аэростаты немецкие самолёты напарывались и горели. Я одной девушке сказал, что завтра ухожу в армию. Она говорит: «Ты дай мне свою постель, а я тебе — буханку хлеба». По пути в военкомат был рынок, я там колбаски купил — у меня было рублей триста. И пока дошёл до военкомата, и хлеб съел, и эту колбасу.
Я попал в элитную школу радистов. В военкомате, когда майор мою школьную справку увидел, так и сказал: «О, Попов — 9-ть классов! Порядок!» А какой там порядок?! Я 9-й класс в 42-м закончил. Немцы уже рядом были, все учителя разбежались. Остались два учителя — математики и русского языка. Нам Толстого за два часа рассказывали. За первый час биографию и «Войну и мир» рассказали, за второй — всё остальное.
В радиошколе командиром отделения была Наташа Ширяева. У нас командирами отделения одни девчонки были. Галицина Лена — красавица! А была ещё одна. Длинная такая! Горластая! Имя забыл. Другие подходят к нашему спальному отделению, и ждут, когда мы оденемся, а эта (мордовка, кажется) врывалась, одеяла сдёргивала: «Шывыряйтесь! Шывыряйтесь!». А комвзвода был Гуревич — прекрасный такой еврей, плотный. Он раньше был морским радистом. И у них шуры-муры, по-моему, были с моим командиром отделения. Помню, я на эту тему два шуточных четверостишья написал, что-то в духе: «Люби своё отделение…».
Морзист я был передовой. У нас даже был музыкант, но по Морзе послабее меня. А однажды я перехватил открытый текст (так-то они все зашифрованные шли). Прибежала Шура Сенаторова — переводчица с немецкого. Прочитала и говорит: «О, Алексей Арсентьевич, тут пошлое». «А что?», «Да вот то, что мальчишки на заборах пишут». Там слово «шванц» было. А это по-немецки значит «хвост», ну, они и мужской инструмент так же называют.
Немцев погнали мимо хуторка, где мы стояли, в плен. А Петя, забыл уже фамилию, решил заработать у немцев часы. Были круглые американские банки с колбасой или мясом. Петька взял одну и грязью её набил. Сделал так, что не придерёшься.
Вышел на шоссе, по которому немцев гнали, и говорит: «Ур! Ур!», то есть часы. И один немец часы ему отдал. Старшина узнал, что Петька грязь всучил: «Ну, что ты связался! Как тебе не стыдно?». А Петька часы показывает: «Видишь, “Франсе” написано? Значит, он сам их отнял у француза, может, даже застрелил его. А ты ругаешься на меня».
Когда Берлин брали, мы стояли на границе Литвы и Латвии. На одном берегу — литовская земля, на другом — латышская. Там было много немцев. Они прислали нам открытый текст: «Примите нашу капитуляцию». И всю ночь, перед взятием Берлина, они просили нас, чтобы мы приняли их капитуляцию.
ЯНВАРСКИЙ ЭТЮД
Как хорошо на лыжах полем снежным
Бежать, минуя пригородный вид,
Приправленный морозцем воздух свежий
Всё тело оживляюще бодрит
Задержимся в берёзовой аллее
И выразим мы вслух или в уме,
Эпитетов хвалебных не жалея,
Восторги и природе, и зиме…
А это для души заряд немалый,
Из сердца тут же просятся стихи…
Так, позабудем телесериалы
И — к тем берёзам, что в районе СХИ.
Алексей Попов-Феклушин
Я знал Арсентьевича как сосед. Он слегка был причастен к тому, что я под 80 начал писать. Я, конечно, и до этого был грамотным, умел писать. Даже написал диссертацию, около полусотни научных статей по специальности. И даже с десяток публикаций в «Коммуне». И ещё раз «даже», занял первое место и получил приз в конкурсе про любовь. В той же газете. Но он, Арсентьевич, вдохновил меня на мемуары, а институт опубликовал.
Человек он был интересный. Полгода не дожил до 90. Схоронил его племянник как-то полутайно.Увёз из дома и всё. Я даже не знал об этом.
Родом Арсентьич из Нижнедевицкого района. 1925 г.р. С 1943 по 1950-й служил в армии. Радиоразведка в войну всегда находилась недалеко от передовой. Но всё-таки в тылу. В его рассказах не было гибели солдат. Вот от шаровой молнии он сам чуть не погиб. Влетела прямо в палатку и отбросила его в сторону. И вылетела обратно. Все, кто там был отделались лёгким испугом.
Отец Алексея жил отдельно от семьи, в Воронеже. Но это не был развод. Просто он работал в КГБ сапожником. За что и поплатился. Остался в оккупированном Воронеже (он был нестроевой). Но немцы расстреляли его и ещё каких-то мужчин, прямо во дворе дома, в подвале которого они скрывались.
После войны Алексей дослуживал в Узбекистане. Вернулся в Воронеж, окончил какие-то строительные курсы и работал в проектной организации.
У него с детства была тяга к сочинительству. Писал и в армии стихи. Выступал с ними в самодеятельности. А в Воронеже закончил заочно филологический факультет университета. В шутку называл себя филОЛУХом. Семьи не завёл. Вся жизнь его заключалась в написании и издании книг. На свою ветеранскую пенсию. Издал что-то около 50 небольших книжек, малыми тиражами. Хватало только для раздачи близким, да библиотекам. В продаже, кажется, ни один экземплярчик не участвовал. Он был членом союза писателей ветеранов войны. Мне штук 15 надарил.
Он и накануне смерти готовил к изданию очередную «библиографическую редкость». Так он их именовал из-за малого тиража.