Проводив гостью, Глеб прошел в кухню и налил себе еще чаю. Нужно было позвонить дяде Жене. Он взял со стола телефонную трубку и набрал номер. После нескольких гудков, и короткого пиликания сигнала определителя номера, Глеб услышал густой, с хрипотцой бас друга.
- Водолаз Утопин у аппарата! Это была и шутка, и по выражению самого автора - "Удивительное сочетание двух правд". Евгений Семенович - действительно, был профессиональным водолазом, а фамилия его, действительно была Утопин.
- Здорово, Женька! Не разбудил?
- Да уже, готовлюсь к погружению в пучину сна.
- Ко мне завтра Сенька прилетает. А ты ее встречаешь.
- А сам, значит не можешь - будешь печь торт!
Церемониал, обмена старых друзей шутками, был исполнен. Можно было переходить к конкретике.
- Ты же знаешь Сеньку - она никогда заранее не предупредит. А я, завтра на "смотрины" поеду, за двести верст.
- Ну ясно, ясно! Куда везти то ее - к себе или к тебе?
- Захочет - езжайте к вам. А нет - ключи у Елизаветы Николаевны.
- Захочет... Да кто, твою Сеньку, спрашивать будет! Аленка моя, ей будет рада - сам знаешь. Да вон, она уж услыхала - сидит светится.
- Ну - как решите. Вот тебе - рейс... - Глеб продиктовал буквенно-цифровой ряд.
-Та-а-к... Есть! Еще указания будут?
-Как встретишь - позвоните.
- Да это - понятно! Коли, это все, то - до завтра, дружище! А то, русалка моя, уж заждалась - когда я к ней занырну!
- До завтра!
Глеб положил трубку обратно на стол, и заложив руки за голову, откинулся на спинку стула.
С вестью о приезде дочери, все события дня, сделались второстепенными. Глебом, овладело то нетерпеливое, волнительное чувство, которое рождается, когда человек начинает ожидать чего-то приятного, бередящего уже заранее его душу. Того, что всколыхивает его самые нежные, самые глубокие чувства, составляющие саму основу его душевного существования и, собственно, побуждающие его жить, ради сохранения сознания о присутствии в нем этих чувств.
Ох, эта поездка... И почему, она назначилась именно на завтра... А, хотя и не он определил день. Да если бы даже и он, все равно, пришлось бы ехать завтра. Так как послезавтра будет собрание коллег в музее и он обязательно должен присутствовать. Да и Сенька - хороша... Разве мог он предугадать ее приезд. Но все же, ему было не по себе, оттого, что встретит ее не он. И даже стыдно, что не сам, а вот - просит друга. И почему так случается, что рабочие дела, вечно выпячиваются своей первостепенностью. Словно вся жизнь, состоит единственно из них, а все остальное, в действительности, намного более важное и нужное для него самого, вынуждено подстраиваться под рабочий ритм, уступая свое, должное быть несомненным, первенство в требовании внимания с его стороны, заботам, исключительно профессионального порядка. Что стоит ему - позвонить утром и отменить ту договоренность, сославшись на обстоятельства! Да и к чему, ссылаться - ему незачем оправдываться! Да еще, перед совершенно незнакомым человеком, с которым и общения то всего - один телефонный разговор. Ведь, нет ничего в том, если он перенесет эти "смотрины" на два-три дня. Да пусть, они и совсем не состоятся - у него достаточно занятия! ...Но, Глеб Сергеевич не мог этого сделать. Почему-то, он никогда не мог, не умел отказать людям, в особенности малознакомым, уже выразив свое согласие. Толи он боялся представиться им болтуном, толи был не способен выдержать людских уговоров, когда его клиенты, были заведомо согласны со всеми условиями - лишь бы он взялся за то, от чего отказывались другие. И казалось бы - в таком положении, как раз и можно подчинить ход событий своей воле. И сколько раз, он убеждал себя, что впредь, будет тверже в отстаивании своего времени. Но... Всякий раз смягчался, и шел на уступки, наваливая на себя сверх всякого плана, чтобы после, не представлять - как он со всем этим разделается.
...Да, уже решено все. Глеб, снова обратился в своих мыслях к дочери. Он вспомнил тети Лизино : "Какая она сейчас", и стал представлять, как Сенька изменилась , по прошествии тех четырех месяцев, что они не виделись. А то, что она должна была измениться, было для него несомненным. Арсения, была натурой чувственной, эмоциональной, экстравагантной. Но, она четко определяла для себя границы этой экстравагатности и в поведении и во внешнем облике. Да, она была - чудом, но не чучелом. Она, любила быть в центре внимания, и умела это внимание поддерживать. Любила большое общество, но ясно различая все его слагаемые, не перенимала свойственных ему привычек, не доверялась ему всецело и не следовала за ним безотчетно. И именно, за эту нерастворимость в нем - была этим обществом любима. Внешностью и движениями, более похожая на мать, характер, она скорее, унаследовала от отца. Что, по-своему, было приятно каждому из родителей.
