Правда

Владислава Павловская
 В свои двадцать три я ничего не добилась, стыдно себе в этом признаться, но это правда. Правду не скроешь, как бы не хотелось порой: прячешь её в самый дальний угол своей души, запираешь на все замки, которые только существуют, а она все равно вырывается наружу, как шум из - под крышки кастрюли, попадает на плиту, оставляя неприятные пятна на ее поверхности, которые потом нужно будет долго отмывать. Моя правда долгое время была спрятана глубоко внутри, а я, опустив голову, покорно брела за стадом, считая, что оно приведёт меня к солнцу. Привело? Нет, конечно, сижу вот на подоконнике и делаю выводы; громко размышляю о жизни, допивая остывший кофе, а из моих вечных слушателей - старый кот, который по совсем непонятным причинам оказался в моём доме, ведь я всегда больше любила собак, впрочем, как существо противоречивое, всегда брала то, что мне не нужно, поддаваясь моменту восхищения, которое вспыхивало в мозгу, а через некоторое время угасало. Он смотрит на меня с презрением, будто осуждая все, совершенные мною поступки. Не любит он меня и это взаимно...
 Любовь. Довольно - таки странное чувство, которое неожиданно приходит и ускользает из рук в самый неподходящий момент, и ты остаешься один, в грудной клетке образуется отверстие, сквозь которое в сердце попадает пыль, грязь. Пройдет много времени, прежде чем рана затянется и ты сможешь вновь стать чем - то более - менее походим на человека. Поэтому я и не люблю сталкиваться с этим "светлым" чувством. Хотя, я не буду скрывать: влюблялась, влюбляюсь, буду влюбляться. Но есть один огромнейший минус, я никогда не буду подпускать людей близко к себе, это не разумно, учитывая особенности современного общества.
 
Я всегда старалась наполнять свою жизнь яркими событиями, испытывая постоянный духовный голод, я совершала безумные поступки: красила волосы в яркие цвета, делала татуировки, на последние деньги покупала билет и уезжала в совершенно незнакомый город, а тем временем мой, уставший от бесконечных глупостей, ангел хранитель вздыхал, гладил по голове свою непутевую подопечную. Меня разрывало от осознания, что жизнь может пройти мимо, я бежала, сбивая руки в кровь, падала и снова поднималась, получала удары в спину от окружающих, но каким – то образом выживала и продолжала писать свою историю. Именно свою, пусть допускала ошибки, но я создавала свои воспоминания, которые теперь, совершенно непроизвольно всплывают в памяти.

Питер… Особое место в моей жизни и сердце занимает этот город, я до сих пор не уверенна, что смогу передать на бумаге всё то, что чувствую к моему молчаливому, наполненному дождями и грустью, другу. Надеюсь, что он не будет держать зла на меня, если я упущу какую – то важную деталь.
В Питер я приехала с огромной дырой в сердце, надеялась, что смена обстановки поможет залечить мои раны. Я стояла и плакала, нет, не плакала, а рыдала, опускалась на колени, а тяжелые капли падали на плечи. В тот момент я окончательно поняла, что хочу остаться, но ни на один день, месяц, год, а навсегда. Крохотная квартирка стала моим пристанищем, по вечерам я устраивалась на подоконнике и наблюдала за огромным количеством людей, которые проносились под моим окном. Мало кто поднимал глаза, и я всё больше убеждалась в том, что людям плевать на окружающих, они пленники своих проблем. Моё безобидное наблюдение привело к роковой встречи, которая изменила всю мою жизнь…


