Лестница в небо

Владим Ир Долгих
Лестница в небо



Сказание о доблестных подвигах и любви
благоверных князя Петра и княгини Февронии
Муромских



Пьеса в 2 действиях





























Действие пьесы происходит в городе Муроме, а так же в рязанских землях на рубеже 12-13 веков.
Центр сцены представляет собой вращающийся круг. На нем располагается декорация княжеского двора: слева – палаты князя Павла, чуть глубже, на возвышении – палаты княгини Анастасии. Палаты сообщаются переходами. При вращении, с обратной стороны круга, возникают декорации села Ласково, что в рязанских землях.
Слева, вне круга, - часть высокой монастырской стены. В углублении стены – келья.
Справа от круга расположена полуразрушенная церковь, древний погост.
У горизонта тянутся крепостные стены города Мурома.


Пролог


      Бескрайнее, поросшее лесами пространство. Плавные спуски к реке. Со всех сторон - ощущение опасности: сухая степь принадлежит кочевникам, в лесах рыщут дикие звери и разбойники.
     На этом фоне крепостные стены города Мурома, за которыми видны хоромы бояр, княжеский двор, возвышающиеся купола церквей. В полумраке сцены угадывается монастырская келья. Наступает рассвет июньского дня. Высоко, в глубине неба проступают звезды. Печальные удары колокола, тихое пение псалма. Сквозь реальные земные звуки пробиваются голоса.


 Голос неба:

Плавает в небе звон колокольный,
К Богу взывают людские сердца.
Ангелы к людям с неба слетают,
И этому чуду не видно конца.
Псалмы тенями плывут над крестами,
Ладан струится, свеча у икон.
Молятся ангелы вместе с вами,
 Но вы не слышите их испокон.
Звезды на небе льдинками тают,
Струны псалтири тихо звучат.
Люди земные живут и не знают -
Ангелы также на небо глядят.




действие первое



Картина первая



     Полумрак кельи. В глубоком кресле сидит князь Петр. Он облачен в иноческие одежды. В руках его Священное писание. Петр читает, согнувшись над книгой, затем откидывается в кресле. У окна, спиной к Петру, стоит игумен. Колокол возвещает к заутренней службе.

Игумен:   Обещали к заутренней быть (Вздыхает). Еще одна ночь канула в    
                лету.

Петр:        Ангелы рядом…
Игумен:    О чем ты?

Петр:        Отчего так волнуют сердце песни? Может, звуки их, как ангелы, 
                слетают с небес

Игумен:   Истинно так! «Воспойте, Господеви, песнь нову…». Как все
                дышит на земле покоем.

Петр:        Да… нельзя и представить, чтоб кто-то возмутил этот покой.

Игумен:   Тишина и благочестие. «Работайте Богу в веселии, радуйтесь
                Ему с трепетом».

    За окном возникает и усиливается шум - скрип открываемых ворот, ржание коней, людские возгласы. Внезапный смех, неожиданно, раскалывает господствующую тишину. Слышны голоса, властные приказы, отдаваемые слугам. В келью с поклоном входит совсем юный послушник; не скрывая радости, сообщает о прибытии бояр.

Юноша:   Приехали. Да так много! И все такие важные. А с ними люди в
                чудных одеждах.     По-нашему ничуточки не понимают!
                (смеётся) Главный боярин велел доложить…

Игумен:   Угомонись.

Петр:       Ступай, милый, скажи - жду.

послушник  выбегает.

Игумен:   Слава Богу!

Петр:        Отчего душа моя в томлении? Должно, за грехи.

Игумен:    Молись! Велико милосердие Божие. Нет людей на земле без
                грехов. А спасет одно покаяние.

Петр:      Каждую ночь Пречистая во сне является. Велит заканчивать дела
                земные. Может, оттого и отвращается сердце от мира? К иному 
                стремится, а по-здешнему плачет. Знать, не для всех я был      
                милосерден.

Игумен:  Сердце человека - в руках Господа, как потоки вод. Куда угодно
                Ему, может направить. Однако, путь всякого человека
                драгоценен в очах Его и свободен. Лишь после здешней жизни
                Он взвешивает людские сердца. Ведь сказано: милости хочу,
                а не жертвы.

Петр:       Отчего тогда смута в народе плещется? Отчего плачь и стоны
                слышатся, а не тихая  радость?

Игумен:  Только за великие грехи попускает Господь смутное время. И не
                нам суетным, судить о Его промысле.

 Входит боярин.

Боярин:    (Кланяется): Будь здрав, князь Муромский! Звал?