Обучаясь на факультете журналистики, дочь, все говорила отцу , как она рада, что выбрала пойти учиться именно туда. Учеба давалась ей легко. А будующую профессию , она считала своим призванием. Сенька, будучи еще воспитанницей детского сада, не расставалась с игрушечным микрофоном, который хранился в ее шкафчике, кочуя по карманам сменяющейся одежды. А дома, у нее был другой, самодельный микрофон. Она брала интервью у всех к ряду, начиная с кошки Маньки, и даже, у прохожих на улице. Правда, годам к шести, эта страсть, мало по-малу, остыла в ней и началась длинная череда, сменяющих друг друга увлечений. То, ей хотелось стать чемпионкой мира по плаванию - родители устроили ее секцию плавания. После, она загорелась желанием танцевать - ее определили в танцевальную студию. Еще были - музыка, рисование, пение, гимнастика.., и даже - фехтование. Но однажды, Сенькин взгляд, всерьез остановился на фотоаппарате...
В устройстве современного фотоаппарата, Арсения обнаружила все что ей было нужно для самовыражения! Возможности фото и видеосъемки, записи звука и редактирования... Она срослась с этим чудом техники, и связь эту, считала уже неразрывной. Она самостоятельно записалась на курсы фотографии. Не пропускала фото-выставок, которые имела возможность посетить. А знакомый отца - музейный фотограф Вениамин Никонович, бывал мучим ею часами, и после очередной серии пыток, на его же даче, сказал, обратясь к родителям : "Ваша дочь, изобрела новый вид пристрастия - испытание любознательностью". После чего, в крайнем бессилии рухнул в гамак и проспал часа три, не реагируя ни на что. Так и был, запечатлен своей мучительницей с соответствующим случаю комментарием.
Какая она сейчас? Глеб вновь задал себе этот вопрос. Но вопрос этот, подразумевал уже не те изменения, произошедшие с его дочерью за срок, пока они не встречались. Вопрос этот был больше, намного больше и глубже. Он, все острее чувствовал, отдаление от дочери. И ему все больше, не доставало ее постоянной близости. Все чаще, он выговаривал себе и корил себя за то, что он упустил, растратил на другое, столь многое количество времени, в самый благодатный период для ее воспитания. И что он, мог бы дать ей еще больше всего, что требовалось для детского развития. Но самое главное что он не сумел отдать ей сполна - его отцовская любовь. Он понял это не только сейчас, будто бы прозрев и одумавшись, когда уже поздно было одумываться. Необходимость этой отцовской отдачи, он понимал всегда, с самого рождения дочери. И даже ранее, когда только думал о том, что у него будет ребенок - он уже представлял себе ясно и в подробностях, как, он будет играть с ним, что будет говорить, чему учить... А ведь так и было сначала, как Сенька родилась - все как думалось. И в первые два года, он только и делал, что возился с ней все свободное время. ...Но потом, жизнь пошла по какому-то другому - извилистому, вертлявому пути. Глеб был вынужден постоянно менять работу, перебиваться случайными заработками.. Он изо всех сил удерживал свою молодую семью на плаву. И пусть малыми порциями, но отливал фундамент ее материальной независимости и самодостаточности. А дочь между тем росла - как, быстро растут дети... И, эта неизрасходованная часть отцовской любви, которой положено было, быть отданой ранее, теперь, переполняла его, ища выхода. Он очень тосковал по Сеньке. Да и сама она, горячо любя отца, тянулась к нему. И чувствовала себя с ним спокойно и радостно. "Эх, папочка ",- мечтала она,- "Вот стану "журналуюгой" и буду катать тебя по миру...! " .
Глебу зазевалось. Он прибрался на кухне. Несколько рассеяными движениями, от уже подступавшей сонливости, завел будильник. Решив не принимать душ, чтобы не взбодриться, он расправил кровать и забрался под одеяло. Ему, поскорее хотелось уснуть. Несколько незаметно пролетящих часов сна и настанет " завтра". А завтра.... Завтра прилетит его Сенька!
Глава 8
Глеб, давно не выезжал за пределы города и успел соскучиться по дальней дороге. Он любил дорогу. Ему нравилась дорога любая. Выпадал ли ему перелет, приходилось ли ехать поездом, или передвигаться на автомобиле. Да и просто, идти пешком по какому-нибудь незнакомому пути. Любая дорога, была ему интересна и желанна. И, даже не дальняя поездка на автомобиле, в новое место, была для него целым путешествием. В тот день, он отправился в небольшой городишко районного значения. Прикинув, что дорога в один конец займет около трех часов, Глеб, все же выехал пораньше - не любивший торопиться, но более того, не любивший опаздывать.
На месте, нужно было оказаться к часу дня. Глеб выехал в девять. От снежного циклона, в небе не осталось и следа. Ясное, безветренное утро, обещало погожий денек, какие бывают часто, уже в самом конце февраля. Был субботний день и дорога, по утру, еще не переполненная транспортом, позволяла несколько расслабленно вести автомобиль, и успевать замечать все, что проплывало перед взором путешествующего, по обе ее стороны.
