1. Спустя четверть века

 
     Г Л А В А   П Е Р В А Я

     Прошло четверть века со времени нападения фашистской армии Германии на Советский Союз. К этому времени я, уже, будучи женатым, жил с семьей в городе Челябинске, что на Южном  Урале.

     В этом городе часто вспоминали о войне и даже и в канун 20-летия Победы в 1965 году на Комсомольской площади Тракторозаводского района воздвигли памятник Героям Танкограда – боевой  танк ИС-3 на гранитном постаменте  с надписью:

     «Уральцы, вам, чьи руки золотые ковали здесь Победу над врагом».

     Тогда же муссировались слухи о переименовании города в Танкоград. Однако по какой-то неизвестной причине переименование не состоялось. Длительное время, работая в художественно-рекламном комбинате, я общался с сотрудником художником-оформителем Иваном Кравченко.

     Он четырнадцатилетним  мальчишкой, стоя на ящике, чтобы дотянуться до станка, трудился токарем в сборочном цехе Челябинского тракторного завода. По его рассказам, станочников не отпускали домой, они работали по 12 часов в сутки, обтачивая какие-то детали для ходовой части танков.

     Тут же в цехе их кормили, а в соседнем холодном помещении, на деревянных нарах, зарывшись в какие-то чехлы для танков, отсыпались. И так все 1942-1945 годы, пока Ивану не исполнилось семнадцать лет.

     Затянись война еще на год-два, ушел бы он на фронт прямо из цеха, где проводился прием машин эки¬пажами фронтовиков. Много хорошего рассказал Иван о бывшем с 1943 по 1949 год директоре Кировского завода в Челябинске И. М. Зальцмане -1.
 
     Я не принадлежал к тем, кто отмечал день Победы в избранном круге участников войны с орденами и медалями на груди -2 . На мне висела, другая казалось, никогда не смываемая «награда» – ярлык «сдавшегося в плен фашистам, два года и девять месяцев пребывавшем на временно оккупированной врагом территории».

     Не в счет было первое ранение, полученное в первом бою с нацистами в июле 1941 года, о чем свидетельствовал шрам на голени ноги. Никакой веры словам: нужен документ госпиталя или какой либо другой лечебной организации – бумажка!

     Без нее я букашка! Никому нетдела до того, что происходило со мной
добровольцем-военнослужащим в июльские дни и ночи на дорогах и в лесах Белоруссии.

     Правда об этом, красочно выпячивая свой мнимый героизм, пишут в мемуарах оставшиеся без вверенных им войск уцелевшие генералы Белорусского и Прибалтийского особых военных округов.

     Им вторят, упражняясь в духе со¬циалистического реализма, «инженеры человеческих душ», выдавая нагора горы лжи, вымысла и домысла о том жестоком времени,с которым встретилось поколение с невысохшим на губах молоком матери.
    
     Не в счет было и то, что в марте 1944 года, будучи освобожден советскими войсками, на второй день, мобилизованный в Действующую армию, влился в передний край ее обороны (Румыния), где дважды был ранен дважды - легко и тяжело).

      После изличения в госпитале вновь в Действующей армии, участвуя в ожесточенных боях за перевалы Карпат, за освобождение Чехословакии, Венгрии и, наконец, в штурме Будапешта.

      Здесь я окончательно был выведен из строя, тяжелой контузией -2. Война окончилась для меня в госпитале Тбилиси, где в конце феврале 1945 года, т.е. за два месяца до ее окончания я был списан как негодный к продолжению военной службы.

      В послевоенные годы, в какие бы советские организации я не обращался, были закрыты двери. Происходило это сразу же после заполнения в отделе кадров анкеты по учету кадров.

      В анкете следовало собственной рукой ответить не менее чем на полсотни вопросов. Особое место в ней было отведено годам войны, на которые мне следовало отвечать штампом: «Был в плену. Находился на врнменно оккупированной врагом территории с июля 1941 по март 1944 гг.

      Немецкий язык знаю в пределах школьной программы. За границей родственников не имею. В составе Действующей советской армии был в Румынии, Чехословакии и Венгрии.
      На военном учете не состою. Инвалид Отечественной войны 2-й группы». 

