– А вы видели как «возвращается», как восстанавливается человек после физической или душевной травмы, которая, как ему кажется, сломала, раздробила его жизнь? Я видела, мне тогда было десять. В день, когда это случается, он убитый, никакой, ни мертвый, ни живой. Его нет в мире, для него словно никто и ничто не существует. В его голове пустота, все обращенные к нему слова пролетают мимо; голоса вокруг раздаются глухим и мутным эхом. В следующие дни он также безразличен к миру, в мыслях возникали лишь обрывки размышлений. Постепенно, маленькими шажками, он привыкает, присматривается к окружающему, радостному смеху, спокойным и беззаботным разговорам, бурным дебатам, слезам, стекающим по щекам от чего-то больного или счастливого. Он не понимал, чему они радуются, на что злятся, что с ними происходит. Он стал забывать о своем и больше вспоминать о чужом. Стал оборачиваться к людям лицом: появилась еще слабая, но искренняя, живая улыбка. Звенел живой, звонкий смех. Возвращалась жизнь. Возвращался человек.
И тут я понял, кто она. Кем она была. В голову стали приходить отрывки воспоминаний девятилетней давности. Мне было девятнадцать, когда я попал в аварию. Я только успел повернуть машину, когда навстречу вылетела другая, которую я не заметил. Я обрывисто помню, что произошло после столкновения: пальцами ощущал холодный и мокрый асфальт, видел багровые полосы на руке и танцующие в них отблески оранжевого света, и совсем не чувствовал часть себя. Не помню, сам ли я выбрался из перевернутой машины или кто-то помог; но я лежал и чувствовал боль не только в ноющем от нее виске, но и во всем теле; видел пылающую груду искореженного металла, пустые, стеклянные безжизненные глаза напротив, в которых играл тот же оранжевый свет огня. Мне казалось, что в тот момент я потерял все. Даже себя. Когда меня привезли в больницу, я никого не хотел слушать, никого не хотел видеть – мне тогда было все равно. С того дня я целыми днями сидел в коляске и просто смотрел в окно. Все для меня стало серым, обычным, следующий день был предыдущим. Но где-то примерно через месяц ко мне вошла маленькая девочка лет десяти с русыми волосами, заплетенными в косички. Она просто ошиблась дверью, но что-то заставило ее остаться у меня. Она спрашивала меня, почему я сижу один и никуда не хожу, почему такой хмурый и выгляжу как замученный кот. Не получив ответов, девочка ушла. Она стала приходить каждый день и засиживалась у меня часами, рассказывая каждый раз новую историю. Мне уже начинало казаться, что она их придумывает, а не вспоминает. На ее детском личике всегда была улыбка, которая не исчезала, даже когда она рассказывала. Если я ничего не говорил в ответ, она начинала дуться, и это зрелище выглядело так, что я не мог не засмеяться. Эта девочка поднимала меня, ставила на ноги; и я даже чувствовал, что смогу подняться. Но вскоре она уехала, а пообещал себе встать и найти её. Но найти ее не получалось, даже стоя твердо на ногах. А время шло; сменялись сезоны, ветра, минуты и пространства. Я жил обычной жизнью человека: друзья, работа, дом, разговоры обо всём. И когда в прошлом году встретил Адель, увидел в ней что-то знакомое, что-то похожее на ту девочку, в простых словах которой было то, что заставляло слушать, вызывало любопытство. И только теперь я понял одно, важное для меня: она была той девочкой девять лет назад.