Выехав за город, Глеб, лишь немного прибавив скорость, наслаждался спокойным вождением по хорошей и почти пустой дороге. По правой стороне, тянулся высокий и частый ельник. Устремленные в небесную голубизну остроугольные макушки вечнозеленых красавиц-елей, словно в парадном строю, держа равнение на восток, приветствовали, поднимающееся, над неясно очерченным, в легкой дымке горизонтом, Солнце. Слева, пестрила яркими, черными мазками, белоствольная березовая роща. В ее глубокой прозрачности, гляделись темными пятнами, беспорядочно разбросанные по голым кронам, грачьи гнезда, ожидающие скорого возвращения, своих крикливых хозяев. Солнце поднималось все выше, начинало пригревать. И, по краям дороги, в ответ на ласку первого тепла, заискрились на поверхности сугробов, отсылая свои веселые приветы крошечными вспышками, перерождающиеся в капельки воды, снежинки. Засуетились мелкие птахи. Где парами, где небольшими стайками, сновали они в ветвях, часто-часто перелетая с дерева на дерево, будто заигрывая друг с другом. А то, по одиночке, возносились в чистое небо, зависнув ненадолго над лесом, точно желая привлечь всеобщее внимание, и снова, стремглав бросались в чащу и исчезали, озабоченные своими нехитрыми нуждами. Все вокруг, было наполнено светом, чистотой и волнующими признаками приближающейся весны. Глеб, немного опустил стекло водительской двери, и свежий воздух, пахнущий талостью и будто бы самим солнечным теплом, завихряясь в салоне, быстро завладел всем его пространством, вытеснив собою, все остальные запахи, так привычные городскому жителю, но не естественные для природы. Несколько раз вдохнув полной гудью, Глеб, ощутил невероятную легкость, словно его тело, насытившееся этим воздухом, приобрело все его свойства. Но, вместе с этим, он ощутил, и другое - подсознательное, неподдающееся мысленному оформлению, смутное чувство, внутренней пустоты и какой-то душевной невостребованности, нереализованности и даже никчемности. От этого, ему стало некомфортно. Чтобы отогнать это ощущение, он прибавил скорости автомобилю и впившись взглядом в дорогу, проехал так, километров двадцать и сбавил ход, только завидев впереди, знак начала населенного пункта.
Еще издалека, Глеб разобрал название деревни - Бобровка. После знака, метров через пятьсот, с правой стороны дороги, на обочине, вереницей расположились местные жители, предлагавшие проезжающим, деревенские всякости: соленья, варенья, картофель, морковь, копчености и прочую снедь, заготавливаемую обыкновенно впрок, а так же и свежее: мясное, молочное.
Сами торговцы - от мала, до велика. Тут были и старушки - сухонькие, подвижные, заботливо подтыкающие теплыми покрывалами, короба с горячей выпечкой. Были розовощекие, полные бабы, с приметливым взглядом - в момент, оценивающим потенциального покупателя. Они разговаривали громко, задорно, могли пошутить со всяким и имели на вооружении богатый арсенал завлекающих прибауток, которые пускали в ход, без всякого стеснения, веселя и заставляя улыбнуться, останавливавшихся и подходящих поинтересоваться, путников. Одна из таких веселух, уже привлекла к своему лотку внимание, подъехавшего чуть ранее мужчины. И сейчас, представляла ему свой товар: "Пирожочки вкусные, пекари искусные!", "Пироги с картошкой - любит мой Антошка!".., " Пироги с капустой - чтоб, внутри - не пусто!"... Из автомобиля, распахнув пассажирсую дверь, улыбающаяся, наблюдала за представлением женщина, вероятно-супруга. Мужчина, смеясь от души, говорил - каких ему пирогов и на пальцах, отрывистыми жестами показывал - по скольку, каждых. И когда уже мужчина стал расчитываться, другая лотошница, стоявшая рядом, игриво подмигнув своей подруге, итогом выдала: "Пироги печены - ручки золочены!". Чем, вызвала смех и одобрительное кивание всех слышавших ее.
Чуть поодаль, скромно стояли трое ребятишек. Две девчушки, лет по тринадцать и паренек, видно - помладше. Рассудив для себя, что задорные торговки, своего не упустят и так, Глеб направился к детям.
" Что же вы, Барин, мимо то проходите? Аль, не нравимся?" - С деланой досадою в голосе, обратилась к Глебу, та, ручку которой, позолотили только что.
Отшутившись, сказав, что материальные блага, должны распределяться по честному, то есть - поровну, Глеб зашагал дальше.
-Здравствуйте! Чем угощать станете? - Обратился он, к заметно оживившимся, при его приближении, ребятам.
- Угощают - за так. А мы, на денежку меняем, - серьезно заметил мальчуган, по-взрослому сведя брови и слегка нахмурив лоб, сдвинув при этом кроличью ушанку, на самый затылок.
"Вот, просят тебя Данька, будто! Вечно, встрянешь - когда не надо!" - Строго, осадила его, зеленоглазая девчонка, с красивыми черными бровями и длинными, светло каштанового цвета волосами, льющимися из под, чуть великоватой для ее головки "кубанки".
- Это, братец мой - болбесушка. Не слушайте вы его! А пирожки у нас - не хуже ихних! Она кивнула головой, в сторону уже изловивших, в сети своего предприимчивого обаяния очедного покупателя, баб-хохотушек.
- Так, значит, ты - Данил. Глеб, чеканным движением протянул ему свою руку,с чуть повернутой кверху ладонью, и от этого, жест, выглядел более открыто и доверительно.
- Будем знакомы, меня Глеб зовут. Он, не стал прибавлять отчество. Вовсе не желая заискивать перед ребенком. Глеб, действительно, хотел быть с ним на равных, чувствуя горделивое достоинство, этого маленького человека, который возможно, в чем-то, даже взрослее и мудрее его.