      Два первых, собственной рукой написанных в анкете ответа на вопросы о пребывании в плену и на оккупированной нацистами территории действовали магически.
      
      Остальные ответы не имели никакого значения. Этот ярлык недоверия висел на мне все послевоенные годы.
 
      С первых чисел по 11 июня 1944 года на участке, обороняемом 27-й армией 2-го Украинского фронта, беспрерывно днем и ночью шли ожесточенные бои. В траншеях обороны, занимаемых подразделениями 1129-го стрелкового полка, из уст в уста передавалась необычная информация.

      Она сводилась к тому, что якобы передний край вражеской обороны посетила «мама Елена» — мать короля Румынии Михая-I с целью вдохновения румынских королевских войск на очистку правобережья реки Прут, где удерживался захваченный советскими войсками плацдарм. В этих боях я был легко ранен в стопу ноги.
 
      Армейский прифронтовой госпиталь легкораненых находился в нескольких километрах от переднего края. 12 июня 1944 г. в госпиталь прибыла группа офицеров и разошлась по палатам.

      В их обращении к нам звучал призыв, не дожидаясь полного выздоровления, вернуться в свои части. Помню и такие слова:

      «Братцы, славяне! Мы ждем вас!»
 
      И мы откликнулись, в последний раз перевязались и пешком вернулись в свои части, оборонявшиеся на переднем крае ясского  направления -3.
   
      В канун прорыва вражеской обороны 19 августа 1944 года на переднем  крае пулеметной роты 1129-го стрелкового полка появилось несколько офицеров из штаба дивизии.

       Они совместно с командиром полка подполковником Н. Е. Гаркуша -4 и  командиром дивизии полковником Т.Г. Горобец -5 инспектировали нашу подготовленность к намечаемому наступлению.

       Пригнувшись и петляя траншеями, они заходили в каждую пулеметную ячейку, где стояли тщательно замаскированные старые «максимы» и новые «горюновы».
    
      В сильно поредевшей пулеметной роте оставались считанные бойцы и их младшие командиры. Каждому из нас к выцветшей гимнастерке командир дивизии пристегивал медаль «За отвагу», а следовавший с ним  штабист записывал в блокнот данные, которые надлежало вписать в удостоверение и позже выдать награжденному.

      На рассвете 20 августа 1944 года до начала наступления вблизи пулеметной ячейки  разорвался вражеский артиллерийский сна ряд. Его осколками был убит пулеметный расчет, тяжело ранено несколько изготовившихся к атаке пулеметчиков.

     Одним из нескольких, поразивших меня осколков, но самим крупным  раздробило стопу моей левой ноги -6 .

     Нас раненных вынесли из поля боя в балку, уложив на землю перед палатками санитарного батальона, где по мере тяжести ранения военные хирурги определяли очередность операций в полевых условиях.
   
     Когда рассвело, задрожала земля, завыли снаряды, померкло небо: началась Яссо-Кишиневская операция по прорыву обороны противника.

     После войны, кажется, в 1947 году в городе Виннице дислоцировались подразделения 337-й Лубненской стрелковой дивизии, демобилизуя личный состав, значительная часть из которого составляли винничане.

     Я обратился по вопросу удостоверения о награде в штаб дивизии. Увы, там не нашли каких-либо следов этого награждения. В последующие годы я больше никогда не обращался к кому-либо по этому вопросу. 

     На этом все и окончилось.Единственная награда, которой я был награжден в первом послевоенном году, была медаль «За Победу над Германией».
 
     Примечание.
     Медаль и удостоверение к ней выдано по месту временного жительства Станиславским (ныне Ивано-Франковск) городским военным комиссариатом 13 сентября 1946 года, т. е. вскоре после капитуляции Японии (2 сентября 1946 г.) и окончания второй мировой войны. 

     Лишь спустя 27 лет кто-то из военных чиновников нашел, что согласно существующему положению, участники войны, трижды раненные на фронтах, подлежат награждению орденом Красной Звезды. Мне вручили этот орден.

