Зашёл я как-то на Девическую, это подвальчик такой пивной для алкашей, пропустить поллитёрки пивка. Такая, знаете ли, за мной особенность водится, на работе во время перерыва пивца соснуть ну не могу без него, чего поделать-то. Как-то выпьешь пивандроса, и мир шире, и люди красившее, и настроение лучшее. А как не выпьешь – ну натурально, работа не в сласть, и люди церберовые отродья, и хожу, на всех рычу аки минотавра кака-нибудь.
Ну захожу, значится, и вижу, будто лицо одного человечка уж больно знакомое. А он один в подвале-то как червь в яйцах. И представляется мне, едрить твою, что этьо Тихомиров Виктор Юрьевич, охранник с бывшей работы.
- А-а, - кричу, - Виктор Юрьич! Как дела ваши?
Он ко мне личину-то напиваренную поворачивает и зырит, но навроде не узнаёт, хотя городит:
- А, здравствуй. Ты меня узнал? А я вот запил…Да, запил, что поделаешь…
Ну эт мне, конешно, как говорится, в ад накакать, извините, мудивляет другое. Смотрю я, значит, на его рожу-то пиваночную и всё вродь путём: и складки на лице, и зубов нормальное количество. Один в нижней челюсти и шепелявит ужасно, ан….как будтоне тот человек-то! Ну не тот! Но я эту неосведомлённость свою в подобных интимных вопросах списал на долгое время отсутствия нас в поле зрения друг друга да мою дырчатую память. И энта бабала трясёт всё языком-то, как экскаватор ковшом:
- Да вот… А я телефон потерял. Вот восстановил симку. Запиши телефон-то (продиктовал, я записал зачем-то). Тя как звать-то?
- Макс, - говорю.
- А, Макс… я вон щас на стройке работаю. Там вон, за рядами…
И это, укололо меня шипом беспокойство. Насколько я слышал, Виктор-то, наш Ганнибал Виктор, как мы его с другим охранником Лёхой прозвали, где-то опять в охранке майстрачил.
- Да… А я щас один живу. Пошли штоль ко мне? У меня пузырь дома есть, разопьём. А я ж, слышь, лейтенантом был. У меня папа большим маршалом служил. Слышал? (я помотал головой) Не слышал? Эх, жаль…
Он закрыл глазы-зенки, заснул, подперев хайло рученцией.
По телевизору пел Газманов, постаревший, но в грёбаном мцундире с блестящими побрякушками. А я уже точно начал понимать, что перед мной не Виктор Юрьич.
- Во, слышь, кто поёт?
- Газманов, - говорю (мать его).
- Во!ведь татарин, а поёт. Да-аа. А те Газманов-то нравится? (я отказался от такого православного вопроса) А чё ж так?
Он опять заснул, но с шумом дюбнувшая дверь разбудила новый словесный понос:
- А я, знаешь, тоже наполовину татарин. Отец татарин, мать русская (и опять заснул, образина старая).
Тут я заскучал. Тем более, он бесцеремонно, понимаешь, выдул мой стакан пива, который я только начал. Натурально вижу, не тот человек. Надо, думаю, канать от него подалее, неинтересен он мне.
Ещё он что-то там мямлил. Кажись, опять в гости звал. Ну мне, значит, набуцкали тарелку пельменев. Забыл я упомнить, пивко-то я люблю пельмешками с кетчупом заедать. Ну что ж, получил я свою пайку, пересел от этого свиноумного, и, натурально, сижу, наворачиваю. А энта макака притащилась ко мене, что-то там бекает и, прикинь, умудрилась меня два раза за выше коленки лапнуть.
Я, понимаешь ты, отпышкался, говорю ему:
- Ишо так сделаешь, - руки по локоть отломлю, понял?
- А-а, так ты мужы-ык…, - протянул он разочарованно.
Не знаю до сихних пор, чего он этим выразить хотел? Уж с пьяных зыркал меня за бабу принял?
Короче, ушёл я из «На Девической», спасибо сказав, и дверью, будто телиххент не хлопнувши. Вот что, образование-то высокое значит! А этот остался, псевдоВиктОр-то. А жаль, не распознал я его сразу…Хотя и этово жалко…Илью Николаича штоль…