Задетый замечанием старшей сестры, Данька, нахмурившись еще более, стал похож на маленького сердитого мужичка и руки не подавал.
- Зачем мне с вами знакомиться..? Вы сейчас уедете, и мы, может за всю жизнь не встретимся.
- В любом случае, если мужчина подает тебе открытую руку, нужно ответить рукопожатием. Во времена, когда все мужчины имели при себе оружие, подобный отказ, мог быть расценен как оскорбление. Это сейчас, люди позволяют себе оскорблять друг друга, не задумываясь. А тогда, все могло закончится смертельным поединком. Поэтому, люди думали, о своем поведении.
Горячая Данькина ладонь, легла в ладонь Глеба, а пальцы, крепко сжали кисть.
Не разжимая руки, мальчишка произнес: "Так, вы, купите у моей сестры пирожков". Но, прозвучало это, не как вопрос, а скорее, как утверждение.
- А зачем же, ты думаешь, я подошел к вам, а не остановился у тех женщин?
- Почем мне знать... Может, вы думали, что у детей дешевле будет.
- Ну, почему же... Я могу заплатить и дороже.
Но, почувствовав, что в таком ответе, кроется, оскорбительное для детей одолжение, улыбнувшись, Глеб поспешил добавить: - Если ваши пирожки, покажутся мне симпатичнее.
- Да они у нас, почти в два раза больше чем у них! - Включилась в разговор вторая девчушка. Она, быстрым движением откинула байковое одеяльце с крышки деревянного ящика. - Вот, глядите! И протянула Глебу здоровущий, пузатый пирог. - С картошкой и с грибами! Пробуйте, вкусный! Пирог, действительно, выглядел очень аппетитно. Слегка подрумяненный с боков, чуть коричневатый и помасленный сверху, немного припудренный мукой и видно - с приличным количеством начинки. Глебу, припомнилось какие пироги стряпала им с отцом мать. Она знала, что отец не любит есть мелкие - с детскую ладошку пирожочки и всегда заворачивала для него, вот такие же пирожищи. В памяти, прояснился разговор отца с матерью: "О! Это я понимаю - еда! Съел парочку, и сыт до обеда! А, эту мелочь - считать устанешь, пока наешься..." . "А, чего их считать ? Поди, не голодный год! Ешь себе, да ешь - сколько войдет! " - Отвечала мама. "Сыну, вон, и мелкие нравятся". - " Ну, это потому, что их по карманам удобнее расталкивать!" - парировал отец, смеясь. - "Думаешь, только мы твои пироги любим. Наш сынуля ими всю округу подкармливает. ...О, слышь - уже свистят. Как учуяли!" . ..."Давай, "лендлизовец" - нашпиговывайся!"
...Пробуйте, пробуйте! Не сомневайтесь! В широко раскрытых, светлых глазах девченки промелькнула обида. - Мы же, все - как и себе...
Глеб, с неподдельным удовольствием откусил четверть пирога и смачно жуя, прищурил глаза, словно довольный кот и еще не проглотив, одобряюще закивал головой. ...М-м-м-да. ...Добрые пироги! А с чем еще ..?
- С капустой, просто с картошкой, с рыбой есть. Каких вам?
- А давайте, всех - по два! А то.., и - по три!
Не скрывая своей радости, девчонки, принялись комплектовать заказ. Одна доставала пироги из короба, вторая, заботливо укладывала их в небольшие полиэтиленовые пакетики, сортируя по содержимому. И, тоже повеселевший Данька, сунул Глебу в руки, отдельный пакетик с бумажными салфетками.
- Ну, Спасибо, ребятки - уважили! Кто у вас за кассира? Сколько с меня?
Подростки переглянулись между собой. В их перегляде, не было и тени лукавства, но чувствовалось некоторое замешательство и нерешительность. Глебу, показалось, что он понял - отчего: - И этот,что - на пробу, тоже считайте!
Зеленоглазая, объявила цену за каждый вид пирогов и итоговую сумму в триста двадцать рублей. Глеб, отсчитав нужное и добавив еще пятьдесят рублей - "на муку", попрощался с детьми, пожав руку Даньке и откланявшись девушкам.
За Бобровкой, начался крутой подьем на холм. А с холма, взору открылась неохватная ширь покоившихся под снегом полей, перечерченных узкими полосами лесков. Точно, кто-то, заботливо укрыл землю огромным лоскутным одеялом. И Земля, словно спит, набираясь сил, для выполнения своей естественной задачи - родить новую жизнь. И от того, как она справится с этой задачей, зависит все в этом мире. И существование городов, с их миллионным населением, которому нет никакой заботы понимать - за чей счет, кипит городская жизнь и каких трудов, стоит Земле его нахлебничество. Ничтожная птаха, жизнь которой, тоже всецело зависит от Земли, все же, приносит Земле хоть малую пользу. А человек..? Издревле привыкший, только брать - ничего не возвращает. Человек, ошалевший, от неуемного потребления, словно наркоман, желающий получить одномоментное удовольствие и не считающийся с ужасными последствиями своей неудержимой страсти. Человек, паразитирующий на теле собственной матери - Земли - имеет ли он будующее? И, если - да, то каково оно..?
