В то зимнее утро, когда началась моя необычайная история, всё выглядело так фантастично, что поначалу я подумала, что мне снится сон. Проснувшись от чувства холода и ещё не открыв глаза, почувствовала непривычную свежесть в спальне. Наш дом стоял на высоком берегу Северного моря, и хотя он не выглядел элитным особняком, но всё же был очень добротен и уютен внутри. Стоило мне подойти к окну, как вместо обычного пейзажа я вдруг увидела, что он стоит на огромной льдине и куда-то плывёт посреди необозримого морского простора.
Сначала я испугалась, но потом мне показалось, что всё это довольно захватывающе, и под старость будет что вспомнить. Спустившись со второго этажа, я стала звать домашних, но вскоре обнаружила, что я в доме одна. Даже маленькая собачка Белоснежка куда-то делась вместе с толстым и пушистым котом Белюсиком белой масти. Преодолевая страх, я шагнула за порог и оказалась на льдине, которая с лёгким шумом неслась сквозь сверкающее водное пространство. Мои лёгкие наполнил свежий запах моря, а игривый ветерок растрепал волосы. Я решила обойти дом по периметру, будто бы это что-то могло прояснить.
Осторожно ступая, я обошла дом по часовой стрелке, не обнаружив в его виде чего-то необычного, кроме того, что он стоял на льдине и нёсся в тревожную неизвестность. Затем я осмелела и подошла к краю льдины, чтобы посмотреть, насколько она велика. Льдина оказалась довольно большой, размером с футбольное поле, и раз уж она могла выдержать целый двухэтажный дом, то растаяла бы не скоро. Возможно, я бы успела даже доплыть до Исландии или Гренландии, но как же всё-таки, чёрт возьми, я здесь оказалась?
Первой мыслью было то, что я сплю мне всё это снится. Стоит только позвонить в МЧС, и за мной прилетит вертолёт, и тогда конец всем моим морским приключениям! Я вернулась в дом и нашла на столе мобильный телефон. Он был заряжен, но датчики показывали, что сеть не ловится. Тогда я проверила, есть ли в доме газ и электричество, ведь без этого всего я бы вскоре замёрзла и начала бы голодать. Как ни странно, электричество и газ были, но батареи отключились. Дом был пуст, и в нём становилось всё холоднее. Потом ко мне в голову пришла безумная мысль проверить, работает ли Интернет. На моё удивление, Интернет работал, а это означало, что я смогу связаться с большой землёй!
Сначала я полезла в социальные сети, чтобы сообщить своим друзьям и знакомым, что я не где-нибудь, а плыву на льдине! С друзьями хотела связаться по скайпу, но никто не брал трубку. Прождала целый час, но даже на мои сообщения и обращения никто не ответил. Это было странно, оставалось найти сайт МЧС. Я отправила им сообщение, что нахожусь на льдине, предположительно в Финском заливе, прошу принять меры и спасти меня отсюда.
Прошёл уже целый час, но на все мои сообщения так никто и не отвечал. Молчали друзья и родственники, молчали спасательные службы. А между тем в доме становилось всё холоднее. Я забралась под одеяло и стала думать, что мне делать дальше. Либо я сплю, и мне снится страшный сон, либо я попала в какое-то иное измерение, и остаётся только смириться и ждать. Также пришла мысль о том, что самое главное – не испугаться. Стоит только поддаться страху и панике, как в голову сразу же придут неверные решения, и моя ситуация вместо весёлого приключения станет сущим адом. Я также начала вспоминать, что было накануне вечером, пытаясь отыскать ключ к разгадке.
Сначала расскажу немного о себе. Я родилась двадцать пять лет назад в самый разгар зимы, когда за окном всё как будто заледенело и стало похоже на владения Снежной Королевы. Лёд был повсюду: на карнизах домов, на проводах, на ветвях деревьев, всё выглядело загадочным и странным. В честь этого родители решили назвать меня Лединеллой. Это красивое, но холодное имя как раз подходило и к моей бледной коже, и к холодным, словно льдинки, голубым глазам. Также мне шло всё белое и голубое, хотя сам холод я любила гораздо меньше, чем жару. С детства мне нравились животные белого цвета и белые, как снег, игрушки.
