«Я даже предположить не могла, сколь опасным может оказаться захоронение близких мне людей. Мне… Мне сложно писать эти строки. Слишком чётко в памяти моей теперь держится лицо бабушки. Она была мертва, разумеется, но…
Перед тем, как вечный мрак окутал бы её, посланный опустившейся крышкой гроба, её каменное белое лицо, хранившее на себе выражение уже слабевших предсмертных мук, искривила лёгкая зловещая ухмылка. Пусть мне говорят – показалось. Пусть. Но я знаю, что таких иллюзий не бывает, я знаю, что это чистый факт. Факт, в который, честно говоря, боязно верить.
Она хранила секрет… И никому его не доверяла – даже мне. И ушла она вместе с ним, никому так его и не поведав. Я не знаю, что это за тайна… Но она имеет отношение к переходу из мира живых в мир мёртвых и обратно – вот об этом моя горячо любимая старушка не смогла умолчать. Боюсь, мы скоро узнаем эту тайну. Мы – это я и мои родители. Оба они тяжело больны, а врачи лишь недоумевают да разводят руками, приговаривая о пустой трате времени на помощь им. А я… Я просто не знаю на счёт себя. Или мне суждено умереть так же, как и им, или я своими силами приближу свою смерть. Выбирать ещё не время… За меня уже давно сделала выбор покойная бабушка – своей улыбкой во гробу».
Старые страницы чудом не намокли – спас их от гибели ящик, в котором лежал дневник. Дом уже более чем на треть опустился в объятия мутных холодных вод, но комната малышки Энни всё ещё оставалась не тронутой водой. Только она и оставалась.
Где-то там, в том же пруду, на самом его дне, стоит теперь склеп с гробами её родителей. Лунными ночами его хорошо видно, если выбраться на лодке близко к центру пруда. И только лунный свет проявляет в воде очертания могильника, а на солнце вода становится чёрной, будто смола.
Не так давно группа смельчаков, искателей правды о загадочной гибели всего рода Лайн, посещала погрузившуюся во мрак деревню, но никаких успехов не добилась. Были искатели и в прошлом, когда ночь только начинала спускаться к земле, укрывая собой пруд и дом Лайн. Единственное, чего им удалось добиться – обнаружить записи Энни Лайн, и не более того.
«…Теперь я одна. Теперь я совсем одна. Эта болезнь съела их, сожрала, абсолютно не щадя! Всё обострилось прошлой ночью… Глаза их заволокла красная пелена, они плевались кровью… Сил на крики и какие-либо движения у них не было. Они лежали, истекая кровью, и громко шипели. Никто не должен видеть этого. Никто не должен видеть, как их тела высохли почти до костей. Я сама похороню их. И достойно, затем, приму свою долю. Лишь один вопрос тревожит меня теперь – бабуля, зачем так жестоко? Неужели нет иного пути?
В прочем, скоро я узнаю… Скоро я всё узнаю»