Глеб, вспомнил, как в студенческие годы, они всей группой ездили на посадку леса. Высаживали сосновые саженцы на месте вырубленных вековых боров. Саженцы, подвозили в грузовиках сотнями. Глеб, тогда еще, считал - сколько он посадил собственноручно и долго помнил эту цифру, но теперь, она уже затерялась в его памяти, помнилось лишь, что, около трех сотен. Ему, стало интересно - что с их посадками сейчас. Заботились ли о них, как подобает, или, с началом всеобщего разброда - махнули рукой, как и на большую часть всего лесного хозяйства в стране, которое и по сей день, безостановочно разграбляется. Лесные ресурсы бездумно используются, сбываются, да и просто-выгорают огромными площадями. А восстанавливаются ли...?
Занятый мыслями, Глеб, уже не глядел по сторонам и внимательно, наблюдал лишь дорогу. Его существо, четко, было теперь поделено надвое - одна половина, отвечала за его физические действия и работая совершенно независимо от второй, как будто в автоматическом режиме, была сосредоточена на реальности и сообщалась только с той частью сознания, где происходит процесс приема внешней информации, ее анализа и принятия оперативных решений. Вторая же половина, находилась во власти внутренних рассуждений, охватывающих последовательно, все более обширный круг предметов. И чем больше вопросов попадало в этот круг, тем более, он расширялся еще. Словно, камень информации, был брошен в озеро сознания и от места его падения, побежали концентрическими волнами, мысли.
Трасса оживлялась. Все чаще, приходилось обгонять, большие грузовики с длинномерными крытыми кузовами. Дорога, стала требовать большего внимания и осторожности.
До конца пути оставалось немногим более тридцати километров. Глеб, глянул на часы; - должен поспеть ко времени, или, даже немногим раньше - будет время чуток отдохнуть от дороги.
Глава 9
Добравшись до городка, и легко найдя нужную улицу, находившуюся на самой его окраине, медленно, объезжая частые выбоины на дороге, Глеб, ехал, отыскивая глазами, некое двухэтажное здание с желтым фасадом и металлочерепичной, синего цвета, крышей. Рядом с этим зданием, должна находиться проходная со шлагбаумом, а перед ним - небольшая стояночная площадка. У него был точный адрес, но нумерация строений, казалась столь нелогичной, что сориентироваться, было невозможно. На этой улице, размещались промышленные предприятия. На некоторых зданиях и вовсе не было никаких номеров, на некоторых - их сложно было заметить и сами таблички, давно не обновлявшиеся, почти утратившие уже, эмалевое покрытие, облупились и поржавели. Забрызганные грязью заборы из бетонных плит, тянувшиеся вдоль дороги, кое-где и завалившиеся, сплошь, расписаны всевозможными рекламами. Отдельные, из многих покосившихся столбов электропередачи, накренились настолько, что казалось, удерживаются от падения, лишь проводами. За иными, решетчатыми заборами, виделись полуразрушенные, полуразобранные корпуса промышленных цехов с зияющими дырами оконных проемов с выбитыми стеклами, обвалившимися внутрь кровлями. А территории вокруг них, завалены всякого рода мусором. Из под сугробов, выглядывали кабины, кузова, механизмы, различной автотехники. На деревянных чурках, бесколесые, покоились голые рамы грузовиков, прицепы, с трухлявеющими деревянными бортами. И, в контрастном соседстве с этим технохаосом, на небольших, очищенных от снега пятачках, блестя полированными боками и никелированной отделкой, стояли дорогие, ухоженные автомобили по два - три. Они, словно усмехались презрительно, своими массивными радиаторными решетками, в адрес, искалеченных, брошенных, пожираемых коррозией трудяг, вытягивавших когда-то, всеми своими лошадинными силами, экономику огромной державы.
" Ага, похоже, что здесь" - Глеб свернул на стоянку. Остановившись в десятке метров, справа, от проезда со шлакбаумом, и выйдя из машины, он подошел к проходной. Непроницаемое для взгляда снаружи, тонированное стекло, имело небольшое окошко в нижней части. Чуть замешкавшись, не имея воможности для визуального контакта с служащим охраны, Глеб, было пригнулся к окошку, но тут же, услышал где-то над головой, раздавшийся из динамика женский голос: "Говорите, я прекрасно вас вижу". Глеб выпрямился. Несколько растерявшись от неловкости такого общения, он не сразу вспомнил имя человека, с которым была назначена встреча. "Говорите, мужчина! Чего вы хотели?" - Вновь, раздался голос сверху.
- Я должен видеть Романа Григорьевича. Как я могу это сделать?.
- Сегодня выходной. Никого нет.
- Да, но мы, условились с ним, именно на сегодня. К часу дня. Правда, еще, только двеннадцать сорок, но я хотел поитересоваться заранее - как мне к нему попасть.
- Если у вас договоренность, значит, он будет. Ждите.
Откинув спинку водительского сидения, вытянувшись во весь рост и заложив ладонь правой руки под голову, Глеб, закрыл глаза.
Прошло лишь несколько минут и в стекло постучали. Рядом с автомобилем, стоял юноша и немного склонив голову, глядел на Глеба. На вид, ему было лет пятнадцать. Лицо его, еще не мужественное, но уже не детское, несколько наивное, с беззастенчивой, нагловато-глуповатой улыбкой, замерло в ожидании. Только взгляд, широко посаженных карих глаз, суетливо скользил в пространстве, точно избегая прямого направления. Глеб, опустил стекло, и не говоря ни слова, вопросительно посмотрел на подростка.