И вот теперь я на льдине, вокруг холодно и сыро, я одна и никто не может мне помочь. Так что же такого особенного было со мной вчера? Вроде ничего: я гуляла по городу и заглянула в один приятный магазинчик, где продавали всё изысканное и красивое. Там я всегда покупала белые игрушки, потому что мне нравился этот цвет. Вот и вчера я купила там белую сову, принесла домой и поставила на полку, где уже стояла коллекция из белки, котёнка, пингвина и белого медведя. Вспомнив об этом сейчас, я посмотрела на полку и увидела, что все игрушки на месте, но сама стена и вообще всё в комнате начинает покрываться инеем. Холодок пробежал возле моего сердца, но я опять приказала себе не бояться и наблюдать, что будет дальше.
Можно было включить газ для обогрева, но меня словно что-то приковало к постели. Хотелось посмотреть, как будет остывать и замерзать дом, как он будет покрываться инеем и сосульками, пока не превратится в нереальное жилище Снежной Королевы. Начали индеветь оконные стёкла, покрылись инеем компьютер, настенные часы, телевизор и зеркало. Холод понемногу стал сковывать и моё тело, но как ни странно, мне от этого было даже приятно. Всё моё тело становилось при этом как будто лёгким и эфирным, мысли и чувства успокаивались, и в голове появилась даже лёгкая эйфория. Сознание как будто поднималось всё выше, в чарующую эфирную высь, где воздух разряжен, свеж и чист, и с телом меня связывала лишь тонкая нить, невидимая глазам. Мне казалось, что нужно ещё немного остынуть и подняться вверх, тогда я всё вспомню и пойму, что со мной случилось, но проходили часы, а разгадка не приходила.
Я уже не пыталась разрушить моего приятного оцепенения, ведь так хорошо мне ещё никогда не было в жизни. Казалось, моя душа вот-вот освободиться от тела, и я покину этот заледеневший дом и полечу стрелой в эфирную высь, где всё совершенно, прекрасно и легко. И все же одна страшная мысль пришла в голову: а вдруг и вправду я умерла? Умерла и вижу посмертные видения, будто я плыву на льдине в океан?!.. От этой мысли всё похолодело у меня внутри, но голос разума повторил свой строгий приказ ничего не бояться. Напрягая память, я стала вспоминать.
Улица, обледеневшая дорога, скрип тормозов, мой последний крик… о ужас, вчера я попала под машину! Значит, я и вправду мертва, меня больше нет в моём городе, среди близких и родных? Но, как ни странно, это ничего не меняет во мне самой. Странно, что я все ещё дышу... Есть не хочется, я не чувствую холода. Хотя в доме много продуктов, но они мне не нужны, ведь я... умерла. Вокруг лёд, потому что моё физическое тело лежит, наверное, в холодильной камере в морге, и будет там лежать, пока его не похоронят. Когда будут хоронить, наверное, я увижу, что льдина куда-то доплыла и растаяла, а пока что остаётся набрать терпения и ждать.
Смирившись со своей смертью, я поймала себя на мысли, что ледяной холод становится мне всё более приятен. Мои члены леденеют, и не хочется двигаться, но я чувствую от этого чудную эйфорию. Холод становится для меня даже приятнее жары, поскольку он сковывает все мои страхи, все чувства, словно я под наркозом и перестала бояться всякой боли, душевной и физической.
Завернувшись в одеяло я, кажется, уснула, а когда проснулась, за окнами было уже утро. Я вышла из дома и огляделась: льдина по-прежнему плыла в открытом океане, и, судя по местоположению солнца, вместе с ней я плыла на север. Это означало, что холод будет усиливаться, и я ещё больше начну леденеть. Вернувшись в дом, я посмотрела на себя в зеркало, предварительно очистив его от инея: такой бледной я никогда не была при жизни. Моя кожа стала ослепительно-белой, с лёгкой синевой, черты лица заострились, и в этом заледеневшем доме я действительно была похожа на фантастическую Снежную Королеву! Моё состояние не пугало меня, а начинало всё более нравиться. Удивительно, но мне не хотелось вернуться назад, и только мысль о напрасно скорбящих родственниках и друзьях немного удручала.
