Абдрахман, которого нашли под лавкой.
Выходя из вокзала приезжий озирается или, как усталый человек, отходит в сторонку, тут подхожу я и предлагаю услуги. Выискивание пропитания от случайных людей таило немалые опасности ведь с библией тогда не ходили, размышления о законе были вольные и простые. Но я жизнью не дорожил, страха не знал, происходившего со мной не понимал.
Я где то родился и жил, но что происходило со мною до сегодняшнего дня не помню. Я помню себя начиная с этого осеннего дня на железнодорожном вокзале 1930 года.
Мне 6 лет, могу довести приезжего до извозчика, провести по нужному адресу, найти ночлег,- и все это за пищу, за деньги, порою за спасибо, - ведь полуголодные наниматели не знают жалости.
Голод и холод гонят меня вперед, желудок переместился в голову, надо двигаться, иначе замерзнешь. Моя мечта булка хлеба, да сала со спичечный коробок.
Ни одного лица из той подзаборной жизни не запомнил, если только у кого то нос или брови.
Ночевал на полу в подвале клуба танцев. Проснулся от жуткого воя! Окликнул, а рядом никого! Значит, выл я.
Опять заснул - проснулся, руки связаны, два орла с револьверами на ступеньках курят. Несколько дней сидел в камере. Вечером с сопровождающим посадили на поезд, кормили в дороге хорошо, но руки зачем то связывал. Взрослый, а дурак! Разве бегут оттуда, где за просто так кормят? В бумаге написали - Абдрахман, по отцу Саин, по матери Ажар, нашли под лавкой, в Орске. Больше я о себе ничего не знал.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Детский дом.
В детском доме воспитатели на нас не тратили слова, видно слов таких не было или не знали их. Растили, как траву, поэтому сиротами приходили, сиротами выходили. Жили по распорядку, три раза кушали, два раза спали, умывались, гуляли на улице, после обеда учились. Осенью и весной приезжали шефы. Старую одежду сжигали в котельной, а нас одевали в новое одного цвета, иначе обиды и плач. Мы хотели быть щенятами одного помета, потому что не знали другой жизни. Это потом научившись вытаскивать из кувшина по желудю я овладел целой истиной, которую выложу.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Воспитатели.
Детский дом был схож с драматическим театром, с полным набором актеров игравших самые гнусные роли - вот что удержала моя детская память. Действия драмы о любви и изменах разворачивались на воспитательской половине, разыгрывались годами, воспитанники были посвящены во все тонкости процесса.
Я сострадал, жаждал справедливости и все это изображал искренне. Не просто давалось всей труппе постоянная напряженная готовность сыграть отведенную роль, подладиться под напарника, при этом не отступать от заведенного "Распорядка дня". Свободного времени было много, а брюхо полупустое.
Каждый понедельник начинался с нового акта чеховского произведения "Вишневый сад", который укреплял наших воспитателей в личной необыкновенной доброте и порядочности. Как потом оказалось, за воротами добрых и порядочных было ничтожно мало, а здесь просто кладезь.
Выгони воспитателей на улицу они сопьются, загуляют, совершат преступление, потому что они вышли из приюта, не приучены думать и выживать. Им хорошо только с собой, поэтому они здесь женились и роднились. Они не умеют хранить супружеских, женских и мужских тайн, живут по надерганным из книжек чудовищно извращенным понятиям.
Раз в неделю весь детдом ходил в кино и баню. Мылись вместе девочки, мальчики, мужчины и женщины, им выходило дешевле - нам нагляднее. Я нуждался в друге, но здесь - убегают, не дослушав. Воспитатели бежали от серой жизни, уколов совести, собственной никчемности, а мы от голода.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Строгая женщина.
За спиной шептались, мне исполнилось 13 лет, это означало скорое прощание с привычной жизнью.
Строгая женщина приказала раздеться оглядела, заставила шагать, приседать, прыгать, бежать на месте. Усадив за стол попросила нарисовать лукошко, яблоко и вишенку, собрать игрушечную телегу, из картонных обрезков составить домик, прибавить, отнять, прочитать, записать предложение.
Хмыкнув в нос сказала: "Природа обильно оснастив в одном, обделила в другом".
Экзаменатор была заботлива, поэтому записала в моем деле "умственно недоразвит, ограничено дееспособен", но об этом узнал позже.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Куратор.
Моя память о детском доме удержала только гнусное, вычеркнув крохотное хорошее. Провожали все, но слов привязанности и сожаления не услышал.