Петр:       Для тебя, боярин, я больше не князь. Инок Давид - для людей и
                Господа.  А все же   спросить хочу: все ли спокойно в Муроме?

Боярин:    Народ Мурома молится о твоем здравии, князь.

Петр:        Вот пред Богом прошу тебя об одном: сохраните мир в земле
                Муромской. Не посрамите моей седой головы да памяти   
                предков.
                И у Бога молю одного, чтоб упокоиться мне с Февронией
                в один час.
                И ты завещание мое исполни: положите нас вместе, коли Богу
                угодно будет.

Звонкий, юношеский голос заводит веселую песню.

Боярин:   Должно быть, мои холопы.               
                (Направляется к выходу).

Петр:     Оставь их… пусть поют (Боярин останавливается). Ох,… Феврония…
               пришло мое время… только тебя жду…

Игумен и боярин подходят к Петру.   
                Петр:      (Закрыв глаза, тихо): Эту песню я слышал в молодости, тогда в
                в городе Муроме    правил благоверный князь
                Павел…

Картина вторая


Песня звучит громче. Очертания кельи растворяются во мраке. Появляется Муром-город: на улицах его хороводятся парни и девушки. Они несу венки из цветов, березовые ветки, украшенные разноцветными лоскутками. У   горизонта появляется Феврония. Рядом с ней скачет  заяц. Феврония собирает травы. Внезапно раздается набат, крики и визг степняков. На улице смятение. Звон железа, крики испуганных людей, ржание лошадей, звуки набата - сливается в один, сплошной гул. Над городом вспыхивает пламя, черный дым. Из пожара возникает силуэт крылатого змея. Затемнение.


Картина третья


      Палаты князя Павла. Вечер. На открытом огне готовится туша кабана. От огня по стенам пляшут зловещие тени. В центре залы огромный стол. Слуги разносят угощение гостям. Потешные  веселят гостей. У входа в залу стоят стражники. Павел сидит во главе стола.

Потешные:
 
Сердце ль рвется,
Ноет грудь, -
Пей, пока пьется,
Все позабудь.

Жизнь пронесется,
Эй,  поскорей!
Пей, пока пьется,
Сил не жалей.

     В разгар пиршества появляются калики перехожие. Это - слепой старик в сопровождении мальчика-поводыря. Стражники преграждают им путь.


Первый стражник:   Стой! Куда!?

Старик:           Ой, ты, добрый человече, отворяй каликам дверь, пускай
                странников в свой дом.
Второй стражник:   Куда! Куда прёшь, разбойник?! (Отталкивает старика).

Мальчик:        Помилуй, государь, ходим мы по святым местам…

Первый стражник:   Убирайтесь, голодранцы! Батогов захотели?

Стражники выталкивают калик. На шум у дверей обращает внимание один из бояр.

Первый боярин:  (подходит)    Из-за чего шум?

Второй стражник:                Бездомные попрошайки, боярин.

Первый боярин:                Угостите их плетьми, будет с них.

Старик:              Мы никому  зла не делаем. За кусок хлеба песни поем,          
                нашего Бога славим.

Первый боярин: (Старику)  Прочь!  Пошел прочь! ( Стражникам) Гоните 
                их. Без  роду-племени, а туда же.

Второй боярин: (От стола)  Эй, стража! Впустите бродяг!
                Пусть потешат князя. (Обращаясь к Павлу)   
                Князь, пропустить прикажешь?

Павел, молча, машет рукой. Калик пропускают. Потешные  вертятся вокруг странников, надсмехаются.

Первый боярин:           Ну-ну, послушаем ваше нытье. Начинайте.

     Старик, запрокинув голову вверх, начинает петь.

Старик:
 С неба льется вечный свет
От звезды, возникшей в Вифлееме,
Он не виден глазу – нет,
Обнимая человеческое племя.

Ты восплач душа моя, восплач.
Ты – отринулась от Бога.
Близок день, когда палач
Тихо встанет у порога.

На земле кружат метели,
Ветр студёный рвет рубаху,
Мы живем среди потерь,
Голова глядит на плаху.

Бог простил Иуде грех,
Нас прощать, увы – не хочет,
Слезы капают от смеха,
Скоморох лицом хлопочет.

Распахни душа глаза –
В небесах струится пламень,
Капли крови на часах,
Вместо сердца хладный камень.


     Князь Павел, гости слушают калик. Незаметно для всех входит князь Петр. Какое-то время слушает пение странников, затем идет к Павлу. Браться обнимаются, отходят от стола в сторону.

Павел:     Ты вовсе забыл нас. Где тебя носит? какие такие дела держат за
                полу?