У меня уже не шёл пар изо рта, как раньше, но дышать я всё-таки дышала, и это давало мне энергию. Я любила гулять на льдине, наблюдая белое пространство вокруг и другие несущиеся мимо меня льды, научившись различать сто оттенков белого. Одни льды были немного желтоватые, другие – синеватые, третьи – сероватые или сиреневые, и море тоже часто меняло свой цвет. Оно было то серым, то свинцовым, то серебристым, то зеленоватым, то серо-голубым. Я также научилась слушать тишину и стала различать в ней множество скрытых шумов и даже мелодий. Что-то приглушённо звенело, гудело, пищало и даже щебетало вокруг меня, неведомая жизнь была словно рядом, за стеклом. Мир льда околдовал меня своею красотой, я перестала мёрзнуть и чувствовала себя великолепно, хотя мои движения, мысли и чувства были замедленны и сильно скованы. Страха не было, и одиночества тоже, и даже если бы мне предложили вернуться в прежний мир и стать там, например, миллионершей, киноактрисой, звездой эстрады, я бы отказалась. Пожалуй, я бы променяла свой дом на льдине только на звание богини, а всякие там купчихи, столбовые дворянки и даже морские царицы меня бы уже не устроили...
Однажды, прогуливаясь утром по льдине, я заметила на одной из льдин вокруг какой-то странный шар. Он был размером с футбольный мяч, и как мне показалось, немного двигался. Когда льдина подплыла поближе, я с удивлением обнаружила, что это живая голова какого-то мужчины, которая кричит и пытается мне что-то сказать. Голова немного дымилась, что было странно на таком сильном морозе. Когда льдина приблизилась, я перепрыгнула на неё и, взяв голову в руки, перенесла её на свою льдину. Я принесла странную находку в дом и поставила её на полку, туда, где находилась моя коллекция белых игрушек.
Голова принадлежала мужчине средних лет, у которого был высокий лоб, умные глаза и все признаки профессии учёного. Она могла говорить и представилась мне на английском как профессор Сноу. Впрочем, вскоре необходимость разговаривать с помощью слов и языка у нас отпала, потому что мы научились разговаривать мысленно.
Профессор рассказал, что он был ведущим специалистом в области ядерной физики. Получил Нобелевскую премию, но в один прекрасный день оказался на льдине, совершенно без тела в виде отрезанной кем-то головы. Его голова дымилась от новых открытий и идей, но ему было некому их высказать, не с кем поделиться.
- Как хорошо, что мы встретились, - сказал профессор, - надеюсь, что вы мне не откажете в помощи и запишите то, что я вам буду диктовать?
Хотя углубляться в ядерную физику мне не хотелось, но пришлось пообещать ему стать его руками и записывать всё то, что он будет диктовать. Общество профессора немного развлекло меня. Он тоже понимал, что, скорее всего, умер, но у него было своё предположение, почему от него осталась лишь одна голова.
- Сейчас вошла в моду такая вещь, как крионика. Слышали о ней? – Я кивнула. - Тело умершего человека погружают в жидкий азот, в надежде, что пройдёт время, и наука сможет его оживить. Иногда, когда денег мало, замораживают только его голову, потому что думают, что память находится в мозге. Однако они ошибаются. Память находится в душе. Но теперь уже ничего не исправить: я предполагаю, что мне отрезали голову после смерти тела и поместили её в жидкий азот, вот почему мне так холодно и кажется, что я плыву на льдине. Но моя голова не замерзает, потому что в ней бурлят идеи! Теперь, когда ничто не отвлекает меня от науки, мои идеи настолько сильны и полны новизной, что из головы постоянно выходит пар. Прошу вас, милая Лединелла, время от времени поливать мою голову холодной водой, иначе она попросту может закипеть!