- У вас не найдется двадцати рублей? Мне на автобус не хватает.
- И далеко тебе ехать, не умеющий здороваться, человек?
- Здравствуйте. ...Четыре остановки,- многозначительно ответил проситель.
Глеб, хмыкнув, с показной серьезностью, возмутился: - Действительно - даль! И, как же тебя родители в этакую даль отпустили, да, без денег !?
Лицо пацана приобрело еще более глупый вид. Было видно, что он, не ожидавший такого ответа, мысленно застрял в развилке своих рассуждений о том, что бы этот ответ мог значить. Ироничный же смысл обращения, видимо, был не доступен его пониманию. Он, глядел на Глеба, так, словно хотел прочитать в его глазах, собственный ответ. Но, взор Глеба на него - был взором биолога, наблюдающего за поведением лягушки, которой удалили часть мозга.
В этот момент, с улицы, резко вывернул белый седан представительского класса и подкатил к шлагбауму. Стрела шлагбаума взмыла кверху. Коротко рыкнув, и выстрелив картечью щебня из под задних колес, автомобиль скрылся за зданием проходной.
Глеб, глянул на часы. Двенадцать пятьдесят три. Он поднял стекло, вышел из машины и захлопнув дверь, обратился к нехотя отошедшему в сторону, молодому человеку: - Пешочком, дружище! Пе-шоч-ком!
Едва, Глеб приблизился к непроницаемому окну, как вновь услышал женский голос из динамика: "Это вы - Глеб Сергеевич?". Он утвердительно кивнул головой.
- Проходите. Потом, в это здание, что справа. А там, вам охранник укажет.
- Спасибо.
Глеб прошел через турникет, и выйдя на улицу осмотрелся. Было видно, что этой территорией, владеют по-хозяйски. Сплошь заасфальтированная, с выделенным тротуаром, вдоль аккуратно собранного ограждения. По краям тротуара, ровными нитями, выложены бордюры и по его левому краю, устроен газон, с высаженными, похоже что, прошлой осенью, елочками, заботливо защищенными на зиму, пирамидами из армированной полиэтиленовой пленки, натянутой на каркасы из деревянных брусков. Здание конторы - свежеотремонтированное, с витиеватыми решетками на окнах первого этажа, имело невысокое крыльцо на три ступени, бо бокам, украшенное перилами, выполненными в том же стиле, что и решетки на окнах. Само крыльцо, было отделано гранитными плитками. Внутренний фасад, облицован металлическими панелями, квадратной формы, с полимерным покрытием песочного цвета. А торцы и внешний фасад, панелями желтого цвета - должно быть, для лучшей приметности здания, со стороны улицы. Крыша, укрытая синей металлочерепицей - сложной формы, с выходящими на две стороны слуховыми окнами. Напротив конторы - ряд гаражных боксов. Правее от них, под открытым небом, стояло несколько новеньких самосвалов и автокран. Слева от гаражей, метрах в тридцати - здание арочного типа, вероятно, с производственными помещениями. И по всей территории - радующая глаз, чистота. Все увиденное, внушало несомненное уважение к столь хозяйственному руководителю. И Глеб, уже заранее, был рад предстоящему знакомству с этим человеком.
Пройдя по тротуарчику, Глеб подошел к крыльцу. Навстречу ему, вышел мужчина в униформе.
- Здравстуйте. Мне поручено проводить вас.
Кивнув в ответ, Глеб поздоровался.
Пройдя по коридору, они свернули к лестнице и поднялись на второй этаж. Служащий, открыл перед Глебом дверь в приемную, а затем, плавно нажав на ручку, чуть только, приотворил дверь кабинета и сделав шаг в сторону, церимониальным жестом руки, дал понять, что можно войти.
Поблагодарив своего провожатого, Глеб, вошел в кабинет. К его неожиданности, в кабинете, никого не было. Замешкавшись на несколько секунд, Глеб, присел на маленький кожанный диванчик, стоявший у стены, недалеко от двери.
Кабинетная комната, оказалась не очень большой и по-домашнему уютной, но, с этой уютностью, должной располагать к спокойному, вдумчивому труду, вполне сочетался и деловой ее стиль, со свойственной для него атрибутикой.
Паркетный пол, выложен из дубовых плашек двух цветов. За геометрическую основу укладки, был взят квадрат. Контуры квадратов, выделены, совсем узенькими - "ниточными", темно-коричневыми плашками, наполнение - естественного цвета породы. Стены, на одну треть от пола, укрыты тонированными - под орех, лаконичными панелями, выполненными, так же, из древесины дуба. Часть стен, выше панелей, отделана обоями, в цвете, согласно основному тону пола, но оттенком, значительно светлее. Проемы окон, прикрывали, свисающие из под широих деревянных карнизов, тяжелые, светло-оливковые шторы, с недлинной бахромой, подобранные на уровне подоконников, толстыми декоративными шнурами с кистями на концах. Четыре светильника, с плафонами из матового стекла, четурехугольными и имеющими сферически выпуклую книзу форму, расположенные симметрично, на ровном, белом потолке, были зажжены. И, освещали помещение приятным, теплым, достаточно рассеяным светом. И, хотя, комната имела два окна, но, занавешенные плотными шторами, они не могли обеспечить нужной освещенности, даже в дневное время. Вряд ли, это являлось упущением, скорее, хозяин кабинета, сознательно предпочел такое решение.
