Где экономика существует для того, чтобы обслуживать систему насилия и обмана, там никакой технический прогресс уровня жизни не подымет. Представьте себе человеческое общество, где есть пять производителей сока, и производят они объём продукции, которого хватает на то, чтобы удовлетворить 50% потребительского спроса. Цены выставляются соответствующие, и т.о., соки достаются более богатой половине населения, а бедная пьёт воду. И тут появляется технология, позволяющая разбавить сок водой и химией так, что по вкусу и по цвету практически будет не отличить от настоящего, только вместо полезных веществ там будут вредные. Производители могут разбавить свою продукцию вдвое, увеличив долю выпускаемой продукции, и покрыть общими усилиями 100% рынка. Но зачем каждому останавливаться на этом, когда он может разбавлять в пять раз, и сам полностью покрыть всю долю сбыта, вытеснив конкурентов? Для этого он делает более низкую цену. Но конкуренты же за так не сдадутся, и тоже сбавят цену. Тогда производитель может ещё сбавить, и так до тех пор, пока цена не опустится до того уровня, ниже которого опускать уже никому не рентабельно. Исчерпав возможности конкуренции ценой, борьба на переходит в область рекламы. Каждый начинает кричать, что купить сок надо у него (и эти усилия включаются в цену). Кто проигрывает, остаётся с неликвидом, ибо продукции произведено с расчётом на максимальный сбыт. Возникает вопрос: что делать с продукцией, которую сбыть не удастся? Придержать не получится – срок годности не позволяет. Подарить потребителям тоже нельзя – это лишит их потребности приобретать дальнейший товар, а это не выгодно. Тогда приходится сливать его в землю. И, как ни крути, чтобы больше взять прибыли, надо производить с запасом, на случай, если удастся реализовать больше, но в среднем выйдет, что останется какой-то процент неликвида, который придётся уничтожать. Получается ситуация: обществу не хватает 50% полезных веществ, содержащихся в соках, а оно не может организовать потребление иначе, чем сливать ещё какой-то процент в землю. И всё это на фоне массированной атаки на мозг посредством рекламы, кричащей о том, как замечательно, что для этого общества есть такие производители. Итог: мусор в желудке, мусор в голове. Возникает вопрос: почему капитализм может только так, а не может никак по-другому?
Ответ на вопрос в том, что потому, что государство, и потому, что капитализм. Допустим, есть авто стоимостью 100 тыс. у.е., есть за 30 тыс., есть 10 тыс. Бампер к авто за 10 тыс. стоит 100 у.е., бампер к авто за 30 тыс. – 300 у.е.. Возникает вопрос: а тот бампер, который дороже в три раза, он почему дороже? Может, он в три раза удар сильнее держит? Нет, вроде так же. Может, на него в три раза больше пластика ушло? Да нет, примерно столько же. А чем он лучше, может его изготовить в три раза сложнее? Да нет; так же, просто достоинство в том, что этот бампер его можно поставить в машину за 30 тыс. у.е., а тот только в ту, что за 10 тыс..
Следующий вопрос: эта машина за 30 тыс., она из чего в остальном сделана: из деталей, которые, все дороже в три раза? Да нет, не все; может какие-то насколько-то да, но не все и не в три; в основном, как бампер: по большому счёту – так же, просто дороже просят за них. Возникает вопрос: а за что платить-то? А платить за класс. Эта машина чуть больше, на какой-то порядок мощнее, значительно комфортнее, и гораздо красивее.
Далее вопросы: что нужно, чтобы сделать машину чуть больше? Чуть больше материала. Что нужно, чтобы сделать её мощнее? Современному автомобилю в этом вопросе практически то же, что в вопросе с материалами. А что нужно, чтобы сделать, машину комфортнее? Поставить инженерам задачу работать не над тем, чтобы было не как можно тупее, а как можно умнее. И что нужно, чтобы сделать её красивее? Выбрать на тендере среди дизайнпроектов не тот, который попроще, а тот, который поинтереснее. Затраты минимальные.