Вскоре мы подружились с профессором, вернее, с тем, что от него осталось, и порою по полдня мне приходилось записывать его сверхценные идеи и поливать время от времени его дымящуюся лысину водой, от чего она слегка шипела, остывая. Мы продолжали плыть на льдине сквозь сверкающее водное пространство, ничего не боясь и ни в чём не нуждаясь. Но однажды поутру профессор сказал мне, что всю ночь я шептала во сне какое-то слово. Сначала тихо, а потом всё громче. Профессор сообщил, что это слово было «Ice», то есть «лёд» по-английски. Он даже уловил нотки какой-то нежности и любви в том, как я произносила это слово, и подумал, что это какое-то дорогое мне имя.
Айс… Кто же такой Айс? - думала я, гуляя с головой профессора по льдине. Среди моих знакомых человека с таким именем не было, но это имя мне определённо нравилось и навевало образ высокого, светловолосого, стройного парня с белой кожей и голубыми глазами. Истинный ариец, как бы сказал Гитлер… Я мечтала о той глубокой и ледяной любви, которая могла бы быть между нами на фоне этих сверкающих льдин и бескрайнего пустого горизонта. Я даже стала замечать, что произношу это имя в слух, словно кого-то зову издалека. Оно лишило меня покоя, если можно так выразиться, если ты покойник. Было не ясно, где его искать, и возможно ли его найти в этой бескрайней морской глади и ледяной дали, переливающейся всеми оттенками белого.
Айс проявился сам, написав мне сообщение в социальных сетях. И так как живые на мои сообщения не отвечали, письмо Айса навевало на мысль, что он тоже мёртв, как я и профессор Сноу. Айс писал о том, что при жизни его звали Куртом, он был родом из Германии и увлекался альпинизмом. Он был высок, строен, белокур и голубоглаз, и три года назад собирался покорить Эверест. Эта высочайшая гора в мире зовётся кладбищем для альпинистов. Здесь погибло уже более двухсот пятидесяти человек, и говорят, что порою на вершине Эвереста слышен их душераздирающий крик. Причина в том, что на высоте выше восьми тысяч метров начинается кислородное голодание, и человек без кислородной маски выжить не может, потому что организм расходует больше кислорода, чем получает с дыханием. Кроме этой опасности альпинисты часто гибнут от схода лавин и от неверных решений, принятых при кислородном голодании. Многие пропадают без вести, а мёртвые тела других так и остаются на Эвересте, поскольку снять их оттуда невозможно. Вершина Эвереста – это кладбище альпинистов и шерпов, то есть местных носильщиков, кладбище под открытым небом. Так считают живые. Но на самом деле в тонком мире все погибшие живы, и им кажется, что они живут в ледяных замках, где есть свет, вода и даже порою Интернет. Там очень холодно, но к этому постепенно привыкаешь и даже испытываешь лёгкий кайф. В этих горах необычайно красиво: воздух прозрачен и чист, по ночам отчётливо видны бескрайние звёзды и безмолвная Луна, плывущая в космическом холоде.
Один раз в год Эверест отпускает часть своих жертв из их ледяных замков, и они могут идти в большой мир искать своё счастье. Айс писал, что в день весеннего равноденствия придёт его очередь пуститься в путь, и что он ищет друзей, с которыми можно было бы пообщаться.
Айс написал мне в середине января, когда до весеннего равноденствия было ещё два месяца. Стояли трескучие морозы, и я представляла, как холодно у них там, на Эвересте, но как потрясающе, должно быть, красиво! Мы могли общаться с Айсом через Интернет для мёртвых, да-да, такой есть. И я могу вам даже дать совет: если ваш любимый родственник умер, то пишите ему на почту, пишите в социальные сети: он может всё это читать, только не может вам ответить. С тех пор, как я стала общаться с Айсом, даже профессор Сноу заметил во мне изменения. Он предположил, что я влюбилась, поскольку я стала чаще улыбаться, думая о чём-то приятном и нежно смотря в ледяное пространство.