Петр:       Дело мое одно: ходить по церквам, молитвой да постом душу
                спасать. Да и родная земля мне  не мачеха.

Павел:     А я вот… видишь?

Петр:       Вижу, брат.
 
Павел   (оправдываясь)  Веры никому нет! Всюду измена! Даже за столом
                княжеским зло когти точит!

Петр:    А ты злое-то дело откладывай со дня на день да молись. Авось
              соскучится оно у нас за пазухой-то сидеть, да и сбежит, аки
              нечистый от колокольного звону.

Павел:  Устал я. Сердце мое ропщет. Душа изнывает. Не вижу пути.

Петр:     А ты с добром к делу-то подходи. От доброго дела и камни тают.

Павел:    Ты все тот же, брат. А моим боярам хоть масло на голову лей,               
               всё не так. Извести меня хотят.

Петр:     Да, полно.

Входит слуга.

Слуга:    К князю Павлу гонец  с грамотой от великого князя
                Владимирского.

Павел:    Зови.

Появляется гонец.

Гонец:    (с поклоном)  Великий князь Владимирский тебе, Князь
                Муромский как брату родному, поклон шлет да зовет под свои
                знамёна против князя Тверского.

Павел  (гонцу): Ступай, отдохни. Поутру ответ отпишу.

Гонец удаляется. Один за другим подходят бояре.

Петр:     Господи, доколе дашь нам грызть друг друга, аки псам цепным?
              Хан вот-вот двинет свое войско на русские земли. С первыми
              морозами заполонят степняки наши земли черным потоком.
 
             Время настало объединяться. Пока степняков немного - одолеем 
             вместе.

Первый боярин:  Кабы нам уж и теперь не наткнуться на непосильную
                силу?
Второй боярин:  Басурманы, знамо, тяжкий крест, да пока мы с ними
                ладим.

Петр:     Зазорно, бояре, молвить так! Зазорно, коли земля русская опять
               будет разорена.

Первый боярин:  Ты, князь, неволен нас судить. Свою вотчину мы 
                в обиду не дадим. Пускай только сунутся. А дразнить
                зверя в его же берлоге не к чему.

Второй боярин:  Мечем махать - невелика заслуга. Тут хитростью
                надобно.

Павел:                Что делать? Измена… Злодейство…

Первый боярин:  Пусть великий князь сам разбирается с князем
                тверским.

Павел:      Все это за грехи наши. Наказание Божие. Отошлю дружину во
                Владимир - а тут степняки пожалуют? Тогда и крепостные   
                стены не помогут.

Петр:         Коли объединимся - нас не одолеть!

Павел:     Заладил! Князья-соседи, аки волки, грызут друг друга. А
                с Тверским  князем у меня давняя дружба.

Петр:       С князьями  всегда договориться можно, а вот с иноверцами…

Павел:     Что же делать?

Петр:       Будь мудрее врагов своих и останешься в чести.

Первый боярин:  Владимирский князь сам не раз грабил наши земли.

Второй боярин:   Вовсе не ввязывайся, князь, в битвы. Никого нам не
                одолеть. По всему видать, степняки скоро пожалуют –
                станем привыкать жить с ними.

Павел:      Хватит! Довольно покричали! Устал я. Горло пересохло.

Первый боярин:  Зелена вина князю! Веселись, народ!

     Загудели рожки, застучали ложки, загорланили потешные. Павел  садится на трон. Петр идет к выходу. В это время тень крылатого Змея обозначается за спиной Павла.

Потешные (поют):

Как Иван-то господин
Да все по миру ходил,
Да все по миру ходил,
Суму новую купил;
Как у нас-то ночевал,
Он на печке спал;
Он на печке спал,
Он на полку взглянул;
Он на полку взглянул,
Блинов стопку стянул.
Он по горнице прошел -
Трои желуди нашел,
На полати взглянул -
Трое лаптей стянул!

     Становится темно; только отблески огня от факелов пляшут в такт веселящимся. Потешные надевают маски и, уже ряженые, в виде зверей и птиц, кружатся вокруг Павла.
     Во второй части сцены возникают покои княгини Анастасии, которые освещены только свечами и лампадами. Анастасия ходит по комнате, то и дело прислушиваясь.

Мамка:    Знать, ангел-хранитель отлетел от моей голубушки. Настенька, 
                золотце  мое, ты даже к еде не притронулась?

Анастасия:  Не хочется, мамушка…

Мамка:   А во сне почто кричишь да мечешься? (Подходит к княгине,
                дотрагивается до ее лба). Ох, горяча, будто печка!