                Он
Лишь один из прохожих поднял глаза наверх, и мы встретились глазами. До сих пор эти воспоминания будоражат кровь, заставляют сердце биться сильнее. Могу с уверенностью сказать, что до встречи с ним я не верила в любовь, с подозрением относилась к людям, но всё изменилось в один миг. Этот человек принёс в мою жизнь тишину, она наполняла изнутри спокойствием, умиротворением, заполняла все отверстия, ссадины в душе. Мы больше молчали, чем говорили, и в этом молчании было больше слов, чем в пустых разговорах. По вечерам я любила сидеть в кресле, есть мандарины и читать Булгакова, он внимательно наблюдал за мной и всегда выслушивал, порой мне казалось, что он всегда будет рядом, а может просто не хотела верить, что уйдёт. Пожалуй, моего словарного запаса не хватит, чтобы рассказать про этого человека всё то, что горит внутри.
Как сейчас помню, это был ноябрь, холодный, мерзкий; он пробирал до костей и заставлял прижиматься сильней к нему, а он всё успокаивал: « Не бойся, еще немного и зима, Новый год». Он знал о моём отношении к этому празднику, знал, как скучаю по маме, но никогда не попрекал, не осуждал, что сбежала из родного города, оставив позади осколки прошлого. Целовал, клал руки на мои хрупкие плечи, пытался в душе оправдать мои поступки, но я прекрасно знала, что у него не получится. Моя боль навсегда останется только моей болью, как бы близко я не подпускала его к себе, как бы сильно не любила. Я всё считала дни до того момента, как он уйдёт; ночью просыпалась в слезах, неслышно прижималась к нему, слушала, как дышит. Однажды не выдержала и спросила: « Ты ведь не навсегда, зачем мучаешь?» Это прозвучало с надрывом, будто в груди что – то лопнуло, я глубоко вздохнула и выдохнула. Его молчание за считанные секунды заполнило кухню, а я, подогнув под себя ноги, устроилась возле окна. Я знала, что он не ответит.
Я всегда молча наблюдала, как он заваривает чай: не спеша ходил от стола к полочке, доставал пакетики с чаем, сахар, ложки, наливал кипяток в чашки, открывал коробку с конфетами… Тишина заполняла помещение, звенела в ушах, и я, вдруг, осознала, что осень почти подошла к своему логическому завершению.
- Чувствуешь? Зима уже на пороге – последовало долгое молчание.
- Не спеши хоронить осень, она еще в здравом уме и трезвой памяти, мой дорогой человек.
                ***
Ты ушел совершенно неожиданно, когда дожди накрыли Петербург плащом грусти, боли и множества недосказанных слов, которые звенели внутри, будто пригоршня монет. В квартире внезапно стало холодно: я закрывала окна, куталась в плед, но от этого холода ничего не спасало; слонялась по квартире, как зомби, почти ничего не ела, только литрами пила чай. В тот момент я поняла, что хочу услышать голос мамы, понимала, что вряд ли дождусь от неё понимания, но всё равно крепко сжимала телефон, на дисплее которого высвечивалось: « Мамочка». Она взяла трубку спустя несколько секунд, будто всё это время ждала моего звонка. Ее голос прозвучал спокойно, но где – то вдали слышались истерические нотки; я долгое время молчала, а потом произнесла: «Плохо, мама, как же мне плохо». Дальше всё происходило, как в тумане: в истерике я просила прощение, слезы водопадом лились из глаз, а я и не догадывалась, сколько воды накопилось во мне за это время…
  Зима застала врасплох, не была готова ко встречи с этой властной женщиной. Она медленно завлекала в свои объятия и обещала, что излечит больную душу, но я не верила – я больше никому не верила. Завела собаку, точнее она сама пошла за мной, а я не сопротивлялась. Меня предали – её предали, всё указывало на то, что мы подружимся, кот отнёсся с опаской, но вскоре привык. В моей квартире навсегда поселилось одиночество, разложило свои вещи, и устроилась на твоей подушке, представляешь? Иногда мы встречаемся взглядом: кивает, усмехается – победа явно не в моих руках отныне. По вечерам я пью чай, он единственный согревает больные связки. Ночью почти не сплю, ловлю каждый вдох и выдох этой вселенной, которая забрала тебя у меня, но дала взамен намного больше. На горизонте зарождается новый день, он еще не испачкан проблемами, переживаниями, болью тысяч людей, которая звенит в моей голове.
Ко мне в окно заглянул лучик света, касается щеки, а я не сопротивляюсь, если чувствую тепло, значит - ещё жива…