Стол, Т-образный, на пять рабочих мест - по два, с каждой боковой стороны, для принимаемых и местом для руководителя во главе, имел достаточно широкие столешницы, поверхность которых, была отделана натуральным шпоном, выложеным в технике "маркетри", строгим, симметричным рисунком. На столе, не было ничего лишнего. На половине для приглашенных, стояло по одному небольшому письменному прибору для каждого места, а на столешнице руководителя - прибор, в полной комплектации из восьми предметов. Все письменные приборы, выполнены в одном стиле, из капа ореха. Глеба, удивило отсутствие на столе монитора компьютера и телефонного аппарата.
Приставленные к столу, четыре кресла, довольно сдержанные, по дизайну. Крышки сидений и невысокие спинки, обтянуты, толстой на вид, окрашенной в темно-хвойный цвет, кожей. Кресла, имели открытые каркасы из дерева, с минимальным количеством сопряжений, что, служило залогом их прочности.
За рабочим местом владельца кабинета, возвышалась широкая спинка мягкого кресла, с глубокой ромбовидной простежкой на бежевой коже. Над креслом, примерно в полуметре от потолка, на стене, висела метеостанция с часами, в деревянном корпусе. Циферблаты барометра, гигрометра и термометра, образовывали, как бы, треугольник с вершиной книзу, а, над его основанием, располагался циферблат часов - самый широкий в диаметре.
Часы, показывали семь минут второго часа. Глеб, глянул на свои. На его часах, было уже, девять минут. В иной день, он не придал бы столь большого значения подобной задержке, но, в день приезда дочери, ему хотелось как можно скорее разделаться со своими рабочими делами, и потому, любая задержка, могла заставить его нервничать и раздражала еще более в нем, чувство нетерпения.
В противоположном, от места, где сидел Глеб, конце кабинета, была еще одна дверь, ведущая, вероятно, в комнату для отдыха. И, еще с минуту назад, ему показалось, что он расслышал, исходящие из за этой двери, неопределенные звуки. На спинку, первого, от той двери кресла, словно на "плечики", был накинут, глубокого, фиолетово-черного цвета пиджак, через ворот его, перевешен галстук, насыщенно-пурпурной расцветки, с едва заметным, бордовым отливом. Глеб, вновь посмотрел на дверь. Прислушался.
Через несколько секунд, она открылась и из за нее, немного пригнувшись, словно боясь удариться головой, вышел высокий, седовласый мужчина. Дверь, открывалась - в кабинет, и он, сразу развернулся спиной к Глебу, чтобы закрыть ее за собой. Не заметив присутствия постороннего, пройдя несколько шагов вдоль стены на которой висели часы и, вскольз, глянув на них, он, опустившись в кресло, пригладил ладонью, волнистые волосы, поправил ворот рубашки и, оставив расстегнутой верхнюю пуговицу, сделал глубокий вдох, будто желая, перевести дыхание. И, посмотрев было, на входную дверь, встретился взглядом, со смотревшим на него, Глебом.
" Ах, вы уже поднялис.. !" - произнес он, не смягчая в конце, слово "поднялись".
" Рад приветствовать, Глеб Сергеевич! Рад! Мне, о вас, отзывалис.., очень лестно! Руки у вас - золотые! ". С этими словами, бодро встав и подойдя, к тоже, поднявшемуся с места Глебу, он, протянул к нему, свою длинную руку, с широкой ладонью. Одновременно, положив левую ладонь, на предплечье, протянутой, ему навстречу, руки Глеба.
- Как добралис..? Нынче, грязно... Особенно, в нашем болоте! Вы, уж меня старика, простите - ждать вас заставил. Все из за грязи. Из за нее! Подходил к машине, как сюда ехать, так, угораздило оступиться - испачкал себе всю штанину! Вот и чистился - думал успею. Ан - нет. Не успел! Ну, что же.., - буду вину свою искупать. Так, чем же мне вашу благосклонность возвернуть, друг мой, - чайком, али, кофейком..?
- Да, пожалуй, чайку, Роман Григорьевич. Если можно - черного. И... считайте, что вы - прощены!
- Вот и славно! Я, тоже, предпочитаю - черный! Кофе - как-то, нехорошо, действует на мой желудок. Сейчас организуем!
Учтиво отодвинув от стола одно из кресел и предложив гостю сесть, он, удалился в приемную
От визита, начавшегося, от пусть и недолгого ожидания, несколько нервозно, теперь, ожидалось легкого, интересного и плодотворного разговора.
Глеб, имевший богатый опыт рабочего общения, с людьми совершенно различными, выработал умение, с первых минут беседы, угадывать характеры и выбирать, соответственно им и стиль собственного поведения. Кто-то, считает это хитростью и приспособленчеством. Но Глеб, держался другого мнения. Приспособленчество - по его, это есть, непостоянство, прогибающейся под чужим мнением, измяняющейся, несогласно, но, в угоду ему и озвучивающейся, ради приобретения собственной выгоды, точки зрения. Он же, был всегда принципиален. И во главу, ставил целесообразность, тех или иных действий, согласовывая их, в первую очередь, с пользой для дела. Однако, бывали люди и таковых, он выделял в отдельную категорию, скользкость общения с которыми, с трудом, позволяла найти определенность в деле и, диктовала потребность к переходу на подобный же стиль, с собственной стороны. И хотя, Глебу, с успехом удавались и такие переговоры, но, он этого не любил и предпочитал, дел с такими людьми, не иметь. Разве что, в случаях крайних, когда ему, порой, приходилось выступать посредником, защищая интересы третьей стороны.