Итак, допустим, автомобиль с рыночной стоимостью 10 тыс. у.е. имеет себестоимость производства ~3 тыс., автомобиль с рыночной стоимостью 30 тыс. имеет себестоимость ~ 4 тыс., автомобиль с рыночной стоимостью 100 тыс. – ~ 5 тыс.. И не смотря на то, что разница между 10 и 3 не так велика, как между 30 и 4, или даже между 30 и 5, потребителю никогда не дадут за 30 ту вещь, которая в производстве обходится 5. И не потому, что им жалко в этом случае эту 1 тыс., а потому, что ни один дурак не захочет отвалить 100 тыс. за вещь, которая ничем не отличается от той, за которую другой отвалил 30. А тот, кто отвалил эти 30, в данном случае всего лишь средство для манипулирования тем, кого можно заставить отвалить 100. Так же как тот, кому за 10 дали вещь, которая стоит не больше 3, такое же средство для манипулирования им. И где-то на вершине этой потребительской пирамиды находится та цель, ради манипулирования которой все остальные были превращены в средство манипулирования. Этой целью является тот, кто может позволить себе отвалить больше всех. И, чтобы заставить его отвалить максимально, нужно тому, кто может отвалить средне, дать поменьше, а тому, кто может отвалить мало – ещё меньше. Это есть искусство капитализма.
Искусство капитализма не в том, чтобы дать потребителю за те же деньги товар как можно лучшего качества, а в том, чтобы дать ему как можно хуже, но при этом всё обставить так, чтобы для него это был потенциальный максимум. Ради этой гонки, которой дирижируют те, кому она выгодна, люди готовы впрягаться и тащить хомут, который на них надевает динамоэкономика. И когда они достигают поставленной цели максимальными усилиями, они гордо называют её «Вещью» с большой буквы. И они готовы облизывать эту «вещь» всеми слюнями свой души, не ощущая горечи издёвки. И им совершенно невдомёк, что все эти вещи могли бы им достаться куда меньшими усилиями, если бы производитель относился к ним с большим уважением.
Возникает вопрос: а почему же потребительское общество настолько лояльно относится к такой политике, и никак не пытается с этим даже бороться? Тут дело вот в чём: у потребителей в государстве есть стремления, которые идут в такт со всей этой политикой. Попробуй, пойди-объясни типичному потребителю ненужность такой политики для общества. Он же тут же возразит: «Я столько вкалывал, чтобы иметь вещь, не такую, как у других, и вот у меня есть то, чего у них нет (изделие из металла и пластика другой формы). И я себе, и всем доказал, кто я, и кто они в сравнении со мной. И это само по себе и есть товар, который имеет свою цену. И этот товар мне дала система, против которой ты выступаешь! А ты хочешь меня лишить того, за что я заплатил такую цену? Не надо тут ничего менять, меня всё устраивает!». Но ведь кто-то вкалывал больше/удачнее твоего, и получил такое, чего тебе в жизни не получить. Почему же тебя это не расстраивает? Но тут вступает в игру определённая особенность. Когда каждый смотрит со своей колокольни, он не любит смотреть вверх. Поэтому обычно он смотрит либо вниз, либо, в лучшем случае, в сторону. У автомобилистов, например, есть такое понятие, как «ведро с гайками». Ведро с гайками – это любая машина дешевле авто говорящего. Если у тебя машина за 100 тыс. у.е., то для тебя ведро с гайками – это всё, не дороже 99 тыс., а вот за 100 тыс. – уже «Вещь». Если твой удел авто за 30 тыс. у.е., то тогда всё то, что не дороже 29, а «вещь» начинается от 30. Ну а если за 10, то, соответственно, то, что не дороже 9, но за 10 – это «вещь». «Ну и что, что без лишних изысков, зато новая, а вот у кого такая же старая – это ведро с гайками!».
Тот, кто далеко идёт по жизни, и у кого поначалу была за 10, но очень скоро стала за 30, и он знает, что рано или поздно у него будет за 100, не спешит окончательно расставлять приоритеты. Он либо сразу намечает себе, где та черта, определяющая «ведро с гайками», либо поэтапно меняет приоритеты, как перчатки. Но тот, кто по жизни находится в своей колее, и кто знает, что 30 тыс. – его потолок, дальше которого он никогда не подымется, найдёт повод считать, что «Вещь» – это та, которая именно за 30. Так же, как и все остальные. А тот, у кого самая дешёвая машина, может вообще вверх никогда не смотреть Он будет смотреть сверху вниз на тех, кто ходит пешком.