Виртуальная любовь ни чем не хуже, чем обычная, поскольку она заставляет человека мечтать. Я всё чаще замечала, что помимо моего ледяного покоя вдруг начинаю ощущать лёгкие токи головокружительного счастья, словно в моей застывшей крови что-то просыпается, пока лёгкое и неуловимое, но наполняющее жизнь новым глубоким смыслом. Далёкий и недоступный Айс стал моей мечтой, словно его холодное и полупрозрачное тело будет однажды где-то рядом. Мы мертвы, и что с того? Любовь проникает даже сюда, в наше бескрайнее мёртвое царство, обдавая нас живительными лучами ослепительного и пульсирующего счастья.
Женщина любит ушами, и поэтому слова Айса о его любви разбудили во мне ответную любовь. Это была странная, медленная и ледяная любовь, какой не бывает на земле. Иногда казалось, что всё так нелепо: мой окоченевший труп лежит где-то в холодильнике морга, голова профессора обитает в жидком азоте, тело Айса покоится на далёком Эвересте, а мы на деле не умерли: думаем, дышим, переписываемся, мечтаем!.. Профессор без конца выдаёт новые идеи, я влюбилась, Айс тоже любит и ждёт нашей встречи. Мы мертвы, но разве в этом дело?.. Наши чувства, взгляды и легчайшие прикосновения могут быть более глубоки и сокрушительны, стоит только познать истинное блаженство холода!
Холод - это вечность. Чувства в нем возникают и растут медленно, но зато они долговечны, чисты и кристальны. Их не испортят тление или микробы: в этом холодном ледяном мире всё вечно и неизменно, и всё низменное бежит отсюда, спасаясь от холода. Лишь сильные и чистые духом могут принять в себя кусочек обжигающей ледяной вечности, и остаться при этом живыми.
Здесь всё переходит как бы в иное измерение, более тонкое, но более драгоценное. Ты начинаешь постигать тайное и тонкое слияние, будь то проникновение внутрь себя или слияние с кем-то другим. Все эти тонкие вещи трудно уловить и нельзя выразить словами, но я чувствовала их, выходя по ночам на льдину и смотря в глубокое и холодное звёздное небо. Дымящемуся от идей профессору было этого не понять, но он был искренне рад за меня.
Я ощущала то покой, погружаясь в себя, то счастье, думая об Айсе. От льдины по ночам исходил приятный эфирный холод, моё тело как будто сливалось с ней, и казалось, что ещё секунда, и я покину свою оболочку и сольюсь с божественным миром, обитающем в чистом горнем эфире. Эта секунда растягивалась до бесконечности, заставляя душу трепетать и устремляться навстречу бесконечному.
Однако жизнь на льдине шла своим чередом, и приближался день весеннего равноденствия. Я давно потеряла счёт времени, а вот профессор всегда с точностью мог сказать, какое сегодня число. Моё сердце замирало от предстоящей встречи с Айсом, я часто выходила на льдину и вглядывалась в холодный горизонт. Однажды вдалеке показался большой сверкающий айсберг, и на его вершине я заметила какую-то точку. Сердце похолодело от счастья: наверняка это был Айс!
И действительно, когда айсберг приблизился к нашей льдине, с него спрыгнул молодой красивый альпинист с внешностью германского языческого бога. Все черты его были остры, словно бритва, в нём не было ничего мягкого и закруглённого, он аесь был каклй-то острый и резкий, и этой остротой он как будто резал моё сердце напополам! Холод его прикосновения был настолько оледеняющим и прекрасным, что я потеряла дар речи. Счастье иметь себя огромно, но счастье потерять себя гораздо больше! Мы были предназначены друг для друга, как сердце для пробившей его стрелы, и мы оба умерли и родились заново после нашей встречи. Как будто бы перенеслись в горний эфир, где обитают древние и непорочные боги!..