Анастасия:  Ой, мамушка, горько мне… на душе томно… Сердце, словно
                птица в силках, бьется. Вот-вот выпорхнет.

Мамка:  Да никак сглазили тебя! Ложись, моя медовая, а я тебе сказку
                скажу.

Анастасия:   (Прислушиваясь): Чу! что за шум за окном? Шорох… совсем
                рядом. Затвори окна… не уходи…

Мамка:  Да Бог с тобой, дитятко! Это у князя в палатах играют  (Идет к
               лампаде, поправляет фитиль). Ох, лик-от, золотом шитый…
                Господи! Не затмились ли мои глаза на старости? Настенька!
                Поди-ка сюда. Никак по лику святому слезы текут?

Анастасия:   (Падает на колени): Матерь Божия! прости грешницу! Знать,
                не оставила ты меня! О душеньке моей печалишься…
                заступница наша, прости!

Раздается легкий стук в дверь. Входит князь Петр. Мамка, будто растворяется, в темноте.

Анастасия:  Несчастная я!  Готова уж в воду кинуться! Не могу терпеть
                больше чародейскую силу!

Петр:         Что с тобою, княгиня? Сама с собой речи ведешь, и такие
                непонятные речи…

Анастасия:  (Встает с колен): Худо мне, князь Петр.

Петр:         Выпей святой водицы - худоба и снимется.

Анастасия:  (Тихо) У тоски моей  крыльев нет - улететь,
                У души моей силы нет - потерпеть,
                У сердечка моего воли нет - умереть.
(Громче) Скажи, Петр, веришь ли ты мне?

Петр:        Верю ли? Не таись от меня, Анастасия, - уж ни зелье ли это?

Анастасия:   (Задумчиво) Зелье…

Петр:       Кто ж посмел!

Анастасия:   Сама виной всему. Не увидела в сумраке черпальницы да
                черпанула гнилушкой гнилого питья из бадейки осиновой.

Петр:  Завтра на заре знахаря пришлю.

Анастасия:  Не поможет мне знахарь, князь! Видать, доля моя такая:
                ночкой тёмной сосватана я. Да видит Бог: свет-то мне до сих
                пор мил! Мужа мне жаль. Петр, спаси князя Павла! 
                (Снимает со своей шеи ладанку). Надень на него эту ладанку.
                Сбережёт она его от силы темной.

 Громче и четче слышны пьяные голоса гостей, крики, смех потешных.

Потешные: (Поют)
Поехал Иван воевати:
На добром коне - на собаке!
Шубонька жеребячья,
А ожерельице поросячье!
Шубенка взоржало,
А ожерельице захрюкало!

Анастасия:   Иди, князь, иди, дорогой. Сделай, как я прошу! И прощай…

Петр:            Будь покойна княгинюшка, всё сделаю, как ты просишь.

    Петр выходит от княгини Анастасии, на его лице – растерянность; в задумчивости он уходит. В покоях князя Павла продолжается пиршество. Вот, слуги уносят захмелевшего князя Павла. Тут же появляется Змей в образе Павла и усаживается на трон. Некоторое время Змей  наблюдает за происходящим в зале, затем встает и, в окружении ряженых, идет в покои Анастасии.

Потешные:  (Поют)
Не бывать бы ветрам, да повеяли,
Не бывать бы боярам, да понаехали,
Травушку-муравушку притолочили,
Гусей-лебедей поразогнали,
Красных девушек поразослали,
Анастасьюшку в полон взяли.
Стала плакать-тужить Настенька!
Ой, да ты не плачь, не тужи, Настенька!
Я тебя, Настенька, да не силой брал,
Я ж тебя, Михайловна, да не неволею.

Затемнение. В покоях Анастасии высвечивается лик плачущей Богородицы.


Картина шестая


      Утро следующего дня. На авансцене - княжеский двор. Слышен перезвон колоколов, голоса челяди. Выбегает слуга с самоваром. Перед ним возникает мамка.

Мамка:     Погоди, родимый.

Слуга:      Некогда.
Мамка:     Князь Павел не выходил от княгини?

Слуга:      Похоже, нет.

Мамка:     А ты ничего не замечал? Такого…

Слуга:      Какого такого?

Мамка:    Да тихо ты! (Оглядывается). Что-то больно грустна, наша
                княгиня. Сохнет, с лица спадает.

Слуга:   (Пытается идти) Эка, невидаль. Поди, разбери их, господ.

Мамка:    Погоди. И князь Павел посмурнел как-то… Я уж за старухами
                знахарками  посылала. Гадалки на угольях ворожили.