Роман Григорьевич, представился Глебу, человеком, любящим аккуратность во всем, требовательным, в первую очередь к себе и очень энергичным. А главное, он был лишен, той надменности и напускной значительности, которые обнаруживаются, часто, у людей, чувствующих, что их относительный успех в чем-то, возводит их личность, в превосходную над другими степень и обязывает, держать себя, соответственно этому чувству. Они, говорят обычно, будто, глядясь в зеркало, поочередно, примеривая маски, с различными выражениями самодовольства, и подбирая, подходящие к ним, позы. Но, если наблюдать, за этими людьми, в присутствии персон, рангом выше, то, от самоуверенности и превосходства, на их лицах, не остается и следа, но появляется выражение, покорного повиновения или даже, глупости.
Через короткое время, Роман Григорьевич, появился в дверях, держа в руках мельхиоровый поднос. Подойдя, он попросил Глеба, расстелить на столе, лежавшую на подносе, тканную салфетку и выставив на нее все принесенное, уселся на другое кресло, стоявшее рядом.
Чай, был заварен в пузатом чайнике из прозрачного стекла. Два граненых стакана, вставлены в изящные, мельхиоровые подстаканники. На блюдце из белого фарфора, по краю, веером, были уложены, нарезанные тонкими пластиками, твердый сыр, сырокопченая колбаса и пара небольших пшеничных булочек, поделенных надвое.
- Ну, вот. Теперь можно и поговорить. Пока чай заваривается, я расскажу вам предысторию моего к вам обращения. А, после чаепития, мы с вами спустимся на первый этаж и я, покажу героя, вокруг которого и завертелись все страсти.
- Роман Григорьевич, вы, начали заинтриговывать меня, еще в ходе нашего телефонного разговора, так и не сказав мне, о чем именно идет речь, только уверив, что, мне "это" - будет, несомненно интересно. И сейчас, мне сдается - вы, желаете подогреть мой интерес, еще более.
- Верно! Но, я, обещаю - вы не будете разочарованы!
Глеб, сдержанно рассмеявшись, слегка махнул рукой, - Давайте, предысторию!
Роман Григорьевич, слегка взболтнув заварник, чтобы осели последние, еще державшиеся на плаву чаинки, и разлив по стаканам, наполняя их, лишь до половины, первую порцию, ароматного напитка, неторопливо начал свой рассказ...
- Есть на Урале, один заводик. А точнее - был. Заводик этот, трудился на "оборонку". Кормил поселок - населением, тысяч в десять. В известные времена, как и с многими предприятиями, последовательно, начали случаться с ним метаморфозы. Конверсия..," хоз.расчет".., акционирование... И так далее... Вплоть, до банкротства. Был назначен внешний управляющий, трудами которого, с успехом, было завершено, дело, окончательного уничтожения производства. То, чему, не успелось, быть разворованным официально, тихо растаскивалось местным населением, оставшимся без работы и следовательно - без средств к существованию.
На этом заводе, двадцать семь лет, кряду, проработал мой друг, со школьной скамьи Коля Нечаев. По профессии - электрик, он, в разное время, обслуживал разные, заводские здания. А в последние годы, за ним была закреплена ответственность за электро-техническое состояние, здания заводской управы, жизнь в котором, теплилась, до последнего, благодаря чему, он и продержался на работе, до тех пор, пока в здании, за ненужностью, не погасла последняя лампочка. После чего, здание, начало стремительно разрушаться, под воздействием людской стихии.
Коля, не получивший, положенной платы, за последние полгода работы,
тоже, счел для себя справедливым - взять, что называется - "натурой". И, договорившись с каким-то своим другом, имевшим грузовичок, вместе с сыновьями, они, потихоньку, вывезли из подвальных хранилищ, массу всякого добра. И вот, среди этого добра, оказался и наш герой!
Николай, человек любознательный - навел справки, среди знакомых, ранее работавших в управе. Оказалось, предмет, был привезен когдатошним директором, с одного, уральского же, металлургического завода, заведенного, еще сыном Никиты Демидова, Акинфием Демидовым. И будто бы, находился в пользовании у тогдашних, демидовских управляющих...
Словно, самовольно, ставя точку, в повествовании рассказчика, Глеб, опустил свой стакан на салфетку. При этом, подстаканник, негромко стукнул о столешницу.
С хитрецой улыбнувшись, обладатель неведомого сокровища, вкрадчиво спросил: Еще чайку..?
- Нет. Спасибо. С меня, довольно. Пойдемте уже!
Не желая, более, сдерживать своего нетерпения, Глеб, первым поднялся с кресла.
- Ну, что же, не смею истязать вас далее. Идемте!
Роман Григорьевич встал. Пропустив Глеба вперед, улыбаясь, вышел за ним из кабинета, прикрыв за собой дверь.