Однажды в полнолуние, когда вся льдина светилась мистическим зеленовато-серым цветом, мы с Айсом обвенчались. Естественно, единственным приглашенным на венчание был только профессор, которому нечего было нам подарить, кроме добрых чувств и пожеланий счастья. В ту ночь мы все втроём пили ледяное шампанское, которое оказалось в холодильнике, смеялись и пели песни. Никто из нас не знал, что будет дальше, да и не хотел знать. Мы мечтали остаться на льдине навсегда, но каждый понимал, что рано или поздно мы отправимся в рай или в ад, смотря по нашим грехам. Видя наше счастье, даже профессор перестал дымиться и впал в медитацию, постигая вместо формул сердечные чувства и то, что непостижимо разумом и логикой.
Однажды мы все трое услышали какой-то нарастающий шум. Взяв с собой профессора, мы вышли на льдину, чтобы посмотреть, что происходит. Море вокруг нас сильно изменилось: по нему пошли крупные волны, льдины вокруг стали с треском сталкиваться и ломаться. Весь дом заходил ходуном, двери и полы заскрипели, и мы поняли, что попали в сильнейший шторм. Серое небо прижалось к горизонту, на волнах забелели пенные барашки. Мы прижались друг к другу, с ужасом думая о том, что льдина может расколоться или перевернуться. Вокруг бушевал и свистел ледяной ветер, наша льдина качалась и скрежетала, сталкиваясь с другими бегущими по волнам осколками льда.
Не знаю, как это случилось, но в какой-то момент голова профессора выскользнула из моих рук и покатилась к краю наклонившейся льдины. Айс бросился её спасать, но не успел: голова, покинув льдину, упала в бушующее море. Айс крикнул мне, что сейчас спасёт профессора, и бросился вслед за ним. Его могучее тело скрылось в морской пучине. Я кричала и молилась за Айса, но всё было напрасно: он и голова профессора скрылись в бушующих волнах навсегда. Потом шторм понемногу утих, море успокоилось, но моя льдина поломалась во многих местах и стала теперь совсем маленькой. Она лишь на пару метров отходила от границ дома, который опустел и словно перестал быть волшебным без профессора и Айса!
Моё заледеневшее сердце болело, из глаз полились горячие слёзы, проделывая бороздки в заледеневшей коже. Но даже слёзы не могли облегчить мое горе: оно было больше, чем весь огромный Северный Ледовитый океан! Мне хотелось расплавиться от слёз и перестать существовать. Навсегда… Гармоноя моей ледяной жизни была разрушена, холодный эфир вечности уже не спасал меня от страдания.
Не знаю, сколько времени я провела, оплакивая Айса, как вдруг однажды заметила, что солнце стало пригревать сильнее, и с крыш моего дома закапали тающие сосульки! С каждым днём становилось всё жарче и жарче, моя льдина стала таять, и я уже не могла выйти на неё из дома. Других льдин на поверхности воды тоже стало меньше и, опустив однажды руки в воду, я заметила, что она стала тёплой. Совсем немного, и мой дом ушёл бы под воду, туда, где сейчас Айс и профессор!..
Но вот послышался какой-то звенящий шум, который стал нарастать. Выглянув из окна, я увидела что впереди виден какой-то огромный провал, в который стекает морская вода, падая с его краёв мощным водопадом. Моя льдина стремительно приближалась к этому провалу, и сердце хотело испугаться и запаниковать, но разум говорил: «Не бойся! Ведь ты давно умерла, что может с тобой случиться хуже этого?» Шум водопада достиг максимума и превратился в мощный рёв, почти непереносимый для слуха. Я закрыла себе уши руками и приготовилась нырнуть под воду, чтобы не лететь в пропасть вместе с домом. Почувствовав, как дом накренился, чтобы упасть, я оттолкнулась от порога и прыгнула в воду. Меня подхватил мощный бурлящий поток и жадно понёс вниз, в клокочущую и ревущую водяную пропасть. Дальше я ничего не помню… Видимо, я ударилась головой о камень и потеряла сознание.
Когда я очнулась, вокруг было темно и тихо. Не было никакой льдины, никакого водопада, лишь над головой ярко светила какая-то яркая электрическая лампа. Чей-то незнакомый голос произнёс: «Смотрите, она очнулась!», и тут все забегали возле моей кровати, поздравляя друг друга. Вокруг было тепло и сухо, и сначала это открытие неприятно поразило меня, привыкшую к ледяному освежающему холоду. Наконец, пришла мысль, что я снова в теле из плоти и крови, и что я снова живу!..