Военный или куратор приказал всегда идти рядом. На пути следования его пожелания всеми гражданскими немедленно исполнялись. Меня ознакомили с местом работы и проживания. Военного все называли моим куратором, свою работу выполнил добросовестно, меня не могли уволить с работы, выгнать с квартиры, снизить заработную плату, не выдать спецовки, дров, керосина и прочее. Об этом тоже узнал позже.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Хозяйка.
Мы подошли к крепкому пятистенку, на стук вышла женщина пятидесяти лет глянула строго, я не ответил на взгляд.
Дом был разделен русской печью на две половины, хозяйскую чистую и кухню. Хозяйка волоком подтащила сундук и указала на широкую лавку под окном.
И когда куратор обращаясь ко мне сказал, что могу здесь жить вечно, она ответила, что вечность есть, но вечного нет!
Хозяйка пришла под одеяло на вторую ночь, загоралась сразу, затухала медленно, не выпускала долго, выдавливая последнее, как лампадка последние капли масла.
На словах ей было совестно, но продолжала приходить за этим, делая вид будто запретное происходит во сне. Это же не считается, если во сне!? Вы же знаете, какая она совесть?! Погрызет погрызет и отстанет, на душе полегчает, а она в самую сладкую минуту снова жалом кольнет... потом... Старая, ветхая чья то совесть, скукожилась!
Всех забавляет грех, соседи любопытничали, выискивали доказательства моего падения, но я не поддерживал разговоры, густо краснел и сморкался. Горожане поголовно имели прозвища и охотно откликались. Соседи - мужики "пипетка", "корешок", "городовой". Соседки-женщины "дарка"(это Дарья, что дает даром),"хохотуша"(прозвище моей угрюмой хозяйки), "лебедка" (тетя Нюра ходившая вразвалку, как утка)
Окружающие знали о моем сиротстве и недостатке ума, но могли в сердцах вспылить, ударить, а мне приходилось пускать слезу, убегать от обидчиков, на людях горько вздыхать, обладать неисчерпаемым терпением, ради пищи и крова. К 18 годам подрос, мужики теперь мне по плечо. Наконец стали понимать, что ударить могу больно, а ответ нести некому.
Хозяйке по дому помогал, но сделать подневольным не пыталась.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Работа.
Утром я приходил к пожарной каланче, с напарником Федором осматривали телегу, инструмент, запрягали лошадь. Петр Ефимович приходил с нарядом. Наша работа заключалась в сборе и вывозке крупного мусора, куч навоза, строительного отхода с территории города. Работа вроде простая, но потребовались три месяца на обвычку, поэтому не слушайте побаски, что "за неделю врос в дело". Работали тяжело втроем с утра до вечера, понимали с полслова, злые - материли работу, веселые - дорогу, если начиналась ссора - вдвоем колотили третьего. Без дружбы нельзя, по кругу голодно - вот такая истина! По человечески мы незаметно росли вместе перенимая полезное, избавляясь от вредного. Люди с нами общались "здрасте-пока", но со временем беседовали уважительно и с удовольствием.
Иногда в наряде были задания, за которые деньги получали из больничной кассы. В утренние сумерки через Татарку ехали в степь копать могилы, в конце рабочего дня из морга забирали бездомных, безродных, беспризорных. Видите сколько в советской стране БЕЗприютно-ненужных людей! Уже в потемках Петр Ефимович у каждой читал молитву, поправлял номерные таблички. Наше начальство процветает и радуется, когда народ нищий, бросая в толпу куски, как в лотерее, отбирая счастливчиков и плодя зависть. Богатый народ мигом выгонит эту шушваль.
Работа Петра Ефимовича заключалась получении наряда, определении очередности работ. Советовать, спорить, оговариваться было запрещено, другой работы в городе не было, а голодающих хоронить приходилось. С дороги тоже кормились, привозили домой уголь, дрова, кирпич. Вечером в сенях сбрасывал рабочую одежду, мылся в кадушке. Утром управлялся в сарае, заносил домой воду, дрова и уголь. Зарплату отдавал хозяйке, от нее кормился, одевался, проживал.
Петр Ефимович и Федор были неграмотны, но не скупясь передавали скудный жизненный опыт.
Мне нравится мое место, буду всегда жить здесь,-- рядом друзья, могилы. Если затоскую, навещу с бутылочкой.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Личное дело или "И на том скажи спасибо!"
Когда на работе проводили реорганизацию раздали личные дела. В своем деле прочел, что в по окончании содержания в детском доме строгая экзаменатор заботливо определила меня в "умственно недоразвит и ограничено дееспособен, нуждается в постоянном внимании со стороны государственных органов".
Посмотрев прямо в глаза медленно выговаривая каждое слово сказала: "И на том скажи спасибо!"