Возникает вопрос: что же вы все, вместе взятые, при всей своей тяге к понтам позволяете так манипулировать своей массой, чтобы вам можно было давать минимум реальных понтов, а максимум условных? Почему нельзя за эти деньги сделать более дорогие материалы? Например, больше дорогого дерева вместо пластика. Больше дорогой кожи вместо ткани. Ну, допустим, не жалко человеку заплатить лишние деньги, но пусть они будут заплачены за стоящие вещи. Пусть будет машина не за 30, а за 31 тысячу у.е., но пусть это будет машина, которая в производстве обходится в 5, а не в 4. Нет, машина, которая обойдётся в 5, должна быть уже продана за 100. Это достижение, которое капитализм уже взял, и сдавать его без боя эту позицию уже е собирается. Поэтому производитель решает, что за эти деньги ты получишь свои понты, только из воздуха, а если кого-то это не устраивает – твои проблемы. Тогда возникает вопрос: а как же уважать вещь, за которую ты отдал столько, что все её понты могли бы быть реальными, а они получились из воздуха? Если непонятно как, то, извини, тогда получается, что за свою цену ты и имеешь ведро с гайками.
Возвращаемся к вопросу: а что же вас всех тогда устраивает в этом? А устраивает вас то, что система так реализована, что пусть ты имеешь ведро с гайками, но зато тебе будет казаться, что у тебя вещь, а ведро с гайками – у других. Это есть основная направляющая политики капитализма. Ну а если производителям автомобилей такое выгодно, то почему не должно быть выгодно аналогичное производителям соков? Для тех ситуация та же самая: чем хуже, тем лучше. Чем сильнее будет разбавленный сок, тем больше богатые будут платить за неразбавленный. И потому у них и нет нужды избавляться от того экономического маразма, который этот принцип продвигает. Это та среда, под которую заточена экономика, построенная на государственном ущербном законодательстве. И это общий принцип, который движет всей этой экономикой: если это автомобиль – это должно быть разрекламированное ведро с гайками, если это еда – это разрекламированный шлак, если лекарство – это должно быть, в лучше случае, разрекламированное средство для снятия последствий, но никак не устранения причины, потому что последнее лишит потребности в дальнейшем потреблении. И если это можно одним производителям, то почему нельзя другим?
Все составляющие экономики капитализма есть части одной общей системы, которую надо менять целиком. Так же, как тараканов на кухне надо морить сразу везде, а не по очереди в разных углах. И как потребители, люди должны проголосовать за то, чтобы морить эту систему которая на них наживается. Но только это оказывается невозможно, когда всё кругом говорят «Не надо морить в том углу, где мне неудобно – морите во всех остальных!»
Тебе важно, чтобы у других не было того, что есть у тебя, а производителям важно, чтобы у тебя не было того, что есть у них – власти над твоими деньгами. Если ты платишь за получение первого поддержкой второго, значит, ты ратуешь за то, чтобы продолжать пить шлаки, лечиться паллиативом, и ездить на ведре с гайками. А если тебя реально не устраивает всё это, значит, начни с того, чтобы задвинуть подальше этот принцип, и во главу угла поставить что-то другое. «Нет, позвольте мне иметь там, где я привык, то, что мне нравится. А во всём остальном пусть под это подстроятся, и исправят всё, что нам всем мешает. И это не я, а власть должна что-то делать – я за них голосовал, я их содержу своими налогами, это их обязанность! Вот идите у них и требуйте этого, а меня оставьте с моими тониками, таблетками, и литыми дисками!». Возникает вопрос: а что именно она «должна» исправить? Ввести законодательство новой концепции, запрещающее ущербную власть? Или ввести новый закон, запрещающий тебе занимать неправильную потребительскую позицию? Не знаешь? Вот пока такие, как ты не знают, но имеют своё мнение, ничего изменить и не получится.