Позже я узнала, что после зимней аварии я долгое время пролежала на снегу, потом полгода была в коме, всю зиму и всю весну, и очнулась только летом. Возвращаться назад было тяжело, я скучала по своей льдине. Трудно былл привыкать к суетливому ритму жизни людей, к их горячей пище, от вида и вкуса которой я давно отвыкла. Особенно раздражали шумы и звуки, ведь на льдине было так замечательно тихо, что можно было расслышать даже невнятный шепот бриллиантовых звезд. Городское небо, всегда бледное и закрытое облаками, также не радовало меня. Это было небо без звезд, дешевая пластиковая крышка над закопченной кастрюлей города. Но зато теперь моей жизни ничто не грозило, и я выходила в мир с надеждой, что когда-нибудь найду и Айса, и профессора Сноу.
Вскоре врачи выписали меня домой. Дом, как и прежде, стоял у самого залива, обдуваемый свежими морскими ветрами. Но прежняя жизнь как будто не радовала меня: в ней было столько мелочной суеты, столько обыденности, что я смертельно тосковала по Айсу и по нашему дому на плавучей льдине. Трудно было возвратиться в мир, полный ограничений, после нашей беспредельной ледяной свободы, в мир, где люди, дыша гарью и вечно куда-то торопясь, прибегали мимо кайфа и мимо самого главного.
Я мучительно думала, кем на самом деле был Айс, и жив ли он сейчас, и если жив, то где он?
Ответ пришёл неожиданно: однажды в СМИ сообщили, что на Эвересте нашли тело молодого немецкого альпиниста. Предполагали, что оно мертво, поскольку пролежало в снегу несколько лет. Но врачи с удивлением обнаружили, что парень жив, он лишь находится в глубокой коме. Его тело было доставлено самолетом в Германию и сейчас находится в госпитале.
Надо ли говорить, какую бурю эмоций вызвало во мне это сообщение! Ничего не объяснив родителям, я тут же купила билет в Германию, и вскоре была уже во Франкфурте, на родине своего возлюбленного. Я почти ни слова не знала по-немецки, но моё сердце изо всех сил рвалось к Айсу. И вот всеми правдами и неправдами я прорываюсь в его палату и вижу своего Айса, только не заледенелого, а живого, и от того не менее прекрасного! Я снова вижу дорогие мне черты и вспоминаю всё, что было между нами. Мы в палате одни, я целую его в губы, горячо веря в то, что он проснётся. Я кричу ему мысленно: «Любимый, проснись!» Я повторяю это снова и снова. И вот его губы слегка дрогнули, а потом поцеловали меня в ответ! Отпрянув, я вижу, как он открывает глаза… Всё получилось!
Вот так закончилась моя странная история, в которую так трудно поверить. Мы остались с Айсом вместе, и я тоже увлеклась альпинизмом, как и он. Айс может рассказывать об Эвересте часами, но только мне он сообщил, что действительно там произошло. Эверест – это не просто гора, у неё есть душа и дух. Многие, действительно, там погибают, разозлив дух горы, и Айс тоже должен был погибнуть. Но дух горы, видимо, пожалел его молодость и красоту, и укрыл его от смерти невидимым покровом. Айс замёрз и впал в кому, но не умер, поэтому он смог выкарабкаться и вернуться в стан живых.
Ну а кто такой профессор и какая дальнейшая судьба была у его головы, мы, наверное, не узнаем никогда. Но в прессе промелькнуло сообщение, что в Интернете появились посмертные труды некоего профессора физики, нобелевского лауреата, по крайней мере, под ними стояла его подпись. Я подозреваю, что голова профессора Сноу до сих пор не упокоилась, и на дне морском он диктует свои формулы какой-нибудь красивой русалке, как когда-то диктовала их мне. Он счастлив, обладая одной головой, без сердца и без желудка.
Впрочем, я рада за профессора: он нашёл своё место в жизни, и даже после смерти приносит благо мировой науке…