По этой причине я был определен на простую работу, работодатель и начальник милиции под распиской имевшейся в деле предупреждались об особой ответственности перед органами НКВД. Поэтому же в 1942 году из военкомата два сержанта вышибли пинком с прибауткой: "Фронт идиотов терпит, а дураков - нет!"
Хозяйка померла в 1954 году, старая женщина до последнего дня боялись яркого света, жадно хотела жить, была отчаянной охальницей, старались телом и заботой привязать меня к миру. Днем жалостливо гладила по голове, ночью - требовательно ниже... Было обидно, но все же... забота.
Куратор, сильными руками своего ведомства поставил меня на ступеньку, где было тепло и сытно, за такую жизнь пришлось зубами держаться.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Катерина.
В июне 1948 года в паху появилась припухлость с куриное яичко. Врач вырезал и наказал являться на перевязку в городской медицинской пункт на Щорса. Медсестра удивленно хмыкнув переложила член налево и быстро перевязала. Встречался с ней недолго, чаще по вечерам в дровяном сарае за медпунктом. Что чувствовала она - знаю, о чем мечтал сам - помню, но Катерина женщина, гражданка и товарищ.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Вдова.
Милиционер на чистую половину поселил вдову 50-55 лет. В первую же ночь пришла босой, колуном вошла между мной и лавкой. Худая, с щелущащейся кожей, медленно раздвинула ноги, взяла одной рукой, затем другой, потерла о свое и вправила. Хозяйка, чтоб не было больно защищалась от меня ладошками, после зло оттолкнув сразу уходила к себе, а эта с звериным воем выворачивалась навстречу. а после изгибаясь и дрожа насаживалась сверху. О себе рассказала, что с покойным мужем жила только по субботам, став вдовой работала по хозяйству у старика с сыном, а ночью принимала на столе. Вдовья доля и бездомная жизнь разбаловали.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Петр Ефимович немного о себе и жизни.
Председатель горсовета Алексей Георгиевич работал на Федькином месте, доставалось ему от мужиков за воровство и обман. Потом его сестра Верка удачно вышла замуж. Всем известно у воровской власти и глаз воровской, разглядеть может только вора и бандита. Алексей Георгиевич воровал по мелочи, перед законом ответ не держал, иначе поставили бы повыше. Теперь в городе это самый мудрый и кристально честный..
Всю жизнь я боялся,- боялся и страшился, - страшился, страшился, - и не родился. Народ медлил, медлил и пропал, - народ пропал, а я так и не родился!
Советская власть бьет в морду, срет в душу, заставляет врать и нещадно эксплуатирует, чтоб долго не жили, потому что старого человека совесть гложет, ему рот не заткнешь!
На германской у царя снарядов нет, а у канцлера есть! У наших соседей немецкая артиллерия враз покрошила три полка. Утром с лопатами копошились, а в обед - все готовы! Такое, смелости русскому солдату не придаст.
Федя! Сначала до получки надо дожить, потом ее надо получить, потом ухитриться донести до дому!
Помнится полюбилась мне водочка, сильную власть заимела, но потом я этот краник перекрыл. Правда уклонившись от этой радости, не обрел другую.
Федя! Старик завсегда живет прошлым и сегодняшним! Доживем до завтра, получим наряд, может и выпадет больница.
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Федька о себе и о жизни.
Я сидел дома без работы, ели рыбу, худую конину, хлеб покупали на субботу. В полдень зашел сосед Петр Ефимович и говорит: "Казахи правильно говорят, Человек, которого всю жизнь ищут, оказывается живет по соседству! Давай вместе работать?" Так и работаем вместе. Кормимся потихоньку, жена двоих уже родила, землянка свежая, две козы и телка.
Я всегда одеваюсь просто, на работе в рабочем, дома в домашнем, а другой одежды у меня не было.
Мне всего тридцать, но временами на лице вдруг проступает старость.
Федя говорил: "Город пытается выглядеть городом, а жители горожанами, но на деле это село с сельчанами. Чтобы стать городом горожане должны иметь более вольные размышления о себе и государстве".
Федя сказал: "В жизни есть смысл, пока во мне соединены вместе воспоминания, люди, горе и счастье".
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Клетка.
Я оказался умнее присвоенной категории, но ради куска хлеба, теплой кровати, человеческой заботы приходилось сидеть в клетке с надписью "Умственно недоразвит и ограниченно дееспособен". Не только сидеть, но и соответствовать. Солдаты, жены и мужья бегут в самоволку, чтобы на часок стать плохим собою, потому что не знали голода, холода, детского дома!
Петр Ефимович глядя на меня угрюмо сказал недовольному Федору по-русски просто: "И на том скажи спасибо!"
Абдрахман. 1967 год. Кокчетав.
Ну вот и все.