     При попытке трудоустроиться в отделах кадров, тщательно изучалась предварительно заполненная мной анкета с огромным количеством вопросов, на которые следовало ответить.

     При собеседовании сотрудники этих организаций «козыряли» кощунственными вопросами, например: «Как же так получается? Советских пленных подвергали селекциям, выявляли среди них евреев, которых фашисты тут же на месте обнаружения расстреливали, а ты уцелел?

     Что-то здесь не так?» Но на этом все не кончалось, а и с года в год, причем с участием чекистов, все бесконечно «уточнялось», но обошлось без ГУЛАГа. А мог и «загудеть».
    
     Тем временем в 1956-1965 годах – девять лет – специальная комиссия под председательством маршала Г.К. Жукова изучала вопросы последствий военного плена все еще преследуемых побывавших в фашистском плену.

     «Материалы, представленные комиссией Жукова в ЦК КПСС, были аргументированными, убедительными и не оставляли сомнений, что существовавшая практика огульного политического недоверия к бывшим военнопленным в СССР нуждается в кардинальном изменении»…

     «Пересмотр политики в отношении бывших военнопленных начался после выхода 29 июня 1965 года постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об устранении последствий грубых нарушений в отношении бывших военнопленных и членов их семей» -7.

     Практически же на местах никаких изменений не происходило. С первых послевоенных лет в отношении властей к тем, на кого они навесили ярлыки обвинения: «был в плену», «два года девять месяцев находился на временно оккупированной немецкими фашистами территории», один за другим следовали резкие ограничения гражданских прав, переросшие в гонения по национальному признаку.

     А чуть позже в связи с административным укрупнением сельскохозяйственных районов (1957-1958), еврейское население, а это были единицы уцелевших при массовых расстрелах нацистами в 1941-44 гг. и несколько десятков семей, возвратившихся на развалины и пепелища из так называемой эвакуации, жизнь резко ужесточилась.

     Частично об этом периоде кратко упомянуто в книге «Бездна — год 1942-й» и в «Очерках». Здесь же я подробно не останавливаюсь на послевоенной жизни, относящейся к 1946-1953 годам, так как намерен описать их в третьей книге «Бездна — годы 1943-1953».

     Что же оставалось мне предпринять, чтобы изменилось ко мне отношение властей. Очевидно, подождать еще несколько десятков лет, надеясь, что по истечении их удерживающие публикацию полного текста жуковской комиссии его обнародуют, и станет все на свои места.


      _________
      * Зальцман Исаак Моисеевич – 26.11.1906, поселок Тамашполь, Винницкой области, Украина – 17. 07. 1988, Ленинград.
      
      1 Копия госпитального документа не публикуется.
 
      2 Копия госпитального документа не публикуется.

      3 Правофланговой батальон 1129-го стрелкового полка 337-й Лубненской стрелковой дивизии 27-й армии 2-го Украинского фронта занимал оборону примерно в 40 км восточнее румынского города Яссы.
      
      4 Гаркуша Николай Евтихиевич (12.12 1905 г. с. Васильковка, Днепропетровской обл. –  17.12 1944  г. город  Мишкольц, Венгрия). Подполковник, командир 1129 сп. 337 сд. Погиб в бою под венгерским городом Мишкольц. Похоронен с воинскими почестями в городе Ивано-Франковске (Украина).

      5 Горобец Тарас Павлович (25.2.1901 – ?) село Софиевка Каховского Херсонской обл. – 6.12.1960 г. Киев). Полковник (1944), позже – генерал-майор, командир 337-й Лубненской стрелковой дивизии.

      6 Выше упомяня «Справка о ранении», выданная эвакогоспиталем № 3446 от 3.10.1944 года не публикуется.               

      7 «Родина» – Российский исторический иллюстрированный журнал № 7, 2004. Вестник Архива Президента Российской Федерации. «После плена» (http://www. istrodina.com/rodina-articul.php).
      
       В связи со значимостью и актуальностью исторического свидетельства, не потерявшего к себе интерес и в наши дни, а также досконального понимания сути  поднимаемого мной вопроса, привожу полный текст материала «После плена», помещенного в «ПРИЛОЖЕНИИ» - Авт ор.