(черновик не для чтения)
Рекламный агент.
Однажды мне позвонил рекламный агент. То есть, я понял что он рекламный агент не сразу, а спустя минут пять, наверное. Плюс-минус пара минут не считается... Ведь правда?
Так вот, раздался звонок и я ответил, не глядя на дисплей.
Он начал мне что-то говорить, про какое-то исследование рынка, про анкету, про маркетинг и про то, что если бы я не был против ответить на его вопросы... А я слушал и совершенно не понимал о чем он говорит. Я слышал его слова, но их смысл не проникал глубоко, как плеск воды или шелест листвы. Однако по моему позвоночнику начали ползать мурашки, как кислотные муравьи. И я, словно обессилев от неведомой хворобы, сел обратно в кресло.
Агент что-то говорил, говорил, говорил, изливая в мой мозг заученные на семинарах фразы, пытаясь нехитрыми психологическими приемами удержать внимание, выспрашивая имя, чтобы занять еще чуть моего внутреннего пространства, но... Я по-прежнему не слышал его слов. Я слышал его голос.
То есть, абсолютно не его. Но голос вынырнувший из моего страшного и обволакивающего горькой карамелью прошлого. Голос из времени, когда я... Когда я... Страшно признаться себе в этом, но скажу. Когда я любил.
И, возможно, не в голосе было дело. А всего лишь в какой-то мимолётно проскользнувшей интонации, в слабой похожести одного из обертонов, или просто в слове, которое, как волшебный ключ, открыло давно и безнадежно запертую сказочную шкатулку. Что-то до крайности короткое и сразу ускользнувшее. Что-то до этого момента мною не улавливавшееся нигде и весьма давно. Но тут мозг сработал быстро и дал команду – стой.
–Как вас звать? – спросил я рекламного агента, прервав его прямо на середине очередного словесного виража.
Он ответил сразу же, видимо быв обученным и этому:
–Борис.
Понятно, что это была ложь. Впрочем, мне не было дела до его имени. Я снова и снова, как наркоман, давно бросивший свое пристрастие и вдруг получивший в руки пачку заветных шприцев, пытался уловить тот мимолетный обертон. Или интонацию? Или... Что?
–И что же вам от меня нужно, Борис?
–Если бы вы не были против...
–Избавьте меня от своего словесного недержания. Говорите суть.
–Мне нужны ответы на вопросы. Наша компания проводит большое исследование...
–Задавайте.
И он начал задавать. А я отвечать, абсолютно не вникая в суть вопросов. Да – нет. Покупал – не покупал.
И вдруг снова в его голосе проскользнуло ТО САМОЕ НЕЧТО. Полсекунды. И я понял что это было. Хрипотца. Особенная. Проникающая до самого позвоночника. Принадлежавшая всего одному человеку в этой вселенной, с патентом и эксклюзивным правом пользования. Этот безликий Борис не имел права воспроизводить эту хрипотцу. Понятно, что в его случае это была всего лишь усталость голоса, спустя целый день работы. Но, все же, я разозлился на него.
–Алло? – раздалось в трубке. – Вы здесь? Извините, но вы не ответили на последний вопрос.
А у меня нашлись силы лишь прошептать, обращаясь вовсе не к нему:
–Как же... чертовски... дьявольски... я соскучился по твоему голосу. По горькой твоей карамели... красной, как кровь.
В трубке раздался неопределенный выдох и скоро послышались гудки отбоя. Испугался. Это хорошо. Может быть, занесет мой номер в какую-нибудь базу номеров сумасшедших и мне больше не будут докучать все эти Безликиемаркетологиборисы.
Я выронил телефон. Он громко ударился об паркет. В тишине все еще звучали сигналы отбоя.
А я сидел с закрытыми глазами и вспоминал хрипотцу. Чувствуя и понимая, что эти воспоминания убивают меня, как убивал бы яд. Но поделать с собой ничего не мог.
Никто и никогда не умел ТАК сказать простого слова «Привет», чтобы мурашки ползали по спине и сердце принималось колотиться в груди, как приговоренный к смерти безумец в клетке. То есть... один человек так умел. Всего один во всей вселенной. Он, ставший "ею". Она, оставшаяся "ним". Обкраденный(ная), изувеченный(ная), потерявший(ая) всё, и приобретший(ая) нечто большее, чем просто быть кем-то и для кого-то. Мёртвая душа или живая? Кто ты сейчас? Что ты сейчас? Где ты идешь, оставляя за собой заледенелые следы голых ступней?
Чуть позже я пил горький чай с карамельными конфетами вприкуску. И морщился от отвращения. Не то. Не такой должна быть настоящая карамель и настоящая горечь. Если по-настоящему, то они убивают. Растворяют тебя. Уничтожают изнутри. Но спустя некоторое время на сахарных развалинах, шипящих и испускающих коричневый пар, выкристаллизовывается нечто... Нечто... Нечто твое. И это твое – тоже настоящее. И горькое. И карамельное. И ядовитое для других.