События, описанные ниже, происходили в течении 1990-1991 года на Камчатке. Наш кордон Уна на находился на границе Кроноцкого заповедника. В марте по соседству остановилась оленеводы со стадом. Мы разжились тушами двух оленей и пировали. Тушёнка к этому времени изрядно надоела, а оленина хороша тем, что никогда не приедается. Делали пельмени, придумывали новые блюда. Так наступил май. Сугробы еще были, но днем было жарко. Я выкопал в снегу яму и загорал в ней на щедром солнце. Пытаясь сохранить последнюю оленину я сделал хранилище. Выбил зубилом крышку из железной 200 литровой бензиновой бочки. Обжёг её и упаковал в неё мясо, закопав бочку в снег вверх дном за сараем. Я понимал, что запах всё равно будет распространяться и привлекать голодных хищников. Надеялся, что мы успеем съесть его раньше.
Ночью вдруг раздался лай Аяна. Если бы это была другая собака, я может даже не встал бы с кровати. Но этот пёс зря не лаял. Я обулся, накинул куртку, снял заряженный карабин со стены стены и вышел на крыльцо. Аян лаял на сарай. Там кто то сопел и копал.
«Давай, проверь кто там» - махнул я рукой. Аян побежал за сарай, лай перешёл в рычание. Скоро Аян выбежал из-за сарая, за ним бежала некрупная росомаха, отгоняя его от мяса. Я поднял карабин и сразу выстрелил. Росомаха прекратила преследование, от испуга присела и обернулась. Круглые глаза кольнули меня зелёным холодным светом. Похожее испытывают люди, которых застала врасплох фотовспышка. Я поднял карабин и выстрелил по глазам опять. Росомаха побежала вверх по склону сопки. «Ах ты, З-з-зоя!»- непроизвольно вырвалось у меня как выдох. Иллюзий насчет собственной меткости у меня не было. Но чтобы с 12 метров не попасть в росомаху, пусть даже ночью - это уж слишком! Видно не хотел убивать.
Утром я пошел выкапывать мясо. Решили его больше в снегу не хранить, а все остатки проварить и прожарить. А кости собаке. К моему удивлению вверх по сопке поднимался слабый кровавый след. Я заставил себя взял карабин, надеть лыжи и пойти по следам вверх на сопку. Оставлять подранка не позволяла охотничья этика. Аян тоже был не в восторге от этой затеи, плелся следом. Встречаться с Зоей вторично нам совсем не хотелось. Через километр кровавый след пропал, рана была пустяковая. Мы с облегчением повернули к дому.
Через день я навестил оленеводов, они стояли лагерем в 6 км от нас. Трое были коряки, один наполовину алеут. Я рассказал свою историю. Она их сильно развеселила. Ребята не понимали, как можно не расстрелять росомаху в упор двумя выстрелами. Оленеводы сказали, что знают мою Зою. Её небольшие следы они примечали в окрестностях раньше. Один раз они пытались зажать её вдвоём в узком каньоне, но острожная самка ушла от них круто вверх. Дело в том, что у оленевода есть два вечных врага, за которыми они следят внимательно - волк и росомаха. Волки следуют за стадом, чаще охотятся днем и после охоты уходят на верхотуру. Сверху они контролируют местность и там их невозможно преследовать на снегоходах. А росомаха - хищник ночной, коварная одиночка, способная нанести большой урон стаду, особенно весной, во время приплода. На плоских тундрах у росомахи нет шансов уйти от снегохода, там оленеводы истребляют их без раздумий. Но умный зверь научился перемещаться по распадкам и мелколесью, там его нагнать намного труднее. Иногда росомахи следуют по следам волка и, в случае удачной охоты, отгоняет его от добычи. Несмотря на то, что волк в два раз крупнее, он почти всегда уступает. «Росомаха зло помнит, мстить тебе будет» - заверил меня бригадир Лёша.
В июне мы улетели в город. Дома осталась персидская кошка. Летом она ловила птичек и полевок у дома. Когда вернулись, кошки нигде не было. Были следы разрушения: дверь на склад с продуктами была открыта, многие мешки порваны. На полу была рассыпана мука, крупа, сухое молоко и резко пахло мочой. Залезла Зоя в дом через кошачий лаз возле двери, предварительно расширив отверстие зубами. То, что это она, сомнений не было: на досках осталась длинная коричневая шерсть. Главной потерей была кошка, но никаких доказательств, что Зоя задрала кошку не было. Возможно, что персиянка не выдержала запаха мочи и просто покинула дом. Выжить в дикой природе, даже летом, у кошки шансов было мало. Я взял лист кровельного железа и заколотил им кошачий лаз.
В августе 1990 г произошел лесной пожар в заповеднике на реке Лиственичной. Лесников забросили вертолётом тушить пожар. Пожар начался от сухой грозы с молнией. Кедрач на склонах выгорал бойко, но на верхах огонь сам собой останавливался. Тушить пожар было делом безнадёжным и даже сомнительным: основная идея заповедников в том, чтобы не вмешиваться в природные процессы. Так случилось и в этот раз: через неделю пошёл дождь и пожар закончился сам собой. Прилетел вертолёт и стал развозить лесников по кордонам.
Когда мы сели на нашей площадке, я сразу заметил беспорядок. Дом стоял на склоне и был частично врыт в сопку. Под верандой хранились берёзовые дрова на зиму. Росомаха отодрала рубероид, прогрызла доски, проникла в дровник. От туда, подняв горизонтальный люк, попала на веранду. Под собственным весом крышка захлопнулась, на краях оставила клочок знакомой остевой шерсти. Затем Зоя сбросила мешки с крупами на пол, порвала их, но почти не ела. Когда росомаха обнаружила себя взаперти, она выдавила стекло на веранде и выпрыгнула на землю. Я вставил выдавленное стекло обратно, собрал всё кровельного железо и оббил доски металлом.
В сентябре мы ушли в недельный маршрут. Возвращаясь гадали: приходила ли Зоя? Всё проверили, не приходила. Стали готовить еду. Я пошел на ручей за маслом. Наша речка брала начало совсем рядом с домом. Река вырывалась на свободу прямо из сопки, как из тоннеля. По сути это был мощный родник. Речка не замерзала зимой и не прогревалась летом. От этой воды у нас вились волосы. Я использовал ручей в качестве холодильника. Сливочное масло находилось в стеклянной банке, а банка опускалась на дно в мешке вместе с камнем. К мостику из воды поднималась верёвка. Когда я подошел к мостику, то обнаружил, что кто-то вытащил мешок с маслом за веревку на землю. Обгрыз мешок с угла. Разбил об камень стеклянную банку. Съел 2 килограмма сливочного масла, аккуратно облизав все осколки.
После этого росомаха Зоя больше не приходила. В декабре прилетел наш последний борт, чтобы окончательно увезти нас с вещами в город. Примерно в 3-х километрах от кордона я увидел с высоты нашу Зою. Она неспешно ковыляла между лавовыми потоками, озираясь вверх в поисках источника звука. «Прощай, Зоя, мы с тобой квиты» - помахал я ей на прощание. Скоро слева показался синий океан, вертолет летел над прибойкой. Я прыгал в вертолёте то влево, то вправо, пока не затих возле правого борта. Пролетали вулкан Семячик. Я впился глазами в белые склоны, зная, что вижу это в последний раз. Из глаз без предупреждения, вдруг все разом, брызнули слёзы. Однако я ошибался, это не был последний раз. Позже, в другой жизни, Камчатка навещала меня в сновидениях, от которых сладко щемило сердце ... ......................