Слуга:     И что?

Мамка:    Ничего! Экий ты, бестолковый! Самовар-от поставь.
                Размахался будто палицей! Обваришь ненароком.

Слуга:    (Ставит самовар)  По церквам поводи ее.

Мамка:    Да уж везде бывали. В монастыре службу отстояли. В часовне
                свечи жгли. Оно, вроде и лучше, а потом - снова да ладом.

Слуга:   Да видал я. Ходит княгиня по саду, а сама голову повесила, будто
               потерял чего. А как в хоромы бредет, будто нашептывает что-то.

Мамка:  Ни молитва, ни развлечения не покоят ее, сердечную, от дум-от.
                Иной раз вовсе - обомрет вся, побелеет да в палаты-то свои,
                будто крадучись, шасть.

Слуга:   Ну, дек что? Со всяким может статься. Вот, к примеру…

Мамка:  А ты не примеряйся! Нечисто тут, вот что.

Слуга:    (Крестится) Господи, помилуй. А ты выведай потихоньку…

Мамка:   Неужто не пыталась? Молчит. Только слезы глотает да молится.
                Ох, нечисто тут. Ох, нечисто!

Слуга:   (Крестится) Спаси и помилуй! И что?

Мамка:  Тьфу, на тебя, басурман  непутевый! Иди, давай!

     Появляется князь Петр. Мамка и слуга застывают в поклоне. Князь направляется к покоям княгини, откуда неожиданно выходит князь Павел  и, увидев их, быстро переходит на другую сторону. Петр останавливается в изумлении.

Петр:   (Слуге) Когда князь Павел вошел к княгине?

Слуга:   (Испуганно)  Дык, он там со вчерашнего вечера… был…

Петр:   Зачем врешь? Я только что от князя Павла и сразу сюда. Князь у
             себя в покоях остался.

Слуга:   (Падает в ноги Петру)  Прости, князь! Я за самоваром ушел,
               дверь заперта была, и пришел - заперта.

Петр:    Выходит… (быстро уходит прочь).

Слуга:  (Хватает самовар, кипяток плещется на него)  А-а-а!

Мамка:  Тьфу, на тебя, лешак! Обвариться по-людски и то не можешь!

Слуга в смятении убегает. Мамка входит в покои княгини.


Картина седьмая


    Анастасия одна, за вязанием кружев, низко склонив голову, и не замечает, как входит мамка. Та - какое-то время, молча, смотрит на княгиню.
Мамка:
Ах, сердечная моя! Как спалось, княгинюшка? (Подходит). Зачем рученьки-то мучаешь? Для таких дел девок полно. (Молчание). Диву даюсь, откуда красота такая? По Божией ли благодати, или от вражьего наваждения… (Анастасия замирает, коклюшки с легким звуком падают на пол). Да, что с тобой, милая? (Тише). Если б только ты захотела, золотце мое, я б всю хворь твою разом разогнала. Знаю я тайну эту.

Анастасия:  Знаешь?
Мамка:
  Да не смущайся, ластовочка моя. О-хо-хо. Тёмна ноченька, не только землю Господню для покоя укрывает. Такие дела во тьме ее случаются.… Давно уж было. Любовь у меня случилась к одному,…а он, вражина, душегубцем оказался. Вот так.

Анастасия:  Оборони, Господи!

Мамка: (крестится)  Ох, что за примана такая - любовь эта, не приведи,
                Господи. Будто глыба каменая на грудь легла.
                в груди и сладко, и тяжко… И свернуть-то камень
                тот, сил нет.               

Анастасия:   А коли это… и не любовь вовсе? Коли птаху в сети силком
                заманили? Или дурманом опоили?

Мамка:     (сокрушенно) Ох, тогда беда, дитятко! Расскажи. Вместе избаву
                искать станем.

Анастасия:    Ой, мамушка! Коли б острый нож в сердце мое вонзился, а и
                то легче б было.
Мамка: (плачет) Ох, милая, нечисто тут, ох, нечисто. Должна ты,
                кнгинюшка князю Павлу открыться.

Анастасия:  Князю? Стыд-то, какой!

Мамка:        Стыд - не дым, а душу спасать надо! Да молись, молись!

Анастасия:  А, и, правда, скажу все князю Павлу. А там - будь, что будет!

Анастасия и мамка встают у икон и неистово молятся. Затемнение.
 
Голос небес:

Голос небесный – луч светоносный,
Землю пронзает - вестник.
Видит душа сквозь земную косность
К звездам, ведущую  лестницу.



Картина восьмая

продолжение следует...